Краткое руководство по левитации

– Ясен пень! – не меняя интонации отвечает Василевс.

– Перевод твой?

– Левика, – виновато улыбается Васька, – Иван Иваныч, ты что там строишь?

– Глянь, Юлька, Ванечка свил тебе гнездо из газет. Иди, отложи яичко, – смеюсь я.

– Никакой Леблан не беспонтовый, между прочим. А Ванечку нашего ты не обижай, – говорит Юлька, – Он хороший. Он увезет меня в Италию.

……

– Неужели он тебе так и не рассказал? – голос выдает меня неожиданной хрипотцой. – Вы же с ним десять лет прожили, да?

– Что не рассказал?

– Пошли к выходу, следующая наша.

– Что не рассказал?!

……

«Агдам» быстро кончается. Юлька с Василевсом уходят в магазин, и мы с Ввнюшей остаемся вдвоем. Я – с двумястами горючего в полупустом желудке, и он – тверезый, как бетюнский палач.

Закинув за голову руки, я лежу на теплой жестяной кровле, наблюдая как на абсолютно голубом небе чертит шероховатую белую линию серебристая точка самолета.

– Слышь, Антон? Нужно поговорить.

– Ну, говори.

– Я насчет Юли.

– Что насчет Юли? – поворачиваю голову к Ванюше.

Он стоит надо мной, еще забавнее отсюда, снизу, и я улыбаюсь несоответствию ракурса фигуре.

– Она твоя девушка? – Ванюша наливается не свойственной ему маджентой.

– Что ты хочешь? Говори прямо.

– Я хочу на ней жениться. Ты же ее трахнешь и бросишь, как остальных.

– Притормози, чувак. Тебе не кажется, что это не твое дело?

– Я тебе дам отступные.

Я смеюсь:

– Ты хочешь купить то, что мне не принадлежит.

– Просто не мешай. Я тебе завтра дам десять штук зелени.

– А почему именно завтра, а не сегодня или через месяц? И предложил бы сразу миллион, чего мелочиться?

– Слушай, я серьезно. Ты ведь ее не любишь. Сегодня можешь делать что хочешь. И лучше трахни ее. Каждый получит свое.

……

Мы выходим на остановке. Теплый, пахнущий нагретым асфальтом, воздух.

– Что должен был рассказать мне Ванюша? Антон! – она стоит передо мной абсолютно серьезная. – Ну?

– Какая теперь разница? Ты получила что хотела.

– Ты думаешь, мне это было нужно?

– А разве нет? "Это я на пляже в Ницце, это наш дом в Портофино". У меня тоже есть Инстаграм, между прочим.

– Ты просто исчез.

– Ты все равно меня не любила.

– Ты серьезно? Для тебя это когда-нибудь было важно?

– Хочешь поговорить об этом? – нервно улыбаюсь я.

– Да, я хочу поговорить об этом!

– Хорошо, – я вытягиваю паузу… нужно уходить от этого разговора, срочно… смотрю на часы и развожу руками, – Всё! Не успела. Пойдем, опоздаем.

Она молчит. Молчит и смотрит на меня. И вдруг резко вскидывает руку, и от хлесткой пощечины у меня вспыхивает лицо.

……

– Мир будет принадлежать им.

– Кому им, Вася?

– Вот таким вот Иван Иванычам.

– Ты думаешь, мы лучше?

Брускетта

Аркадий Арбатов

23 апреля в 20:15

Утром захотел брускетту, такую – a la russe – на ароматном бородинском хлебе с топленым сливочным маслом. Сверху слегка поджаренный яичный желток – надавишь, и растечется, аккуратный срез спелого помидора, две-три веточки рукколы и ломтики разрезанной на четыре части большой черной греческой оливки. Все это с домашним латте. Мммм…:):):) Подумал, что одиночество – не такая ущербная штука, как все говорят и пишут. Ты просто пересаживаешься на трибуну, становишься наблюдателем собственной жизни. На плаву держит только инстинкт самосохранения. Денег ровно столько, сколько нужно, чтобы что-то есть и что-то пить, где-то – переваривая это съеденное и выпитое – спать. Короче, просто жить. В моем случае, с комфортом, пусть даже самым минимальным. Можешь неделями валяться в кровати, завести, пересмотреть и стереть фильмотеку с хорошим ассортиментом боевиков, фантастики и порнухи. Все, что захочешь, когда захочешь, в пределах допустимой степени свободы, разумеется. Времени – как нет. Оно идет себе где-то сбоку, за окнами, а ты в полном кайфе, особенно ночами – лежишь с закрытыми глазами, слушаешь ветер.:)

