Крыса солнце жрёт. Книга 1

На сей раз братья вмиг сделались единодушны. В один голос Аластор и Родрик воскликнули:

– Именно, матушка! Вы же написали нам письмо!

Леди Вук прошипела:

– И что, кретины, я написала в письме, чтобы вы прибили Мейнхарда? Утопили его в озере? Продали его в рабство? Я это написала?

– Нет, вы написали, что отец при смерти и вы ждете нас, – неуверенно молвил Аластор. Его ум дал слабину, он потупил взгляд.

– Так я и ждала вас здесь! Я написала вам, что жду вас, а вы, идиоты, даже не удосужились меня проведать наедине. Мы обменялись приветствиями при всех. Вы убедились, что отцу хуже и хуже. Он был в очень слабом сознании, мало кого узнавал, говорить уже не мог. И вы ничего лучше не нашли, как начать пьянствовать и гулять. А спустя несколько дней, когда он впал в забытье, и когда, по-вашему, ему начало становиться лучше…

– Так объявил мессир Бром, матушка, – пробормотал Джон Вук.

– Он объявил, что возможно ему немного стало лучше, но говорить о каком-либо реальном улучшении ситуации слишком рано и неразумно. Но вы запаниковали, это естественно. Ведь от ваших вечных пьянок у вас совершенно прохудились мозги. Если они вообще у вас есть! Но и снова вы не пришли ко мне. Вы сидели и тряслись. И так до тех пор, пока я сама не собрала вас, словно стаю безмозглых, напуганных и разбежавшихся кто куда шавок!

– Вы забываетесь, баронесса! Я – первый наследник!

Кассандра лишь небрежно отмахнулась рукой.

– Повторяю, вы – стая трусливых шавок! А теперь, вы мне говорите, что если мой муж очнется и узнает о вашем поступке в отношении Мейнхарда, то мне что-то грозит! Я тебя умоляю, сын! Я не такая дура. В отношении меня нет ни одного доказательства. Даже письмо к вам я писала в присутствии всего Личного Совета. Ну, а уж Родрику все простят в силу его малолетства. Ему всего пятнадцать. Впрочем, если не простят, так уж вряд ли казнят или применят серьезное наказание. Мой муж не отличался жестокостью никогда. Разве только ко мне.

Родрик облегченно вздохнул. Тем не менее баронесса строго взглянула на него.

– Я бы на вашем месте столь не радовалась бы, мой сын. В конце концов, это лишь предположения слабой и неуверенной в себе женщине. Я лично не собираюсь вас защищать за ваши глупости. Если я ошибаюсь в вашем отце, и он окажется жесток, что тоже вероятно, сладко вам не придется. Как и вашим сводным братьям.

Леди Вук гордо подняла голову, поглядела в окно. В тишине было слышно пение птиц. Все молчали. Наконец, Джон Вук примирительно произнес:

– Матушка, простите нас. Мы были глупцами, это так. Я не спорю. Я вообще шел к вам за советом, а вышло как-то все не так. И мы действительно после прибытия должны были проведать вас. Конечно, сразу после отца, мы были обязаны броситься именно к вам, очертя голову. Теперь я чувствую себя виноватым и пристыженным. Уверен, что и мои братья тоже.

– Конечно, мама, прости меня, – сказал Родрик и слезы навернулись на его глаза.

– Да, прости меня, – как попугай, повторил Аластор. Он все еще не мог понять, что происходит, и мозг его уже закипал.

– Я не могу на вас злиться. Вы все равно дороги мне, – улыбка Кассандры растянулась до ушей. Она победила, как и всегда. – Я пекусь о вас, забочусь о вас. И если с вами что-то случится, я не прощу себе. Но вы должны понимать, что, конечно, не любовь к проклятому выродку ведьмы Изабеллы заставляет меня осуждать вас за ваши действия. Осуждаю я вашу неосторожность, неосмотрительность. Нужно было явиться в город всем сыновьям в полном составе. Стоило дождаться смерти барона. А потом Джон, ты бы наследовал. И уже будучи бароном, ты бы поступил с Мейнхардом так, как он того заслуживает. То есть, по справедливости.

– Он не заслужил справедливости, – зло бросил первый наследник.

– Именно это и есть справедливость по отношению к нему, сын. Но никто не посмел бы косо взглянуть на тебя, потому что титул барона – это не титул его первого наследника. Ты был бы верховным сюзереном всех и каждого в наших землях. И твои слова могли бы стать законом. Во всяком случае, я и мой отец всегда стояли бы на твоей стороне. А у Шульцев есть и влияние, и армия.

