Действуй, мозг! Квантовая модель разума

Во всех этих концепциях существование индивидуальной души под сомнение не ставилось.

Элементов души или разума, как таковых, Августин не выделял. Он следовал античной традиции и, соединяя её с библейской версией сотворения мира, сообщал о четырёх первоэлементах-стихиях: огонь, воздух, вода и земля.

Об их взаимодействии теолог отзывался глухо: «…вопрос о превращении элементов до сих пор открыт и не выяснен даже теми людьми, которые посвящали свой досуг весьма тщательному исследованию этого предмета».

Несмотря на это, Августин соотносил каждый вид телесных ощущений с определённым первоэлементом. Зрение он ассоциировал с огнём, слух – с воздухом, обоняние и вкус – с водой, а осязание – с землей. При этом делал важную оговорку: «…несмотря на остроумные соображения, приписывающие ощущения различным телесным элементам, сами чувства возбуждаются через более тонкое тело душой, которой и принадлежит сила ощущения, хотя сама душа и бестелесна». 3

Зато Августин сформулировал подробную феноменологическую структуру.

Где, во-первых, разум – часть души, присущей всем живым созданиям (растения и животные наделены низшими ступенями души – соответственно «растительной» и «ощущающей»).

Во-вторых, разумная душа имеется только у человека. У неё пять ступеней-уровней, которые условно можно обозначить так: познание и творчество, кротость и милосердие, безмятежное стремление к Богу, достижение Истины, созерцание и наслаждение Божественной Мудростью (это последняя, высшая ступень).4

В-третьих, важным феноменом теолог считал «личность» – смешение души и тела, специфическое для человека. В этом рассуждении мыслитель строил аналогию с Христом, его двойственной богочеловеческой природой.20

Среди функций телесного разума Августин подробно останавливался на памяти и описал, в соответствие с предполагаемыми механизмами, пять её форм.

«Сенсорная память» (формирование и сохранение образов непосредственно от каждого из пяти органов чувств), «память о самом себе» (образ себя в прошлом, настоящем и предполагаемом будущем), «интеллектуальная память» (врожденные идеи, правила, логика и пр., а также способность соединять образы прошлого в единую мыслительную конструкцию), «память сложных чувств» (хранение воспоминаний о любви, грусти, радости, страдании и др.), «память о забытом» (здесь, возможно, имелось в виду не только ощущение «помню, что забыл, но не помню, что именно», но и ложная память – т.н. псевдореминисценции).22

В отношении интеллекта теолог высказывался менее ясно. Но определял его как способность делать умозаключения и обобщения. Что в целом совпадает с общепринятым сейчас толкованием.

Следует особо отметить, что главным инструментом самопознания и, через него, познания Бога для Августина был не разум, а бестелесная душа.

Причём душа, наделенная любовью.

Это открытие Отец Церкви сделал в своём монументальном, во многом подводящем итоги философских и религиозных исканий всей жизни, труде «О граде Божьем».

Выше мы обратили внимание на то, что исследователь различал телесные ощущения и сложные чувства. Последние, хоть и опосредуются умом, производятся бессмертной душой. Самое мощное из высших чувств – любовь. Которая истинна даже тогда, когда любишь ложное. «Ибо у нас [в отличие от животных – Р.Б.] есть иное чувство… посредством которого мы различаем справедливое и несправедливое: справедливое – когда оно имеет известный созерцаемый умом вид, несправедливое – когда не имеет его. Для деятельности этого чувства не нужны ни острота глазного зрачка, ни отверстие уха, ни продушины ноздрей, ни проба ртом и никакое другое телесное прикосновение. Благодаря ему я убежден, что я существую и что знаю об этом; благодаря ему я люблю это и уверен, что люблю». 2

Итак, суть учения Августина сводится к следующим тезисам:

– Душа и телесный разум – принципиально разные сущности.

– Душа использует разум (его разнообразные инструменты-функции, включая память и интеллект) для познания Истины, т. е. Бога.

– Душа также наделена способностью проявлять сложные чувства, главное из которых – любовь.

