Рассказы

– Целую тетрадку, говорите, могли исписать, да? И по фото тоже узнаете? У нас тут в следующем сканворде тоже чей-то портрет есть. Не актера ли? Поможете? Да вы кушайте, кушайте. Что же вы, честное слово? Кушайте.

ЛЮБОВЬ НА РАЗВЕС

Все произошло минувшим летом в одном из южных приморских городов, где я на пляже коротал свой отпуск. Однажды рядом со мной пристроились на песочке две девушки. Под ленивый шум прибоя я невольно – не затыкать же было уши! – подслушал их разговор.

– Ну, как у тебя? – поинтересовалась одна из девушек у своей подружки.

– Что «как»? – то ли действительно не поняла, то ли просто решила пококетничать та.

– С твоим-то! – почти возмутилась первая.

– Даже не знаю, – задумчиво протянула счастливая обладательница парня. – Все не могу решить, достоин ли он меня.

– Ты-то у нас конкретно супер, – многозначительно, с явным желанием потрафить произнесла подружка.

– Знаю! – скромно подтвердила ее собеседница.

– А он-то? Красивый?

– Да как сказать… – изрекла счастливица. – Так, обыкновенный.

– Умный?

– Да не то чтобы.

– Одевается стильно? На костюме, на галстуке, да?

– Да нет, обыкновенно так.

– В джинсах, что ли? – сморщилась подружка.

– Брючки, рубашка.

– Богатый, наверное? Машина хорошая? Квартира?

– Не, не особо богатый. Так, работает где-то…

– Значит, любишь?

– Говорю же, не решила еще, достоин ли он меня. Взвешиваю пока.

– А он?

– Что «он»?

– Ну, типа как-то любит?

– Ну, как-то любит. Конечно. У них у всех одно на уме. А у меня требования. Мне нужно, чтобы было видно, что он меня ценит, типа благотворит.

– Боготворит.

– Да, и это тоже.

– Цветы там, рестораны, подарки?

– Бывает. Но больше пивасик. Это он так говорит – пивасик. Бррр! Я-то, конечно… ну так… чтобы ему приятное сделать… как-то сблизиться душевно. Говорю ему: «Тебе нужно, чтобы я почувствовала, чтобы ты как-то доказал…»

– Понятно. Ты-то королева!

– Это само собой. У меня фигура. Меня он не бросит. Я по взгляду вижу. А сама вот все взвешиваю, взвешиваю: достоин – не достоин… Пошли, искупаемся?

И девушки отправились купаться. Потом я задремал. А когда проснулся, рядом со мной уже обосновалось беспокойное семейство, и оставшаяся часть моего пляжного дня прошла под крики: «Рая! Рая! Я кому сказала? Шо ты делаешь? Иди быстро до мамы! Скушай помидорку!»

Я бы никогда не вспомнил о случайно подслушанном разговоре двух девчонок, если бы через пару дней…

– Ну, Серега, по пивасику? – привлек мое внимание мужской голос.

– Давай, Витек, – согласился второй голос.

Я лениво приоткрыл веки. На этот раз моими соседями по пляжу были два пролетарского вида парня, держащие в руках по бутылке пива.

– Во, Серега, гляди, гляди, пошла, – Витек указал бутылкой вслед идущей в пену прибоя дамочке. – Джи, не меньше.

– Чего? – недоуменно переспросил его компаньон.

– Размер, – кивнул Витек, – у меня была такая подруга…

– Светка, что ли?

– Светка? Нет! Светка – это сейчас. Там… – голос парня явно погрустнел, – там все по-другому. Нет, это Ирка была. В руку не вместишь. А у меня, ты знаешь, рука не маленькая. Как думаешь, сколько весит?

– Господи! – испугался Серега.

– Не, твоя оценка.

– Да ладно тебе.

– Ты бы сколько дал?

– Не знаю.

– Ну а все-таки?

– Граммов шестьсот.

– Каждая или в комплекте?

– Каждая.

– Вот! Я бы тоже. Но говорят, что на деле меньше.