– Да, еще раз признаю, что мы вели себя как ослы.

Леди Вук уже чуть ли не светилась от счастья.

– Так бы сразу. Хорошо, сын мой, говори. О каком совете шла речь?

– Да все тоже. Я так понимаю, что вы не считаете, что нам следует беспокоиться об отце? Я просто нервничаю, и оттого подумал, что возможно он выкарабкается. Вот мне и хотелось бы, как это сказать, хм… Принять меры какие-то, что ли. Чтобы, хм… Обезопасить нас от его гнева в случае чего. Я и решил посоветоваться.

Лицо Кассандры похолодело. Еще не хватало, чтобы эти дураки натворили чего-либо почище выходки с Мейнхардом и подписали себе смертный приговор, втянув ее родного сына. В душе ей немного взгрустнулось. И как она просмотрела тот момент, когда ее Родрик стал таким же бараном, как и эти олухи?

– Что вы имеете ввиду, Джон?

– Я не знаю, я и хотел поговорить с вами…

– Зато я знаю. Все что вы думаете, держите в своей голове и никогда и никуда не выпускайте этого из нее. Это мой совет. Поверьте, в противном случае все вы кончите плохо.

– Вы так считаете?

– Я в этом абсолютно уверена.

– Ну хорошо. Я верю вам, – Джон Вук был раздосадован. Он чувствовал себя беспомощным глупцом в присутствии этой женщины и злился от того, что это так и было на самом деле. – В таком случае, нам нужно вести себя так же, как и прежде?

– Безусловно. Как будто ничего не происходит. С той лишь поправкой, что старайтесь хотя бы изображать радость, если приходят новости об улучшении здоровья вашего отца. И изображать печаль, если ему вновь станет хуже.

– Можно вопрос?

– Конечно, я всегда открыта для вас.

– А если все-таки случится, что отец выздоровеет. Как нам себя вести, что делать? Ведь правда о Мейнхарде…

– Если случится, что он выздоровеет, то возблагодарим Всемогущего за это. Будете молить у него прощения. И я буду молить за вас. Только молить будем правильно. Как только узнаете, что он выздоравливает уже по-настоящему, приходите сначала ко мне за инструкциями, не поднимая паники, а там будет уже видно. Но что-то мне подсказывает, что он уже не встанет со своего ложа.

– Выглядел он все-таки лучше, – упрямо сказал первый наследник.

– А я боюсь, что это лишь временное улучшение, которое часто бывает при смертельных болезнях, – с нажимом произнесла Кассандра Вук, урожденная Шульц.

Джон посмотрел ей в глаза. Вдруг что-то вспыхнуло в его мозгу. Он ужаснулся этой мысли, но неожиданно ему стало спокойнее. Вошел слуга с подносом, на котором аппетитно возвышался малиновый пирог. Лицо баронессы вытянулось, она в нетерпении начала потирать руки.

– Ставь на стол. Какой же ты долгий! В следующий раз велю тебя сменить, и больше никогда не получишь эту работу. Никакую работу не получишь. Лучше было доверять такие вещи рабу. Ступайте, дети мои, я хочу насладиться моим любимым блюдом одна. Я порядком утомилась. И помните, что только молитвы, обращенные к Всемогущему, могут спасти нашего почитаемого и светлейшего правителя. Молитесь. Молитесь также усердно, как я молюсь.

«Да уж, молитесь…! Молиться также, как ты – это значит не молиться вовсе, хитрая карга!» – подумал про себя Джон Вук, когда покидал покои мачехи вместе с братьями.

Барону Аластору Вуку снились летающие псы. Он любил охоту и содержал огромную псарню. Он не был кровожаден в миру, но, когда брал след жертвы, превращался в беспощадного убийцу. Любому попавшемуся на его пути загнанному зверю приходил конец. Даже медведю. О, скольких барон лично заколол! Бэренбайсеры барона считались самыми сильными и свирепыми среди всех псов баронства. Они настигали медведя, неистово кидались на него и грызлись не на жизнь, а на смерть, пока не подоспевал хозяин. Быстрым и смертельным ударом пики Аластор Вук-старший пронзал зверя и украшал помещения своего замка еще одной шкурой. Один раз пика сломалась, медведь кинулся на барона, но тот был в такой ярости, что смог добить хищника кинжалом, чудом уцелев сам. Видно, в глазах барона, даже медведь увидел что-то демоническое, когда умирал.

