Жизнь Тузика Озейло. Перекрёстки

– И ты молчала?! – взревел Тузик, едва не опрокинув свой стол.

– Когда вы выругались, я была уверена, что вы меня услышали. – Марта почти что уже плакала. – Но потом вернулась она, и по вашей реакции я поняла, что мои слова до вас не дошли. При миссис Беррингтон я не могла повторить это снова. Я пыталась вас задержать, но вы спешили. Простите меня…

И заплакала. Горько и чисто. Прямо как его Анька, когда происходило что-то по-настоящему грустное и несправедливое. У Тузика потеплело на сердце.

– Ладно, не реви, – как можно бодрее сказал ей Тузик, хотя мысли его уже были совсем не о служанке. – Спасибо, что сказала. Про ужин к восьми пока что всё в силе.

– Простите меня, Тузейло Фридрихович! – повторила Марта, продолжая всхлипывать.

– Всё, пока, – настойчиво произнёс Тузик и положил трубку.

Потому что теперь, в отличие от утра, у него действительно не было времени на лишние разговоры.

***

Пока Тузейло в обход пробок мчался к Армону Афонсо по лабиринтам озейских улиц, тот уже успел навести справки об Александре Беррингтон, о её загадочном визите в Российскую Автономию, а также о подлинном месте работы. Вернее, службы.

– Александра Беррингтон. – Бигль, уставший и с отложившимися огромными мешками под глазами, выложил перед Тузиком распечатку факса. – Сотрудница МИ-20.

– Британцы, – опешил Тузейло. – Эти откуда вылезли?

Тузик был готов к шпионам ОБА из Буэнос-Айреса, к ищейкам ФРБ из Нью-Йоркшир Терьера. Но чтобы его скромная персона начала вдруг интересовать псов со Спринг-Гарденс в Лондоне, он никак не мог себе представить.

– Где мы британцам успели хвосты прищемить?

– Мне кажется, что наши отношения с британцами тут не при делах, – задумчиво произнёс Афонсо, проводя лапой по бороде.

– Лондон просто решил помочь своим «кузенам»? – предложил Тузик.

– Скорее всего. – Вслед за бородой бигль принялся чесать голову. – Похоже, что Нью-Йоркшир Терьер чисто «по-братски» попросил Спринг-Гарденс пошпионить за вами, узнав, что их сотрудница, Александра Беррингтон, и вы когда-то давным-давно учились вместе в одной школе.

– Это довольно грубо, даже для Нью-Йоркшир Терьера, – заметил Тузейло. Вопреки сложившемуся общему мнению в собачьем мире, интересы ФРБ и МИ-20, несмотря на общность идей, довольно часто расходились. Не мог Лондон просто так выслать за океан своего сотрудника.

– У спецслужб свой бартер, – пожал плечами Афонсо. – Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что именно там у них послужило платой за услуги.

– Осталось только, чтобы у меня под столом какой-нибудь заблудший пёс с рояльской Солянки нарисовался, – невесело пошутил Тузик. Афонсо шутку оценил, но так же невесело. – Сумасшедший дом какой-то!

– Вообще, забавно, – произнёс бигль. – За Торресом охотятся псы из ОБА, а за вами шпионят МИ-20. Интересно, кто следит за мной?

Вопрос был риторическим. Тузик это уловил.

– Шутки шутками, конечно. А если серьёзно, то с этой Беррингтон надо что-то делать.

– Выслать в Лондон, – просто заключил Тузейло. – Я бы её, конечно, прибил бы за то, что она сделала, но это не мои методы, вы знаете. Я пёс гуманный.

– Хорошо, что и она вас пока не прикончила! – Бигль рассмеялся. – Я прямо сейчас отправлю отряд к вам в дом. Пусть прочистят его. Эта мадам наверняка успела прослушку установить.

