Полная версия
Кавказ. Выпуск V. Культы, легенды, предания
Кавказ. Выпуск V. Культы, легенды, предания
© Издательство М. и В. Котляровых, 2010
От издательства
В очередной том серии «Кавказ» вошли не переиздававшиеся сто и более лет работы, авторами которых являются в основном известные русские ученые-этнографы. Но предваряет выпуск статья Василия Васильевича Швецова, 45 лет прослужившего на Кавказе, в основном, в Ставрополе. В 1826–1827 годах он являлся начальником Кабарды; в 1842 году, будучи статским советником, жил в Пятигорске. В том же году представил военному министру записку «Краткое обозрение нынешнего состояния горских народов Левой стороны Кавказской области и причин их возмущения».
Публикуемый «Очерк о кавказских горских племенах, с их обрядами и обычаями в гражданском, воинственном и домашнем духе» был впервые напечатан в 1855 году в журнале «Москвитянин» и с тех пор не переиздавался. Как свидетель времени и царивших в русском обществе на тот момент представлений о народах Кавказа, он и интересен, несмотря даже на то, что, по мнению кавказоведа М. О. Косвена, его очерк «содержит немало ошибок и нелепостей».
Двумя работами – «Священные рощи и деревья у кавказских народов» (1878) и «Кавказские амазонки» (1872) – представлен в настоящем томе Евгений Густавович Вейденбаум (1845–1918). Он окончил Петербургский университет, служил на Кавказе, с 1897 года состоял членом, а с 1904 года председателем Кавказской археографической комиссии. Этнографом, как таковым (то есть исследователем определенных народов), пишет М. О. Косвен, он не был, но зато «явился первым в числе вообще весьма немногочисленных в дореволюционной этнографии Кавказа авторов, занимавшихся обобщением кавказского этнографического материала по отдельным темам».
Именно поэтому по-прежнему представляют интерес публикации Е. Г. Вейденбаума «Заметки об употреблении камня и металлов у кавказских народов» (1876), «По поводу черкесов в Дагестане» (1876), сборник «Кавказские этюды» (1901), перевод книги итальянца Ксаверио Главани «Описание Черкесии, 1724 г.», свидетельствующие о глубоком, разностороннем знании ученым истории Кавказа.
Григорий Филиппович Чурсин (1874–1930) также представлен в нашем издании двумя работами – большим исследованием «Очерки по этнологии Кавказа» (1913) и написанным уже в советское время очерком «Амулеты и талисманы кавказских народов» (1929).
Он окончил Тифлисский учительский институт, работал учителем, редактором Закавказского статистического комитета, хранителем Кавказского музея в Тифлисе, редактором журнала «Целебный Кавказ»; в советское время – в Кавказском историко-археологическом институте, далее в Ленинградском государственном университете, где читал лекции по этнографии Кавказа.
Г. Ф. Чурсин – «активный, плодовитый, разносторонний этнограф-кавказовед, как его характеризует М. О. Косвен, соединивший в своей многолетней деятельности конкретно-описательную работу с обобщающей трактовкой различных этнографических тем на кавказском материале. В области конкретной этнографии, начав с Карачая, он дал последовательно работы по Кахетии, Юго-Осетии, Азербайджану, Аджарии, Дагестану, Армении, охватив в пределах Кавказа весьма широкую этнографическую арену».
Несмотря на определенную описательность, лучшие работы Г. Ф. Чурсина не потеряли своей значимости.
Всеволод Федорович Миллер (1848–1913), чьи работы публикуются в приложении, – известный этнограф, археолог, фольклорист, знаменитый исследователь Кавказа, древностям и племенам которого он оставался верен, по выражению графини П. С. Уваровой, до конца жизни.
