Самосбор: Легенды Гигахрущевки

Денис Килесов

Самосбор: Легенды Гигахрущевки

Пролог

Родной двор встретил меня знакомыми с детства коробками панельных пятиэтажек. Дорога, в лучших русских традициях, тоже помнила мои юные годы – старенький китайский внедорожник тяжело переваливался с одной выбоины на другую. Я оставил детище восточного автопрома на парковке у выезда, чтобы не толкаться в узких переулках, как слон в посудной лавке, и пошел к подъезду.

Вокруг ничего не изменилось с тех пор, как я бегал отсюда до начальной школы. Детская площадка пестрела свежевыкрашенными перед очередными выборами советскими горками, изрядно покосившимися от времени. На вытоптанном поле голосистые сорванцы гоняли старенький фубольный мяч, словно имея цель не загнать его в ворота, а пнуть посильнее и, затем, всей веселой ватагой бежать за ним в кусты. Все мало-мальски пригодные для сидения лавочки были заботливо оккупированы хмурыми старушками – суровыми стражницами нравственности и порядка.

Я подошел к двери подъезда, приветственно кивнул старой гвардии, достал пачку импортного «Счастливого выстрела», чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся сигаретой. Затылком я почувствовал сверлящие меня четыре пары глаз за курево рядом с подъездом, но решил не уделять этому внимания. Я обвел взглядом двор, утопающий в увядающей зелени бабьего лета. Сквозь листья берез за детьми, резвящимися на площадке, внимательно следили своими глазами-окнами дома. Ох уж эти панельки, ставшие чуть ли не национальным символом. Только перебравшись в столицу, я перестал питать к ним теплые чувства. Там они казались противным рудиментом давно ушедшей эпохи. Но стоило мне вернуться сюда повидать родителей, как в душе проснулось что-то… доброе, искреннее, из детства. Эти серые стены неразрывно были связаны с летом, каникулами и жарой. Хорошие воспоминания. «И нечего их портить московскими замашками», – подумал я, затушил хабарик и щелчком отправил его в урну.

Зайдя в прохладный подъезд, я с удивлением заметил, что на закрывшейся за моей спиной тяжелой металлической двери какая-то чересчур странная ручка. Она больше походила на штурвал или вентиль гермозатвора в старых немецких подлодках. Я дернул за нее – колесо было приварено крепко. «Ну Кулибины, что угодно к делу приспособят». Решив не тратить время на медленный лифт, я рванул на пятый этаж пешком.

Родительская дверь встретила меня точно таким же поворотным колесом вместо обычной ручки. «Что у них, мода теперь такая подъездная?» – подумал я и открыл квартиру запасным ключом.

Дом встретил меня душным воздухом оставленной на лето квартиры. Родители все лето проводили за городом, так что с мая по середину сентября здесь никто не жил. Я разулся, включил вытяжку на кухне, набрал в чайник воды и поставил его на маленький огонь. До поселка отсюда было ехать часа полтора, так что раньше вечера жену, забирающую моих родных, можно было не ждать. Пусть кипятится потихоньку. Как раз к приезду Маринки с родителями будет чай.

В гостиной я привычно, как когда был школьником, подошел к книжному шкафу отца. Книги занимали большую часть пространства в тесной однушке. Но это была настоящая гордость моих родителей. «В отличие от меня», – подколол я самого себя. Суммарный возраст всех книг из этого шкафа вполне тянул на Книгу Рекордов. Отец привозил их из каждой своей экспедиции, пока не вышел на пенсию. Так что здесь всегда можно было найти, что почитать. Сунув руку поглубже, я провел пальцами по корешкам. Всю жизнь любил выбирать книгу для прочтения на ощупь. Рука дотронулась до шершавой обложки.

Вытянув том, я уселся на диван, приготовясь приятно провести ближайшую пару часов. Обложка книги была выполнена из какой-то темной сморщенной кожи. «Как будто человеческая», – мелькнула глупая мысль. Хотя, кто знает? Отец и в Африке бывал. На обложку было тиснением нанесено название «Легенды Гигахрущевки».

– Хм-м… Буквы русские. Значит Африка в пролете. Ну, посмотрим, – пробубнил я себе под нос и открыл первую страницу.

