Правдивая история короля Якова

Мысли Илария прервал звук ключа, поворачивающегося в замке его камеры. Тревога моментально охватила его, и он вскочил, напряжённо вглядываясь в полумрак. Узкая дверь со скрипом отворилась, впустив коренастого охранника с большим фонарём в руке, но не успел он войти в камеру, как из-за его спины выскочил Урош и кинулся Иларию на шею.

– Иларий! Что ты? Как ты? Ты в порядке? Ты здоров? Ничего не болит? Как с тобой тут обходятся? Боги, какое ужасное место! Малыш, ты не голодный? Я вот тебе принёс.

Но Иларий, не успев прийти в себя от этого внезапного нападения, вдруг потрясённо уставился на дверь, потому что он увидел там такое, чего быть никак не могло: в проёме, испуганно глядя на него, стояла Дарина.

– Иларий! Ты меня слышишь? Пирог твой любимый, с мясом.

Урош, оказывается, не переставая, что-то говорил. С Илария стало сходить оцепенение, и сразу больно кольнула мысль: «Всё-таки Арн меня обманул». Как ни странно, но у него за всё это время ни разу не возникло сомнений в том, что со смертью Арна умерла и его дочь.

Дарина робко шагнула в камеру. Она не спускала глаз с Илария. Урош вспомнил наконец про неё и замолчал. Почувствовав в его молчании приглашение что-нибудь сказать, Дарина сглотнула и выдавила:

– Ты как тут?

– Нормально, – пожал плечами Иларий.

– Мы тебе поесть принесли.

– Спасибо.

– А спишь ты где? – не удержался Урош. – Прямо на полу?

– Здесь не гостиница, Урош, – грустно улыбнулся Иларий.

– Да-да, – убито закивал старый артист. – Вот плащ, потеплее будет.

– Вы как? Отец?

– У нас всё отлично, – Урош, казалось, вот-вот расплачется. – У Пармена теперь будет настоящий театр. Ему Король…

Он сделал неопределённый жест рукой и замолчал.

– Тебе что-нибудь нужно? – пришла ему на выручку Дарина.

– Ананасы, – Иларий снова попытался улыбнуться, – и эти… Как их…

– Устрицы, – чтобы сказать это, Дарине пришлось сделать над собой усилие. Но на улыбку сил уже не хватило.

– Вот. Точно. Здесь почему-то не подают.

Иларию, как ни странно, хотелось, чтобы они поскорее ушли. Глядя на Дарину, он вдруг отчетливо осознал, что не испытывает к ней никаких чувств, и внезапно понял, что вся его безумная любовь – это всего-навсего ловкий приворот. Каким он был ослом!

Дарина поёжилась под его взглядом, попыталась сохранить спокойствие, но не выдержала и стремительно выбежала камеры. Не попрощавшись. Ничего не объяснив.

Для чего она пришла сюда? Чтобы убедиться, что потеряла его? Могла бы и сама догадаться. Слёзы душили её.

Недоумевающий Урош нагнал её уже на улице. У него хватило такта ни о чём не спрашивать, хотя не удалось стереть с лица беспокойство. Он усадил девушку в карету, в которой они вместе прибыли – она, верная данному ему слову, заехала за ним, направляясь в тюрьму, – а сам отправился домой пешком.

Дарина, кажется, не заметила этого. Как не замечала ничего вокруг.

Карета ехала по оживленным улицам, то и дело встречались небольшие группы людей, возбуждённо обсуждавших последние новости; стражники курсировали по городу, высматривая, нет ли где беспорядка, неугомонные мальчишки то и дело с криками пробегали мимо окон кареты, боясь пропустить что-нибудь интересное; солидные обыватели – обладатели больших домов, и те не ограничились рассматриванием улиц из окон, а стояли возле своих ворот, время от времени переговариваясь друг с другом. Словом, казалось, что все жители Столицы в этот день покинули свои дома. Впрочем, и погода этому способствовала: весна будто бы сорвалась с поводка, она словно почувствовала, что никто больше не будет мешать зиму с летом, и буйно пустилась восстанавливать свои права – солнце прочно водворилось на бесконечно синем небе; воздух, как говорят, «пах весной», птицы носились в поднебесье, словно опьянев от неожиданного счастья. Но Дарина ничего этого не видела, у неё в душе была зима и надежды на то, что она когда-нибудь закончится, не было никакой.