– А тебя это шо, сильно волнует?

– Это каждого нормального пацана волнует. По любому.

– И ты это со Светкой своей обсуждаешь? – поперхнувшись пивом, недоверчиво уставился на своего приятеля Серега.

– Не, ты шо! – хмыкнул Витек и добавил с явным раздражением: – Со Светкой мы больше пивасик пьем. А «этим» я интересуюсь на форуме.

– ???

– А ты погугли, погугли. Тема-то играет. Потому как всех интересует, кроме тебя. А идеального способа завеса нет. Лучше всего, понятно, отдельно взвешивать. Там есть один патологоанатом на форуме. Пацан видно, что знающий, всякие словечки запаривает медицинские…

– Как же ты отдельно-то взвесишь?

– Понятно, что чисто теория. От трупака только отрезать. На практике можно положить ее на живот. Ну так, знаешь, тюленьчиком. А спереди подсунуть напольные весы. Лучше электронные. Но тут важно, чтобы она, с одной стороны, не налегала, понимаешь, на них, а с другой – чтобы и не приподнималась. В общем, точность не особая.

– Слушай, хватит, блин. У нас так вагоны с углем в порту взвешивают перед разгрузкой.

– Ну, типа да. И точность такая же, – захихикал Витек.

– А Светка-то что, пиво любит, да? – тщетно стараясь уйти от странной темы и оттого затравленно улыбаясь, поинтересовался Серега.

– Да она все любит, что булькает, – огрызнулся задетый за живое Витек и продолжил скороговоркой, явно теряя интерес к предмету разговора: – Как пылесос. Меня-то перепить несложно. Ты же знаешь, как я пью: бокал пива могу тянуть целый вечер. Мне больше не надо. А Светку не упоишь. Я сначала типа хотел, как положено – шампанское там, туда-сюда. Так понял, что денег никаких не хватит. Пиво – и то накладно выходит… Посидим в кафешке. Все, говорит, пошли. Ладно, пошли. Прошли сто метров по улице, а она опять: зайдем, мол, в кафешку, посидим? И опять пивасик. Куда влезает-то!

– Это точно, – хмыкнул Серега.

– Есть, кстати, еще один способ. Я про взвешивание, – вновь воодушевился его неугомонный приятель. – Надеваешь лифчик…

– Ты чего, Витек, совсем уже? – отшатнулся от эротомана вконец запуганный приятель.

– Да не себе, а ей. Посредине, за перемычку между чашечками подцепляешь, значит, безменчик. И плавненько так начинаешь поднимать вверх. Тут главное аккуратность. Но мне чего, я восемь лет на кране работаю. И вот, как только она почувствует, что все это дело повисло в воздухе, она дает отмашку, как подкрановый. Стоп! И ты засекаешь вес. Тут точность повыше будет.

– Витя, хватит, а? – почти взмолился несчастный Серега. – Я перед пляжем беляш съел. Прекрати. Вешай свою Светку молча, а ко мне с такими подробностями не лезь.

– Светке-то чего вешать? – вздохнул Витек. – У нее вешать нечего. А пивасик я и с тобой попью. Брошу я ее, Серега, брошу. Пошли, водичку проверим, что ли?

Я не берусь, конечно, утверждать, что выбиравшая достойного кавалера девчонка была той самой Светкой. С «непадецки» озабоченным Витьком их, по сути, объединяет только слово «пивасик». Но мало ли кто так говорит. И однако… Вдруг на пляже я случайно все же смог собрать комплект? Мне кажется, эта пара вполне достойна друг друга. А вам?

ДЕВУШКА ИЗ ВЫСШЕГО ОБЩЕСТВА

– Игорюша, выручай, помоги им пообщаться, – послышался в трубке почти забытый голос бывшего босса. – А кроме того… – голос споткнулся, – мне нужен свой человек в этом гнезде разврата… Выручи, а?