Окончив историко-филологический факультет Московского университета в 1870 году, он был оставлен при университете, став в 1877 году доцентом, а в 1884 году профессором университета. В служебной биографии В. Ф. Миллера – должности хранителя Дашковского этнографического музея, председателя Восточной комиссии Московского археологического общества, основателя, а затем и редактора журнала «Этнографическое обозрение», директора Лазаревского института восточных языков…
Список его трудов впечатляющ: в 3–4-м выпуске «Этнографического обозрения» за 1913 год, посвященном незабвенной памяти Всеволода Федоровича Миллера, имеется библиографический указатель, содержащий 209 публикаций. Многие из них посвящены Кавказу, где ученый бывал неоднократно: «Осетинские этюды», «В горских обществах Кабарды», «Археологические экскурсии в Терской области», «Отголоски кавказских верований на могильных памятниках», «О некоторых древних погребальных обрядах на Кавказе» и др.
В. Ф. Миллер был убежден, что Кавказ представляет собой своего рода заповедник для изучения всемирной истории. «Здесь, на Кавказе, – писал он, – этнограф может черпать старину полною рукой и всюду собирать обширный материал для своих наблюдений».
Как пишет архивист Е. С. Тютюнина, «крупнейшей заслугой В. Ф. Миллера надо признать целенаправленный поиск разнообразных источников для ответов на поставленные вопросы. Его источниковая база представляет собой комплекс лингвистических, фольклорных, этнографических, археологических, эпиграфических, антропологических данных, а также письменных и литературных материалов».
Публикуемые ниже работы «Кавказские сказания о великанах, прикованных к горам» и «Кавказские сказания о циклопах» – яркое подтверждение вышесказанного.
В заключение скажем, что побудительным мотивом объединения под одной обложкой семи работ означенных четырех авторов стало желание последних глубже постичь своеобразие каждого из кавказских народов, рассказать об оригинальности их культур, дабы твердо утверждать: нет малых народов и соответственно малых культур, народные традиции демонстрируют гораздо большую степень нашей общности, чем принято считать.
Мария и Виктор КотляровыВасилий Швецов. Очерк о кавказских горских племенах, с их обрядами и обычаями в гражданском, воинственном и домашнем духе
Василий Васильевич Швецов 45 лет служил на Кавказе – в основном, в Ставрополе. В 1826–1827 годах являлся начальником Кабарды; в 1842 году, будучи статским советником, жил в Пятигорске. В том же году представил военному министру записку «Краткое обозрение нынешнего состояния горских народов Левой стороны Кавказской области и причин их возмущения» (ЦГВИА, ф. ВУА, д. 8457).
Публикуемая в настоящем издании статья была напечатана в журнале «Москвитянин (1855. № 23/24. Кн. 1–2). Как отмечает исследователь М. О. Косвен, она «дает некоторые интересные штрихи», хотя и «содержит немало ошибок и нелепостей».
Сообщающая множество этнографических деталей работа приходит к читателю спустя 155 лет после ее публикации.
Вступление
Прежде чем начну описание мое о Кавказе и его современных обитателях, я нужным нахожу объяснить предварительно, в какой последовательности было население разнородных племен по всему протяжению этой необозримой цепи гор, которые впоследствии сделались постоянными обладателями ныне занимаемых ими мест[1]: ибо все различные племена, населяющие ныне Кавказские горы и имеющие каждое свой язык, могут почитаться отломками от разных целых народов, истребленных или прогнанных в отдаленные страны другими, один за одним шедшими и один другого теснившими, народами, при общем их переселении. Остатки каждого из них, здесь случайно уцелевшие, принуждены были искать спасения своего во внутренностях гор и в течение вековых времен образовать разнородные общества, о которых ни один из древних историков не упоминает под нынешним их названием. Эта причина служит главным затруднением определить каждое племя в его первобытном начале, а потому в потомственном их происхождении они остаются загадочными и неуказанными рекой исторического времени: все, что мы знаем о них до настоящего времени, суть данные, не имеющие положительного решения. По этому убеждению, минуя мелочных, ни на чем не основанных рассказов этого народа, я должен был принять ближайшим фактом историческое предание владычествовавшего здесь народа в VII веке и историю Дербент-Наме: из этой железной брони, замыкавшей восточную и северную часть Кавказских гор с ее обитателями, как свидетеля векобытия, извлечь главные достопамятности кавказского народонаселения.
