Время перемен 3

– Ничего, Кент, зато из–за поворота теперь сможешь стрелять, не выглядывая, а если согнешь его до 90 градусов, то и из-за угла.

Мы отползли дальше и, уйдя с ледника за горный выступ, под прикрытием горы побежали, только не спасаться, а снова в бой – надо было обойти преследователей и уничтожить их.

Совсем рассвело и над горными вершинами появились наши вертушки в составе целого полка. Бой был жесткий, с нескольких окрестных вершин, где засели группы прикрытия каравана, в наши вертолеты полетели «стингеры». Были и сбитые вертолеты, были потери, кто-то из летчиков смог посадить машину, кто-то погиб сразу, кто-то смог спрыгнуть с парашютом, которых крутила и кидала на скалы местная «роза ветров». К месту боя вертолетами были подброшены еще части ВДВ, а горными дорогами и долинами двигались на грузовиках и БТРах подразделения мотострелковой дивизии – караван должен быть уничтожен любой ценой.

Мое отделение зажало группу душманов.

– Кто там?

– Я видел двух «аистов» и четыре мужиков, похоже, что арабы.

– Шмель, придавите их пулеметом, не давайте высунуться, а я с Мастаком обойдем их и сверху расстреляем из винтовок.

Мы резво отползли назад, чтобы не подставлять голову под пули, и поднялись на горку, оказавшись над позицией афганцев. Зажатые духи перестреливались с нашими парнями, экономя патроны. В прицел я стал выбирать жертву, когда один из двух «черных» откинулся, упав на землю. Стоило им попытаться отступать, как пулеметные и автоматные очереди снова загоняли их за камни. Из снайперских винтовок мы отлично отработали на пару с Жекой и все пятеро духов остались лежать на земле.

– Жека, погоди, я раненого аиста сам хочу пристрелить.

– Понял, Кент, жду.

Выцеливал я второго «аиста», лежавшего на земле, но еще шевелящегося, имея желание так попасть в него, чтобы пулей отрезать ухо. Я уже совсем собрался нажать на спусковой крючок, когда присмотревшись, приостановил движение пальца – человек показался мне знакомым.

Я достал рацию и принялся на английском повторять слова: «Зия Мохаммед, Зия, как слышишь меня?»

Противник зашевелился, что-то пытаясь достать, и вскоре в рации раздались его слова: «Зия Мухаммед слушает, я ранен и окружен, прощайте братья!»

– Зия, это Калина, не стреляй. Я сейчас подойду к тебе, помогу.

– Калина…

Я быстро сбежал с горки и направился к позиции «духов».

– Кент, вернись!

– Все норма, парни, там наш человек.

Я подходил к нагромождению камней и стал громко говорить вслух: «Зия, это Витя, не стреляй».

– Здравствуй, брат, кончаюсь, кто-то из ваших попал мне в грудь.

– Держись, Зия, вертолеты на подлете. Отправим тебя в наш госпиталь, иначе тебе не выжить, а там уж, как Бог управит.

– Спасибо тебе, брат.

– Зия, я помню, что ты помог мне в Тора-Боре.

– Услышал все-таки…

– Услышал, Зия, а сейчас давай на носилки, наш Док тебя осмотрит, может, что сможем сделать здесь на месте.

– Давай, что со мной будет?

– Думаю, вербовать тебя будут, но ты уж сам решай, как быть – жить или умереть. Был бы здоров, я бы тебя отпустил сейчас, что-нибудь придумал. А раз оказаться раненым, то уж лучше в госпиталь и иди на контакт.

– Придется…

«Док! – заорал я. – Тащи носилки, «аиста» в плен взяли!»

Это было серьезно, эти бойцы в плен не сдавались, а тут цельный майор попался. ТНТ и парни улыбались, отходя после горячки боя и «хорошего» улова в виде пленного офицера.

– Во-о-о, какие у Кента знакомства!

Док осмотрел раненого, наложил поверхностную повязку, вколол промедол и снотворное.

А в горах шел бой. Охрана каравана и наемники, рассредоточившись на склонах окружающих тропу гор, отчаянно сопротивлялись, сбив четыре наших вертолета, уничтожая наших десантников и спецназовцев. Но силы на уничтожение каравана были брошены не меньше защищающихся, они окружили караван, отстреливая его защитников, но особенно жестко били по врагу вертолетчики, злые от потерь – все они сделали свое дело.