– Может, пока понаблюдать? – предложил Тузик. – Если мы прямо сейчас пинком под зад вышвырнем её обратно в Лондон, то мы никогда не узнаем причину, по которой её сюда направили. ФРБ, скорее всего, не остановится и подошлёт ко мне ещё кого-нибудь. И не факт, что его мы так же быстро раскусим.

– То, что мне удалось выяснить про её службу в МИ-20, – это чистой воды случайность, – согласно закивал Афонсо. – Не будь у меня знакомого в Лондоне, который её тут же опознал, то эта бумажка из факса вылезла бы не раньше, чем через неделю, а то и через месяц. Стоит признать, что так красиво взять кого-нибудь «за жопу», как вашу Беррингтон, мы вряд ли ещё раз сможем. Но я за вас боюсь. Мало ли она сюда прилетела не за оперативными сведениями, а на полноценную операцию? Прирежет вас как-нибудь ночью и улетит к себе домой преспокойно. А наутро потом весёлые заголовки будут: «Лондонская путана русского происхождения всадила нож в Тузика Озейло». Такого даже пиарщики моего сына не придумают!

– Выгнать всё-таки?

– Лучше было бы оставить, конечно. Но правильней – выгнать, – заключил Армон. – Нечего змей возле себя держать. Тем более таких ядовитых.

Тузик задумался. Афонсо молчаливо выжидал.

– Нужны данные её паспорта, – Тузика осенило. – У меня есть план.

Аргентинский квартал

Супруги Веласко прибыли в Байас к полудню. Этот район Озея находился на нижнем склоне горы Сальвафьён и был словно «аргентинским» оазисом среди огромного бетонного мегаполиса. В районе полностью отсутствовали наштампованные высотки, возведённые по всему городу в ускоренном темпе во время тотальной отстройки два года назад. Строения в большинстве своём были одноэтажные, реже – двухэтажные. Район не являлся ни элитным, ни бедным. Самый обычный аргентинский жилмассив, расположившийся на юго-западе столицы Российской Автономии, со своим непохожим ни на один другой городской квартал духом.

Конечно, тотальная русификация Озея постепенно добралась и до Байаса. Открытая здесь полгода назад станция монорельса получила название «Ягодная», что было негативно встречено местным населением, в большинстве своём по-русски даже не говорящим.

Именно в этом районе и находился дом Федерико Торреса, в котором он до недавнего времени проживал со своей супругой Камиллой.

– Надеюсь, она нас действительно ждёт, Вальтер, – говорила Сельвина, выходя из машины.

– Афонсо же сказал, что с ней договорились, – пожал плечами Вальтер.

– А ещё Афонсо добавил, что Камилла Торрес весьма сложная личность, – продолжила Сельвина. – И не особо идёт на контакт…

– А что ты хотела от жены «главного следака» города? – хмыкнул Веласко. – Чтобы она с радостью приглашала в свой дом каждого и накрывала столы?

Сельвина промолчала. Никаких накрытых столов она не желала – она просто пыталась донести до мужа тот факт, что законная супруга Торреса была той ещё штучкой, и разговаривать с ней нужно предельно осторожно.

Вельш-корги позвонили в дверь. Отворять её с той стороны не спешили. Вальтер даже успел повторно нажать на звонок, прежде чем на крыльце показалась собака породы ротвейлер – Камилла Торрес собственной персоной.

– Документы, – не удосужившись поздороваться, потребовала та.

Супруги Веласко, немало опешив, развернули перед сеньорой Торрес свои паспорта.

– Проходите, – сухо сказала Камилла и пропустила пожилых вельш-корги внутрь.

Втроём они прошли в гостиную. Вопреки всем ожиданиям, стол всё же был накрыт.

– Я слушаю. – Сеньора Торрес разлила кофе по чашкам и села напротив Сельвины и Вальтера, поочерёдно награждая то одного, то второго серьёзным взглядом.

– Мы пришли по поводу вашего мужа, сеньора.

Камилла усмехнулась, всем своим видом показывая, что не удивлена.

– И?