Самыми древнейшими народами, переселившимися к Кавказским горам, признаются, по истории Дербент-Наме, лезгины. По сохранившимся преданиям их, они вышли из Северной Индии и провинции Лезги; скитавшись долгое время по разным странам, наконец они достигли Кавказа и овладели полями южной части его, тут основали жилища свои и здесь пребыли постоянными обладателями около 800 лет до Р. X.[2] По прошествии этого времени лезгины были вытеснены из спокойного владения своего пришедшим с юга многочисленным народом, гесир, или ясыр, именуемым. Сильный натиск и кровавые войны принудили их бросить свои жилища, отойти к горам и там, для безопасности, поселиться на неприступных высотах Южного Кавказа. Гесириане распространили владычество свое повсюду, даже вдоль морского берега и около Ширивана, назвав Каспийское море своим именем Баер Алгасир. Гесир – на лезгинском языке жид, а ясыр – невольник, а потому, следуя истории Дербент-Наме, можно допустить что тот народ есть из тех десяти колен Израилевых, которые, по изведении из Палестины, поселены были частью в Мидии, a частью в Армении[3].
Гесиры, как ни были сильны в обладаемых ими местах, однако же не повсюду наслаждались спокойствием, особенно в Шириване они принуждены были выдерживать кровопролитные войны с армянскими царями и время от времени ослабевали в силах. Потом, около 100 лет до Р. X., появились страшные толпы монголов, вышедших из Северного Тибета и разлившихся от Баккара до Астрахани и гор Кавказских[4].
Монголы, следуя в бесчисленном множестве под предводительством гакана (князь), по имени Сан-ан-ки, истребляли и захватывали с собой все те народы, какие им встречались на пути; наконец они избрали местом своего поселения Астрахань, Маскутом называвшуюся; таким образом, распространяясь далее к северу и западу, некоторые из них, расположились около Казани, а другие по реке Куме и основали здесь Большой и Малый Маджар[5], построили великий город Татар[6], в котором заключалось до 200 тысяч жителей. Другие части монгольского народа и племена, с ними пришедшие, поселились в завоеванных ими городах – Балки, Гюльбах, Чиллад[7], Кизил-Кал, Семендер, Инче – и по другим местам. Сам же гакан избрал для своего пребывания город Гюльбах.
Гесиры сколько ни были самостоятельны, но по долговременному сопротивлению принуждены были уступить могуществу монголов и войти в их зависимость.
В то время, когда Магомет начинал распространять учение своей веры, монголы многие уже века обладали Кавказской страной, и Магомет, желая бросить семена учения своего посреди отдаленных народов, отправил от себя к гакану посольство из ученых мужей, для наклонения его принять ислам, но послы его худо были приняты, им обрезали уши и прогнали обратно. Магомет, оскорбясь жестоким поступком владетеля монголов, завещал при конце жизни своей приемникам калифата отомстить монголам и во что бы то ни стало отнять у них город Дербент, проповедуя притом, что этот город есть врата в вечность и что всякий мусульманин, принявший участие во взятии его, приобретет рай в будущей жизни.
Вследствие завещания Магомета, в 41 году мусульманской эры, послано было от калифа Дамасского на Кавказ 14 тысяч воинов, которые, однако же, не принесли никакой пользы: они были разбиты гаканом, часть их взята в плен, а остальные прогнаны обратно. Потом, в 61 году, пришло на Кавказ 30 тысяч аравитян под предводительством брата царствующего калифа (халифа. – Изд.) для непременного взятия Дербента; это войско одержало знаменитую победу над совокупными силами монголов и гесириан и, наконец, по многим военным хитростям завладело Дербентом и, укрепясь в этой твердыне, аравитяне начали распространять завоевание свое – они покорили своей власти провинцию Мискур, и принудили жителей ее принять магометанский закон[8].
В 103 году по магометанскому исчислению пришли в помощь первым войскам еще 40 тысяч аравитян; эти вновь прибывшие ратники стеснили гесириан и монголов, взяли город Таргу[9] и, по трехмесячной осаде, завладели неприступной крепостью Инче, которой развалины видны и доныне около реки Салак.