Нравится Комментарий • Поделиться

Нравится: Ольга Лунева, Виктория Макарова и еще 547

Наталия Жгилева. Простите, Аркадий, вынуждена с вами не согласиться! В одиночестве нет ничего хорошего. Вы сами отлично подметили – только остается, что наблюдать. Найдется еще девушка, которая сделает вас счастливым. Я уверена!

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 20:18

Аркадий Арбатов. Спасибо вам, Наташа, что жалеете меня. Не нужно. Счастье – это ведь удовольствие от жизни? Для вас это любовь к человеку и совместное с ним проживание, для Ромы Авдеева из Exmo – сделать полное собрание сочинений Пелевина, для меня – быть свободным, иметь хотя бы иллюзию возможности полностью управлять своей судьбой. Каждому свое, дорогая Наташа.:)

Нравится (128) Ответить • 23 апреля в 20:20

Михаил Бусель. Что за привычка – оценивать каждого мужика по репродуктивным способностям?)) Неважно – работяга или пианист. Главное, какой самец. Нельзя смотреть на каждого встречного как на потенциального мужа, девушко!)))) Аркадий, что там с брускеттой? Дадите рецепт?)) Черные оливки, кстати, называются маслины.))

Нравится (23) Ответить • 23 апреля в 20:24

Наталия Жгилева. Судя по вашей агрессии, г-н Бусель, самец вы никакой! Человек не может быть счастлив в одиночестве. Такая у него физиология.

Нравится (18) Ответить • 23 апреля в 20:27

Ivan Kifel. Аркадий Борисович, сколько нужно, чтобы «просто жить»?

Нравится (23) Ответить • 23 апреля в 20:27

Аркадий Арбатов. Брускетту пришлось собирать. В холодильнике из ингредиентов только топленое масло и яйца. Вернее – открыл упаковку – как раз одно. Еще один признак самодостаточного одинокого половозрелого мужика: ничего впрок! Все, что купил, съел. Вкусный бородинский хлеб – такой в компактных кирпичиках – продается в «Магнолии», иногда его завозят в «Ашан». Там же в «Ашане» гарантированно есть руккола в таких мнущихся пластиковых контейнерах. При расфасовке, как мне кажется, внутрь нагнетают какого-то консервирующего газу, потому что в нераспакованном виде контейнер может простоять три-четыре дня, а если его откроешь – часов двенадцать, и можно выбрасывать. Помидоры лучше брать на рынке, а за большими черными оливками – маслинами, как вы их называете – нужно идти в «Азбуку Вкуса». Кстати, это только у нас, в России черные оливки называют маслинами.:) Все купил, пришел домой, вытер кухонный стол: сначала мокрой губкой, потом второй раз – полотенцем – насухо, разложил покупки, достал из холодильника яйцо и банку белорусского топленого масла, положил на стол большую деревянную доску для нарезки, рядом нож, вилка, большая закусочная тарелка. Ну и, разумеется, на плиту – у меня электрическая – поставил нагреваться большую тефлоновую сковороду. Как только закончены приготовления, начинается ритуал. Первым делом – отбор и распаковка. Выбираю самый красивый из купленных помидоров. Он должен быть спелым и крепким. Распаковываю рукколу, выбираю и отправляю под проточную воду три-четыре листочка. Открываю банку оливок – сегодня мне не повезло, больших в магазине не оказалось, были только обычные, поэтому, в ход идут две маслины – кладу на доску, разрезаю каждую на четыре части, перекладываю в тарелку. Теперь нужно проверить сковородку – достаточно ли она нагрелась. Если да – кладу туда немного масла, пусть себе потихоньку тает и нагревается. Теперь очередь помидора. С ним нужно быть аккуратным. Резать поперек, желательно так, чтобы «экватор» находился посередине получившегося среза. Срез семь-восемь миллиметров. Сделаешь тоньше – потечет и развалится, переборщишь – перебьет вкус остальных ингредиентов. Отрезаю и отправляю в тарелку, к рукколе и оливкам. Протираю доску насухо. Время готовить основу. Надрываю пленку, достаю хлебушек. Основа должна получиться прямоугольной, примерно – двенадцать на семь сантиметров, при толщине – для плотного бородинского хлеба – между десятью и двенадцатью миллиметрами. Буханку разрезаю не как обычно – поперек, а вдоль. Срезаю с хорошим запасом «донышко», затем – основу для брускетты. К этому моменту масло расплавлено и можно приступать к готовке. Дальше по логике: хлеб > яйцо > помидор > руккола > оливки (пардон, маслины).:)