Теперь сам барон лежал поверженный и беспомощный, почти мертвый. Он летал на псах в своих галлюцинациях, его убивали медведи и поедали его внутренности, он мучился и терзался. То его поднимало ввысь, то кидало в темную бездну. Потом тошнило во сне, выпадали волосы и зубы. Несколько раз барона живьем заколачивали в гробу, и он чувствовал вибрацию от ударов комьев земли, бросаемых сверху на деревянную крышку. Он кричал, но звуков его воплей не было слышно.

Иногда ему являлась Изабелла. Та, которую он любил всю жизнь. Наступал покой. Он становился перед ней на колени, прикладывался лицом к ее животу и плакал. Она гладила его по голове и говорила, что теперь все будет хорошо и бояться больше нечего. Аластор, словно наяву, ощущал прикосновение ее нежных и любящих рук. Потом все рассеивалось, и барон плакал еще больше. Все было обманом, иллюзией.

Так проходили дни, когда правитель баронства Вуков боролся с хворью, которая, разрушая еще крепкое тело, пыталась свести его в могилу. Никто уже не сомневался, что скоро барону придет конец. Все удивлялись: как еще в нем теплится жизнь?

В этот вечер мессир Корнелий Бром продолжал проводить все необходимые лечебные процедуры. Многие не замечали, насколько отчужденным стал Корнелий с момента заболевания барона. Он был теперь совсем нелюдим, сосредоточен и вечно погружен в свои мысли. Время тянулось, главный лекарь методично выполнял те действия, которые могли, по его мнению, дать положительный результат. Он пускал кровь, вливал необходимые настои, вкалывал нужные лекарства, прикладывал компрессы на язвы. Лоб мессира Брома взмок от пота. Густые брови напряженно сошлись на переносице. Вздувшиеся вены на висках пульсировали. Облысевшую голову лекаря покрывал черный шаперон. Стекло монокля в правом глазу запотело. Но всего этого Корнелий не замечал, ему было не до того.

Главный лекарь узнал кое-что. Узнал давно и теперь был носителем этого бремени. Он бы, наверное, никогда и не поделился ни с кем своей тайной, так как сам не был до конца уверен. Но болезнь барона все изменила. И теперь вопрос стоял только в одном. Сможет ли барон выжить. Если нет, то это одно. Если да… То, о Всемогущий, это совсем другое дело! Мессир Бром старался проводить с Аластором много времени. Как можно больше. Тем более, что в этом не было ничего подозрительного, а главное – это еще было необходимо и с медицинской точки зрения.

Погода на улице удалась по-летнему хорошей. Было тепло, но не жарко. Заходящее солнце бросало в комнату свои последние в этот день лучи. Они скакали по комнате, отражаясь на стекле, доспехах и оружии, предметах из драгоценных металлов, которыми были богато обставлены покои правителя баронства Вуков. Целая плеяда взблесков и сияний устроила настоящее представление, кружась по помещению в своем удивительном танце. Но пляска их становилась все менее зажигательной и стремительной. Одного за другим, солнце забирало своих детей из комнат замка, уступая место царству ночи: темному, мрачному, полному тайн. Наступало время тихих дум и аскетического спокойствия для многих созданий этого мира.

В этот самый момент, мессира Корнелия Брома, вырвал из его мучительных дум хриплый и тяжелый, словно из самого пекла, голос:

– Во-дыыыы…

Главный лекарь подскочил от страха и посмотрел на ложе барона. Перед ним лежал живой мертвец. Бледный, осунувшийся, с полузажившими язвами, с окончательно поседевшей бородой и усами, Аластор Вук сначала приподнялся на локтях, а потом жадно протянул руку с ее длинными и тощими пальцами к Корнелию.

– Во-дыыыы…, – повторил барон своим страшным голосом.

Мессир Корнелий Бром был главным лекарем, человеком медицинского склада ума. Он достаточно быстро взял в себя в руки и справедливо рассудил, что живых мертвецов быть не может, какие бы о них сказки не пели, и что перед ним, пускай и в весьма плачевном состоянии, но оживший наконец барон. Все меры, предпринятые Корнелием, все же привели к тому, чего он так долго ждал. Да, барон совсем не выглядел бодрым и здоровым. Но сознание вернулось к нему. А раз так, то самое страшное для его здоровья уже позади. Бром схватил кувшин с водой, плеснул в металлический стакан и протянул своему повелителю.

