Безумный угар. Жертва

– Согласен. Виноват. Возьмите вон тот. Все равно наш обалдуй сегодня не придет, – широко улыбнувшись, он указал на пустующее рабочее место напротив.

Я отставил обляпанный стул в сторону и принес кресло, отсутствующего сотрудника, которое, надо сказать, было немногим чище.

– Такс-с, – прошипел он, постучав пальцами по столу, когда я наконец-то уселся, – давайте приступим.

На вид ему было около пятидесяти лет. Он имел густые черные волосы, просеянные сединой, и такие же густые усы на круглом, пухленьком лице. Телосложение его было коренастым, рост около метра семидесяти пяти. Своими повадками и небрежным обликом он походил скорее на слесаря с завода, только что отрубившего смену с гаечным ключом в обнимку, чем на полицейского.

– Вы говорите, что вас зовут Маслов Дмитрий Александрович, – зачем-то он вновь озвучил мое полное имя, но сейчас это было сказано таинственным образом.

– Да, всё верно.

– Это хорошо, – задумчиво произнес он. – Давайте так, Дмитрий, а лучше Дима, перейдем на ты. Я человек простой, не приемлю всей этой псевдоуважительной чуши. Так ведь намного проще вести диалог. Как вам такой вариант? Хотя нет, тебе? – заулыбался Кнутов.

– Я не против, – скромно ответил я.

– Ну и отлично. Обращайся ко мне Иван, Ваня, без разницы, – сказав то, Кнутов протянул руку, которую не без доли неловкости я поспешил пожать.

Признаю, его неординарный дружелюбный подход сказался благотворно на нервозности: беспокойные зажимы в теле ослабили хватку, и я почувствовал себя комфортнее в этом чужом и мрачном кабинете. Сложилось такое ложное ощущение, что человек, протянувший мне только что руку, способен на понимание и сострадание во всех жизненных перипетиях, и поэтому я могу без страха говорить ему о любых вещах, в каком бы нелепом свете они меня не выставляли.

– Можешь закурить если хочешь, – он протянул мне открытую пачку сигарет. – Разговор нас ожидает не из приятных. Мне то уже привычно, я с этим дерьмом каждый день вожусь. А тебе, как новичку, Дим, наверно, слегка не по себе?

– Да, – не сразу ответил я. – Есть такой момент.

Он по-доброму усмехнулся:

– А я о чём толкую. Ты бери-бери. Не куришь что ли?

– Мне немного неловко курить здесь.

– Я тебя умоляю, Дим, – мгновенно он состроил уничижительную гримасу. – Здесь все свои.

Не без доли сомнения я вытянул одну сигарету из пачки и вставил в зубы. Кнутов тут же поднес к моему лицу язычок пламени от зажигалки, и через секунду я уже ощущал грубый сигаретный вкус во рту.

– Двадцать восьмое августа, – вдруг произнес он. – Пятница, насколько я помню, была. Ты парень еще молодой, наверное, приветствуешь разные тусовки в клубах, на природе, может, предпочитаешь собираться с друзьями? Чем занимался, короче, в тот день, Дим?

Иллюзия спокойствия и доверчивости мигом спала, когда пришло осознание того, к чему с виду добродушный человек, так вкрадчиво и тактично подводил. Я посмотрел на него испуганным взглядом, который непременно дал повод собеседнику заподозрить мои дальнейшие слова в нечистоплотности. Ответ ему последовал не сразу.

– Двадцать восьмое августа? – затем как пришибленный озвучил я. – Не помню. Это же было давно. Что я тогда делал? – спросил я будто бы у себя. – Так быстро и не приходит ничего на ум.

– Дима, а ты хорошо подумай. Ведь отдыхал с друзьями, что греха таить.

– Ну, если это была пятница, то, возможно, и отдыхал с друзьями. В этом нет ничего необычного, – с напускным спокойствием ответил я.

Кнутов ухмыльнулся.

– А я и не говорил о необычности ситуации, заметь. Об этом заговорил ты… Ладно, не будем об этом. Что уж тут ходить вокруг да около, ты прекрасно понял к чему я, так сказать, ласково пытался подойти, чтобы не ранить твоих изнеженных чувств, – посмеялся он.

Почему-то его звонкий смех самым мерзким образом тронул неведомые взору струны моей души, и вдруг стало так невыносимо и отвратительно быть здесь, на нелепом допросе, к делу которого, как я думал тогда, не имею никакого отношения.