Нравится (298) Ответить • 23 апреля в 21:03

Аркадий Арбатов. Олег, отвечаю вам. Все зависит от региона, где вы живете и разных сопутствующих обстоятельств. Например, важно количество иждивенцев. Таковые рано или поздно объявляются. Скажем, родственники, считающие, что всех более или менее известных людей автоматически записывают во Всероссийский Клуб Помощи Бездельникам.:)

Нравится (58) Ответить • 23 апреля в 21:07

Ivan Kifel. Ясно, спасибо.

Нравится (0) Ответить • 23 апреля в 21:27

Alex Taler. Ну ведь ничего нового. Обычный горячий бутерброд с глазуньей. Вместо того чтобы народу голову дурить всякими глупостями, вы как писатель должны сказать правду о том, что происходит в России. Почему вы замалчиваете геноцид свободного слова? Стыдно должно быть! Россия должна покаяться или сгинет в собственном дерьме!

Нравится (9) Ответить • 23 апреля в 21:28

Олег Волошин. Россия давно покаялась, странно, что Вам это неизвестно. День памяти жертв репрессий отмечается всей страной.

Нравится (7) Ответить • 23 апреля в 21:31

Alex Taler. Олег Волошин, у вас в кремле сидит кагэбэшник и вы покаялись? Архивы не открыты и вы покаялись? Ленин лежит на главной площади… кайтесь дальше товарищ!

Нравится (14) Ответить • 23 апреля в 21:32

Варя Вереск. Как Вы вкусно пишете! Решила попробовать.

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 21:33

Михаил Бусель. Аркадий, дайте публике процесс приготовления! Варвара без вас не разберется, отвечаю.))

Нравится (47) Ответить • 23 апреля в 21:35

Alex Taler. ВКПБ?))))) – Всероссийский Клуб Помощи Бездельникам??))

Нравится (4) Ответить • 23 апреля в 21:36

Михаил Бусель. Alex Taler, не обламывай кайф, дяденька, иди себе митингуй в другое место. У нас тут кулинарное шоу. От вашего нафталинового антисоветизма неаппетитно пахнет бабушкой.

Нравится (8) Ответить • 23 апреля в 21:37

Ольга Синеокая. Аркадий, напишите об этом рассказ. Поддерживаю Михаила – рецепт в студию!

Нравится (0) Ответить • 23 апреля в 21:38

Сергей Дурин. интересно подают ли в кремле на завтрак брускетты

Нравится (39) Ответить • 23 апреля в 21:38

Михаил Бусель. Сергей, спросите у Alex Taler. Он большой знаток кремлевской жизни))

Нравится (7) Ответить • 23 апреля в 21:39

Ольга Шацкая. Если и подают, то царь-брускетту)