– Держите, ваша светлость. Тут только треть стакана. Если хотите жить, то клянусь Всемогущим, вам придется довольствоваться этим. Либо прикажите меня казнить сразу, пока дар речи вернулся к вам.

Аластор Вук смотрел на главного лекаря дикими и непонимающими глазами. Но это продолжалось недолго. Корнелий удовлетворенно увидел проблеск некоего понимания действительности в лице барона. Наконец, Вук медленно и аккуратно поднес стакан ко рту дрожащими руками. Маленькими глоточками, наслаждаясь, Аластор выпил всю воду. После чего обессилено откинулся на подушки.

– Я у себя? – медленно, с трудом выговаривая слова, произнес барон.

– Да, в ваших покоях.

– Долго я провалялся?

– Достаточно долго, ваша светлость. Около полутора недель.

– Демоны меня разорви! Что это за болезнь такая? Последние мои осознанные мысли были о том, что я уже не увижу этот свет.

– Та же болезнь, ваша светлость, что погубила вашу вторую жену.

Барон с болью посмотрел на Корнелия.

– Как это могло произойти? – Аластор покачал головой. Слезы наворачивались на глаза. – Она. Теперь я. Ох, лучше бы эта зараза забрала тогда меня, но мою милую жену пощадила.

Мессир Корнелий Бром странно осмотрелся по сторонам. После чего пододвинул стул ближе к ложу барона, и, взволнованно, тихим шепотом произнес так, чтобы только Аластор слышал его:

– Эта зараза – не совсем зараза, ваша светлость. Изабеллу отравили. Тогда, девятнадцать лет назад. А теперь и вас.

Если бы у правителя баронства Вуков было больше сил, он бы взревел. Ослабленный, он смог лишь немного возвысить тон, но глаза его сверкали молниями:

– Что ты несешь? Я уже устал от этих слухов. Все это россказни! Но ты, человек науки, тоже ударился в этот бред? Да уж, многое изменилось за время моего беспамятства.

– Ваша болезнь есть борьба не с заразой, а с ядом, – невозмутимо продолжал главный лекарь. – И, если бы я в свое время не понял, что это яд, вы бы уже были двумя ногами в могиле. Еще пара-тройка дней, максимум неделя. И все бы кончилось навсегда, ваша светлость.

Барон очень пристально посмотрел на мессира Брома.

– Раз так, – тихо молвил он, – говори дальше.

– История следующая, ваша светлость. Еще тогда мне не давала покоя эта странная хворь леди Вук. Эти многочисленные язвы, эта лихорадка. Симптомы указывали скорее на отравление. Но яда обнаружить не удалось. Я проводил опыты на этот счет, как во время болезни вашей жены, так и после ее смерти. Ничего. И тем не менее, я не верил в естественные причины этой трагедии. Недоучки, поглупее меня, конечно, купились на этот обман. Но я посвятил медицине всю жизнь. Я не знал такого яда, которого при должном опыте нельзя обнаружить. Здесь же я столкнулся с проблемой. В конце концов, я почти убедил себя, что все это действительно болезнь. Загадка природы. «Да прибудет Всемогущий с этой загадкой», – решил я. Как будто их мало в жизни? Но потом вы дозволили мне отправиться на Международную конференцию медицины и лекарского искусства. Она проходила в Велийсской империи, если помните.

– Помню. Продолжай, Бром.

– Так вот там я познакомился с мессиром Пироговым. О, видный был лекарь, гремел на всю империю! Жаль, что уже умер. Но я продолжаю. Мессир Пирогов был приятно удивлен моими способностями и познаниями, когда в нашей короткой беседе я рассказал ему о своей точке зрения на один медицинский вопрос, который вам совершенно не будет интересен. Светило пригласил меня к себе для более детальной дискуссии. И уже вечером того дня я поднимался по ступеням ко входу в его роскошный особняк. Ужин был прекрасен, велийсский мед восхитителен, а тот наш научный диспут я никогда не забуду. Но, когда я собирался было откланяться, меня будто остановили высшие силы. Я вспомнил ту проблему, которую так и не смог решить. Проблему отравления вашей жены. Я обо всем рассказал подробно мессиру Пирогову, и, на мое счастье, этот ученый муж нисколько не удивился. Он сразу определил по описанным мною симптомам, что это за яд.