Из-за поворота, который принял диалог, я совсем позабыл о сигарете – она бесполезно тлела в моей правой руке. Когда понял свое упущение, то вместо табака обнаружил серый столбик пепла, державшийся на честном слове на нетронутом огнем сигаретном фильтре. Я было хотел стряхнуть пепел на пол (других пристойных вариантов не было), но как только я дернулся, он рассыпался на какой-то лежащей на столе документ, не знаю уж, какой важности. Кнутов не заметил моей оплошности, ведь был строго сосредоточен на лице допрашиваемого. Я, делая вид, что у меня всё под контролем, поднес остатки сигареты к губам и затянулся.

– Ты не обращай внимания на него, Дим, – подал голос второй постоялец кабинета №214, который до этого что-то усердно набирал на компьютерной клавиатуре. – Наш Иван – рубашка-парень, несмотря на свои неюные годы. Как ляпнет что, хоть стой – хоть падай.

Я судорожно повернул голову в сторону говорившего и заметил на его губах приветливую улыбку.

– Да все нормально, – ответил я.

– Семён, ты работал там? – язвительно сказал Кнутов. – Так работай! У нас здесь все на мази, пацан в состоянии сам отличить шутку от колкости.

– Дима, держись, – продолжая улыбаться, второй постоялец показал жест поддержки сложенными крест-накрест ладонями.

– Майор Игнатов, я сейчас встану – ты ляжешь! И мне наплевать, что ты выше по званию! – шутливо пригрозил Кнутов.

– Всё-всё, – Семён поднял руки вверх, обозначая свою сдачу. – Занимайтесь, не буду вам мешать.

Второй сотрудник полиции был гораздо моложе Кнутова, и поэтому было неожиданным узнать, что его звание выше. Он имел светлые короткие волосы, худое лицо с большой родинкой у носа и костлявое телосложение. Некоторые остряки подобных персонажей называют «вешалка», отмечая, как широко и угловато сидит на его плечах пиджак или же другая одежда.

– Так, на чём мы остановились, – теперь Кнутов обратился ко мне. – Ах да, точно! Ты что-то хотел рассказать про пятничный досуг.

Я прочистил горло и сказал, словно не своим голосом:

– Я был в клубе в тот день, а потом… После клуба мы с ребятами поехали к другу в загородный дом. Но детали того дня я плохо помню, – соврал я. – Потому как часто провожу выходные подобным образом.

– Это нормально, что часто. Пять дней в неделю корячиться на работе, нервы и всё такое, само собой разумеется, хочется слегка забыться на выходных. Алкоголь, девочки и все дела, – как-то двусмысленно закончил следователь.

– Я мало пью.

– Я совсем не осуждаю, Дим. Сам таким был. Знал бы ты, как я зажигал в своё время, – и потом он без какой-либо смысловой паузы заявил то, что заставило меня затрепетать сильнее. – Загородный дом находится случайно не в поселке «Снегири»?

– Да. Там.

– Интересно. Очень интересно. И чем вы там занимались? Можно и с пошлыми подробностями, – лукаво заулыбался Кнутов.

– Ничего такого не было, – словно извиняясь, произнес я. – Просто выпили еще немного, и я пошел спать.

– А остальные ребята?

– Честно сказать, я был настолько утомлен вечером, что почти сразу вырубился.

– Во сколько по времени?

– Я… Я не помню, – промямлил я.

– Ну хотя бы примерно. Это было до трех ночи, или после.

Если бы кто-то сейчас тепловизором измерил мою температуру, то на дисплее отобразился бы впечатляющий результат. Я просто явственно ощущал, как от неудобных вопросов и моего неподготовленного вранья, горели уши. Наверняка, мою грудь и шею покрыли красные пятна – следствие несовершенства нервной системы. Хорошо, что на улице было прохладно и дождливо, поэтому я пришел на допрос в ветровке с высоким воротником, которую не позаботился снять в помещении.

– Наверное, до трех ночи, – соврал я.

– Угу, – издал он гортанный звук, затем сложил руки в замок и, некоторое время подумав, спросил. – Получается из дома ты никуда не выходил до самого утра?

– Всё верно, – снова последовала ложь.

– Хорошо, тогда задерживать тебя я больше не смею.

Я было уже навострил уши, чтобы по-быстрому ретироваться из этого мрачного кабинета, как:

– Но пока ты не ушел, не мог бы ты взглянуть на фото потерпевшей? Может, ты встречал ее в тот вечер?