Дело было вот в чем. К боссу приехали финские партнеры. А найти толмача на вечер не удалось. Тот, что обещал, сделал фальстарт и уже сошел с дистанции в запой. Запланированный заранее торжественный ужин должен был спасти я.

Было еще одно затруднение. Босс пообещал дочке взять ее с собой в ресторан. Ей было девятнадцать, и она училась в университете. В ее годы многие прошли уже огонь, воду и медные трубы. Но только не она. Насколько я понимал, личная жизнь студентки заканчивалась входной дверью квартиры. По слухам, ее даже на вечеринки к друзьям сопровождал кто-нибудь из родителей. В общем, маменькина дочка. Мечта всех мальчиков от восемнадцати до восьмидесяти. Типичная Зайка.

Надо думать, обещанный поход в ресторан был для нее большим призом. Но обстоятельства переменились. Папе срочно понадобилось лететь в Москву. В кабак должны были отправиться его замы. Замы по бизнесу, но не по отцовским чувствам. А Зайка с мамой накануне полдня пробегали по магазинам, выбирая прикид. Отказать дочери босс уже не мог, пускать жену в ресторан не хотел. Поэтому роль гувернера также отводилась мне. Поняв это, я содрогнулся от нехорошего предчувствия. Но размер предложенного вознаграждения сделал отказ неуместным.

– Обойдется, – подумал я.

Ближайшие часы показали, как ошибочно было это предположение.

Ровно в половине десятого на присланной за мной машине я заехал по нужному адресу. Жена босса встретила меня, как родного, и чуть ли не под расписку выдала мне Зайку в строгом дорогом костюмчике, норковой шубке и с квадратными от возбуждения глазами. Я дал твердую гарантию вернуть чадо домой не позже двух часов ночи в целости и сохранности. В остальном мне были даны самые широкие полномочия. Я имел эксклюзивное право танцевать с Зайкой, воспитывать ее и строжить, как сочту нужным.

– Игорюша, доверяю вам, как самой себе, – заверила меня мама на прощание.

Ох, не радовало меня это доверие. Слишком велик был шанс не оправдать его. Непросто соревноваться в чадолюбии с родителями.

– Уважаю я твою мать, – больше для поддержания собственной храбрости сказал я Зайке возле лифта.

– Твою мать! – как эхо, откликнулась Зайка, подняв на меня преданные глаза цвета гнилой вишни.

На крыльце она зябко поежилась. В обычные дни в этот час ей, наверное, полагалось уже тихо посапывать в своей девичьей кроватке. Но сегодня все было по-другому. Морозный воздух будоражил. Мы сели в машину, и Зайка доверчиво прижалась ко мне своим костлявым боком. Ее бил легкий озноб – то ли от холода, то ли от предвкушения приключений. И последние не заставили себя ждать.

Все началось сразу после нашего прибытия в ресторан. Остальные приехали раньше и ждали нас.

– Даме водки или вина? – пошутил (для Зайки специально взяли бутылку шампанского) боссов зам, разливающий по первой.

Шутка, как выяснилось, оказалась неудачной.

– Ой, даже не знаю, – неожиданно выдала Зайка. – Что то спиртное, что это. Но в шампанском пузырьки. Я от них пьянею. Так что лучше водки.

Ошарашенный такой логикой боссов зам капнул ей граммов тридцать «Абсолюта», и мы провозгласили тост за дружбу. Моя подопечная тяпнула рюмку довольно ловко, и глаза ее тут же заблестели. Потом стали выбирать меню.

Мне надо было переводить, и я на мгновение отвлекся. Этого оказалось достаточно. Зайка, которую повело уж как-то очень сильно даже для непьющего человека, быстро опрокинула в бокал для шампанского добрый стакан огненной воды и в два присеста осушила его.

Дальше все пошло, как в дурном сне. Я не без труда выдрал бутылку с водкой из цепких девичьих рук, чтобы отставить как можно дальше. Зайка тем временем попыталась открыть шампанское. (Вино подали нераспечатанным, поскольку не знали, когда мы приедем.) Она уперлась голой коленкой в стол и, держа бутылку обеими руками, старалась зубами сорвать пробку вместе с фольгой и проволокой.