Нравится (4) Ответить • 23 апреля в 21:42

Аркадий Арбатов. Процесс приготовления брускетты похож на чайную церемонию. Важно все делать неспеша, с удовольствием. Сначала я кладу в сковородку хлеб. Слегка обжариваю, так, чтобы он пропитался маслом с обеих сторон, затем сдвигаю его на край. Сковорода должна быть достаточно большой, такой, чтобы во время жарки хлеба в ней хватило места для приготовления желтка и чтобы эти два процесса друг с другом не пересекались без вашего ведома. Разбиваю яйцо над какой-нибудь емкостью – обычно я использую простой стеклянный стакан – отделяю желток от белка. Выкладываю его аккуратно, чтобы ни в коем случае не повредить. Как только желток схватывается и начинает светлеть, перекладываю его на готовую к тому времени хлебную основу. Даю смешаться их ароматам, жду секунд тридцать и снимаю сковороду с плиты. Желток не нужно пропекать полностью, ни в коем случае. Внутри он обязательно должен оставаться жидким. Не знаю как вы, а я люблю есть брускетту с деревянной доски, такой, какие используют для резки овощей. У меня есть еще одна, как раз для этой цели, размером где-то тридцать пять на двадцать пять сантиметров, не меньше. Выкладываю на нее подрумяненный гренок с запеченным желтком, сверху кладу ломтик помидора, два листика рукколы и кусочки оливок. Всё, брускетта готова!

Нравится (139) Ответить • 26 апреля в 22:10

Влада Агафонова. Где же вы были с вашей вкусняшкой пять часов назад??? Сейчас глубокое «после шести» – уже нельзя, а так хочется!!!

Нравится (95) Ответить • 23 апреля в 22:13

Максим Воронов. А я согрешил по такому случаю))) Аркадий респект. Знатный бутер! Зачет!

Нравится (11) Ответить • 23 апреля в 21:46

Света Чурсинова. Читала, что лучшая основа для брускетты – чиабатта.

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 22:13

Стас Зыков. А домашний латте это из кофемашины штоле?

Нравится (0) Ответить • 23 апреля в 22:15

Аркадий Арбатов. Вы, Стас, невнимательно читали мой пост. Я писал о разумном аскетизме. Наличие кофемашины в корне противоречит этому принципу. Она создана для ленивых сибаритов. Это не мой случай.

Нравится (19) Ответить • 26 апреля в 22:16

Alex Taler. Захлебнитесь в собственном дерьме в своей рашке

Нравится (1) Ответить • 23 апреля в 22:20

Михаил Бусель. Ну ты посмотри на него! Фекальный монстр. Блокирую. Аркадий, изгоните-таки этого дерьмо-демона из вашей ленты!

Нравится (37) Ответить • 23 апреля в 22:21

Аркадий Арбатов. Ок, сейчас.:)

Нравится (37) Ответить • 23 апреля в 22:21

Ольга Шацкая. Для желающих плыть против течения всегда найдутся галеры?)

Нравится (5) Ответить • 23 апреля в 21:23

Михаил Бусель. Не всё то оппозиция, что смердит, Оленька!)

Нравится (23) Ответить • 23 апреля в 21:24

Варя Вереск. Миксером взбиваете молоко?)

Нравится (1) Ответить • 23 апреля в 22.28

Варя Вереск.????