– Мы всё ещё в поисках, – продолжила Сельвина, чувствуя, что разговор начался не совсем так, как ей бы хотелось.

– Есть информация, что Федерико Торрес уехал в Ла-Аделу, – вступил в диалог Вальтер. – Нам необходимо выяснить, что могло его заставить туда выехать.

– Не имею понятия, – ответила Камилла и, глядя на вытянувшиеся морды супругов Веласко, добавила: – Правда не имею. Ко мне уже приезжали псы, интересующиеся моим мужем. И с вашей стороны, и из Буэнос-Айреса. И тем, и другим я сказала, что у нас с Федерико есть ещё один дом в Уотсоне. Но там его нет. Если бы был, то он бы уже нашёлся.

– Кто к вам приезжал? – оживилась Сельвина.

– Следственный комитет Озея.

– Фейдж? – уточнил Веласко.

– Нет, – покачала головой Камилла. – Майкл Корнерс, пудель.

Пока всё сходилось. Майкл Корнерс действительно посещал сеньору Торрес в прошлое воскресенье.

– А из Буэнос-Айреса кто? – поинтересовалась Сельвина.

– Отдел Безопасности, – Камилла закатила глаза.

– Когда это было?

– Корнерс был здесь уже на следующий день после исчезновения Федерико. А ОБА заезжали вчера.

– Что вы им сказали? – спросил Вальтер, поставив чашку на стол.

– Ничего, – пожала плечами сеньора Торрес. – Терпеть их не могу! И Федерико их на дух не переносит. Если бы можно было их вообще не пускать сюда, то я бы так и сделала.

– Тут так душно, у меня больные сосуды! – Сельвина подскочила как ошпаренная. – Может, продолжим разговор на уличной веранде?

Псы из ОБА посещали вчера эту самую гостиную. Наверняка теперь здесь полно их ушей. Не хватало ещё, чтобы Буэнос-Айрес узнал, что семейство пожилых вельш-корги теперь работает на Афонсо!

– Но на улице дождь, – удивлённо протянула в ответ Камилла. – Может, просто не пить кофе? Я могу налить простой воды. И лекарство есть – сама мучаюсь с давлением…

– Нет-нет, – пролепетала Сельвина, хватая мужа под локоть и направляя того в сторону выхода. – Дождь как раз будет к месту. Прохладный свежий воздух – то, что мне сейчас необходимо. Нам, мопсам, это, как правило, очень помогает…

Камилла не была дурочкой. Благо она не один год прожила в браке с Федерико Торресом, поэтому быстро смекнула, что к чему.

– Как скажете, сеньора. – Супруга Торреса медленно поднялась из-за стола и направилась к выходу.

На улице и вправду моросил дождь, но это нисколько не помешало всем троим с комфортом разместиться на уютной летней веранде.

– Я так испугалась, что вы произнесёте наши имена! – призналась Сельвина.

– Хорошо, что я вовремя сообразила вообще, что происходит, – укоризненно покачала головой жена Федерико Торреса. – Вы в таких случаях на бумажках писали бы, что ли…

Вальтер едва не сдержался, чтобы не ответить ей в самом грубом виде. Если эта ротвейлериха много лет прожила в браке с главой Следственного комитета, это не даёт ей право учить сотрудников ОБА, пусть и на пенсии. Всё, что он смог из себя выдавить в тот момент, – это один-единственный вопрос:

– Вы не любите ОБА?

– А кто их любит? – в тон ответила Камилла. – У меня муж, можно сказать, полицейский. Пёс непростой, уж поверьте мне. А ОБА – те же самые полицейские, только в гипертрофированном виде. Вседозволенность, наслаждение властью, слепая уверенность в своей правоте, и не всегда при этом с большой долей ума. Даже самые порядочные псы оттуда хоть раз, но предавали себя. Я уже не говорю про всех остальных, которых в той организации большинство.