Забившись в угол кареты, она захлебывалась рыданиями. Она его потеряла! Навсегда. Он всё понял. И он её ненавидит. Ни о чём другом думать она не могла, только эти мысли крутились в её голове. И опомнилась она лишь тогда, когда слуги распахнули дверь кареты и она увидела перед собой королевский Дворец. Она снова вернулась сюда!

Слуги с застывшими улыбками ждали, но Дарина продолжала сидеть. Что это: случайность? Рок? Судьба? Удивительно, но, увидев Дворец, Дарина вдруг успокоилась. Словно поселившаяся в ней зима намертво сковала все чувства. Боль и отчаяние сменились ледяным спокойствием. Её жизнь была кончена, она потеряла всё: дом, отца, любовь. Отцу уже не поможешь. Но Иларий был жив, и от неё зависело, останется ли он в этой страшной тюрьме. Именно от неё. Только от неё.

Да, она не зря вернулась во Дворец. Она знала, как должна поступить.

Дарина вышла из кареты и уверенным шагом направилась к воротам Дворца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

совсем последняя, потому что всякая порядочная история должна заканчиваться свадьбой.

Свадьбу назначили через день. Король, получив от Дарины вожделенное согласие, готов был в ту же минуту сочетаться с ней браком и только огромным усилием воли заставил себя отложить бракосочетание на день. Невесте необходимо было время для того, чтобы прийти в себя, и, в конце концов, надо было подготовить наряды (о том, чтобы сшить новые, конечно, и речи быть не могло) и праздничный стол. Все дворцовые повара тут же принялись за дело. Все вещи Дарины в тот же день перевезли в её покои во Дворце – чтоб не было причины хоть на минуту его покинуть. Но она и не пыталась. Ей стоило больших трудов сказать Королю это страшное слово «да», и сразу после этого она впала в апатию, и ничего её уже не интересовало.

Король же, напротив, стал непривычно деятелен и энергичен. Он без устали бегал по Дворцу, раздавая распоряжения, и за короткое время уморил всех слуг так, что они еле стояли на ногах. Глаза его светились огнём, движения стали уверенными. Казалось, он помолодел на двадцать лет.

Ему пришлось выдержать яростный напор Селена, который, прослышав про намечающуюся скандальную свадьбу, тут же примчался отговаривать счастливого жениха. Но и из этого испытания Король неожиданно вышел с честью. Все угрозы ворожея отскакивали от него, как горох, все увещевания благополучно пролетали мимо, а лишь только Селен упомянул Дарину в недостаточно почтительный форме, Яков впал в такую ярость, что обескураженный ворожей поспешил ретироваться.

Всю ночь Яков не сомкнул глаз. Он вспоминал Кадрию, те дни, что они провели вместе. И ту ночь. И, как ни странно, эти воспоминания уже не причиняли ему такой боли. Кадрия в его мечтах постепенно превращалась в Дарину, и Король уже вовсю планировал их совместную жизнь. Он станет самым лучшим мужем на свете. Он не смог сделать счастливой Кадрию – так сделает счастливой её дочь. И сам он ещё не старый, для него ещё не всё потеряно, он ещё будет счастлив. После стольких лет безысходности и душевных мук судьба наконец улыбнулась ему. В его сердце возрождалась любовь, которую у него когда-то украли.

В день свадьбы Король проснулся до зари и два часа проторчал возле зеркала, потом побежал в парадную залу проверить, всё ли готово. Потом долго и тщательно облачался в свой лучший наряд. И всё же, когда он, полностью экипированный, благоухающий, сверкающий прибыл в парадную залу, где ему предстояло встретиться с невестой, было ещё очень рано. Яков не осмелился беспокоить Дарину, понимая, что ей надо гораздо больше времени на приготовление, и принялся терпеливо ждать. Неоднократно он порывался отправить кого-нибудь из слуг узнать, когда она прибудет, но каждый раз отменял свои решения. Между тем, время шло, а невеста не появлялась. Яков начал беспокоиться и, в конце концов, решил сам пойти узнать, всё ли в порядке. Увиденное его сначала удивило, потом испугало.

Дарина сидела на полу в обычном своём платье, волосы были не убраны. Вокруг неё в беспорядке были разложены вещи, которые ей доставили накануне из дома, а прямо перед ней стоял небольшой изящный сундучок. Услышав шаги, Дарина подняла голову, и Яков увидел, что лицо её было в слезах.