Пищеблок «Бетонная радуга»

С окончанием дневной смены основной свет межблочного узла УМ-325/Б-2 погас. Однако, едва мрак воцарился в бетонном коридоре, как привычно вспыхнули красные угольки ночной системы освещения. Фигуры измученных рабочих, задержавшихся на смене, уныло скрывались за гермодверьми своих жилячеек. Впереди был короткий перерыв на сон и очередная круговерть из рабочих смен, которым нет конца. Что поделать, ведь жизнь в Гигахрущевке никого не балует отдыхом. Ты либо добросовестно работаешь, что есть силы, производя для остальных жителей пищевой концентрат, бетон или детали механизмов, либо оказываешься без жилячейки, которую столь любезно предоставила тебе Партия. А без клетушки с тяжелой гермодверью бессмысленно надеяться на выживание при очередном самосборе. Так что… как пишется на агитплакатах, «Береги рабочую минуту», и будешь жить!

Кладовщик 2-д разряда Скороходов Миша устало привалился к стене. Сегодня смена вновь затянулась гораздо сильнее положенного. Усталость – чёрный сгусток морального и физического истощения – налилась свинцом, делая каждый шаг тяжелее предыдущего. В погоне за лишним трудоднём в журнале учета, опять пришлось отпахать две смены подряд. Бесконечная номенклатура запчастей, крепежей и заготовок крутилась в голове, будто рой трупных мух. Не хотелось заходить в ячейку и ложиться спать. Не хотелось возвращаться на работу. Даже лечь под дверь в надежде, что твою тушку растворит в себе самосбор – и то не хотелось. Эти псевдофилософские рассуждения прервал отчаянный стон пустого желудка. Организм яростно требовал белкового концентрата.

Все автоматы раздачи в узле были уже закрыты до следующей смены, а в жилячейке Мишу ждал лишь пустой, как голова Управблока, продовольственный ящик.

«Может, потерпеть до утра? Проснусь, возьму талоны и… у-у-э-э-э…» – живот скрутило в неприятном спазме.

Если в Гигахруще сердца жителей в основном не требовали перемен, то, по крайней мере, отдельно взятый организм в них сейчас точно нуждался. И с каждой минутой все острее.

– Чернобог тебя дери, до Вольдемара, видимо, придётся тащиться. А то так можно и до начала смены не дожить, – сдавленно выругался Миша, ощупывая живот. Внутри что-то бурчало и ворочалось, всячески выказывая свое искреннее недовольство положением дел. – Сколько там этажей, десять? Пятнадцать? Ай, не важно. Лишь бы пожрать чего найти…

Вольдемар когда-то работал с Мишей в одном межблочном узле. Однако, как-то раз, при инвентаризации, он перепутал крысиный яд с зелёным концентратом. Все обошлось малой кровью, умер не особо благонадежный гражданин, но начальство сделало провинившемуся строгий выговор. На что Вольдемар разозлился, показал начальнику жест, считающийся неприличным среди пролетарской интеллигенции, и бросил ему на стол заявление об увольнении. Спустя два графика бунтарь уже устроился контролером в пищеблок пятью этажами ниже. С тех пор минул целый цикл, а Миша так и не удосужился навестить товарища на новом рабочем месте.

– Что же, вот и повод, – усмехнулся Миша, направляясь к лифту. – К тому же, вроде, его пищеблок круглосменный.

Двери лифта со скрипом раздвинулись и выпустили Мишу в большое помещение. Здесь было гораздо больше места, чем жилячейках или актовых залах. Скорее всего, когда-то это был цех одной из фабрик. Потолок терялся во тьме, до него от пола было метров двенадцать. Небольшую бетонную площадь заливал яркий свет люминесцентных ламп. Разрезая ночной мрак, на стене полыхала вывеска: «Пищеблок «Бетонная радуга». Ниже висел плакат с разноцветной надписью: «У нас – концентраты всех цветов! И пусть никто не уйдет голодным!». За прилавком никого не было.

– Ау-у! Хозяева! Есть, кто дома? – Миша толкнул дверь в пищеблок, она легко открылась. – Вольдемар?

В помещении было светло, лампы работали с едва различимым гулом. Большое окно, обращенное к лифту, было забрано толстой решеткой. Лишь небольшая дверца оставалась незащищенной – через нее контролер выдавал тюбики с концентратом. Все стены были завешаны партийными агитплакатами разной степени сохранности. Кажется, новые просто наклеивались поверх истрепавшихся. И так гигацикл за гигациклом.

