Кавказ. Выпуск V. Культы, легенды, предания

Когда питомец войдет в определенные для воспитания его лета и воспитатель уверен в его физических и нравственных успехах, тогда он отвозит питомца своего в родительский дом, отдает молодого человека с рук, получает за все попечения щедрые подарки и с этого времени он считается в доме родителей молодого человека близким родственником, не только уважаемым со стороны воспитанника, обязанного помогать воспитателю и его семейству всем и во всю жизнь, но и всем родственникам его.

Дети владетельных князей отдаются на воспитание как можно далее от родительского дома, еще грудными, на попечение сторонней женщины. Вскормившая оторванного от груди матери младенца считается молочной матерью и гордится, если питомец возрастет в крепком и сильном телосложении. Дети ее мужского пола вступают с воспитанником в родство молочных братьев; эта связь нового стороннего родства считается у горцев в большом уважении и почестях. Молочные братья везде готовы жертвовать за него жизнью. После семилетнего возраста дитяти воспитательница передает питомца своему мужу для образования, приличного его званию и назначению. С этого времени он оставляет женскую половину и переходит к дядьке. По окончании воспитания молодой человек возвращается в отцовский дом; отец при встрече с сыном после столь долговременной разлуки не изъявляет излишней радости и едва обращает на него свое родительское внимание, но все прочие домашние, мать и женское родство приходят в совершенный восторг. Вся же нежность со стороны отца выказывается в празднестве, которое дает он в честь сына. Новоприбывшего помещают в отдельном строении, к нему назначается особая прислуга и опытный немолодых лет уздень (дворянин) для руководства и советов молодому князю; впрочем, этот новый член семейства, совершенно чужд взаимного с родными сочувствия: он по непреклонной воле своей и независимости от родительской власти отлучается из дому на грабежи и разбои или, по прихоти, куда поведет его первая зародившаяся мысль – здесь никто не может остановить молодого человека от предпринятого намерения. Такие подвиги не почитаются у горцев предосудительными, особенно если они настроены против иноверцев. Все, что признано в благоустроенных обществах образованного народа преступлением, у диких сынов Кавказа считается достоинством рыцарским, а потому: кто больше имел практики в грабежах и больше пролил крови, тот приобрел общее уважение и считается героем; о нем гремит во всех горах разнесшаяся слава, и дела его передаются в изустных преданиях отдаленному потомству.

Воспитание женского пола

Дочь с младенческих лет приучается матерью и другими родственницами ко всем рукоделиям, она должна знать все домашние труды, не заботясь о светском приличии или этикете, чуждых вовсе дикому состоянию горцев; но и за всей патриархальной простотой они не лишены женского кокетства: девица, как бы ни занята была работой, не пропустит ни одного свободного случая, чтобы не посмотреться в зеркало или даже в зеркальный осколок, сберегаемый в ее кармане, и не сделать несколько граций в движениях лица и глаз, в поправке головной прически. Всякая девица с семилетнего возраста носит кожаный из мешины или сафьяна корсет, стянутый сколь возможно туго и зашитый наглухо, чтобы образовать тонкую форму талии; эта шнуровка остается до замужества неприкосновенной, никто не может снять ее, кроме мужа: он при первом посещении молодой жены своей разрезает это брачное таинство кинжалом или ножом, как будто этим символом покоряет избранную в подруги своей жизни и непреклонной своей воле, повиновению и чистоте поведения. Этот первый шаг напоминает ей, какая участь ожидает виновную за нарушение супружеской верности.