Недоумевая, Король приблизился к девушке. Ему пришла в голову мысль, что она просто переволновалась перед таким важным событием (как, наверное, и любая бы на её месте), и Яков захотел её утешить. Он нежно тронул её за плечо, но Дарина отстранилась, и не успел Яков убрать свою руку, вложила в неё сложенный лист бумаги.

– Что это? – удивлённо спросил Король.

Дарина не ответила.

Яков развернул листок. Послание предназначалось ему. Король быстро взглянул на подпись и обомлел. Внизу стояло: «Арн, бывший Верховный Ворожей Древии». Яков принялся читать. Читал он долго, но ближе к концу чтения вдруг пошатнулся и несомненно упал бы, если бы подоспевший Глен, который, как всегда, был рядом, не успел подставить ему кресло.

Письмо выпало из рук Короля, и он некоторое время сидел, бессильно опустив голову и не шевелясь. Потом медленно поднялся и так же медленно, словно сомнамбула, вышел. Глен был потрясён, но Дарину, кажется, такое поведение Короля ничуть не удивило. Она осталась сидеть на прежнем месте. У неё в руках был другой, похожий на первый, листок.

Король, натыкаясь на стены и будто не видя ничего и никого вокруг, добрел до парадной залы. Там на него наскочил Селен, который, воспользовавшись задержкой, решил ещё раз попытаться отговорить Короля от безрассудного шага. Но вид Короля его испугал: он был бледен и шарил вокруг бессмысленным взглядом, словно искал что-то.

– Вашество, – осторожно тронул его за рукав Селен.

Яков посмотрел сквозь него:

– Ты был прав, Селен. Как всегда, прав. Свадьбы не будет.

И пошатываясь, он направился через всю залу к окну. Дойдя до него, он тут же повернул обратно и, обойдя всю залу, вышел в боковую дверь. Он, словно привидение, долго бродил по всему Дворцу, пугая прислугу, молчаливый, отрешённый, безучастный ко всему. За ним, словно тень, так же молча следовал верный Глен. Наконец Король остановился и, постояв несколько минут в задумчивости, решительным шагом направился в покои Дарины.

Он вошёл в тот момент, когда она завязывала на шее лёгкий плащ. Все её вещи были аккуратно сложены в углу комнаты, а возле ног стоял тот самый сундучок, который Король видел недавно.

– Ты… – испуганно произнёс Яков. – Прошу, не уходи.

Дарина, словно не заметив его, продолжала сосредоточенно возиться с завязками плаща.

– Умоляю, – голос Короля стал сиплым и слабым, – останься. Я не буду тебе докучать, только не уходи. Как ты будешь одна? Я помогу тебе. Я тебя обеспечу. Не уходи.

Дарина покончила с завязками и взяла сундучок. На лице Короля выразилось отчаяние. Похоже, он забыл, что является хозяином Дворца и может позвать слуг, которые выполнят любое его приказание. Вместо этого он загородил Дарине дорогу и раскинул в стороны руки, словно собирался играть в ловитки.

– Не пущу!

Но Дарина осталась такой же бесстрастной и серьёзной. Она подошла вплотную к Королю и сказала:

– Слово Арна. Сейчас вы выпустите меня и не будете преследовать. И сегодня же отправите ко мне домой все мои вещи. И не будете делать попыток меня вернуть.

Король безвольно уронил руки и, опустив голову, сделал шаг в сторону. Дарина прошла мимо, даже не взглянув на него. Она беспрепятственно преодолела все коридоры Дворца. На выходе лакеи учтиво распахнули передние двери, и она оказалась во дворе. Пересечь двор тоже было делом простым – никто её не задерживал, и она спокойно вышла за ворота Дворца. Там она на несколько секунд замерла, потом набрала в грудь воздуха и быстро пошла через огромную площадь по направлению к своему новому дому.

А Король долго ещё стоял с поникшей головой, застыв в немой скорби, и никто не решался его побеспокоить. Только Глен (который исхитрился уже прочитать роковое послание), стоя в стороне, скорбно глядел на своего хозяина, но не приближался к нему до тех пор, пока Яков сам не попросил проводить его в покои, где он уселся в кресло и погрузился в тяжкую задумчивость.