«Наверное, если срезать весь этот культурный слой, можно будет подсчитать примерный возраст Хруща», – подумал Миша и усмехнулся.

На убитом временем столике стоял старенький радиоприемник «РекПлан-56», без конца транслирующий «ПрожекторХрущ». Справа от него, в жестяной пепельнице, высилась гора окурков. Рядом с ней лежал складной нож, который Миша одолжил своему товарищу еще во время работы на складе. На спинке стула сиротливо висел костюм контролера. Вольдемара нигде не было видно.

– Долг платежом красен, хех, – нож исчез в кармане штанов, вернувшись к своему законному владельцу.

Пожав плечами, Миша подошел к раздатчику концентрата, взял ключ разблокировки панели управления, висящий на гвозде на уровне глаз и, с чувством выполненного долга, скормил аппарату свой талон. В ответ на это, допотопный агрегат поскрипел шестеренками и изверг из из себя синий тюбик. Миша незамедлительно свинтил с него крышку и с наслаждением выдавил содержимое упаковки в рот. Хтоническое нечто, возмущавшееся в его желудке, немного успокоилось. Жизнь начинала налаживаться.

С наслаждением закурив, он прошелся по пищеблоку. Вольдемара все не было. «Наверняка обожрался списанного концентрата и побежал проситься в ближайшую жилячейку, расплескивая по пути содержимое желудка». Со скучающим видом Миша покрутил ручку вариатора радиоприемника. Кроме помех ничего не было. Сделав последний затяг, он вкрутил хабарик в пепельницу и собрался уходить. Вдруг он вспомнил пустой продовольственный ящик в родной жилячейке.

«Надо бы запастись концентратом. Хотя бы бурым».

Привычно разблокировав раздатчик, Миша сунул в него талон и втопил кнопку выдачи. Однако, после протяжного скрипа и короткого хруста, аппарат замер. Его многочисленные лампочки жалобно мигнули и погасли. Талон, как и тюбик заветного концентрата, застрял где-то в недрах машины.

– Да твою же слизь… Запасся, блин, завтраком.

Тяжелый удар по корпусу, вопреки всем законам инженерии, не вернул агрегат в рабочее состояние.

– Должна же тут быть какая-нибудь холодильная камера с этими тюбиками, – пробубнил Миша, недовольно осматривая помещение.

При более тщательном осмотре комнаты обнаружилась неприметная дверца. Она была обклеена плакатами так же, как и стены, так что ее было легко не заметить. Раздраженный потерянным талоном Миша дернул дверь на себя. Нырнув в проем, он выпрямился и остановился, как вкопанный.

Вдоль стен огромного холодильника высились стеллажи, соединенные с транспортной лентой. На них ровными рядами покоились сотни разноцветных тюбиков с пищевым концентратом. Но не это заставило Мишу в ужасе застыть. Посреди помещения, на двух огромных крюках, свисающих с потолка на толстых цепях, медленно раскачивалось изодранное в кровавое месиво тело. Голова его была наклонена, скрывая большую часть лица. Но и этого Мише хватило, чтобы узнать своего друга. Из окровавленной груди вырвался едва слышный стон.

– Вольдемар! Жив, слизин сын! – Миша в два прыжка оказался около друга и осторожно начал снимать его с крюков. – Сейчас-сейчас, подожди. Я… Ты выживешь, не вырубайся только! Я мигом до медблока…

Договорить Миша не успел. Едва тело освободилось от крюков, как Вольдемар неожиданно вскинул голову. На краткий миг его взгляд встретился со взглядом бывшего друга. Увидев почерневшие белки без зрачков, Миша бы отшатнулся. Но такой возможности ему не дали. Безвольно висящие руки вдруг ожили и молниеносно сомкнулись на шее ночного гостя. Резким рывком Вольдемар притянул лицо товарища к себе. Челюсти с чавканьем сомкнулись в укусе. Из места, где только что было ухо, хлынула кровь. Миша истошно завопил и оттолкнул озверевшего товарища.