Народные сходки, или совещания

Всякое совещание, в случаях важных и сопряженное с общей безопасностью или пользой, составляется не из одного племени: сюда приглашаются не только союзные народы, но и заключается мирное условие с враждебными племенами, которые сколько бы ни были в неприязненном сношении, не в праве уклоняться от общего дела. Везде рассылаются вестники и назначается место и время, куда должны стекаться князья, уздени трех степеней со всеми своими вассалами, а также духовенство и почетные старшины с опытными стариками. Всякое племя имеет при себе гадателя, или авгура, к которым горцы благоговеют. Когда собрание удовлетворительно, тогда один из почетных духовных лиц предлагает омовение, после которого весь собравшийся народ с полным умилением становится на молитву; в это же самое время гадатели закалывают животных, избранных для узнания будущего, рассматривают их внутренности и предсказывают успешное или неудачное исполнение принятого намерения, потом закланные жертвы разбираются по частям для приготовления пищи. По окончании молитвы и когда все собрание займет по достоинству свои места, гадатели объявляют свои предсказания, их выслушивают с глубоким вниманием, и, если они благоприятны, тогда начинается совещание: первые голоса подаются духовенством, потом княжеские, а за ними уздени и старики, но ни один из молодых людей, как бы ни был в почете, не может вмешиваться в мнение старших, они все в почтительном уважении выслушивают решение старших.

Если князьям нужно объясниться между собой при собрании или при некоторых лишних для них людях, в таком случае они употребляют известный только между ними язык, называемый макобза, которому научаются с малолетства один от другого и сохраняют между собой, как тайну. Когда совещание кончилось, и план предприятия утвержден общим голосом, тогда начинается пир, особенно при благополучных предсказаниях. Все собрание разделяется, по мере почетных особ, на кружки, где также не участвуют молодые люди. После почетного стола начинается другой – для молодых людей высокого рода, а наконец, доходит до простых воинов и заключается трапезой слуг; по окончании всей этой процессии подтверждается клятвой сделанное условие, и собрание распускается.

Если при совещании положено собраться военной силе в большом количестве и идти на разорение одной из наших пограничных станиц или деревень, тогда избираются предводители по одному в каждом племени: жребий выбора падает на князя или узденей 1-й и 2-й степени, известных опытной храбростью, а также нередко избираются и духовные; все же прочие, вошедшие в состав каждой когорты, повинуются безусловно своим предводителям и отправляются по разным направлениям к назначенному для всей массы пункту, с условием, когда и где должны соединиться на возвратном пути. При таких обстоятельствах скопище союзных племен старается обмануть бдительность нашей кордонной стражи и, чтобы вернее выполнить свои предположения, распускает ложные слухи о своем движении и намерении, стараясь тщательно скрыть настоящую цель свою; эти слухи передаются нам лазутчиками, по словам которых и делается распоряжение соединить силы к той стороне, которой более угрожает мнимая опасность, следовательно, отвлечение войск к защите места, назначенного от набега горцев, обессиливает другие пункты кордонной цепи, тогда неприязненная партия поспешно следует к настоящему месту своего назначения, ослабленному защитой, и предприятие совершается удачно, тем более что помощь к подвергшимся огню, грабежу и убийству не в силах подоспеть своевременно, в особенности против такого неприятеля, которого набеги и действия так быстры, как молния.