Нравится (3) Ответить • 23 апреля в 22.33

Аркадий Арбатов. Вручную. Коли пошла такая пьянка, научу вас, как готовить латте так, чтобы он не отличался от аналогичного, например, из «Шоколадницы». Понадобится емкость для кипячения (предположительно – эмалированный или алюминиевый ковшик с длинной ручкой, наверняка у вас на кухне где-нибудь такой водится), френч-пресс (кто не знает, что это такое, советую погуглить, увидите картинку – сразу поймете), молоко, вода и кофе. Сахар по вкусу. Я пью латте из большого стеклянного стакана, похожего на пивной. Итак, первым делом кипятим в чайнике немного воды. Далее, наливаем молока в емкость, из которой собираемся пить кофе. Где-нибудь 80–85 % от предполагаемого объема напитка. Переливаем молоко в ковшик, ставим на плиту и начинаем нагревать. До кипения не доводим. Как только молоко нагрелось, переливаем его из ковшика во френч-пресс. Ополаскиваем ковшик, кладем в него две чайные ложки молотого кофе, заливаем небольшим количеством (полстакана, не больше) горячей воды и ставим на плиту. Как только кофе закипит – выключаем. Получится такой кофейный концентрат, в народе – эспрессо.:) Дальше берем френч-пресс с горячим молоком и интенсивными движениями поршня вверх-вниз взбиваем молоко до пены. Как только пена полезет за край, открываем френч-пресс и переливаем молоко в стакан. Туда же тонкой струйкой доливаем кофе. Латте готов. Теперь ставим его рядом с доской, на которой лежит только что приготовленная вкуснейшая брускетта, берем в руки вилку и нож, отрезаем кусочек, кладем в рот, жуем, наслаждаясь сочетанием вкусов, запиваем нежнейшей молочной пеной с тонким кофейным ароматом. Попробуйте проделать все это утром, как проснетесь. Я спать.:) Завтра на работу. Вот вам, мальчики и девочки, напоследок слова великого Терри Пратчетта: «Нормальный семейный человек, который каждый день ходит на службу и ответственно относится к своим обязанностям, мало чем отличается от самого чокнутого психопата». Доброй ночи, народ!:)

Нравится (47) Ответить • 23 апреля в 22:58

Сублиматор

Нужно слегка прибавить шаг, чтобы отчетливей слышать тонкую нотку ее собственного запаха, растворившегося в душном, отравляющем опиуме Ива Сена Лорана. Грамацкий знал этот парфюм и потому различал, как пахнут ее плечи, шея, затылок у основания пышных каштановых, тщательно расчесанных волос, заплетенных в короткую густую косу, схваченную у основания острыми гребнями голубой жемчужной мантары. Неожиданно похожая на аккуратную девочку Вермеера, водившего к себе персонажей сквозь игольное ушко камеры-обскуры, такая же точная в выборе жемчуга, видная так же – вполоборота, она шла впереди, обгоняя Грамацкого на полшага. Ни дальше, ни ближе.

Заговорить с ней для него было все равно, что прикоснуться к поверхности воды, спугнуть отражение, в котором по глубокому, выцветшему за лето небу над его девятиэтажкой беззвучно плывет самолет, и в которой она просыпается, целует его в губы, не открывая глаз, наощупь – ровный контур зубов и кончик языка. Почти касается его встревоженного нёба.

– Выспался?

– Руку не чувствую…

– Отлежала? Бедненький… Приходи сегодня пораньше, у меня для тебя сюрприз.

И не важно, какой именно, – важно «у меня для тебя».

У самого входа в метро он ее обогнал, чтобы придержать тяжелую стеклянную дверь, услышать «спасибо», на мелькнувшее подобие полуулыбки выдать приготовленное заранее «хорошего дня» и сорваться по отвесному эскалатору вниз, на ходу допивая остаток этой внезапной придуманной пятиминутной осенней жизни – от «Магнолии» до эскалатора – воображая, в каком направлении она поедет – в центр или в Алтуфьево, почти ревнуя к тому, кто будет стоять в вагоне позади нее.

Всего лишь эпизод, но какой! Грамацкий рисовал так и не увиденный овал ее лица, придумывал, как она бы сказала утром, пристегивая край чулка к шелковому кружевному поясу:

– Дойдем до метро и, не прощаясь, разъедемся.

Трагично и красиво. Декаданс в духе Лотрека, возведенный в патетическую пошлость. Все равно, как иллюстрировать «Темные аллеи» довоенными порнографическими открытками. «Хотя, – подумал Грамацкий, – теперь это винтаж. Может быть, еще не искусство, но уже точно – эстетика. Как Вертинский».

– Что?! – громкой женский голос вернул его в душный вагон метро.

Рядом одна девушка говорила другой:

– Что значит – не умеешь парковаться? Не слушай ты его! Мужики – они однозадачные. Вот если он водит, значит, он только водит, а женщина… Ну, ты сама понимаешь.

– Да!