Хотя аравитяне и пользовались удачным успехом завоевания, однако же гакан монгольский не был еще лишен владычества своего над Тесте-Капчатской землею и находившимися во владении его большими городами. Но народ, живший по реке Куме, в Большом и Малом Маджаре, не в состоянии будучи сносить бремя войны и частых набегов победителей, принужден был отпасть от власти гакана и переселиться в западные страны, где, вероятно, и споспешествовал основанию королевства Венгерского; примеру их последовали также жители города Татар, они переселились на земли херсонские.
Таким образом, арабы, обессилив гакана и завладев большей частью его подданных, в 112 году мусульманской жижздры низвергли с владычества Тесте-Капчатского и лишили жизни, а остатки народа, упорствующего в покорении себя, прогнали за реку Терек или сделали своими невольниками и обратили в магометанскую веру. После смерти Сан-ан-ки в столице Гюльбах оставался управлять сановник его Яндырей, но он недолго сопротивлялся силе завоевателей и, дабы не проливать более крови подданных, покорился власти победителей, за что и оставался спокойным владельцем управляемого им города. По смерти его Гюльбах получил название Яндырей, который и до настоящего времени сохранил название свое Андреевская деревня, близ которой построена генералом Ермоловым крепость Внезапная[10].
Разнесшийся слух о счастливом завоевании аравитянами кавказских народов скоро достиг до царствующего калифа Дамасского; этот державный соревнователь в распространении учения законодавца своего обратил все попечение на край Кавказский, как на приобретение, стоившее столь дорогой цены, и, чтобы упрочить его в потомственное наследие преемникам калифата, он послал для населения на Кавказ многочисленные племена, как то: филистинов, гемесов, кисиров, чиризов, селимов, сикиков, баалев и карассов, из 17 тысячи семейств состоящих и живших между Дамаском и Муссулом. Для безопасного сопровождения их до места, дано было отборное охранное войско, в 10 тысяч человек заключавшееся, под предводительством храброго сановника Абун-Муселима (Абу-Муслима. – Изд.). Этот великий полководец своего времени, прибыв благополучно на поля Шириванские, часть приведенных им племен поселил вдоль южной покатости гор и потом уже обратился на покорение окрестных народов; а так как в то время восточная и северная часть Кавказа разделены были на три области: Табасаранскую, Саульскую и Кумыкскую, а к последней принадлежал и народ лезги, то Абун-Муселим прежде всего устремил оружие свое на область Кумык, как сильнейшую из трех; покорив ее своей власти, обратил жителей в мусульманскую веру и оставил из пришедших с ним тысячу семейств на совместное поселение с туземными жителями в городе Кумык, под управлением одного из своих сановников – Шахбалла[11]. Утвердясь таким образом в области Кумыкской, он обратил войска свои на область Саул (ныне Каракайтагское ханство): здесь покорил остатки гесирского народа, часть его истребил, а остальную сделал единоверными или невольниками и поручил в потомственное владение Гемсу, или Утим[12]. После покорения области Саул Абун-Муселим перенес завоевание свое в область Табасаранскую и, завладев последней, отдал в наследственное владение Магомету-Мансуру; одну часть переселенцев, пришедших с ним из Аравии, он смешал с жителями завоеванных областей, а другую, в числе одной тысячи семейств, оставил на поселение в Тесте-Капчатке и потом, наложив подати, предписал, сколько должна иметь каждая область войск.
Хотя все учрежденные Абун-Муселимом кавказские князья были подвластны одним калифам, однако же он почтил Шахбалла блистательным титулом Главноначальствующего князя и повелителя всего Кавказа и земли Тесте-Капчатской, даже до последних пределов Ширивана[13]. Князю табасаранскому даны были в помощь два кадия, они должны были наблюдать за исполнением догматов веры и гражданским управлением; сам же князь, как и каракайтагский владетель, подчинены во всем Шахбаллу, князю кумыкскому: они обязывались быть при нем во всех военных случаях и без воли его ничего не предпринимать. Один город Дербент управлялся особым начальником, под непосредственными повелениями калифа: он только в случае нужды должен был давать военную помощь Шахбаллу, а последнему поставлено в обязанность содержать всеми потребностями Дербентский гарнизон.