Вальтер продолжал отчаянно сдерживать себя, чтобы не высказать этой самоуверенной выскочке всё, что он о ней думает. Сравнить службу в ОБА, элиту страны, с какой-то полицией! Такой наглости Веласко не слышал ни разу за всю свою жизнь.

– Вы не любите Аргентину? – аккуратно спросила Сельвина, внутри которой тоже что-то заскребло. Конечно, не так как её мужа, Вальтера, но всё же ей тоже было немного неприятно.

– А при чём тут Аргентина, простите? – искренне удивилась Камилла. – Я не люблю ОБА и терпеть не могу правительство в Буэнос-Айресе. Но я обожаю Аргентину – я выросла в ней. Я люблю её культуру, ценности, историю, язык. Я Российскую Автономию не люблю…

– Вам не нравится Тузик Озейло, – заключила Сельвина, качая головой.

– Да вы с ума сошли! – воскликнула Камилла. – Вы что, не понимаете, что любить страну и любить её руководство – совершенно разные вещи? Я не люблю Российскую Автономию, я не люблю этот город, наспех и наперекосяк построенный по российским «лекалам» сорокалетней давности, мне не нравится навязывание чуждого мне языка. Я люблю Аргентину, в которой выросла. И буду любить её. При этом мне нравится Тузик Озейло. Я знаю, что это очень порядочный пёс. Настолько порядочный, что нигде во всём собачьем мире вы не найдёте в политике никого, кто был бы хоть на миллиметр был приближён к Озейло. А Буэнос-Айрес и все, кто в «Розовом доме» сидит, – шакалы. Наглые, жадные шакалы, которые никогда не насытятся! Кто бы там в кресле ни сидел. И ОБА я терпеть не могу, потому что для всех, кто там служит, понятие любимой страны, которую нужно сердешно оберегать, априори приравнивается к креслу «императора», какая бы гнида в нём ни сидела.

Сельвина отчаянно пыталась нащупать реплику, с которой можно было бы превратить гневный монолог Камиллы в конструктивный диалог. Нелюбовь к Аргентине была отвергнута, критика Тузика была встречена совсем в штыки. Сельвина попробовала другой путь:

– Я тоже люблю Аргентину, сеньора Торрес, – мягко прокомментировала вельш-корги. – Я когда попала сюда, в Байас, сразу же обратила внимание, что он как будто заповедник аргентинской жизни. Никаких многоэтажек, кучи магазинов. Тихо и, главное уютно…

– Да, поэтому мы с Федерико и купили жильё именно здесь, – кивнула Камилла. – Когда ему, как далеко не самому последнему сотруднику Следственного комитета, выдали квартиру в Клюшникове, мы тут же поменяли её на этот дом. Я никогда не смогла бы жить в панельном муравейнике. Да и Федерико тоже. Он же тоже аргентинец, и не привык к такому.

«Ещё бы он захотел! – подумал Веласко. – Ты наверняка загрызла бы его за одну только мысль о том, чтобы жить не так, как нужно тебе».

Вальтер с ужасом смотрел на супругу Торреса и думал о том, что жизнь с ней наверняка была для Федерико сущим адом. И наверняка ротвейлер обзавёлся любовницей. Любой нормальный пёс за невозможностью развестись с подобным деспотом ищет нормальную спутницу на стороне.

– Вы не получали от него никаких вестей, сеньора Торрес? – спросила Сельвина.

– Каких ещё вестей? – рыкнула Камилла. – Вы всерьёз думаете, что, получив от мужа хоть какой-то знак, я стану держать это в тайне? Я хочу вернуть его. Мне плохо без него…

– Я верю, сеньора, – кивнула Веласко, – но порой пропавшие псы шлют своим родственникам такие сообщения, что в итоге эти родственники начинают водить следствие за нос. Бестактно, признаю. Но я обязана.

– Вы считаете, что Федерико уже вышел со мной на связь, но я это по каким-то причинам скрываю, – заключила сеньора Торрес, едва не смеясь.