Ему предстояло обдумать очень многое. Известие, что Дарина – его дочь, выбило почву у него из-под ног. Сначала он пришел в ужас, поняв, что чуть не совершил страшный грех. Потом стал горячо молиться и благодарить богов за то, что они уберегли его от этого. Вслед за этим последовали недоумение, смятение, растерянность и – радость. Да, он почувствовал радость. Оказывается, он отец! Кадрия сделала ему такой подарок. Значит, он теперь не один – у него есть дочь. И пусть она ушла – ей тоже надо привыкнуть к мысли, что её настоящий отец не какой-нибудь ворожей, а сам Король великой страны, – но она вернется. Обязательно вернётся. Якову не нужна никакая жена. Они будут вдвоём с Дариной править Древией. Он, разумеется, официально признает её. И она полюбит его и забудет Арна.

До поздней ночи размышлял Яков и заснул с твёрдым намерением завтра же объявить Дарину своей дочерью.

Но рано утром к нему пожаловал Селен, который тоже успел ознакомиться с письмом Арна. И Король, лишь взглянув на него, понял, что предстоит тяжелый бой. Но он был готов драться за свою дочь до последней капли крови. В конце концов, он Король. Самодержец. Он не позволит своему личному ворожею командовать. По крайней мере, объяснит, что ни в чём не виноват.

Он собирался бросить Селену в лицо что-нибудь гордое и гневное, но тот, как всегда, его опередил:

– Нет, умоляю, вашество, только не говорите ничего. Если вы скажете, что у вас по стране раскидан ещё десяток сыновей и дочерей, моё сердце не выдержит.

Искренним негодованием запылал взор Короля, но очень быстро потух под пристальным взглядом Селена.

– А вы у нас, оказывается, хват. Это выходит, что пока я прилагал все свои силы для того, чтобы наладить в ВАШЕЙ стране жизнь после смерти вашего отца, Вы тоже не теряли времени даром! Нет уж, позвольте, я скажу! Накопилось, понимаете ли. Кто бы ожидал от вас эдакой прыти! Последние семнадцать лет вы мирно продремали на забытом богами острове – и вдруг! За три дня успели наворотить больше, чем за все эти годы. Но, позвольте напомнить, что я взял вас с собой в Древию не для того… Да! Это я взял вас с собой. Как багаж, как балласт. Так вот, пора уже перестать быть балластом для вашей страны и вспомнить, что вы её Король – уже законный!

Селен перевёл дыхание, но лишь Яков попытался открыть рот, как ворожей вновь разразился длинной и гневной речью:

– Древия только-только начинает оправляться после избавления от ига, по всей стране рыщут шайки сторонников свергнутого узурпатора, в Столице вот-вот разразится бунт! А чем же занят чудесным образом вернувшийся монарх? Он откопал где-то дочь этого самого узурпатора и приютил её в своём Дворце. Хорошо. Я пытаюсь намекать, но он меня не слышит! Ему мало держать возле себя эту особу – ему хочется на ней жениться! Не отворачивайтесь – это не я затеял эту свадьбу! Я думал, хуже некуда, ан нет – сюрприз: оказывается, эта девица – ваша родная дочь! Почему, позвольте спросить, я узнаю об этом последним?

И он впился в Короля таким яростным взглядом, словно хотел просверлить его насквозь. Яков поёжился:

– Я не знал, Селен. Клянусь, я и сам…

– Ну, конечно! – воскликнул ворожей. – Кто же мог знать, что от этого бывают дети! Мало того, что вы мне тогда не сказали, что пока Арн сидел в тюрьме, вы успели поразвлечься с его женой, но сейчас! Как далеко простирается ваше невежество? Вы что, не могли подсчитать, что она ваша дочь?

Король растерялся, ему это, и правда, не приходило в голову. Он потерянно молчал.

– Хорошо! – громко сказал Селен. – А теперь вопрос, на который вам придётся ответить. И постарайтесь – очень вас прошу – догадаться, какой ответ я хочу услышать. Что. Вы. Намерены. Делать?

Король совсем сник. Еще несколько минут назад он был полон решимости, но теперь и сам себе не смог бы ответить на этот вопрос. Молчание затягивалось.

– Хорошо! – снова так же громко повторил Селен. – Хотите, я отвечу за вас?

– Нет, – вдруг поднял голову Король. – Я сам отвечу.

Он посмотрел на ворожея так, как смотрит, вероятно, кролик, предназначенный в пищу тигру, на открывающуюся перед ним дверь клетки.