Ловко, словно он оттачивал сей маневр ни раз, следователь Кнутов вытащил из выдвижного ящика серую папку и расположил в открытом виде прямо передо мной. Внутри лежали кипа листов А4 и несколько фотографий, которые он затем извлек оттуда и веером разложил на столе.

На снимках была она, убитая девушка, лежавшая обнаженной на берегу реки, но только теперь ее лицо и части тела предстали без цензуры. После увиденного мир будто бы перевернулся с ног на голову… Я знал ее.

– Сигарета, – сказал он.

– Что, сигарета? – отстранено произнес я, продолжая лицезреть ужасные фотографии.

– Фильтр уже задымился.

Я резко перевел взгляд на руку, в которой были зажаты остатки сигареты. Действительно, в дрожащей мелкой дрожью руке дымился фильтр.

Кнутов с особой осторожностью вытянул бычок из моих пальцев и, затушив его об пол, выкинул в мусорное ведро.

– Да ты весь побледнел, – с каким-то подозрением затем отметил он. – Плохо что ли стало? Узнал девчонку?

Я медлил с ответом.

– Или ты такой впечатлительный малый? – продолжил он.

– Нет, не узнал, – глухо ответил я.

– Жаль, – вздохнул Кнутов и бодро сложил фотографии в папку, которую потом поместил обратно в выдвижной ящик.

– Я могу идти?

– Почти, – иронично произнес он. – Сейчас пальчики откатаем, и можешь уходить восвояси.

– Пальчики?! Зачем?! Я же здесь совсем не при чём! – испуганно и с долей недоумения я покосился на него.

– Не стоит так переживать. Это стандартная процедура. Как говорится, доверяй – но проверяй.

Когда я покидал кабинет в сопровождении капитана Кнутова, то обратил внимание с каким таинственным прищуром провожал меня второй постоялец. В купе с неприятными обстоятельствами, нагрянувшими как гром среди ясного неба, холодный, расчетливый взгляд поначалу приветливого человека с родинкой на лице ничего хорошего не сулил, поэтому мою спину в очередной раз обдало зловещим холодом.

Мне снимали отпечатки пальцев на первом этаже под аккомпанементы юмористических зарисовок между Кнутовым и другим сотрудником полиции, шустро проводившим манипуляции с моими руками.

Было около четырех дня, когда всё завершилось. Я вышел на улицу пребывая в таком состоянии, словно моя душа осталась в кабинете №214 – был настолько морально опустошен, что совсем не знал, как поступить дальше, и минут пять отстраненно стоял на подъездной дорожке, ведущей к дверям полицейского участка.

Раздался звук автомобильного клаксона. Я поднял взгляд и увидел, что впереди, в метрах десяти, на двухполосной дороге остановился черный «Логан». Из открытого переднего окна мне помахал человек, которого я узнал только по голосу.

– Сосед, ты как здесь?! – прокричал Михаил. – Давай сюда! Тебя подвезти до дома?!

В других обстоятельствах я бы картинно достал телефон из кармана и приложил к уху, якобы мне кто-то позвонил, а затем бы мгновенно развернулся в противоположенную сторону и исчез где-нибудь за поворотом, будто бы что-то запамятовал забрать или сделать. Но сегодня был совсем другой день, очень критичный для души, и мне было невыносимо оставаться в одиночестве, ведь сложившаяся ситуация требовала быстрых решений, точнее помощи со стороны, ведь сам я был не в состоянии трезво мыслить. Поэтому из-за отсутствия альтернатив, поддаваясь зову первобытных инстинктов, я направился к тому человеку, который накануне, в три часа ночи, театрально распевал, словно оперный певец, во время любовных сношений со своей супругой.

– Запрыгивай, – радостно произнес он, раскрыв переднюю пассажирскую дверь. – Ты какими судьбами в мусарне был?

– Да так, ничего серьезного, – сказал я, погрузившись в автомобиль.

В начале нашего пути домой Михаил с задором рассказывал какую-то чушь, которую я внимал с вежливой улыбкой и редкими кивками, подобающими некоторым моментам его словесного поноса. Но на самом деле мои мысли витали очень далеко от загаженного салона автомобиля.

Где-то на полдороги Михаил посмотрел на мои сложенные на коленях руки, которые я совсем небрежно вытер от следов черной краски.

– Ты что, пальцы им свои оставил? – удивленно воскликнул он.

– Да, – сухо ответил я.