– Дело в том, что он уже выходил на связь. – Сельвина выкинула заранее припасённый козырь. – Как минимум двое псов в этом городе минувшей ночью получили от вашего мужа сообщения. Я могу предполагать, что есть и третий пёс. Вернее, собака. И эта собака – вы, сеньора Торрес.

– Не хочу вас расстраивать, дорогие гости, но получается, что тех двоих псов по каким-то причинам мой муж ценит выше, чем свою жену, – развела лапами Камилла. – Я ничего не получала. Думаю, вы успели заметить, что я сейчас очень злая. И я нахожусь в таком состоянии уже неделю. Поверьте: если бы мне пришла от Федерико хоть какая-то весточка, я была бы куда мягче…

Вальтер снова задумался о возможной любовнице. В голове защекотала недавняя мысль, которую ему пришлось отбросить в прошлый раз. Проблемами не делятся с жёнами. Жёны будут только осуждать и припоминать об этом до конца жизни. А уж такая жена, как Камилла Торрес, – точно, Вальтер был в этом уверен. Проблемами делятся с любовницами. Именно с ними обсуждают самое сокровенное, самое запрещённое и самое постыдное. Любовница всегда обогреет и поймёт…

– У вашего мужа есть любовница? – не выдержал он, наконец, и задал свой вопрос.

– Она, что ли, получила? – ехидно спросила Камилла. – Вот какой у меня муж! К жене ничего, а к Руфине любимой объявился…

– Вы её даже знаете? – удивилась Сельвина, посчитав пока ненужным говорить о том, что новости от Федерико Торреса минувшей ночью получили другие псы. И оба мужского пола.

Сеньора Торрес тяжело вздохнула.

– Знаю, – ответила она. – Наш брак с Федерико был по большей части только из-за породы.

Она потянулась за пепельницей, не забыв предложить сигарету пожилым вельш-корги. Те отказались.

– Федерико никогда не хотел «смешанных» щенков. Да и я не хотела. Об этом как-то не принято говорить, но «смешанные» щенки довольно тяжёлые и в воспитании, и в плане здоровья, да и во всём остальном тоже. У пород есть всё-таки свои стандарты, и по этим стандартам куда проще растить детей. Большой любви у нас никогда не было. Федерико всегда любил свою таксу – Руфину.

Супруги Веласко смотрели на собеседницу, едва не раскрыв рты.

– Такое часто встречается. – Камилла выпустила густое облако дыма. – Размножаемся по породе, а любим других. И не за породу. Странно вы на меня смотрите как-то. Сколько вам лет?

– Одиннадцать, – призналась Сельвина.

– Действительно, странно, – протянула в ответ сеньора Торрес. – Хоть об этом обычно и не говорят в открытую, но годам к пяти-шести к этой истине приходит каждый пёс. Или я какая-то ненормальная?

Сельвина не нашлась, что ответить. Подобные мысли, несомненно, возникали и у неё в голове, но чтобы так открыто и без каких-либо стеснений говорить об этом вслух? Да ещё и с малознакомыми псами?

Она внимательно посмотрела на Камиллу Торрес и всё поняла. Сеньора Торрес просто устала. И от мужа, и от любви, которой не было и никогда не будет. И от его дурацкой работы, несомненно отравлявшей им весь брак. И от осознания того, что она никогда не будет вместе с псом, которого по-настоящему любит, поскольку уже находится в браке и воспитывает детей…

– Как нам найти эту Руфину? – спросил Вальтер.

Десятью минутами позже супруги Веласко сели обратно в свой автомобиль. Моросящий дождь уже прекратился, а сквозь изрядно побелевшие тучи начали пробиваться полуденные лучи солнца.

– Не понимаю: зачем нужен брак, если тебе в нём настолько тяжело? – недоумевал Вальтер, пристёгивая ремень безопасности.