– Я… Я… Официально признаю Дарину своей дочерью, – выпалил он одним духом, и глаза его забегали по комнате, словно в поисках места, где можно спрятаться.

Состояние Селена невозможно описать словами. Глаза его вылезли из орбит, он ловил ртом воздух. Король, похоже, уже жалел, что он не страус и не может сунуть голову в песок.

– Ну знаете, – только и смог выговорить ворожей.

Тут Глен, понявший, что господина надо спасать, вырос между ним и Селеном с подносом, на котором был кувшин с вином и два кубка.

– Выпить не изволите?

Селен механически кивнул и схватил кувшин. Яков с Гленом долго, не отрываясь, следили, как он пьёт прямо из горла вино, обливаясь и булькая. На полпути ворожей вдруг захлебнулся и закашлялся. Он швырнул кувшин на пол и воззрился на Якова.

– Позвольте сспросить, правильно ли я понял, – Селен уже не говорил – шипел. – Правильно ли я понял, что вы собираетесь сделать наследницей престола незаконнорождённую дочь, которую вы абсолютно не знаете, которая всю свою жизнь прожила с вашим злейшим врагом и ненавидит вас – да-да, не смейте перечить! – ненавидит вас лютой ненавистью.

Яков убито молчал.

– Я правильно вас понял? – ядовито повторил ворожей. – Вспомните, что случилось семнадцать лет назад, когда я вам посоветовал оставить Арна в покое. Вы опять не хотите прислушаться к моему совету?

Он несколько минут, не отрываясь, смотрел Королю в лицо, ожидая ответа, потом прошипел:

– Чтошш, хорошшо. Только учтите, что на этот раз я не позволю вам разрушить то, что мне с таким трудом удалось вернуть.

И он медленно направился к двери.

Когда он сделал несколько шагов, Король встрепенулся.

– Стой! – крикнул он. – Стой!!

В два прыжка Яков оказался возле Селена.

– Не смей её трогать!

Селен криво усмехнулся.

– Не смей! – загремел Король так, что стоявшие за дверью стражники испуганно присели.

Селен поднял глаза и обомлел: перед ним вместо забитого грешника стоял разгневанный монарх. Очи его сверкали, ланиты алели, перси трепетали, а длань уже вознеслась над головой непослушного раба его.

– Если ты сию же минуту не поклянёшься, что пальцем не тронешь мою дочь, я велю бросить тебя в тюрьму!

– Вашество, я…

– Стража!

Десятка два стражников, толкаясь и мешая друг другу, ввалились в двери. Селен покосился на них и мягко пропел:

– Я думаю…

Король махнул стражникам.

– Всего два слова, ваше величие! – поспешно вскрикнул ворожей.

Король кивнул, и стражники застыли на месте, готовые по первому слову броситься на ворожея.

– Давайте поступим разумно, – вкрадчиво сказал Селен. – Не знаю, с чего вы решили, что я хочу причинить вред известной вам особе. У меня и в мыслях этого не было. И я могу в том поклясться. А вы, в свою очередь, обещайте, что не станете спешить с принятием столь важного не только для вас, но и для всей Древии решения. Вы согласны, ваше величие?

В покоях присутствовали посторонние – стражники, поэтому речь ворожея была столь туманна: он не хотел, чтобы главная тайна Короля вышла за пределы Дворца. Но Яков его, конечно, понял. Он подумал и медленно кивнул.

– Я всегда знал, что наш Король самый мудрый на свете!

Селен поклонился и спиной стал двигаться к выходу, не спуская глаз с Короля. Стражники провожали его подозрительными взглядами, но Король никак не препятствовал его действиям, и когда ворожей оказался за дверями, Глен замахал на стражников:

– Вон.

Те поспешно ретировались.

– Вина, Яков? – спросил, улыбаясь, Глен.

Король рассеянно кивнул.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

в течение которой проходит большой промежуток времени, но так как никаких событий, связанных с нашей историей, в это время не происходит, то автору приходится описать всё происшедшее в двух словах. Причём, буквально в двух словах. Поэтому получается очень короткая глава. Пожалуй, самая короткая в истории мировой литературы. (Может, есть шанс попасть в Книгу рекордов Гиннеса?)

Прошёл месяц.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,

теперь уже точно последняя, так как в ней Король устраивает Торжества в честь Освобождения, и читатель вместе с ним может порадоваться благополучному завершению истории.