Тут мы сделаем паузу и особо подчеркнём значение и глубину концепции теолога.

Имеется ряд важных обстоятельств, которые, на наш взгляд, раз за разом упускают, как критики религиозного мировоззрения, так и сторонники «разумного замысла».

Учение Августина сосредоточено на самых сложных феноменах мозга, объединенных им в понятие «душа».

Анатомия головного мозга, различение нервов и сухожилий, детальное устройство органов чувств теолога не интересовали. Эти мелочи относятся к телу и могут, вообще говоря, изменяться для нужд души и по воле всемогущего Творца.

Поэтому, сколько бы медицинских фактов ни откапывали и ни описывали врачи (Августин, конечно, был знаком с трудами Галена), ядро учения – концепция души – остаётся в неприкосновенности. 8 или 80 пар черепно-мозговых нервов у человека, 5 чувств у него или 25 – не важно. Важно, что они служат потребностям личности – гармоничной ассоциации любящей души и её разумной части, включающей память и интеллект.

В наши дни над отвлеченными спорами фанатов науки и креационистов Августин бы посмеялся.

Какая разница – как и почему возник человеческий глаз? Бог, если нужно, легко сделает часовщика зрячим. Не в этой частности дело. Задача в том, чтобы дать глубокое объяснение сложности человеческого поведения.

Учение о душе, прежде всего, рассказывает о человеке, а не о Боге. Оно, хоть и касается эсхатологических вопросов, центрируется на обывателе, его практических нуждах. Гипотеза Августина – убедительный пример системного антропологического подхода.

Августин в нюансах оказался дотошнее, чем Аристотель, и мыслил шире, чем Платон.

Догадка о существовании души возникла на заре человеческой цивилизации. Её автора мы, вероятно, никогда не узнаем. Но никто из последующих мыслителей, за исключением Блаженного Августина, не сумел создать столь тщательно проработанную теорию мозга.

Благодаря новому, как сказали бы раньше, диалектическому, уровню осмысления самого процесса мышления и его продуктов он смог не только точнее описать сформулированными другими философами дихотомии, но и органично их соединить.

В его изложении мозг – не как орган тела, а как орган познания – поднимается со ступени телесного придатка на высоту излучаемого душой «умственного света». Эмоции отчётливо разъединены и одновременно сочетаются в разнообразные духовно-телесные альянсы. Которые, в свою очередь, являются частью неповторимой человеческой индивидуальности.

Быть может, впервые человек, анализируя и оценивая работу собственного мозга, сделал допущение об общей природе т.н. «идеального» и т.н. «материального» и, не вступая в противоречие ни с одним имеющимся фактом, написал грандиозную картину человеческого ума.

Отметим, что свои взгляды Блаженному Августину приходилось защищать в острой полемике с популярными тогда манихеями и неоплатониками.

Разумеется, экспериментов по обнаружению души не проводилось, но представление о двуединой природе человека не было редкостью (в Китае, например, можно было наблюдать похожую модель: инь и ян, Земля и Небо и пр.).

И тот факт, что на многие столетия для Европы точка зрения Августина сделалась доминирующей, указывает на слабость конкурирующих гипотез. Которые, хотя исходили из той же предпосылки, не были столь детальными и не отвечали в нужной степени чаяниям миллионов людей.

Более того: августиново учение оказалось как нельзя лучше вписанным в контекст других теорий – ответов на вопросы о мироздании, о происхождении жизни, о природе бытия.

Сопутствующие объяснения теолог не выдумывал, а взял уже разработанными. То были соответственно: геоцентрическая система Птолемея, описанный в Библии Акт Творения и учение о первоэлементах-стихиях, почерпнутое в трудах античных философов. Не везде эти концепции принимались, а если и принимались, то с оговорками, дополнениями и т. д.

Тем не менее, именно мировоззрение Августина связало их в единое целое – комплекс хорошо продуманных объяснений, каждое из которых поддерживало другое и добавляло ему правдоподобности.