Окончив удачный или неудачный подвиг, вся партия разделяется на три или четыре части, смотря по обстоятельствам: первая, передовая, – для открытия опасности, вторая – по обеим сторонам средней колонны, при которой находятся пленные и прочая добыча, и третья, самая сильнейшая, сзади – для прикрытия ее. При переправах через реки сохраняется тот же порядок; но если они имеют за собой преследователей и завяжется перестрелка, тогда партия будет держаться до последней возможности, и, если силы их начнут ослабевать и сопротивление более невозможно, они для облегчения своего бросают добычу, и партия рассыпается в разные стороны – таким образом, всякий избирает себе возможный путь к спасению; иногда же этот маневр делается с умыслом, чтобы разъединить наших казаков и отвлечь их сколько можно далее от пехоты; когда же расстояние увлекшихся преследованием за рассыпавшейся партией горцев будет соответствовать их умыслу, в это время разбросанная партия, по сигналу крика «гяур!» (неверный), в одно мгновение оборачивается лицом к преследователям, занесшимся без всякой осторожности, и, сплачиваясь в несколько частей, дружно и с ловкостью нападают на слабых казаков и гонят в беспорядке до главной нашей колонны или каре, а приблизившись несколько далее пушечного выстрела, они дружно останавливаются и принимают направление к переправе и к условленному месту, когда же опасности более не предвидится, удаляются к горам, где располагаются для отдыха, и по разделе добычи разъезжаются по своим домам. Если подвиги благоприятствовали и удачно исполнены, тогда возвращение каждой части партии к своему аулу предварительно торжествуется стрельбой из ружей, сопровождаемой скачками и радостным криком. Но при неудаче и потере въезжают в аул ночью со всей возможной тишиной, и тела убитых, которые почитается по закону за смертельный грех и стыд оставлять на поле битвы, развозятся по домам; и первый блеснувший на востоке луч утренней зари наполняет всю деревню неистовыми криками; тогда родственники обоего пола сбегаются в дом горести. Здесь мать, потерявшая сына, жена – мужа или сестра – брата, растрепав волосы, разодрав на себе одежду, бьет и царапает грудь и лицо, приговаривая, что покойник дрался, как лев, но, уступая, сам решился умереть со славой, не отдаваясь живым в руки гяуров (неверных); похороны делаются по обыкновению, но камень над могилой ставится с надписью его подвигов и с изображением, каким орудием он убит. Бывали, однако же, примеры, что партия горцев окружалась со всех сторон нашими войсками, так что всякое средство к спасению невозможно. В такую критическую минуту первый предводитель партии сходит с лошади и тут же закалывает ее, примеру его следует вся партия, из этих трупов складывают род завала, и при пении предсмертной песни защищаются до последнего оставшегося в живых[18]. Если же горцы предупреждены об угрожающей опасности какому-нибудь аулу, тогда в то же время извещаются ближайшие соседственные ему аулы с призывом принять участие в обороне и в то же время делаются оборонительные приготовления. Все лесистые места по проложенным дорогам перерываются канавами и делают завалы, последние занимают горцы всеми своими силами, исключая часть из них, назначенную для наблюдения за движением неприятельским, эта передовая стража завязывает дело с нашими стрелками или конницей, стараясь наводить преследователей на засады. Но при крайних опасностях и слабой уверенности на защиту они на возвышениях лесистых гор ставят сметливых людей, и первый из них, где ближе угрожает опасность, зажигает нарочито приготовленный костер, от показавшегося дыма его принимает другой и так далее; по этому незатейливому телеграфу стекаются к тому месту или аулу, со стороны которого показался первый признак дыма, со всех сторон вспомогательная защита. Случается также, что такое призывание на помощь повторяется несколько раз, и сикурс (помощь, поддержка. – Изд.) усиливается. На плоских же местах, не огражденных горной природой, горцы все вообще бывают конные и дерутся против нашей кавалерии с удивительным искусством и стойкостью; но с приближением пехоты нашей с орудиями ретируются к горам или в лесистые места, не имея духу атаковать пехоту нашу на чистом поле: не только вполовину силой, но и одной роты довольно остановить напор до 800 и более горцев. Вообще, в Центральной полосе и на Правом фланге Кавказской линии горцы дерутся конными, за исключением таких случаев, если бы нападение обращено было прямо на жилища, тогда, отправив жен и детей со всем имуществом в горы и леса, мужчины остаются в домах, избранных для удобной обороны, и отстаивают до последней возможности каждый из них; но если бы сопротивление не могло удерживать занятой ими защиты, тогда постоянно переходят в другие сакли, которые ближе к горам или лесу, чтобы в последнем, крайнем случае можно было иметь верное спасение, на плоскости же остаются одни конные для удержания неприятеля от стремительного нападения. Горцы Левого фланга более действуют пешими, по причине гористых и неприступных лесистых местностей; конные всадники их далеко уступают закубанцам и Кабарде, но пешие они дерутся отчаянно и с таким ожесточением, что, если меткий выстрел из ружья или пистолета изменил руке и глазу горца, тогда он выхватывает кинжал и, чтобы вознаградить свой неудачу, бросается с бешенством к неприятелю, несмотря на неравное число врагов своих, и если не встретит отчаянного удара штыка, то погибель защищающегося неизбежна. Впрочем, в нынешнее время все изменилось, и воинственный дух в горском народе вышел из той важности, которую должен бы был наследовать от предков своих.