Караван был разбит, были захвачены хорошие трофеи с оружием, разгрузки, бронежилеты, спальники, рации, несколько десятков выживших под обстрелами лошадей и верблюдов, рации, медикаменты, было уничтожено или рассеяно более 500 наемников и сотня погонщиков.

Бой был практически окончен, лишь в горах раздавались отдельные перестрелки между рассеявшимися арабами и нашими вдвшниками или подтянувшимися к месту боя бойцами мотострелковой дивизии.

Возвратившись по горной тропе, мы поднесли к севшим вертолетам наших раненых и убитых, в том числе и носилки с «черным аистом». ТНТ переговорил с братом и Зию погрузили в вертолет первым. Я кивнул ему на прощанье, он подозвал меня жестом и, когда я склонился над ним, прошептал: «Спасибо, брат!»

– Держись, Зия!

– Будешь в Карачи, мой дом на улице Максуда, 30, не проходи мимо.

– Понял тебя, а меня ищи в Кабуле, 12-я кабульская бригада специального назначения.

Мое отделение с несколькими бойцами из второго, двигалось по горной тропе. Передовой разведкой шли здоровяки Кася и Коля Юдинов по кличке «Мясник», связанной с его доармейской, «семейной» профессией, когда он помогал отцу в мясницком деле. К тому же этот оперативный псевдоним как-то очень оптимистично звучал, так что вначале он прилип к нему в шутку, а позже был оформлен официально в личном деле.

– Колян, ты чего из мясников в армейцы подался, да еще и в сверхсрочники?

– Кровь люблю свежую пить и есть заодно, ха-ха-ха. А если серьезно, то просто решил стать военным, а когда после срочной в ВДВ предложили перейти к вам, я сразу и согласился.

Но это лирика, а сейчас наши пятнадцать бойцов под командой ТНТ возвращались назад, чтобы обследовать пещеру, где отсиживался караван днем, обходя лежащие на тропе тела мертвых или раненых животных, которые жутко выли от боли, наемников, которых осматривали бойцы. Подойдя к пещере можно было сказать, что это не сколько пещера, сколько огромная ниша под скалой, нависшей сверху. Тут и отстаивались караваны, прячась в тени скал, пережидая непогоду – снег или зной, укрываясь от патрулировавших местность вертолетов.

– Кент, тут пещера, я пошел, посмотрю ее!

– Стой, Кася!

В глубине горы раздалась автоматная очередь, и Кася буквально вылетел из пещерной щели, упав на землю – его тело было все «порвано» автоматной очередью.

Я закричал на пушту в пещеру: «Выходите, гарантирую жизнь, иначе выкурим вас огнеметами – сдохнете все в пожаре».

В пещере раздавались возгласы, из которых я услышал и перевел товарищам речь одного из афганцев: «Не верьте ему, братья, он врет. Выйдем, всем нам смерть»

ТНТ обратился к нам: «Кент, парни, придумайте что-нибудь!»

– С вами говорит командир взвода «ухорезов» Калина, слышали о таком, воевал под Гератом? Всем сдавшимся гарантирую жизнь и плен. Вам на раздумья пять минут, после этого никакие переговоры вести не буду, поднесем химию и зажарим вам. Выходите по одному, оружие сразу бросаете на землю, руки поднимаете над головой. Время пошло!

– Как думаешь, пойдут?

– Не знаю, видать кто-то из командиров там спрятался.

– Не стреляй, мы выходим!

Из щели стали выходить люди, бросающие оружие и поднимающие руки вверх. Пятым и шестым вышли погонщики с двумя белыми верблюдами, у которых через спину между горбами были переброшены полные тюки.

– Ох, какие красавцы эти бактрианы! Белый верблюд – это настоящая верблюжья «королевская кровь», можно сказать.

Один из пленных, подтянутый дядька в удобной, но дорогой одежде, с седоватой бородой и очень жестким взглядом обнял одного из верблюдов, как будто прощаясь с ним.

– Кент, ты что, его имя знаешь?

– Хохол, его, это кого – мужика или верблюда? Нет, имен не знаю, а название бактриан – это двугорбый верблюд, а драмодер или арабиан – одногорбый.