Коротко говоря, учение о душе в изложении Августина – первая квазинаучная гипотеза об устройстве и работе мозга. Она приблизила научное осмысление человеческого разума, сделала его неизбежным.

Такая глубина объяснительной силы – редкость в наше суетное время.

Рационалисты и идеалисты в рассуждениях о разуме предпочитают закидывать друг друга фактами. Но без всеохватывающей теории даже правдивые факты – зыбкая почва. На ней, как на мокром панцире черепахи, удержаться трудно.

В концепции Августина ясно различимы два измерения человеческой природы. Поэтому мы идентифицируем её как двухмерную модель мозга (см. табл. 2).

Справедливости ради скажем, что существует иная точка зрения. О том, что богослов никак не продвинул науку вперёд и «затормозил развитие природоведения». 13

Во-первых, если б это было так – т.е. всё, что сказал Августин о разуме, есть нелепость и враньё – в наше время подобные взгляды, во всяком случае, для своего личного пользования люди бы не выбирали.

Сегодня многие учёные – физики, математики, молекулярные биологи, нейропсихологи и пр. – являются приверженцами идеалистического мировоззрения. Это ничуть не мешает им быть успешными в своей профессиональной области.

Объяснение тут очень простое: они не считают научные теории о мозге более убедительными, нежели то, что предложил преимущественно Августин и отчасти другие Отцы Церкви.

А ведь эти люди – специалисты, чья работа во многом сводится к тому, чтобы строго различать полезное и бесполезное, имеющее смысл и бессмыслицу.

Во-вторых, о концептуальной сущности этой модели и других «природоведческих» взглядов Августина современные интеллектуалы судят тоже весьма благосклонно.

Физики неоднократно указывали на теолога, как на первого мыслителя в истории человечества, заявившего о том, что время не является абсолютным и вечным. Ни много ни мало это краеугольная предпосылка общей теории относительности. На это обращал внимание и подчёркивал, например, Стивен Хокинг.26

Нейроучёные откровенно восхищаются интуицией Августина в отношении описания различных видов памяти, которые удивительным образом согласуются с нынешними взглядами психологии и нейробиологии.22

А философы с репутацией, исключающей какую-либо симпатию к ортодоксальному религиозному мировоззрению, отмечают поразительную сложность и актуальность концепта личности, сформулированного этим теологом.24

Было бы глупо изображать Отца Церкви рационально мыслящим учёным. Тем не менее, невозможно отрицать поразительную живучесть представления о существовании души.

А если объяснение не просто живёт очень долго, но на протяжении тысячи лет является научным мейнстримом, значит, к нему стоит присмотреться.

Разум и чувство

В 1811 году увидел свет художественный роман «Разум и чувство» (англ. «Sense and Sensibility») за авторством Джейн Остин.

Впоследствии произведение многократно переиздавалось, экранизировалось и даже пародировалось. Что, впрочем, лишь добавило и до сих пор добавляет ему популярности.

Приведенный вариант названия в переводе на русский язык выбран неслучайно. Именно этот перевод А. Ю. Фроловой, по мнению лингвистов и литературоведов, наиболее соответствует замыслу автора. Антитеза отражает ключевой конфликт, предопределяющий поступки героев: сочетание и борьбу двух противоположных начал в человеке – рационального и иррационального.

Терминологическая игра с понятием sense любопытна. Если принять его смысл, как «зрелое чувство, рассудительность», в сравнении/оппозиции с sensibility (ранимость, незрелая эмоциональность),5 то получается, что Джейн Остин интерпретирует разум, прежде всего, как мозг чувствующий.

Значит, идеал поведения человека – баланс между разумом и чувством. Такой логический синтез представляет собой высшую точку развития тезиса о двухмерном мозге.

Разумеется, автор «Разума и чувства» не сама это выдумала. Коннотации sensus Блаженного Августина и sense Джейн Остин имеют очевидную, окрепшую за почти полтора тысячелетия, связь.