Провести месяц в тюрьме, в мрачной, тесной камере без окон, в полном одиночестве – вряд ли кто-нибудь мечтал о таком. Но Иларий перенес своё заточение довольно спокойно. Это был уже не тот Иларий, который с энтузиазмом собирался на подвиг во имя любимого Короля, секунды не мог усидеть на месте, который обожал восторги публики и овации. Тот Иларий, что вышел спустя месяц из тюрьмы, ценил одиночество, умел довольствоваться малым и ничего не ждал от жизни. Жизнь его обманула, причём очень коварно и вероломно. Его обманул отец, отправив на смерть ради призрачной цели; его обманул Арн, заставив поверить в то, что с его смертью умрёт и его дочь; его обманула Дарина, вызвав в нём ложное чувство, в которое он наивно поверил; его обманул даже Король, который оказался мелочным, трусливым и недостойным того, чтобы за него умирать.

Только один человек остался на всём свете, кому Иларий готов был поверить – его мать. Только она еще ждала его где-то, а может, уже узнала, что он вернулся в Древию, и теперь искала его. Семнадцать лет они не виделись. Он должен найти её. Не может же она отказаться от сына! Он не станет просить её ни о чем, а если она нуждается в помощи, он готов отдать всего себя, лишь бы ей было хорошо.

Эти мысли согревали Илария в самые тяжелые дни в тюрьме, поэтому когда он узнал, что в день празднования возвращения Короля на престол его в числе других отпустят на свободу, он решил, что первым делом отправится искать свою мать. К отцу он возвращаться не собирался, да тот бы его и не принял – пока Иларий был в тюрьме, лишь Урош вспоминал о нём, передавал кое-какую еду и писал ободряющие письма. Пармен за всё это время ни разу не появился, будто его и не было в Столице. А он-то как раз никуда не уехал, в отличие от Северина с Каролиной, решивших покончить с актерской карьерой. Нужды в подпольной деятельности теперь не было, и они могли подумать о себе, тем более что получили щедрую награду. Северин предпочел вернуться в родную деревню, где его ждали родители, а Каролина, которая давно уже подумывала заняться поисками достойного мужа, купила дом и приступила к осуществлению своих замыслов.

Иларий угрюмо брёл по улицам города. Бурлящее вокруг праздничное веселье не вызывало в нём ни малейшего отклика. Пока Иларий лежал на грязной подстилке в темной камере, весна превратилась в настоящее лето, и чувствовалось, что оно не собиралось сдавать своих позиций – день ото дня становилось всё теплее. И несмотря на то, что приближался вечер, в лицо юноше дышал мягкий ветер. Торжества переходили в самую весёлую фазу. Все официальные мероприятия с их обязательными скучными речами и заунывными гимнами закончились, и горожан ждали аппетитно пахнущее жареное мясо на расставленных по всему городу столах, румяные пироги на лотках коробейников, винные бочки, призывно сверкающие влажными боками в сгущающихся сумерках; а также песни, пляски, игры и радостное безумие до утра. С разных сторон города то и дело раздавались хохот, музыка, крики; навстречу постоянно попадались шумные компании; дети, возбуждённые осознанием того, что ночью можно не спать, с гиканьем носились по улицам.

И ничего не напоминало о том, что всего месяц назад в стране сменилась власть. Пожалуй, лишь встречавшиеся неестественно часто стражники в полной амуниции, бдительно присматривающиеся к толпам гуляющих горожан. Но даже на лицах стражников время от времени проскальзывали улыбки и угадывалось желание присоединиться к веселящимся.

Иларий вспоминал ту Столицу, которую он покинул, и думал о том, что, в сущности, ничего не изменилось, и догадаться, кто правит городом: коварный ворожей или законный Король – не было никакой возможности. Что бы ни говорил Пармен, а жизнь простых людей при Арне была совсем не плохой, во всяком случае не хуже, чем при предыдущих правителях, а если вспомнить некоторых из них (например, Якова Седьмого Волчье Око или Якова Четырнадцатого Трехпалого), то и получше. Несмотря на то, что Арн совершенно не занимался делами государства, а короли каждый год менялись, дела в стране шли неплохо. За семнадцать лет короли попадались разные: и хорошие, и плохие, и так себе. Главное было в том, что они не успевали за год сильно навредить – срок их правления был слишком короток. Обычно они успевали лишь начать преобразования, самые шустрые – слегка продолжить, а закончить никто не успевал, поэтому-то в стране ничего особенно не менялось.