Оказывается, у них в империи есть один небольшой островок, ранее населенный язычниками, которые тем не менее были покорены велийсскими армиями. В этой части мира, обычно лояльные велийцы, принялись ожесточенно насаживать свою культуру и веру. В конце концов, от язычников не осталось и следа. Но велийсские мужи науки сохранили кое-какие остатки знаний, имевшихся у язычников. К ним и относится создание этого хитрого яда из сока деревьев, которые растут только на этом острове. И яд этот невозможно обнаружить никакими способами. Тем не менее, если сразу правильно начать лечение верно приготовленными специальными настоями, инъекциями и компрессами, то действие яда отступит, и потом организм скорее всего сможет справиться с хворью. Всеми этими рецептами любезный мессир Пирогов меня снабдил. Теперь вы живы, ваша светлость.

– Но ведь яд невозможно обнаружить?!

– Да, но для него существует только такое лечение, о котором я говорил выше. Компрессы и настои эти не лечат ровным счетом ничего, как и инъекции. Только отравление данным ядом. Этот секрет мессир Пирогов тоже раскрыл мне. Таким образом, раз мое лечение спасло вас, значит сомнений нет. Эта неизвестная болезнь есть самое настоящее отравление. Конечно, о вашей жене мы так судить со сто процентной уверенностью не можем, ведь единственный способ открыть этот яд заключается в правильном лечении. Но если мессир Пирогов по симптомам, которые я всего лишь описал, сразу верно поставил диагноз, то я, который видел смерть Изабеллы и вас, когда вы корчились в муках, могу совершенно недвусмысленно заявить: чудес не бывает! Ее отравили, как и вас. Все сходится.

Аластор Вук лежал бездвижно. Спустя какое-то время главный лекарь заметил, как барон плачет. Но это длилось недолго. Скорбь и печаль по любимой, уступили место ярости и жажде мести. Барон приподнялся и посмотрел на Корнелия Брома. Тот был поражен. Лицо Вука налилось кровью. Он вдруг даже стал как будто бы намного здоровее и сильнее, чем это было возможно. Наконец, правитель баронства Вуков прорычал:

– Я должен знать, кто это сделал. На себя мне плевать, но за Изабеллу я уничтожу поганого отравителя без суда и следствия. Я этими вот руками схвачу его, привяжу к стулу и буду отрезать кусочек за кусочком, наслаждаясь его мерзкими воплями.

Глаза барона отражали в себе животную дикость. Таким озверевшим главный лекарь не видел его никогда. Даже когда Аластор Вук-старший выходил на охоту, он не наводил столько ужаса на окружающих, как сейчас.

– Но ваша светлость, дело в том, что мы не знаем точно, кто именно это сделал.

– О, поверь мне, мы это обязательно узнаем, Бром. Ты спас меня, я благодарен тебе. Но многие будут проклинать тебя за это, верь мне. Я всегда старался быть справедлив, но никогда не получал справедливости взамен от Всемогущего. Да, я предал Джона Барра, но я не любил его сестру. Он не должен был настаивать на этой свадьбе. Он вел себя слепо, но я пошел у него на поводу. Я расплатился тем, что потерял лучшего друга, потерял первых двух детей, которые ненавидят меня и выросли такими ублюдками. Потом я потерял ту, ради которой пошел на все это. Моя следующая жена дала мне сначала надежду, но потом я увидел ее истинное лицо: алчность, жажду власти, ненависть к моему единственному сыну, которого я люблю. Меня окружают в большинстве своем лицемеры. А теперь я узнаю, что не сам Всемогущий наказал меня. Он просто вложил свой карающий меч в руки каких-то мерзких и трусливых тварей, которые бьют в спину. Он даже не захотел марать об меня свои божественные руки. И что еще хуже, он также поступил с Изабеллой. Она была просто женщиной, которая полюбила барона. Которой ничего не нужно было взамен. Которая мечтала просто жить и быть счастливой. За что? Нет, это не тот, в кого я буду верить. Отныне и навсегда, Всемогущего для меня нет! Будь он проклят, и прокляты все, кто встанет на моем пути, Бром! Я посею смерть среди непокорных и вознагражу тех, кто будет помогать мне в моих замыслах. Встань! – голос барона Вука уже гремел, лицо и тело было еще покрыто заживающими язвами, но гнев словно излечил этого могучего человека. Характер и дух победили бренное тело.

В трепете Корнелий Бром встал и склонил голову перед бароном. Тот властно произнес:

– Мой постельничий здесь?

– Да, он в своей комнатке, как и положено. Мессир Деян Кос следил за всеми, кто приходил и уходил. После каждого посещения, он лично заходил к вам и проверял все ли в порядке. Естественно, и после моих визитов тоже.

– Сюда его.