Интерпретация писательницы – творческая переработка христианского толкования природы человека. Прежде всего – двухмерной модели, описанной теологом. Где «душа», как высшая мыслящая и переживающая комплексные эмоции структура, со временем превратилась в «разум» (sense), а «тело», как обитель трудно контролируемых инстинктов и реакций, стало «чувством» (sensibility).

Примеров художественной трансформации обсуждаемой дихотомии было предостаточно. Заслуга Джейн Остин в том, что она передала это толкование лаконично, искусно обернув его в популярный жанр мелодраматического романа.

В XIX веке противопоставление умственного и чувственного наблюдалось не только в художественной литературе.

Оно стало предметом жарких научных споров. Что неудивительно – ведь к концу столетия окончательно сформировалась новое объяснение мозга.

Об этом – в следующей главе, а здесь отметим, что учёные развернули дискуссию в контексте пресловутой «психофизиологической проблемы».

Психофизиологическая проблема – это теоретический вопрос психологии, который можно сформулировать, в том числе, следующим образом: «Как устроена природа человека: телесные/физиологические процессы регулируют и определяют душевные/психические феномены, или, наоборот, психика детерминирует различные соматические изменения и проявляется через них?».

Более кратко: «Что первично: тело или душа?».

И совсем коротко: «Курица или яйцо?».

Иллюстрацией бушевавшей дискуссии служат теории о механизмах возникновения человеческих эмоций.

В 1884—1885 гг. психолог Уильям Джеймс и физиолог Карл Ланге независимо друг от друга предположили, что телесные процессы предшествуют появлению эмоций, не исключая сложные чувства.

Джеймс (именно его, между прочим, некоторые исследователи называют отцом психологии) писал, что «мы печалимся потому, что плачем; боимся потому, что дрожим; радуемся потому, что смеемся; сердимся потому, что наносим удар». 27

Т.е. физиологические процессы детерминируют ощущения и эмоции. Сначала курица, потом яйцо.

Со временем нейроучёные стали склоняться к противоположному ответу.

Сегодня, к примеру, уже неплохо изучены мозговые структуры, которые принято называть «лимбическая система». Эти скопления нейронов в мозге считают ответственными за возникновение эмоций, которые проявляются соответствующими образами в психике и запускают цепь физиологических изменений (колебания кровяного давления, изменение диаметра зрачка, сокращение мышц и пр.).15

Есть теории, напрямую выводящие положительные и отрицательные эмоции из идеальных феноменов (например, теория когнитивного диссонанса психолога Леона Фестингера, где чувства ставятся в зависимость от субъективной оценки информации, воспринимаемой человеком).23

Т.е. всё-таки сначала яйцо и только потом курица.

Должно быть ясно, как отвечал на этот вопрос отец психологии, Блаженный Августин. К тому же ответу, насколько можно судить, склонялась Джейн Остин. И миллиарды верующих людей сегодня.

Разум и чувство суть единое – душа. Скорее яйцо, чем курица.

Ответ Карла Ланге и Уильяма Джеймса менее удачен.

Отдавая предпочтение телесному началу и, как следствие, мозгу с его физиологией, исследователи проигнорировали сложность человеческих переживаний, впечатлений и эмоциональных образов.

Да, можно заставить курицу нести яйца определённого размера. Но, вообще говоря, в природе яйца бывают по-разному разные. Вряд ли можно добиться (да и зачем?), чтобы курица снесла страусиное яйцо. Тем более: яйцо золотое.

А феноменологическая реальность такова, что метафорические золотые яйца нашим мозгом производятся нередко.

Современные когнитивные специалисты, озабоченные психофизиологической проблемой (таких, впрочем, всё меньше) не дают однозначного ответа.

Одни, подобно Галену-исследователю, механически собирают факты (столько-то за «курицу», столько-то за «яйцо»). Другие, как Гален-философ, повторяют затверженные, подкрепленные авторитетной традицией, формулы.

Читателя, ожидающего окончательный ответ – так, в конце-то концов, курица или яйцо? разум или чувство? – ждёт разочарование.

Правильного ответа не существует.