– А, так все-таки шампанского? – попытался я сгладить конфуз. – Дай мне, я помогу.

Я открыл вино, наполнил бокал и обнаружил, что девицы за столом уже нет. Обведя глазами зал, я обомлел. Зайка сидела на коленках у здоровенного полупьяного детины в двух столах от нашего.

– Он хороший, – уверенно сообщила мне Зайка, когда я подошел к месту трагедии.

Затем, распялив влажный ротик, она смачно чмокнула мужика в лоб.

– Зайка! – взревел я учительским голосом, перекрывая звуки оркестра. – А ну-ка марш на место! Я все маме расскажу!

На миг ее глаза приобрели осмысленность. В них блеснуло послушание. Но хмель все же взял свое. Взгляд Зайки вновь затуманился, а сама она, обхватив мужика за бычью шею, дурным голосом затянула частушку с весьма двусмысленным содержанием:

– Инсталлировал милок в мою мышку драйверок…

Когда я представил, что будет, если ее девичьи фантазии реализуются прямо сегодня ночью и при моем прямом попустительстве, мне стало нехорошо. Мужик только довольно ухмыльнулся и по-хозяйски похлопал Зайку по худенькой спине.

Позвать охрану? Да нас и самих, даже без финнов, было четверо. Плюс три шофера в машинах… С дядькой мы бы справились. Но Зайка обвилась вокруг его шеи, как неоперабельная опухоль. Не заручившись согласием мужика, вернуть ее в лоно морали без косметического ущерба было практически невозможно. Поэтому я начал переговоры.

– Мне бы девушку, – попросил я ласково.

– Братан, не переживай, – осклабился детина. – Все путем. Я снимаю ее на всю ночь.

Он протянул мне несколько купюр. Я пустился в долгие объяснения насчет того, что родители выдали мне ее до двух ночи в свеженьком белье и ненадеванной юбочке. И что меня не поймут, если я приду и скажу ее маме, что сдал дочку на всю ночь какому-то мужику в ресторане. Подождите, мол, маменька, до утра, а пока вот вам деньги за нее – ваша доля…

– Братан, – сказал мужик (он был весьма нетрезв, но держался достойно), – я понимаю весь прикол. Но и ты пойми меня. Где я сейчас возьму здесь бабу? Не даешь эту – ищи замену…

– Ты только никуда не уходи, – выдавил я и затравленно оглянулся по сторонам.

Обычно в этом ресторане полно девиц не очень тяжелого поведения. Но в тот вечер, как назло, я не увидел ни одной. Оркестр смолк. Семейные пары чинно скрежетали ножами по тарелкам. Зал напоминал пасхальную трапезу мормонов. Единственным светлым пятном, буйством красок и эмоций в рембрандтовском стиле был мужик с вверенной мне Зайкой на коленях.

Я бросился вниз и заметался по холлу.

– Туалет там, – показали охранники.

– Э, ребята, мне бы… как бы… девочки у вас где? – завопил я.

– Эка, брат, тебя прихватило, – посочувствовал один из парней.

– Он сейчас возьмет ее тело, а ее мамаша – мою душу, – застонал я.

Я набрал номер приятеля. Он держал клуб знакомств – так, кажется, это сейчас называется. Хороший семьянин, как многие сутенеры, он уже спал. Я впопыхах объяснил ему ситуацию и попросил распорядиться. Получив адрес, я выскочил на улицу, шмыгнул в нашу машину и сказал водителю, куда ехать.

– Так там же это, как бы сказать… – удивился шофер.

– Вот это «Как-Бы-Сказать» мне и нужно! – огрызнулся я. – Ты ехай, Леня, ехай!

«Мамка» после звонка шефа встретила меня с особым радушием. Я выбрал трех девиц: беленькую, черненькую и (на всякий случай, ибо о вкусах, как известно, не спорят) самую противную – и погнал их к выходу.

– Заводной чувак, – услышал я за своей спиной чей-то одобрительный шепот.