– На хрена? Ты под следствием что ли?

– Нет, меня просто опрашивали сегодня. Сказали, что это стандартная процедура.

– Сосед, ты извини меня, конечно. Но ты полный дебил!

– Дебил? – нахмурился я. – Почему?

– Кто же мусорам дает свои пальцы откатывать, после простого разговора! Я всегда говорил, ваши институты – это полная херня! Нас только жизнь учит жизни!

– Ну, оставил им пальцы и оставил. Ничего страшного, – прервал я его звонкую тираду.

– Ничего страшного?! – его брови экспрессивно поползли вверх. – Ничего страшного, говоришь?! А я тебе сейчас скажу, что страшно всё это! За тебя серьезно взялись, сосед! Они не имеют права пальцы снимать просто так!

Не знаю каким образом, но я отчетливо ощутил, как мои зрачки расширились.

– Взялись за меня? – безжизненно пролепетал я.

– А что ты так удивляешься? Ты в какое время живешь? Им нужно раскрыть дело, вот они его и раскроют, повесив всё на тебя.

– Но я же ничего не сделал…

– Да им насрать! Им нужен был козёл отпущения! Вот получите и распишитесь!

– Думаешь, всё плохо?

– А то! По какому поводу они у тебя вынюхивали?

– Убийство… Девушку кто-то убил… На берегу ее нашли.

– О-о, – неоптимистично затянул он. – Попал, короче, ты!

Теперь не только были уязвлены мои душевные силы, но очередь выпала и физическим. Состояние было невыносимо тяжелым: холодный пот выступил на спине и лбу, из-за судорожного дыхания организму критически не хватало воздуха, дневной свет быстро мерк в глазах. Я терял сознание на переднем сиденье автомобиля. Еще бы чуть-чуть…

– Ты чего, сосед?! Дурно, что ли, стало?!

Михаил перекинулся через меня и импульсивными движениями, вращая ручку стеклоподъемника, открыл окно. В салон ворвались холодные и живительные потоки воздуха. Мне становилось легче.

– Еще трупаков здесь не хватало! – на веселый манер произнес он. – Отпустило?

– Всё хорошо, спасибо, – слукавил я.

– Может, остановиться?

– Не надо. Сейчас пройдет.

Глава 3

Через двадцать минут мы подъехали к дому. Михаил ловко припарковался задним ходом, заглушил мотор и энергично обратился ко мне:

– Ну что, настало время, так сказать, выполнить соседский долг.

– Чего? – сухо выдал я, продолжая находиться в полной прострации.

– Предложение, значит, такое. Сейчас поднимемся ко мне, ты хлопнешь сто грамм отборного коньяка и всё подробно расскажешь, как ты вляпался в подобное дерьмо. А я затем по старым связям попробую отмазать тебя от этого дела.

После его ободряющих слов я мгновенно почувствовал себя лучше, словно получил лошадиную дозу эндорфина. И холодный октябрьский день перестал быть таким уж паршивым и мрачным. Жизнь налаживается!

– Вы работали в полиции? – спросил я с широко раскрытыми глазами, полными надежд.

– Был такой грешок, – заулыбался Михаил. – Всё будет хорошо, не переживай.

Их квартира была вполне себе опрятной и чистой, словно влажная уборка проводилась каждый час. Стены не пестрили, как и элементы интерьера, и могло показаться, что здесь проживает скромная семейная пара, которая ценит консерватизм, привитый родителями, а смыслом жизни видит продолжение потомства. Но в нашем случае порядочное одеяние квартиры было средством для отвода глаз от пошлости, которая происходила в этих стенах с завидной регулярностью.

В прихожей мы скинули уличную одежду и разулись.

– Изольды пока нет. А жаль, она бы обрадовалась тебе, – сказал Михаил. – Залетай в зал и чувствуй себя как дома. Можешь телек включить. А я пока пойду за коньяком на кухню и приготовлю нам что-нибудь перекусить.

– Я не голоден, спасибо. И пить совсем нет настроения. Может быть, вы просто позвоните бывшим коллегам?

Он усмехнулся:

– Поверь, пьют как раз для того, чтобы настроение появилось. А позвонить я всегда успею. Еще какие-то возражения будут? – Вдруг он насупился и настороженно взглянул на меня. – Может, тебе и вовсе моя помощь не нужна! Так сказать, я умнее всех, а об остальных можно и ноги вытереть!