Наконец Абун-Муселим, утвердив власти и порядок по всем завоеванным народам, вознамерился покорить оставшиеся еще свободными лезгинские племена и заставить силой оружия принять ислам; но, при всех упорных сражениях и по долговременной неудачной осаде столицы их, Авара, лишился жизни с частью лучших своих войск[14]. С того времени, хотя лезгины и оставались независимыми, однако же не осмеливались делать явного нападения на сильных врагов своих. Арабы, из презрения к языческой вере лезгин, назвали как их самих, так и места, ими заселенные, Кяфир-Кумык (то есть проклятые, неверные), а ту часть, которая подпала владычеству их и приняла магометанскую веру, Газе-Кумык (храбрые): с этого времени Кумыкская область, бывшая в одном составе, разделилась на две, то есть на Кяфир-Кумык и Газе-Кумык[15].
Когда царствующие калифы соревновались еще подкреплять властью и войском страну, приобретенную оружием владычеству их, дотоле и состояние жителей завоеванного края пребывало в совершенном спокойствии, но коль скоро раздоры потрясли престолом калифа и учением Магомета, тогда кавказские князья воспользовались этим смутным временем и сделались независимыми – они в то же время разорвали союзную связь между собою, а потом каждый из них, почитая область свою уделом, себе принадлежащим, начал силой оружия утверждать право своего самодержавия, отчего возгорелось междоусобие и не прежде кончилось, как по взаимному изнурению сил их; от этого произошли отдельные, независимые одно от другого княжества Газе-Кумык, Каракайтаг и Табасаранское, и с того времени владетельные князья их с получением достоинства принимали на себя наследственное имя первоначального князя, то есть прародителя своего, как то: князь кумыкский именуется и доныне Шахбаллом, или Шамхалом, каракайтагский – Гемс, или Утим, и табасаранские, где один из двух кадиев, умертвив наследника княжества, присвоил себе права его, именуются до настоящего времени владетельными кадиями.
Последнее нашествие татар с Чингисханом не сделало разительной перемены в области народа кавказского: часть этих пришельцев смешалась с обитателями кавказских племен, а главная толпа их удалилась за реку Кубань, некоторые основали там свои жилища, а другие пошли далее на запад.
Вот главные эпохи общенародного переселения на Кавказ: из этих обломков разнородных племен, имеющих разные языки и один господствующий во всех горах, наконец, составилось, исключая самостоятельные княжества, Татарское, или Кумыкское. Что же принадлежит до образа жизни, обрядов и привычек их, они все имеют одинаковые сходства, исключая племя, называемое кубечи: этот немноголюдный народ, по сохранившимся преданиям, признает себя выходцами из Германии и удержал в образе жизни своей прежний порядок и мастерство, отличающее их от прочих горцев: строение домов их более имеет сходство с европейским, внутреннее убранство мало отличается от немецких колонистов, они имеют столы, стулья, столовые приборы и кровати с занавесями и тюфяками, всегда опрятно прибранными, вместо покрывал у них употребляются ночные легкие перины, набитые перьями или пухом, смотря по состоянию; одна одежда у обоего пола туземная, с некоторым изменением, приноровленным к собственному их вкусу. Все почти мужчины занимаются ружейным мастерством с серебряной оправой под чернь и насечкой из меди, серебра и золота, с отличной чистотой и искусством. Занятие женщин: ткут позументы и ковры, прекрасно вышивают шелком по сукну; вязанье шерстяных узорчатых носков, делание отличных епанчей или бурок, шитье одежды и все прочее домашнее хозяйство. Женский пол строен и красив даже при старости, чего редко можно видеть между прочими племенами, есть много из них блондинок с голубыми глазами, всегда живыми, пылкими, которыми они управляют с большим кокетством. Тип их хотя имеет сходство с азиатским, но отличается какой-то приятной особенностью. Черты лица всегда веселые, привлекательные и радушные. В разговоре этого племени сохранились еще некоторые немецкие слова.