– Ваша светлость, может не стоит так быстро раскрывать то, что вам стало гораздо лучше? Я думаю…

– Мессир Бром, повторяю. Сюда его. Немедленно.

– Как прикажете.

Через пару минут главный лекарь вернулся с постельничим. Мессир Деян Кос был крупным и пухлым человеком, неуклюжим, но физически сильным, с огромными каштановыми усами, заложенными за уши. Глаза его сияли счастьем. Он пробасил:

– Ваша светлость!

– Да, Деян. Я тоже рад видеть тебя, – сказал барон и улыбнулся. Но спустя секунду лицо Аластора Вука-старшего вновь сделалось суровым. – А теперь слушай мои приказы и следуй им быстро, точно и неукоснительно. Для начала выполни свой официальный долг, открой мой железный шкаф и надень на меня символ моей власти.

Мессир Кос подбежал к шкафу. Он вставил сначала один огромный ключ, быстро выбранный из его увесистой связки, в нижний замок. Потом второй, поменьше, в средний замок. И, наконец, самый маленький в верхний замок. Далее он повернул ключи в одной ему известной последовательности и открыл массивную дверь шкафа. Деян извлек оттуда тяжелую золотую цепь с таким же гербом, изображавшем стаю волков, символ рода Вуков. Герб был украшен зелеными изумрудами. Торжественно, постельничий одел, на сидящего в постели барона, эту регалию. Барон отбросил одеяло.

– Ваша светлость, вы должны лежать! – воскликнул мессир Корнелий Бром.

– Отныне я лежать не буду. И вы не заставите меня, Бром! Даже если мне суждено умереть, то пусть будет так! Если же нет, то демоны помогут мне, – барон встал на ослабшие ноги, покачнулся, но, опершись одной рукой на стену, выпрямился. Стопу левой ноги пронзила боль. Там была одна из самых кровоточащих язв, и хоть отрава теряла свое влияние на организм, все же не все раны затянулись достаточно хорошо. Небольшой кровавый след остался на ковре, покрывавшем каменный пол.

– Корнелий, перевяжете позже, – бросил барон кинувшемуся к нему главному лекарю. – Постельничий, приказываю тебе: принести мне мою подобающую домашнюю одежду, найти для меня крепкую трость, мне будет трудно ходить. А также принести мне мои пистоли, меч и кинжал. Оружие должно быть рядом. И не смей распространяться, что я уже на ногах! Очень скоро все узнают, но для начала мне нужно сделать соответствующие приготовления.

Мессир Кос послушно закивал головой и бросился к выходу, но правитель баронства Вуков остановил его:

– Еще не все!

– Прошу прощения, ваша светлость, – вытянулся в струнку Деян.

– После всего этого, ты бегом помчишься к мессиру Оукману. Скажешь, что я вновь в сознании и прикажешь ему усилить вдвое охрану всего замка; втрое охрану моих покоев, и, самое главное, никого из замка не выпускать, и никого в замок не впускать, кроме генерала моей Основной армии мессира Аксельрода. К нему генерал Оукман должен будет послать гонца немедленно, как выполнит мои распоряжения. А когда мессир Аксельрод явится, они вдвоем должны будут прийти ко мне незамедлительно. Ты все запомнил?

– Да, ваша светлость! Все будет сделано в точности, как вы приказали.

– Беги.

Как только постельничий выбежал, Аластор взглянул на Корнелия.

– Перевяжи мне ногу, а то я все кровью заляпаю.

– Ну я же просил, ваша светлость! Это так опасно! – с горечью в голосе запричитал главный лекарь.

– Не ворчи. Нога не главное. Есть у меня и для тебя поручение, тебе я могу доверять. Но скажи мне, есть ли у тебя среди твоих помощников и учеников какой-нибудь расторопный малый, которому ты сам можешь доверять?

– Кажется, есть один, – подумав немного, ответил Бром, – я спас его от ужасных родителей, увидев в нем определенные таланты. В наше время верить нельзя никому, но этому парню я относительно могу довериться.

– Это годится. Поручение не столь тяжелое. Ему предстоит всего лишь передать весточку кое-кому, – и барон устало опустился на кровать.

Мессир Логан Оукман бодро шагал по коридорам замка в направлении покоев первого наследника. Его сопровождали семеро гвардейцев. Да уж, ну и утро выдалось! Уже почти рассвело, а генерал успел выполнить несколько поручений своего «воскресшего» повелителя и главнокомандующего. В том числе, побывать у него на аудиенции вместе с генералом Петаром Аксельродом.