Да, наверное, обо мне в этом борделе потом ходили легенды. Представляете, среди ночи вваливается мужик, галстук на одном плече, язык на другом, торопливо хватает сразу трех девчонок и увозит.

– Господи, только бы он не ушел! – молил я всю дорогу.

Мне повезло. Детина с моей подопечной был на месте. Увидев гостинец, он сдержал слово.

– А ну пошла, малолетка! – рявкнул он, стряхнув вконец размякшую Зайку с колен.

Не помня себя от радости, я схватил ее поперек муравьиной талии, вытащил на улицу и, крепко держа за шкирку, несколько раз с размаху ткнул лицом в пушистый сугроб. Честно сказать, это было самое приятное ощущение за весь вечер. Зайке сразу полегчало.

– Братан, а теперь в морду с разворота. Чтобы знала, – посоветовали дежурившие возле ресторана извозчики.

– Ой, не искушайте, мужики, не искушайте, – застонал я.

Мы успели ровно к двум пополуночи. По дороге домой я опустил в машине стекло, и Зайка почти пришла в себя. Я сдал ее матушке из рук в руки. Дверь захлопнулась.

Я устало опустился на ступеньку. Уф… Ну вот, кажется, и все. Нет. Стоп! Забыл про мораль. Мораль во всей этой истории такова: отныне я хожу на деловые ужины только со взрослыми опытными женщинами. Матерая дама может выпить без закуски бутылку водки и даже не крякнет. В этом ее очарование. Я бы даже сказал – шарм.

КУХАРКА ПОНЕВОЛЕ

При звуке шагов в коридоре Таня вздрагивает и напрягается всем телом, как будто ожидая окрика.

– Три года прошло, как нет старухи, а мне все чудятся ее шаги: топ, топ, топ… – испуганно шепчет она, зябко поеживаясь. – Сейчас опять учить будет. Уму-разуму. Ох…

Таня приехала в Мурманск с Алтая совсем еще девчонкой. От безвременно ушедшей в мир иной тетки досталась ей комната в коммуналке. Жутковатая, мрачная, узкая, как пенал, убого меблированная, с высоким потолком, зрительно еще более уменьшавшим ее квадратуру, окном выходила она в темный проулок, аккурат на глухую стену соседнего здания.

Во второй комнате жила старуха. Впрочем, о ней чуть позже…

Беспросветный мрак заполярного декабря и упорное нежелание организма привыкать к смене часовых поясов усугубляли ситуацию. Из заваленного снегом, синего от морозов города хотелось бежать без оглядки. Но в родном Бийске Таню ждали не менее убогое жилище да мать-пьяница с очередным сожителем-драчуном. Поэтому она осталась. Устроилась рыбообработчицей. От постоянной сырости ныли суставы, но платили на комбинате прилично. Девушка купила телевизор и закрыла безнадежный вид из окна цветным турецким тюлем.

Относительное благополучие, однако, длилось недолго. Вскоре ветер перемен мощным порывом сдул рыбу с причалов. Комбинат стал, начались увольнения. Чехарда рабочих мест – уборщица в душной коммунальной конторе, курьер, гардеробщица, секретарша – не имела решительно никакого смысла. На более чем скудное жалованье выжить было невозможно.

– Нужно тебе мужа искать, – решительно заявила подружка Люська.

Поиски начали в ресторанах. Но в веренице случайных знакомых единственный и неповторимый, готовый отвести в загс, никак не находился. Впрочем, мужская благодарность позволила перевести дух и забыть о безденежье. Потом в обиходе появилось модное слово «спонсор». Работу со спонсорами Таня вскоре поставила на поток…

– Гулящая, – как-то на кухне старуха дала ей односложную, но емкую характеристику. – Я всегда честно работала, детей растила. Трудно было, но выдержала. А ты чем занимаешься? Смотреть противно… Тьфу!

Старуха была высокой, костистой, грузной, разбитой жизнью. Она тяжело шаркала по квартире больными ногами в растоптанных, сорок немыслимого размера тапках.