– Затем, что брак существует не только ради двух: мужа и жены, – ответила Сельвина, прикидывая, как быстрее проехать в Эндертаун, в котором, со слов Камиллы, проживала Руфина Сантана, любовница Федерико. – Есть ещё дети, есть родители, есть общество, которое без конца обсуждает и осуждает любые отклонения от общепринятых норм. Иногда проще терпеть до костей надоевший брак, чем мириться с тем, что тебя без конца будут обсуждать за спиной, что за твою «разведённость» тебя постоянно будут пилить родители, а твои щенки в итоге вырастут в неполной семье.

Вальтер завёл автомобиль.

– Я не понимаю другого. Зачем так открыто демонстрировать жене наличие любовницы? – продолжила Сельвина. – Мне кажется, это перебор. У всех они есть или были когда-то. Даже у тебя. Только ты мне об этом хотя бы не говорил. Верно?

Сельвина резко повернулась и посмотрела в глаза Вальтеру.

Вместо ответа тот только сдвинул рычаг коробки передач, и несколько мгновений спустя автомобиль стремительно поспешил в сторону Эндертауна.

***

– Тузейло Фридрихович! – В гостиную вернулся Армон Афонсо. – Я достал.

Четверть часа назад бигль отлучился, для того чтобы сделать несколько звонков, как и просил Тузик. В гостиную он вошёл со свёрнутой в трубочку бумагой. По всей видимости, это была лента из факса.

– Длинные у неё паспортные данные, – заметил Тузик не без иронии.

– Паспортные данные вот здесь. – Афонсо достал из кармана небольшой лист, на котором карандашом были нацарапаны девятизначный номер, а также все остальные записи с главной страницы паспорта, и передал в лапы Тузейло.

– Ну ничего себе, она уже «бритиш ситизен»! – заметил он, вчитываясь в бумажку. – Place of birth – Cockersk, Russian Federation. Не знал, что она не в Рояльске родилась.

– Россия большая, – пожал плечами бигль. Это было почти всё, что он знал про Россию.

– Вы не поймёте, – махнул лапой Тузик. – Слишком у неё «столичные понты» были, чтобы родиться в Кокерске.

– Анхелика тоже Армона мне не в Буэнос-Айресе родила. Хотя тогда мы жили именно там, – хмыкнул Афонсо. – Мало ли какие причины могли быть. Мы вот в Домингос рожать уехали – там у меня были знакомые врачи в роддоме.

– Тоже верно, – согласился Тузик.

– Не там вы странности ищете, Тузейло Фридрихович, – сказал сеньор Афонсо, развернув факсовую распечатку. – Полюбуйтесь: детализация звонков Александры Беррингтон.

– Да вы что! – оживлённо воскликнул Тузик и тут же принялся за изучение свитка.

Если верить этой распечатке, то колли не обманула его и действительно появилась в городе после событий в «Виктории». Во всяком случае, первый звонок с этого телефона был совершён только 16 апреля.

– К сожалению, я имею возможность сделать детализацию только её аргентинской sim-карты, – уточнил бигль, глядя на азарт, проснувшийся в глазах Тузика. – Её лондонский номер пробить невозможно. Я не имею таких возможностей. МИ-20 – это всё-таки не сервер школьного сайта взломать, сами понимаете.

– Понимаю, понимаю, – кивал Тузейло, продолжая пробегаться глазами по распечатке.

– Может, запросить в электронном виде? – предложил Армон.

– Мне хватит и этого, – решил Тузик, не желая выдавать своё неважное умение работать в программе с обработкой электронных таблиц.

Когда-то, ещё в Рояльском Институте Управления, он едва ли не лучше всех справлялся с подобными заданиями на семинарах по информатике. Но с тех пор прошло столько лет и вышло столько операционных систем и обновлений, что он боялся с этим не разобраться и в итоге сесть в лужу. С годами эта боязнь только нарастала.

– Лэптоп можно? – попросил Тузик. – Он же с выходом в интернет, верно?