Зажав левой рукой рану на голове, правой Миша выхватил складной нож. Но воспользоваться им не успел. Вновь бросившийся на него Вольдемар наотмашь ударил пятерней. Когти полоснули по лицу. Вторым ударом он попал Мише в глаз. От неожиданно мощных оплеух, Миша попятился и упал. Но его тут же подхватили. Его глаза заливала кровь из рассеченной брови. На пару секунд он почувствовал, как ноги перестали касаться земли. А затем спину и грудь пронзило страшной болью. Под собственной массой, его тело глубоко насадилось на два крюка. Существо с искореженной рожей ринулось к его шее для последнего укуса. За миг до того, как гнилые зубы впились в его плоть, Миша неуклюже выбросил вперед руку с ножом, не метясь и не надеясь ни на что. Но сделанный наудачу тычок спас его от неминуемой смерти. Мощным движением существо, бывшее когда-то Вольдемаром, само насадило себя на лезвие. Вошедшая в глазницу сталь резко оборвала вопль твари. Мгновенно воцарилась тишина. Тело Вольдемара неуклюже сползло на пол вместе с ножом, торчащим из головы. Вконец обессилев, Миша потерял сознание.

Он очнулся резко и неожиданно. Сразу же дернулся от боли, пронзающей его тело. От движения стало еще хуже. Однако несмотря на два крюка, торчащих из груди, больше всего его занимало другое. То, что и вырвало его сознание из забытья. То, что неразличимый голос нашептывал ему все громче и громче. То, от чего ломило истомой и жгло животным бешенством. Мишу обуял голод.

Из его ран на голове медленно вытекал желтый гной. В глазах потемнело, но нюх обострился. Хотелось есть. Рвать зубами мясо. Даже то, что лежало прямо под ногами! Главное – есть! Отрывать куски! И утолять, утолять, утолять растворяющий желудок… голод! А если бы мясо было свежим, с теплой кровью, то…

– Ау-у! Хозяева! Есть, кто дома? – послышался чей-то голос за дверью.

Миша оскалился и притворно застонал. Сегодня из пищеблока никто не уйдет голодным…

Радость полета

У маленького человека обычно и радости небольшие. Но Славке Сычеву, конопатому подростку 13-и циклов от роду, привалило настоящее счастье. Всю прошлую смену бушевал затяжной самосбор, заливший несколько этажей. В том числе и тот, на котором был его образовательный блок БО-ЭЛ-1034/52-864.

Учеников распустили по жилячейкам до устранения Последствий и пообещали отправить домашнее задание по трубопочте. По крайне удачному стечению обстоятельств, трубу-почтомат домой родители Славки не провели – не хватило талонов после покупки ЭВМ «Позитрон-74 м». Так что можно было наслаждаться гордым одиночеством, пока предки будут на заводе. Древний лысеющий дед, возраст которого, кажется, равнялся возрасту Гигахрущевки, препятствием для одиночества не считался.

На предложение друзей потаскать недавно найденную кем-то из взрослых тушёнку с карантинных этажей, Славка ответил стоическим отказом. Десять циклов назад именно так и пропала его сестрёнка. Бегала по этажам с подружками, лазала по шахте лифта, проверяя себя на смелость, да и стрельнуло ей в голову посмотреть – что же такого прячут ликвидаторы на одном из этажей, носящих таинственный статус карантинных. Назад она не вернулась.

Славка был тогда совсем еще несмышленышем. Запомнил только то, что отец поседел всего за семисменок, мама перестала говорить, а рота ликвидаторов, направленная на спасение его сестры, так и не поднялась обратно на их этаж. Проход залили бетоном. С тех пор свободное время ему было разрешено проводить только неподалеку от жилячейки.

Оглядевшись вокруг в поисках того, чем себя можно занять, Славка обратил внимание на деда. Тот сидел в своем углу, распространяя запах выпитого с утра этанола и деловито ковырял отвёрткой свой допотопный протез. Получалось у него на пьяную голову не очень, да и старость подточила координацию. Но он упорно компенсировал эти недостатки своей врождённой настойчивостью.

– Деда!

– Оу? – старик вскинулся и подслеповато прищурился. Посмотрел он, правда, в противоположную от внука сторону.

– А можно хлам твой?

– Кому – хлам, – тяжело вздохнул и покачал головой дед, – а кому – наследие. Опять рыться вздумал?

– Ну я же осторо-ожно! – протянул Славка. – Ничего не поломается, обещаю!

– В прошлый раз ты мне запчасть для протеза погнул. До сих пор вожусь!

– Да я вообще другую коробку возьму. Там только старье одно.

– Старье… Меня уже пора в такую же коробку, да под кровать. Ладно, слизь с тобой, – пробубнил дед и вновь склонился над протезом. – Ройся.