Потому что нет в человеке противопоставления духовного и телесного. Нет и всё тут (говорю с сожалением, ибо в противном случае работа психиатров и психотерапевтов была бы куда проще).

Взглянем, как работает двухмерная модель мозга не на бумаге – в учёных трактатах и увлекательных художественных романах – а, в повседневной, одинаково наполненной рутиной и непредсказуемыми поворотами, жизни.

Легко показать, что, например, для лечения большинства психических расстройств представление о разделении в человеке душевного/психического и физического/физиологического никуда не годится.

Как психиатр, я признаю, что религиозные практики помогли и помогают многим людям в трудных жизненных ситуациях. Сам наблюдал такое не раз.

Проблема в том, что гипотеза о существовании души не купирует алкогольный психоз и бесполезна при шизофрении. А ещё есть: истерические неврозы и психопатии, врожденные умственные дефекты, болезнь Альцгеймера, эпилепсия и пр. Не хочу умалять труд, скажем, священников, выслушивающих ежедневно исповеди своих прихожан, но очевидно, что, исходя из двойственной природы человека, нельзя помочь всем и во всех случаях.

Рассматривая случаи поведения толпы, где, казалось бы, чувства и не самые позитивные определяют поведение, также сложно судить, основываясь на критерии «рациональное/иррациональное».

Как вели себя люди, скажем, на гибнущем «Титанике»? Разумно или эмоционально?

Многочисленные свидетельства демонстрируют, что по-разному. Кто-то спасал собственную шкуру, кто-то проявлял благородство и альтруизм. Некоторые впадали в ступор, другие спокойно читали книги.21,25

Не менее убедительные факты, демонстрирующие несводимость человека к дихотомии «разум и чувство», предоставляет изучение индивидуальных поведенческих стратегий.

Какое суждение следует вынести о поведении жены алкоголика, изнемогающей в борьбе за своё семейное счастье десятки лет и, при этом, не допускающей даже мысли о разводе? Её мотивы эмоциональны: она созависимая? Или это холодный, тщательно закамуфлированный, расчёт: часть зарплаты пьющий муж-таки отдаёт, что-то делает по дому, «детям нужен отец» и т.д.?

Или, допустим, ситуация домашнего насилия: чем руководствуется агрессор? Муж бьёт жену потому, что он озлоблен, сам воспитывался в условиях систематического насилия? Или так он исполняет негласный социальный ритуал – своеобразный «Домострой» XXI века – имея в виду, с его точки зрения, определенный резон: женщине время от времени «нужно напоминать, кто в доме хозяин»?

Внесём ясность: мы не критикуем обсуждаемую концепцию по сути.

На мой взгляд, не существует доказательств бытия души. Впрочем, нет доводов в пользу её отсутствия. (Можно ли критиковать то, что принципиально не вычисляется?)

Наш тезис состоит в том, что дихотомия «душа/тело», «разум/чувство», равно, как и её научная версия – «психическое/физическое» – не является полным объяснением всех имеющихся о мозге фактов.

Имеет место нехитрая ловушка.

Существование мыслящей, способной к любви, души-психики и биологически детерминированного разума-мозга есть аксиома, и спорить предлагается только о том, что из этих столпов нашей природы важнее. Выходить за флажки нельзя.

Ведь если не «душа» и не «психика», то что? И если вам не нравится определение «телесный» или «физиологический», то какой? В чём ваше объяснение?

Поскольку большинство теряется, альтернативное толкование с ходу предложить не может – дихотомический капкан захлопывается.

Не думаю, что раскрываю какой-то секрет.

О пагубности дихотомического мышления предупреждал ещё Иммануил Кант (ложные оппозиции он называл антиномиями).12 А после него – повторяли и разъясняли сущность ловушки многие другие философы и учёные.

Так в чём же дело? Почему люди до сих пор верят в антагонизм рационального и иррационального?

Миф о разуме и чувстве живуч не потому, что правдив или основан на какой-то научной информации. И не потому, что эту дихотомию рекламируют всюду и все, кому не лень (хотя это так).