Я отозвал одного из погонщиков и тихо спросил: «Этот седой мужик и есть караван-баши Усман? Отвечай честно, иначе будет очень больно».

– Я не боюсь тебя, Калина, потому что попаду в рай!

– Когда-то в далеком 1800-х годах на Кавказе шла война русских войск и повстанцев под командованием имама Шамиля. Так вот генерал Ермолов, командующий русской армией, приказал всех мертвых врагов обмазывать свиным салом. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что рая тебе не видеть, а попадешь ты в ваш ад. Хохол, доставай из своих закромов сало!

– Шайтан этот Ермолов. Да, это караван-баши Абдель ибн Усман.

– Николай, самого Усмана взяли.

– Вот это удача! Кент, за этим перцем семь лет гонялись наши коллеги, а мы его взяли.

– Да, удачно получилось, парни, шерстим баулы, видать очень дорогой груз в них.

Сами мы также помародерили с остальных пленных, взяв с одного верблюда походную кассу в сумме порядка двухсот тысяч «бакинских», а также под двести килограммов чистого героина.

– Куда наркотики, Усман?

– В Союз и западную Европу.

Деньги мы умыкнули, хорошие американские и натовские стволы взяли себе тоже, сдав их в батальонную оружейку, а героин на миллионы долларов передали в «компетентные органы».

Вот и в нашем отделении произошли потери. Касю забрали вертолеты, как и всех погибших советских воинов. Я стоял на церемонии прощания, вспоминая всех своих товарищей, родных и дорогих мне людей в прошлых жизнях. Стало очень тоскливо на душе, да так, что потекли слезы.  Вдруг за спиной услышал тихий разговор двух солдат: «Смотри-ка, Кент, душегуб, каких поискать надо, лично полевые допросы проводит, пытает пленных и не морщится, а тут плачет. Не такой уж и железный наш Витек, получается, ничто человеческое и ему не чуждо».

Груз «200» был отправлен в Союз, где ребят хоронили в закрытых гробах, потому что пока их перевезут, даже относительно целые тела распухали на жаре.

За эту операцию я получил орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 2-й степени, как и многие из наших парней, которые также были отмечены орденами и медалями.

После этого было еще несколько походов в Пакистан и один раз в горы Гиндукуш. Вот тут я побывал в настоящих горах на высоте под 5 километров, ловя небольшие караваны по наводке афганских осведомителей. А дальше нас перебросили в Союз в знакомый, но сильно изменившийся город Ташкент.

Перед отправкой я обратился к нашему местному товарищу-торговцу, а к родственнику гератского Саида решил не заходить. Набрали мы аппаратуры, джинсового шмотья, хорошие кожаные дубленки и так разного барахла, по мелочи, так что ехали домой упакованные и с деньгами. Лично я вез порядка десяти тысяч долларов, заработанных за год службы в спецназе. Кроме того, вез я пару пистолетов, оформленных как наградное оружие, также как и многие бойцы нашего батальона, а также неплохие снайперские винтовки импортного производства, как боевое оружие бойцов бригады.

В мире полным ходом шел развал соцлагеря, правда, все это были заморские страны, события в которых сейчас меня особо не волновали. Гораздо больнее было наблюдать, как начинал разваливаться "великий и могучий".

Глава 5. Снова ученик

Наступил февраль 1989 год. Наша часть была выведена из Афганистана. Вначале мы перебазировались в Ташкент, а затем в ближнее Подмосковье на базу постоянной дислокации нашей бригады. Я поселился в казарменном общежитии вместе со своими ребятами из отделения. Жили мы не  в общей казарме на роту, а в большой комнате на 11 солдатских рыл, то есть бойцов нашего отделения – мне не привыкать.

Наш комбат и ТНТ жили в поселке в доме для офицерского состава, скромно, но в "отдельной квартире с ванной и всеми удобствами".  Еще было офицерское общежитие с квартирами типа «гостинка» для "незамужних и неженатых".

Съездил я в гости к Екатерине. Дверь мне открыла какая-то тетка.

– Кати нет.

– Как нет, вообще или ушла куда, а вы кто?

– Я ее тетя, живу здесь. А вы ее бывший парень, я видела вашу фотографию.

– Ну да, просто я не понял, почему она порвала со мной.