– Топ, топ, топ, – опять ежится Таня. – Носки у нее еще были такие кудлатые, из козьего пуха, что ли. Пилила меня и пилила. Но все по делу. Ты, говорит, куришь у себя в комнате, а ко мне дым лезет. Отвела меня в свою конуру – и точно, вонища у нее от табака стояла, как в курилке. Пришлось мне ходить травиться на лестничную клетку… А еще, помню, встретила ее в коридоре – она как раз из магазина тащилась, – смотрю, у нее из авоськи горлышко водочной бутылки торчит. Праздник, говорю, у вас намечается, что ли? Ух, как она взорвалась: это тебе, заорала, все пьянки-гулянки, а я компрессы ставлю на больные ноги! Я так напугалась. В общем, правильная была бабка, строгая. Но, честно сказать, меня это так достало…

Таня пыталась решить квартирный вопрос. На их «сталинку» находились желающие. Предлагали разъезд, даже в две однокомнатные. Правда, на окраинах. Старуха вроде была не против. Но ни на один из предложенных вариантов не соглашалась, всякий раз под тем или иным предлогом отказываясь. То этаж высокий, то район не устраивает, то квартира не нравится. Словно пупами приросли две женщины к той чертовой коммунальной кухне. И Таня смирилась.

Как-то весной старуха занемогла. Неделю не выходила из дома, все кряхтела, охала у себя в комнате. И только изредка в коридоре слышались ее грузные шаги: топ, топ, топ. Потом и они смолкли.

– Смотрю, она уже дня два ничего не готовит на кухне и не ест, – всплескивает руками Таня. – Я – к ней. Постучалась, зашла. Что, говорю, бабушка, помочь вам чем? Может, скорую вызвать? А она: «Зачем скорую?» Помираю, говорит, кончаюсь. Мне так ее жалко стало. Дай, думаю, хоть порадую ее чем-нибудь напоследок. Сварила ей лапшичку с курочкой, котлеток домашних нажарила. Дело вечером было. Отнесла, она покушала. Потом тишина. Всю ночь. Как ни прислушивалась – ни звука из ее комнаты. А заходить мне страшно было. Ну, думаю, отошла. Даже всплакнула. И покурила заодно в комнате. Теперь, решила, можно. А под утро слышу: топ, топ, топ. Выглянула в коридор, а она: «Что морду высунула? Полегчало мне!» И топ, топ, топ на кухню…

Подобное повторялось неоднократно. Большей частью за неделю-полторы перед тем, как почтальон разносил в их районе пенсию. (Последний факт Таня отметила чисто машинально.) Каждый раз все развивалось по одному и тому же сценарию. Старуха твердо обещала отдать богу душу, всегда назначала конкретный, не допускавший двойных толкований срок («до утра не доживу», «к вечеру съеду отсюда навсегда»), ложилась на кровать, складывала на груди руки, напутствовала молодую свою соседку прощальным: «Шалашовка!» – и гнала ее прочь из комнаты.

Таня плакала навзрыд, напряженно прислушивалась к звукам за стенкой, потом неслась на кухню и, утирая слезы локтем, готовила старухе последний обед. И паровые котлетки (куриная лапшичка, отбивные, фаршированные перцы, голубцы, вареники с творогом) всякий раз помогали. Топ, топ, топ слышалось наутро в коридоре.

– А ты старуху не корми, – посоветовала Люська. – Полежит, полежит и помрет.

Но это уж слишком! Нельзя же так, не по-людски. Впрочем…

Таня попробовала. Выдержала часа четыре. Но старуха за стеной так требовательно закряхтела, что сердце соседки дрогнуло. А наутро опять: топ, топ, топ.

Так продолжалось четыре долгих года. За это время Таня, сама того не заметив, втянулась готовить на двоих. Бесшумно выскальзывая из гостиничного номера или снятой на час-другой квартиры, она спешила домой: как там бабка, жива ли? Но всякий раз, готовя на кухне ужин, она слышала в коридоре знакомое топ, топ, топ…

– На запах идет, – понимающе сама себе кивала кухарка поневоле.