Выпав в полный ступор от последней истерично произнесенной фразы, я решил, что сейчас не время и не место для споров:

– Ладно, я выпью. Если только немного.

– Вот это другой разговор, сосед!

Бежевый диван был удобен и приятен на ощупь. Поначалу я скромно расположился на нём, но после пятнадцатиминутного ожидания в гостиной моя спина завыла от дневной усталости, и я откинулся на спинку, вздохнув с облегчением.

С кухни доносились тихие переговоры Михаила с кем-то по телефону, его сдержанный тон указывал на то, что разговор был не для посторонних ушей. Это меня слегка насторожило, но не настолько, чтобы заподозрить неладное, ведь предложенная им помощь являлась на тот момент единственно возможным решением проблемы.

Михаил появился на пороге комнаты с лучезарной улыбкой и белым пластиковым подносом в руках, на котором находилась тарелка с закусками и два наполовину полных бокала с жидкостью янтарного цвета.

– Ну-ка, подвинь журнальный столик поближе к дивану, – обратился он.

Круглый деревянный стол находился по центру помещения. Я тут же поднялся и подвинул стол, выставив его посередине дивана. Михаил поставил поднос на стол и сел на диван, я расположился по другую сторону стола.

– Ну, за все хорошее! – провозгласил Михаил, подняв бокал.

– Может быть, вы сначала позвоните? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Что ты как маленький! Сначала пьют за успех предприятия, а потом уже дело доходит до самого предприятия! Чему вас только в институтах учат?! – возмутился он, а затем взглядом указал на бокал:

– Ты бери-бери, не стесняйся.

Я неспешно взял бокал и поднес к лицу. Запах был довольно приятным, с отголосками чего-то фруктового. От аромата коньяка аппетит разыгрался не на шутку, и я вспомнил, что не съел ни крошки со вчерашнего дня.

Михаил быстренько опустошил свой бокал, прокряхтел и содрогнулся в плечах и шее, словно вкусил живительного пойла.

– Хороша, зараза! – заявил он и потянулся к подносу за лимонной долькой.

Горечь, которую почувствовал я от выпитого была приемлемой. После я живо схватил бутерброд с колбасой и так же спешно поглотил его. Коньяк почти мгновенно расслабил, и я без стеснения взял второй бутерброд. Михаил принялся искать в старом кнопочном телефоне необходимый номер, зачем-то медленно и четко произнося вслух список контактов по порядку, многие из которых звучали довольно нелепо: Маруся(баня), Вася «Кровавое яйцо», Леха «Черкас» и всё в таком же духе. И вот, наконец, он обнаружил искомое, о чём дал мне понять деловито поджатыми губами и фразой: «А вот и оно!»

Михаил поднялся с дивана, прислонил телефон к уху и начал беспокойно отмерять пространство гостиной длинными шагами, то и дело с подозрением посматривая на меня. Взгляды здоровяка настораживали, словно он чего-то ждал, что должно было избавить его от данного в машине обещания. После двухминутной картины того, как грузная фигура вышагивала по комнате туда-сюда, закралось сомнение, что он вовсе не собирается никуда дозваниваться. Вместе с сомнением пришло осознание того, что Михаил так и не удосужился поинтересоваться о деталях моего похода в полицейский участок, он не знал фамилию сотрудника, который вел допрос, не знал подробностей самого допроса, не ведал о предыстории, из-за которой я, собственно, и оказался на допросе.

– Ну что? – нетерпеливо поинтересовался я и хотел было предложить заполнить пробелы, но…

– Погоди, – он остерегающе, ладошкой наружу, поднял руку и после недолгой паузы заговорил по телефону. – Да, алло! Полковника Простакова пригласите, пожалуйста, к телефону!

Снова в комнате воцарилось молчание. Михаил то и дело поглядывал на меня, каждый раз показывая гримасой, что всё идет по плану. Но его попытки остудить мои нервишки были малоубедительны, ведь сомнение, что он лишь тянет время, усиливалось. Но тянет для чего? Ответ пришел вместе с началом его нелепого разговора с якобы полковником Простаковым, – поначалу я почувствовал легкое недомогание, затем состояние ухудшилось, появились головокружение и галлюцинации.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – с армейской чеканкой протараторил Михаил, который в моих глазах стремительно перевоплощался из человека в жирного бегемота. Его череп вытягивался, челюсть приобретала массивную форму, пухлые светло-розовые щёчки обвисали, вместо носа остались две крупные дырочки, уши залезли на макушку и встали торчком. Вместо человеческих кистей и стоп у него появились копыта, вместо обычного живота, крупное свисающие брюхо. Бегемот продолжал вышагивать на двух ногах туда-сюда по комнате, периодически посматривая на меня.