В прошедшем столетии и в начале настоящего, когда еще Большая Кабарда разделялась на четыре самостоятельных княжеских владения: Кайтукина, Бек-Мурзина, Атажукина и Мисостова, одно от другого независимое, князья их имели неограниченную власть над своими подданными и, как представители каждый своего удела, удерживали самостоятельность свою наблюдением за равновесием прочих владетельных особ, не унижая власти каждого из них и не подчиняясь мнению сильного; в противном случае порождались несогласия в защиту прав и равного достоинства, сохраняемого свято в их обычаях. Тогда Большая Кабарда вместе с Малой, под владетельным управлением князя Бековича-Черкасского, могла выставить до пятнадцати тысяч панцирников. Это не простые воины, которыми мог бы назваться каждый кабардинец, нет! Это люди, испытанные в военном бою, это рыцари, готовые на жизнь и смерть. Вооружение их состояло из лука с пятьюдесятью в колчане стрелами, сабли дамасской и пистолета – вот весь боевой снаряд панцирника. Каждый из них имел помощника, избранного из отважных товарищей, обязанного защищать господина своего во время военное до последней возможности. Редко были случаи, чтобы избранный в это почетное звание пережил своего рыцаря: оба они должны пасть один подле другого или оставшегося в живых ожидает посрамление не только в его лице, но и на все его потомство.

Суеверие

Ни в одном народе нет столько суеверия, как у кавказских горцев: все, что было им внушено во время детства, передано в рассказах о бесплотных духах, привидениях, мертвецах и прочих чудесах, доступных самому грубому невежеству, – всему верят с такой искренностью и убеждением, как будто всякий из них был личным очевидцем чудесных событий. Нет горца, который бы не был уверен в заговоре всякого огнестрельного и холодного оружия и в колдовстве разного рода. Муллы, пользуясь суеверием народа, выписывают из Алкорана молитвы и, зашивая их в сафьянные свертки разной формы и цвета, отдают желающему (конечно, не без возмездия), и эти талисманы, или амулеты, нашиваются на бешметах и верхнем платье с полным убеждением в чудесах этого таинства. Но если бы, несмотря на эту защиту, встретилось с горцем какое несчастье, и даже рана или смерть на войне, тогда духовник приписывает такой случай противодействующей причине. Ворожба их разделяется на несколько степеней: бобы; нитки, перепутывающиеся между пальцами, и по фигурам, какие будут сплетаться, заключается событие будущего; утренние и вечерние зори. Здесь определяются предсказания по всходу солнца и чем появление его окружается: лучами или облаками, какого цвета и фигур – по этим признакам предсказывается будущее. Нашептыванием на разные коренья, травы и воду исцеляются все воспалительные болезни и лихорадки; против последней муллы дают отписи из Алкорана. Наружные язвы, в особенности раны, исцеляют соком из трав, ими знаемых, или из них же составленной мазью; но, прежде чем должны приступать к постоянному лечению, рану очищают растопленным свежим коровьим маслом в такой температуре, что едва больной может выносить, и эта операция повторяется три и более раз, смотря в каком положении будет рана. Такое предварительное очищение язвы предотвращает от дикого мяса и антонова огня, и с помощью травных мазей или пчелиного пластыря, находимого в ульях вроде гнета, рана скоро исцеляется. Опытность горцев в лечении ран как свежих, так и застарелых, от какой бы они причины ни произошли, никогда не допускает до такого состояния, чтобы больной мог лишиться пораженного члена, и потому между горцами за редкость можно встретить изуродованного или калеку, за исключением естественных причин. Костоправы горцев заслуживают всякого удивления: искусство их и легко, и всегда верно.