– Екатерина была ранена в Афганистане, после операции она не могла рожать, поэтому и рассталась с вами. Она уехала на Север, свой адрес сказала никому, даже вам, если вы зайдете, не давать.

– Никак?

– Простите, но я не дам.

– Тогда прощайте.

Наверное, за последний год что-то изменилось в моем сознании, я свыкся с тем, что Катя ушла из моей жизни. Как говорится, разбитый кувшин склеишь, да он уже не тот будет. Поэтому я развернулся и поехал в свою часть.

Так я и жил: полигон, тренировки, теоретические занятия, записался  на дополнительные занятия по английскому языку, попутно готовясь к поступлению во Владикавказское высшее общевойсковое военное училище. Я надеялся, что ничего умнее, чем давали в академии генштаба, которую я окончил в прошлой жизни, с некоторыми изменениями, учитывающими современное вооружение и уточненную тактику, нам давать не будут, поэтому учиться и сдавать курсы  экстерном будет вполне по силам. Добро на поступление у Тарасова и нашего  комбрига подполковника  Головко Бориса Александровича я получил. Тарасов наклепал характеристику, перечитывая мое личное дело.

– Так, награды, отзывы подчиненных, командиров, старших товарищей Ананченко, ТНТ, Петров, Шубов. Характер добрый, спокойный, отзывчивый, всегда придет на помощь товарищу, начитан, обладает знаниями, значительно превышающими курс школы и молодого бойца, происхождение которых неизвестно. Имеет хорошую для бойца спецназа спецподготовку, в бою хладнокровен, беспощаден к врагам. Считается мастером полевого допроса, лично допрашивая пленных «духов», при этом проявляет жесткость и даже жестокость. При допросах, в основном, обходится без крови, воздействуя на нервные узлы пленных, отчего они быстро ломаются и дают ответы, но не чурается применять нож или подручные средства для нанесения кровавых ран или переломов с целью устрашения. При этом лично завербовал нескольких агентов из афганцев, в том числе «черного аиста» майора Зию Мохаммеда. Заключение психологов, данное на основе тестов – такое поведение и развитость суждений характерны мужчине за 50 лет с богатым жизненным опытом.

– Хм, кто же ты такой, Виктор Калинин, добрый садист из вундеркиндов? Да нет, садистом тебя нельзя назвать, не тот склад характера. Человек, который хорошо делает свою работу, пусть и грязную – пожалуй, что да.

После последнего похода мы стали общаться на «ты» с ТНТ, ведь общий риск сближает людей, так что Коля стал частым гостем в нашем отделении и в нашей комнате. Он хоть и офицер, но сержантов не чурался, а вел себя, как настоящий боевой товарищ: общие застолья с нами, посиделки "за жизнь", а иногда приглашал меня к себе домой.

– Витек, пошли ко мне в гости, отметим окончание командировки.

Поскольку жил он в квартире с братом, то я потихоньку стал дружить и со старшим братом, Толиком, тем более я был старше их обоих, вместе взятых, поэтому они чувствовали некоторый  диссонанс моего  возраста и мышления.

А еще у Толика была дочка лет 10 по имени Настя, которая очень быстро записала меня в свои друзья. Вот и привозил я ей из командировок какие-либо местные сувениры или просто небольшие, но познавательные безделушки. Рассказывал забавные случаи или подходящие "к месту" легенды тех народов, где бывал сам, в том числе и в прошлых жизнях. Из Афганистана я привез и подарил ей статуэтку птицы Симург, а заодно рассказал, как мы на «Симурге» удирали от «духов», показывал фото наших ребят на базе.

– А кто такие симурги?

– Согласно древним персидским легендам Симург – это царь всех птиц, просто огромная птица, с головой собаки, когтями льва и в рыбьей чешуе.

– А почему такая она?

– А это символизировало ее господство на земле, в воде и в воздухе, одним глазом, видящая все прошлое, а другим, взирающая на то, что будет. Эта птица прожила столько лет, что видела, как трижды рушился мир. В результате, она обладает колоссальными знаниями, собранными за эти тысячелетия и необыкновенной мудростью. Ей также приписывают способность исцелять людей от сильных недугов. Живет царь птиц высоко в горах, у источников, там, где берут начало горные реки. А после воцарения в Персии династии Сефевидов с 1500-х годов изображение Симурга стало эмблемой Ирана наряду с его государственным гербом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.