Обрадованный Славка встал на четвереньки, заглянул под тахту и выволок самую объёмную коробку с дедовскими вещами. В его запасах всегда можно было найти крайне интересное, но, в то же время, абсолютно бесполезное барахло Доперестроечной эпохи. Поверх груды вещей лежал большой черный круг. Под слоем пыли было аккуратно напечатано слово «Мелодия».

«Скука», – подумал Славка, отложил круг и принялся рыться дальше.

Следующим в его руках оказался брикет засохшей «Нормы». Такие выдавали кучу гигациклов назад вместо концентратов. Этикетки тогда даже подписывали:

«Пищ. норм. сырье.

Выдано: Мартину Алексеевичу П.»

Следующей показалась металлическая загогулина с деревянной ручкой. Надпись «Нож консервный» вводила в ступор – Славка слышал, что консервируют жилые блоки, в которых что-то случилось. Как к такой консервации относился нож, было решительно непонятно.

Он продолжил доставать и раскладывать на полу раритетный мусор. Чашки с выбитыми на дне цифрами 1р. 2 коп. Тетради, исписанные аккуратным почерком. Коробка зубного порошка. Ничего интересного.

Славка уже собирался разочарованно задвинуть коробку на ее законное место, как вдруг его внимание привлекла вещица на самом дне. Он выудил ее и положил на ладонь. Это была металлическая коробочка с маленькой табличкой. На ней были неизвестно что обозначающие числа и название вещицы: «Мегадиск МФТ-10(К)». Повертев находку, Славка нашёл отверстие под знакомый провод и потащил подключать ее к домашней ЭВМ.

Предвкушая обнаружение Клондайка цифровых артефактов Доперестроечной эпохи, он подсоединил мегадиск и установил соединение с нервонетом. Когда лампочка подключения вспыхнула зеленым, он с нетерпением открыл файловую директорию накопителя данных. Но и здесь его ждало разочарование. Славка рассчитывал найти какие-нибудь киноленты или, хотя бы, фотографии, однако весь объем цифровой памяти был занят всего одним файлом. Под невыразительной иконкой была надпись: «Симулятор полетов. Гражданский кооператив Минисофт».

Пожав плечами, мальчуган дважды кликнул по значку. На мгновение экран погас. Затем от края до края лучевого монитора проползла надпись «Загрузка…». И тут Славка понял – это же игровая программа! Родители рассказывали ему о таких. Они были популярны в те времена, когда ЭВМ снабжались чуть ли не все жилячейки. Под эгидой обучения детей, многие энтузиасты начали тогда создавать гражданские кооперативы для разработки цифровых развлечений. Официальной целью было образование, а настоящей же – скрашивать досуг абсолютно всех владельцев электронных машин. По трубопочте можно было отправить капсулу с талонами на коричневый концентрат и записку с твоими интересами. Игра писалась по индивидуальному заказу. Процесс написания программы составлял от двух семисменков до графика, но результатом, записанным на мегадиск, все оставались довольны. С тех пор прошло много гигациклов. Машины требовали запчастей и хорошего ремонта, а Партия перестала снабжать блоки всем необходимым для починки. Так что большинство жителей предпочло избавиться от занимающих целый стол аппаратов, а обучение детей предоставить образовательным блокам. Творения кооперативов, само собой, перестали быть востребованными. Так что, спустя некоторое время, группы энтузиастов разбежались, кто куда. Даже крупнейшие из них, наподобие Минисофта. Конечно, официально никто не называл причин внезапного прекращения производства программ. Но это объяснение показалось всем наиболее логичным.

Судя по дате, этот мегадиск был использован для записи одним из первых – во втором гигацикле после Перестройки. Артефакты такой древности тяжело было найти даже в дедовских вещах. Сегодня удача прямо-таки благоволила Славке. А в Гигахрущевке к такому надо относиться с большим подозрением.

Пройдя обучающий этап, Славка решился на первый самостоятельный взлет. Он оглянулся на деда, все еще сидящего в углу, и вновь погрузился в игровую программу. Его глаза горели от нетерпения.