– Обижаете, Тузейло Фридрихович! – Бигль взял со стола ноутбук, ввёл пароль входа и передал Тузику. – Есть какие-то идеи?

– Она совершала очень много звонков, – задумчиво ответил он. – Причём на городские номера. Их нетрудно будет пробить через поиск.

– Допустим, – коротко произнёс Афонсо и сел на диван рядом с Тузиком.

Тузик поочерёдно вбивал номера в поисковик. Результаты его не сильно удивили.

– Она будто и вправду прилетела в Озей в качестве журналистки, – проговорил Афонсо, глядя в экран.

– Да, – кивнул Тузик. – Тут и «Собачья правда», и «Эхо Озея», и телеканал TeFeDe. Куча контактов с администрацией республики…

Всё это указывало на то, что Касаткина либо слишком усердно вживалась в роль британской журналистки, либо действительно ею являлась. Хотя это тоже не исключало возможности её работы на МИ-20. Кто сказал, что штатная служительница пера в редакции всемирно известной лондонской газеты не может по совместительству работать ещё и на разведку?

Судя по контактам, Касаткина и в самом деле готовила какой-то материал. Она вполне могла брать интервью, ездить на разные встречи, контактировать со многими сотрудниками администрации Российской Автономии, главами республиканских министерств и прочими, просто пользуясь аккредитацией издания, в котором работала.

Однако помимо «городских» номеров, в списке всё же находились и «мобильные». Тузик на всякий случай проверил наличие в распечатке сегодняшнего утреннего звонка, про который ему рассказала Марта. Если Тузику не изменяла память, сел завтракать он в пятнадцать минут восьмого. Разумеется, в списке не было ни одного звонка, сделанного в это время. Для этого контакта Касаткина наверняка использовала свою британскую sim-карту.

– Знакомый номер, – выдал вдруг Афонсо, ткнув когтем в один из мобильных номеров.

– Вы уверены? – спросил Тузик. Времена, когда он запоминал номера, давно прошли. Раньше, в Рояльске, это было его любимым занятием. Теперь же он полностью надеялся на раздел «Контакты» в телефоне.

– Не совсем, но я с ним сталкивался недавно… – Афонсо забегал глазами по комнате, словно пытаясь зацепиться за что-то.

Тузик старался не мешать, поэтому молчал.

– Наберите этот номер, пожалуйста, – попросил бигль.

Тузейло, немного сомневаясь, набрал номер и нажал на вызов. Результат его удивил.

– Педро Андреас, – прочитал Тузик на экране своего телефона. – Она связывалась с Андреасом…

– И судя по этому списку, довольно часто, – заключил бигль. – А я думаю: почему номер знакомый. Вы же меня просили пробить его. Вчера, кажется?

– Вчера, – Тузейло кивнул. – Андреас сидел у меня в кабинете, и ему кто-то навязчиво звонил. Тот весь аж краской зашёлся – даже сквозь шерсть видно было.

– Время не то, – покачал головой Афонсо, продолжая изучать детализацию. – Тогда ему звонил кто-то другой…

– Сотрудница МИ-20 постоянно связывается с нашим мэром. – Тузейло начал медленно рождать логическую цепочку. – Мэр Андреас получает странные звонки у меня в кабинете и очень из-за этого психует. Также мэр Андреас постоянно где-то пропадает и вместо себя присылает добермана Брайана Кортеса, которого мы ему поставили в помощники. Брайан Кортес его пытается выгораживать, но не всегда получается… Что сказал Торрес в записи?

– Могу включить ещё раз, если нужно. – Сеньор Афонсо подорвался в сторону музыкального центра.

– Он сказал, что не доверяет Ортеге и вам. А что, если он имел в виду, что не доверяет в принципе всей «озейской» верхушке? – предположил Тузик. – Мне, например. Или тому же Андреасу. Исчезновение Торреса примерно совпадает с официальным вступлением Педро Андреаса в должность мэра Озея.