А потом старуха все же померла. Таня обнаружила это вечером, заглянув в ее комнату, когда та не вышла к ужину.

– Ее тут же в морг увезли. А я ночью слышу в коридоре: топ, топ, топ, – с благоговейным ужасом, округлив глаза, шепчет Таня. – Матушки мои! Топ, топ, топ. Я шубу в охапку и к подруге. Неделю дома не ночевала. До сих пор на ночь дверь в комнату на ключ запираю. Топ, топ, топ…

Через полгода принимать наследство откуда-то с юга приехал старухин сын. Немолодой уже, с седеющей бородкой, он деловито пояснил Тане:

– Жить у нас здесь некому, будем продавать. Если хотите, сделаем разъезд. И вам лучше, и нам: квартиру-то охотнее возьмут, чем комнату.

Подходящий вариант нашелся быстро. Закипели хлопоты переезда. Обе комнаты стояли с распахнутыми дверями.

– Кому нужен весь этот хлам, – развел руками старухин сын, когда Таня заглянула к нему по какому-то делу. – Выбросить надо.

Внутри был полнейший раздрай. Впрочем, кое-что во всем этом беспорядке заставило Таню разинуть от удивления рот. Так, за отодвинутым зачем-то от стены холодильником (старуха держала его в комнате, опасаясь, что соседи будут воровать продукты) высилась чудовищная куча папиросных окурков, а в огромном платяном шкафу со снятыми дверками громоздилась батарея пустых бутылок из-под водки.

– Вот тебе и трезвенница некурящая! – только и смогла выдохнуть Таня.

– И ведь знаете, ничего даже в сердце не кольнет, – зачем-то вдруг разоткровенничался мужчина, задумчиво вертя в руках старухину фотокарточку в деревянной рамке. – Я ведь мать плохо знал. Мы с отцом жили. Она нас бросила, когда я еще и в школу не ходил. Сбежала в ваш Мурманск с каким-то моряком. Тот выбился в капитаны. Всю жизнь мать не работала. А потом, говорят, еще и к водочке пристрастилась, после смерти мужа квартиру профукала. М-да…

– И ведь я уже три года живу в отдельной квартире, совсем в другом районе, но, понимаешь, иногда ночью опять слышу эти топ, топ, топ. Явственно так. Жуть! – Таня морщится, потом профессионально улыбается, явно переключив свой интерес с тяжелых воспоминаний на меня, и, маршируя в мою сторону по столу двумя пальчиками, повторяет уже игриво:

– Топ, топ, топ.

ПАШКА-ВОРОТИЛА

Вы знаете, как тяжело отстирать с брюк пятно от мороженого? Ручаюсь, вы даже не догадываетесь об этом, если вы его туда никогда не сажали. А меня вот угораздило. И все из-за Пашки. Кто он такой? Понятия не имею. Интеллигент физического труда, я бы так сказал. Он просто сидел на скамейке напротив. Но именно из-за него я и пострадал. Впрочем, сначала надо ввести вас в курс дела…

Теплым деньком, которых в наших краях выдается не так много, я присел на скамеечку в сквере на Пяти Углах, чтобы во благе душевном съесть мороженое. Но было похоже, что его заморозили с тайной надеждой переломать кому-то зубы. И мне пришлось подождать.

Скамейку напротив занимал молодой мужчина в обтрепанной одежонке, с бутылкой пива в одной руке и телефоном в другой. Причем трудно было сказать, чему уделял он больше внимания – телефону или пиву.

– Лешка, привет, это Пашка, – орал мужчина в трубку, одновременно прихлебывая из бутылки. – Как твое ничего? А я сижу на Пяти Углах, пиво пью. Приходи. А, ты в гараже? Так, может, мне подскочить? Чего у вас там – типа шашлычки, водочка? Переднюю подвеску меняете? Хорошее дело. Не буду тогда мешать. Давай.