Следуя инструкциям и переключая десятки виртуальных тумблеров, рычагов и кнопок, Славка разогнал и поднял в воздух огромную машину странной формы. Ее нос задрался вверх, а двигатели взревели. Навстречу восторженному Славке начало надвигаться нечто необъятное и бесконечно синее. В одном из своих рассказов, дед называл эту штуку «небом». Повертев головой своего виртуального персонажа, Славка увидел внизу, под бортом машины, поверхность. И сделана она была явно не из бетона. Программа показывала поистине небывалый мир. Все, что можно было разглядеть из иллюминатора машины, разительно отличалось от родной Гигахрущевки. Простор, синева и скорость опьяняли. Душа Славки затрепетала от радости полета – внезапно открывшейся свободы, которой не существует в бетонных коридорах.

Под машиной, которая, судя по подсказкам, называлась «самолет», начали проноситься города. На экране красиво появилась надпись: «Все места в игре скопированы из реального мира. Поиграй и соверши полет над родным районом!»

«Нет! Так не бывает! Сказка и глупость! Реальный мир не такой!» – вдруг Славку накрыло детской обидой.

Ну вот зачем они наврали? Ведь это все выдумки! Фантазия. Есть только Гигахрущевка и все. Нет никакого «неба», «самолетов» и того зеленого, чем покрыта поверхность внизу. Тяжелое чувство тоски по вымышленному миру накрыло с головой.

Под самолетом показался еще один город, и Славка решил снизиться, чтобы рассмотреть его в деталях. Большая площадь вокруг него была покрыта зеленым пушистым ковром.

«Трава», – с трудом всплыл в памяти рассказ деда.

То, что некогда называли «деревьями», образовывало густые рощи, по которым быстро ходили люди. Все они куда-то спешили, сжимая в руках разноцветные сумки и портфели. Они торопились жить и не знали, что живут в самом настоящем раю. Эти маленькие компьютерные люди понятия не имели, что нужно наслаждаться деревьями, травой и небом, ведь они есть далеко не везде. Эти глупые электронные человечки даже не подозревали, какого это – просуществовать всю жизнь во фрактальном панельном Лимбе.

Вдруг, Славка заметил подозрительно знакомые серые очертания. Присмотревшись, он очень удивился. В окружении зелени стоял до боли знакомый гигаблок. Он стоял обособленно от всего вокруг, словно осколок Хруща, невесть каким ветром принесенный в эту страну безмятежности. У подъезда сновали люди, живущие совершенно обычной жизнью. Серые стены чуждо смотрелись на фоне торжества бьющей ключом жизни. Дом пронесся под самолетом и исчез вдали. Однако, чем дальше вел свою крылатую машину Славка, тем чаще ему начали попадаться знакомые очертания бетонных стен. Сначала они стояли поодиночке, в немалом удалении друг от друга. Но с каждым километром расстояние между ними сокращалось, а их число росло. Постепенно бетонные постройки начали образовывать кварталы. Они вытеснили приятную глазу зелень, заменив ее узкими дорогами. Затем и дороги исчезли, позволив сплестись домам в единый жилищный фонд.

Уже не было видно людей, лишь бескрайнее бетонное поле, простирающееся всюду, куда хватало глаз. Ничего не понимающий Славка с тревогой заметил, что от мира, которым он только что восхищался, не осталось и следа. Серые панельные дома на его глазах срастались в бесконечную структуру, подъезды превращались в переходы между замкнутыми блоками, а окна направлялись на глухие стены, не давая смотрящим в них разглядеть внешний мир. Ни травы, ни деревьев, ни людей больше не было видно с высоты полета. Все поглотил серый бетон. Даже небо стало менять свой цвет.

«А что с ним-то не так?» – подумал Славка и направил взгляд виртуального пилота вверх. Сердце его сжалось.

Закрывая свет, небо заполнялось до боли знакомыми перекрытиями. Словно сам воздух начал превращаться в панельную застройку. Славка дернул виртуальный рычаг самолета, чтобы развернуть крылатую машину и вернуться туда, где все было так ново и прекрасно, но управление больше не слушалось его. На лучевом экране ЭВМ вспыхнула неизвестная ошибка. Лампочка соединения с нервонетом погасла, но Славка этого не заметил. Хотя это уже не имело никакого значения. Истошно заколотив кулаками по клавиатуре, Славка попытался сделать хоть что-то, но все было бесполезно. Сворачивающееся в бетон пространство вокруг самолета окончательно приобрело очертания Гигахрущевки. Мимо иллюминаторов понеслись знакомые коридоры. Самолет начал дергаться, из колонок ЭВМ раздался скрежет и грохот – разогнавшаяся машина крушила перед собой бетон. Вот только звук у колонок был выключен.