Миф этот живуч потому, что на самом деле он не про мозг. Он про гендер. Это заблуждение – подпорка идентичности, прочно связанной с полом. «Разум и чувство» – стереотипное представление о мужчине и женщине.

«Женская логика»

Более всего от рассечения мозга на разум и чувство выиграли женщины. Что неудивительно, ведь они гораздо практичнее и, чего уж там, мудрее мужчин.

«Любишь? А за что? Как докажешь?» – краткий чек-лист, взятый на вооружение женщинами, в отличие от мужчин, внимательно читавших романы Джейн Остин.

Такому бронебойному снаряду практически невозможно противостоять. А попробуешь отделаться общими словами и двусмысленными фразами – прилетит тяжкое обвинение в «бесчувственности».

Мужчины не остались в долгу.

Манипуляцию торжественно разоблачили и обозвали «женской логикой». Где «взрывчатое вещество» – аргументы типа «это рвётся из меня!», «не могу молчать!», «я так чувствую, значит, правда!», а «детонатор» – «проявлять эмоции это нормально».

Контратакующая рационализация мужчинам не помогла. Поскольку никак не касалась сердцевины модели, на которой основана «женская логика».

Если б дело касалось только взаимоотношений полов, это ещё ничего.

Но в наше время «женскую логику» успешно освоили не только женщины.

Политики измельчали и обленились: всё чаще раздаются звонкие лозунги вместо логически стройной аргументации. Менеджеры сплачивают коллективы магическими байками-заклинаниями про «дух компании» и «корпоративную солидарность». Мошенники уже давно не заморачиваются выдумыванием хитрых схем: они «мотивируют» клиентов на концертах, подобно рок-звёздам. Жулики-психологи плодят книжки про «мужскую и женскую психологию» и разнообразные курсы «управления эмоциями». Шоумены, модные публицисты, «лидеры мнений» на видеохостингах втирают про «мужчин с Марса» и «женщин с Венеры».

Здесь эмоции – первый шаг. Важно расшатать, размягчить критическую защиту: польстить, очаровать, припугнуть; пробудить жадность, зависть.

Далее следует «фактологическая часть». Которая представляет собой вырванные из контекста сведения. Фактов не должно быть много: два-три, но подать их надо лихо, задорно. Они необходимы, чтобы окончательно обрушить критику, намертво закрепить эмоциональная связь. Или, говоря по-научному, раппорт.

Наконец, когда всякое сопротивление подавлено, наступает момент подачи «основного блюда». То может быть любой товар, теория заговора или даже научная теория.

Вы уже доверяете источнику (он/она не может врать, потому что сам (а) в это верит!). Вы раскрылись чувству: справедливому и всегда правдивому. И покупаете то, что, по возвращении домой (или в реальность) вертите со всех сторон, оглядываете и с удивлением себя спрашиваете: «Ну, и зачем мне это?».

Более того: приёмы «женской логики», берущей начало в двухмерной модели мозга, эксплуатируются для пропаганды самой модели. Точнее: её сильно искорёженной, скомканной версии.

Примером подобных спекуляций в нынешнем научпопе являются работы Юваля Харари.

В первой, ставшей широко известной, книге «Краткая история человечества» Ю. Харари сообщает о «когнитивной революции», которая по его хронологии (автор работает профессором истории) почему-то произошла в промежуток где-то между 70 и 30 тысячами лет назад.

Особенность «революционного» мозга H.sapiens, писатель, как будто, передаёт верно: человека от животных отличает способность воображать. Но дальше сваливает всё – экономику, науку, религию, политику – в одну кучу. Не сообразуя виды деятельности ни с их целями, ни с механизмами эволюции.

Нелепой суете земледельческой цивилизации противопоставляется идеал жизни в доаграрную эпоху. По сути, реконструируется древний миф о «Золотом веке», когда не нужно было вкалывать на огороде, а боги были добры. Но человек-де разрушил идиллию, стал убивать животных и всячески портить природу.