Если же нужно узнать удачу или худые предсказания замышляющей партии на грабеж, тогда гадатели, или авгуры, закалывают годовалого барана; по снятии кожи и по очищении внутренности вся туша кладется в котел, наполненный водой, и ставится на огонь; когда же мясо будет сварено, тогда, вынув из котла, разделяют его по частям, но кость правой лопатки тщательно очищают от мяса и вторично кладут в котел, кипятят до совершенного обнажения от покрывающих ее частей, так чтобы все линии на кости лопатки были ясны: по этим чертам горский хиромантик разгадывает счастье или неудачу предпринимаемого намерения; если признаки не благоприятствуют, тогда партия разъезжается по домам до другого случая. Это ворожба военных предприятий.

Администрация и некоторые законы

Всякое племя разделяется на четыре сословия: а) княжеское; б) уздени 1, 2 и 3-й степени (первые две степени суть потомственные дворяне высшего класса, получившие звание свое от султанов, последние возводятся в это достоинство за заслуги, а иногда по капризу владетельных князей. Владелец, желая возвысить слугу своего или подданного, жалует в уздени и одаривает избранного конем, своим оружием и одеждой, снятой с плеч своих: почему этой степени дворяне называются княжескими; они избавляются с семейством от всех княжеских работ, кроме готовности быть всегда, везде и во всяком случае при лице своего господина); в) вольноподвластные, поселившиеся на условиях в княжеском владении, и г) крепостные, приобретенные покупкой или наследованные от предков. Все эти классы повинуются владельцу. Но поселившиеся на условиях могут, по желанию своему, переходить от одного владельца к другому, и желания их не могут быть остановлены помещиком, и иже [не может]распространить власть свою на собственность переселяющегося; впрочем, такие примеры редки: надобно, чтобы были сильные к тому причины со стороны владельца, иначе ни один не решится нарушить изустного условия, оно для горца свято. Что же касается крепостных, то воля князя не ограничена как в жизни, так и в имуществе; этот класс людей безмолвно покоряется своей участи; на нем лежат все хозяйственные владельческие работы; одним словом, князь есть закон, и закон грозный[19]. За всем тем, как бы ни тяжела была участь рабов, но они не подвергаются телесному наказанию, или другим истязаниям и утеснению: свободно производят полевые и все прочие работы, платя князю условную долю от заработков, все же прочее приобретение остается в их пользу. Бывают, однако же, случаи, что нерадивые и непотребной жизни крестьяне подвергаются наказанию, но такие примеры также редки. Если же крестьянин бежит, учиня воровство или убийство, и будет отыскан, то уличенный в таком поступке подвергается смерти или жестокому истязанию и лишению собственности, смотря по преступлению; семейство же его, как малонадежное к пользе владельца, продается поодиночке в разные руки, и тем истребляется зло, как зараза, легко прилипающая к слабым и распространяющая плод свой от малейшего соприкосновения.

За несправедливую обиду претендатель тут же должен обличить виновного перед посторонними свидетелями и отмстить при них же за понесенное нарекание, если только обидчик не принесет перед всеми обиженному извинения; хотя это примирение и должно бы уничтожить всякое негодование, но горец так щекотлив и мстителен, что никогда не забывает самомалейшей обиды и будет изыскивать все средства отплатить за себя, если бы на это нужно было десять лет времени. Для разбора же подобных дел между князьями, если нанесенная обида не может оканчиваться миролюбием и если обиженный не замышляет кровавого мщения, то может просить адата[20].

Все домашние несогласия или разбор семейных ссор судятся и разбиваются главой семейства, а потому никакая власть не может вмешиваться в семейные раздоры, не подвергаясь посрамлению. Как бы ни жестоко было домашнее наказание, никто из мужчин не вправе спрашивать ни о причине жестокости, ни о здоровье женского пола: эта обида и стыд очищается только кровью; одни мы, христиане, исключены из ответственности по незнанию нашему этого обычая, но если вы обратите внимание на лицо, к которому относится вопрос ваш, то можете заметить недовольную мину горца, онемевшего от такой неожиданности.