Быт горцев
Все вообще кавказские народы, как то: горные племена и живущие на плоскостях, начиная от Черного моря до Андреевской деревни, имеют свои поселения, именуемые аулами, под зависимостью владетельных князей или управляются избранными старшинами вольных обществ. Имеют вместо домов плетенные из хвороста и обмазанные сараи (сакли) с двумя или более отделениями, смотря по многолюдному семейству; посредине каждого отделения сделан, из того же материала, очаг с длинным отверстием, обмазанным глиною, где зимой поддерживается беспрерывный огонь как для обогревания, так и приготовления пищи. Домашнее убранство заключается в узорчатых плетенных из тростника циновках и разноцветных с бахромой, тонких шерстяных войлоков; у богатых, сверх того, ковры и палацы – все это расстилается около стен на земляном полу, с длинно-узкими подушками, набитыми шерстью: на этих половых диванах сидят и спят дома хозяева и здесь принимаются близкие родственники. Женский пол – на женской половине, а мужчины – в отдельных от общей связи строениях, называемых кунацкой, где угощаются все приходящие и приезжающие, знаемые или вовсе чужие, несмотря на звание и состояние посетителя. Все вообще горцы внимательны к гостеприимству, и хлебосольство почитается у них высокой добродетелью. Гость во время пребывания своего в доме, им посещаемом, совершенно обеспечен как в особе своей, так и в имуществе; гостеприимство у горцев уважается до такой степени, что если бы заехал внезапно кровный враг, то и в таком случае господин дома обязан его принять со всем приличием, не подавая ни малейшего виду своей ненависти, а при отъезде дать ему провожатого для охранения в пути, он отвечает за безопасность посетителя своей жизнью и всем состоянием; здесь не исключены даже христиане, совсем чуждые знакомства.
Домашние потребности
Домашняя утварь их состоит из медных и чугунных котлов разной величины и формы, медных, деревянных больших и средних тазов их изделия. Кто более имеет металлической посуды, тот считается зажиточным. К этой хозяйственной потребности принадлежат глиняные горшки и кувшины; последние бывают величиной от одного до пяти ведер собственно для воды, отличной глины, доброты и отделки, сохраняемые в наследство[16]. Пища их состоит из просяной или кукурузной муки, молока и части масла или бараньего сала, вроде похлебки она раздается сделанными нарочито для этого употребления коренковыми ковшами, с печеными в горячей золе лепешками или с пшенной густой кашей, разрезанной на ломтики (паста); к этому прибавляют овечий сыр, летом свежий, а зимой копченый, и тем оканчивается вся прихоть вечернего и утреннего стола, в особенности у бедных. Богатые готовят суп в том же роде из баранины и редко из говядины; жаркое – шашлык из свежей или копченой баранины, на горячих углях приготовляемый и довольно вкусный; к этому прибавляют, во время угощения сторонних, пилав, приправленный чесноком, размешанным в кислом молоке, и на десерт подают сотовый мед или лепешки из пшенной муки, замешанной на меду, и поджаренные в кипятке растопленного коровьего масла – это лакомство довольно вкусно. До водки все вообще горцы лакомы, если только могут найти случай пить ее без издержек, но в домах своих не держат. Виноградные вина запрещены законом, все питье их состоит в разведенном с водой кислом молоке (сгозм), называемом арьян (айран. – Изд.), и любимого питья горцев, приготовляемого из просяной муки, вроде браги (буза); самое же роскошное – бал-буза, она приготовляется из пшенной муки с медом, особенного вкуса и с опьянелостью – вот в чем заключаются все прихоти горцев. Трапеза их вообще подается на круглых столиках о трех низеньких ножках, они едят сидя на полу, покрытом циновками или коврами; кроме деревянных ложек, никаких более приборов нет. Князья, первостепенные вельможи и почетные старики садятся за обед или ужин одни, без участия даже детей; все молодое семейство мужского пола начинает свой стол после старших, и обед заключается прислугой. Все же женщины – на своей половине и точно тем же порядком. Ни в каком народе не уважается так старость, как у горцев: сын не смеет сесть не только перед отцом, но и перед дядей с отцовской или материной стороны; если же входит старик, хотя бы и простого роду, то молодые люди встают с приглашением посетителя занять указанное место, тогда садятся и сами.