Почему-то этот абсурдный факт не тронул моего рассудка, и я продолжил внимательно вслушиваться в телефонный разговор.

– Старший сержант Акордеонов вас беспокоит по очень важному делу, которое не требует отлагательств… Не узнали, товарищ полковник? Как же так?!… А-а, это вы шутите так! – Михаил искусственно посмеялся. – Какое важное дело, спрашиваете? Тут парнишка один в беду попал, надо бы выручить… Какой парнишка, спрашиваете? Знаете, парень очень хороший! Спортом занимается, умный… Так сказать, достойный гражданин общества, которого пытаются неправомерно обвинить в преступлении!

Вдруг здоровяк, полностью перевоплотившийся в бегемота, с лукавой улыбкой посмотрел на меня. Я попытался выдержать его пронзительный взгляд, но не вышло. Головокружение усилилось, комната, вместе с гигантской тушей бегемота, стала расплываться. Я уперся локтями в колени и обхватил голову руками, наблюдая за обстановкой сквозь пальцы.

– Какое преступление, спрашиваете?! – продолжал здоровяк. – А это важно, товарищ полковник, раз парнишка не виноват… Говорите, подло обвинять невиновного?! Полностью согласен! Таких бед полно в нашей неидеальной стране. И только мы своей инициативой сможем что-то изменить. Так выручите по старой памяти?!… Ну, и славно! Старший сержант Акордеонов будет у вас в долгу! – продолжал нести околесицу Михаил, почесывая копытом кругленькое брюхо.

Мое состояние ухудшилось. Я поднялся с дивана и слегка пошатнулся в сторону, в ногах не осталось прежней уверенности.

– Я пойду умоюсь, – буркнул я себе под ноги, находясь словно в тумане, и осторожной поступью направился к выходу из гостиной.

Голос говорящего Михаила отдалялся, когда я на ощупь двигался по коридору в поисках умывальника. Теперь он заговорщицки говорил с кем-то другим.

Просветление в сознании вернулось на мгновение, когда я сидел на полу туалета в обнимку с унитазом. Там было порядком наблёвано, но это не останавливало меня от умывания грязной водой. Периодически я черпал нечистоты одной рукой и смачивал лицо, видимо, таким образом я намеривался освежиться. Прежде чем снова провалиться в темноту, я почувствовал, как в штанах нарастает эрекция. Это показалось довольно странным в плачевном положении дел.

***

Мне снился бредовый сон. Я лежал на мягкой зеленой траве посреди пальмовой рощи. Был слышен стрекот цикад и живительный шум прибоя. Кожу ласкал теплый морской ветер, а лучи яркого солнца, проникавшие сквозь прорехи пальмовых крон, заставляли щуриться. В этом сне я был не один. Рядом сидела незнакомка с притягательным лицом принцессы и нежно гладила мои ноги и живот. Было до беспамятства приятно, и мое тело дрожало он наслаждения. Иногда ее руки причиняли боль, но затем снова наступало наслаждение. Чуть поодаль от нас туда-сюда нервно ходил жирный бегемот, он постоянно подгонял незнакомку, и приговаривал, что сопляк скоро очнется. Вдруг я почувствовал приятный спазм внизу живота и содрогнулся тазом. Незнакомка еще мгновение покорпела надо мной, а после покинула меня. Теперь очередь развлекать выпала бегемоту. Он взгромоздил меня на спину и принялся с задором катать по кочкам и ухабам пальмовой рощи. Моментами было больно, особенно в последний раз, когда бегемот с ненавистью скинул меня со спины. Дальше эти двое необъяснимо исчезли подобно тому, как зачастую происходит во снах.

Глава 4

Меня хлестко лупили по щекам.

– Живее просыпайся! Ты меня слышишь?! Просыпайся! – громко произносила девушка.

Я неохотно открыл глаза и мгновенно ощутил всю ущербность человеческого существа – жутко раскалывалась голова, болела спина, словно к ней приложились кувалдой, а главное – мучительно пульсировал пах, который я тут же обхватил рукой, в надежде, что это как-то уймет боль.

– Только проснулся и сразу взялся за член! – усмехнулась она. – Как банально, мужская сущность во всей красе!