Некоторые законы из алкорана

По шариатскому закону, из книги Муада Зода, определяется: «Если родные дети или ближайшие наследники знали и видели, что отец их или родственник продал или подарил какую вещь, даже часть имущества, стороннему лицу и о том умолчали, то по смерти первого приобретателя не вправе иметь судебный иск о возврате подаренного, ибо в книге Алкорана Шархумиг Масурль Бахрен сказано, что всякий подарок, чего бы он ни стоил, не может быть отобран ни подарившим оный, ни наследниками его». В книге Дурах Мухтора говорится что если наследники, желая возвратить подаренное отцом их или родственником, будут утверждать, что подарок перешел к взявшему его не добровольным путем, а принят в лихоимство, и если со стороны ответчика будет достаточное опровержение, то суд далее не может продолжаться, и претендателям отказывается даже и в таком случае, если бы со стороны их представлены были свидетели.

Всякое завладение чужой собственностью или воровство без убийства не считается у горцев уголовным преступлением, и потому разбор жалоб их решается шариатом по разуму статей Алкорана, приличных обстоятельствам, или же по преданиям древних обычаев. Первый, как зависимый от понятия духовенства, большей частью, или, лучше сказать, без исключения, не бывает соразмерен удовлетворению претензии. Все решение заключается на произвольном толковании священной книги, следовательно, с пристрастием со стороны задобрившего судью; в этом случае горцы прибегают, кроме рабского состояния, к адату, и решение избранными в судьи стариками не подлежит уже никакой апелляционной форме: оно обсуждено и решено по строгой совести и опытными примерами. Впрочем, эти дети природы, не постигающие ни письменности, ни гражданских прав в защиту своей собственности, всегда почти рассчитываются с обидчиками по своим привычкам, тем же взаимным порядком, и всегда с лихвою: зачинщик, как виновный, не имеет права искать законной защиты, зная, что дело продлится до неопределенного времени, и что, по обычаю их, такого рода возмездие слишком свойственно, да и никто не может протестовать о самоуправстве в таком народе, где всегда и все совершается на праве сильного.

К числу гражданских законов принадлежат также и духовные обряды:

а) исполнять все заповеди, молиться усердно и уделять неимущим, калекам и изуродованным десятину от избытков;

б) каждую пятницу, седьмой день в неделе (джума гун), собираться в мечеть (молитвенный дом) для общей молитвы;

в) в два годовых праздника Рамазан держать пост, продолжающийся от начала рождения луны до появления новой, совершать моление в мечети. Обряд поста заключается в строгом воздержании, и потому ни один магометанин весь день не употребляет ни пищи, ни питья до появления первой звезды, тогда начинается пир и продолжается до полуночи; потом прочитывается молитва, и всякий предается сну; с первой же появившейся денницей все просыпаются, делают омовение и становятся на молитву, выпив один или два глотка воды, разведенной солью, как бы к возбуждению жажды для перенесения вместе с голодом. Таким образом продолжается это воздержание двадцать восемь дней, в память побега из Мекки в Медину пророка их, Магомета, и укрывательства его от преследования. В последний день поста, после заката солнечного, несколько молодых людей выходят вооруженными за аул и занимают высоты, а некоторые помещаются на крышах домов своих и стерегут появление луны: первый узревший с радостным криком делает выстрел, от него принимают другие, тогда открывается повсюду празднество, поздравления и угощения, продолжающиеся семь дней в скачках, пляске и других забавах. Праздник же, называемый Курбан-байрам, состоит из трех дней и принят с меньшей важностью;

г) всячески стараться воздерживать себя от соблазна женщин, пьянства и воровства;

д) в молитвенном доме соблюдать всю строгую благопристойность, не разговаривать даже шепотом, не оглядываться по сторонам, не заводить споров, а тем более драки и не оспаривать ложной клятвой, а предаться от глубины сердца единому Богу.