Грамацкий поморщился. Он легко себе представил как та же самая девчушка – в буклях и маникюре – говорит совсем уже другой – не важно кому:

– Представляешь? Я Алинке такая: «Мужики все однозадачные». А она: «Да-а?»

И эта подмена интонации переводит Алинку на темную сторону, делая из нее тупое, презираемое, ни разу не солидарное чмо.

«Все дело в интонации, – подумал Грамацкий, – именно она о том, КАК это, и ЧТО за этим последует, к чему приведет, как отразится. Это «да» – легко могло бы лечь в основание целого направления схоластической философии… Как же все это глупо и раздражает… Паттерн на паттерне… Единственное, что им всем по-настоящему нужно, собственно, как и собакам, – спокойный уверенный голос». Именно так он и говорит «хорошего дня», желая смыслом, предлагая тоном и демонстрируя каким-нибудь не особо широким жестом – пропуская вперед, придерживая дверь, уступая место, – самое востребованное в этом мире, то, чего человек лишается, покидая материнскую утробу, – ощущение безопасности.

Грамацкий ехал на Молодежную, на открытие какого-то очередного магазина в «Кунцево Плаза». На этот раз он решил поэкспериментировать.

* * *

Вход в торговый комплекс был украшен бело-голубыми гирляндами шаров. Над широкими револьверными дверями, в мощном потоке воздуха, выдуваемого компрессорами, тремя языками темного пламени струились вверх пятиметровые шелковые ленты. У входа, между праздношатающимися жителями окрестных кварталов, размахивали флаерами клоуны. Двое из них прохаживались по тротуарной плитке на скрытых декоративными брючинами ходулях.

Грамацкий прошел сквозь эту карнавальную смесь, не останавливаясь. Все самое интересное начиналось за порогом этого архитектурного безобразия из бетона и стекла.

Откуда-то сверху, из-за перекрытий, лестниц и витрин напевал живой голос Кортнева, на стене висело искаженное складками четырехметровое лицо Стаса Пьехи с каким-то ускользающим из памяти банальным поздравлением. Дети размахивали розовыми шарами, взрослые пестрели пакетами, все в легком возбуждении от громкого подобия музыки, мишуры и дешевой раздаточной полиграфии. Грамацкий смотрел на все это с брезгливостью, морщась всякий раз, когда его случайно задевали. Он подумал было о «Битве Масленицы и Поста» Брейгеля старшего, но тут же одернул себя – не посмел оскорбить сравнением полотно уважаемого голландца, посчитав присутствующий плебс недостойным благородной средневековой вони.

Грамацкий спустился эскалатором на минус первый, прошел мимо кассовых аппаратов Ашана. За поворотом, как и было обещано планом этажа, оказался ювелирный бутик. Грамацкий остановился, втянул ядреный дух новодела и вошел внутрь.

У витрины стояла женщина лет двадцати восьми, подтянутая, даже несколько суховатая, похожая на завуча средней школы. Заметив ее натренированный равнодушный взгляд, Грамацкий слегка ссутулился, пошел к витрине с обручальными кольцами, остановился и сделал вид, что разглядывает небогатый ассортимент.

– Что-нибудь подыскиваете конкретное? – спросила завуч и подошла ближе, – Я могу вам помочь?

Грамацкий посмотрел на Ирину. Это имя значилось в узком пластиковом бедже на ее груди.

– Может быть, и можете, – сказал он, – зависит от ситуации.

Ирина вопросительно промолчала.

– Не знаю, какое кольцо купить, – Грамацкий посмотрел на ее левую мочку, пробитую навылет золотым гвоздиком с крохотной бриллиантовой каплей в основании.

– Кому подыскиваете? Жене, любимой женщине? – спросила продавщица.

– А два в одном не бывает? Так, чтобы и любимой женщине, и жене? В одном лице.

– Это и есть ваша ситуация? – в голосе Ирины не было иронии, и Грамацкий улыбнулся.

– Увы, нет, – сказал он, – Моя невеста мертва. У меня всего два дня, чтобы с ней обвенчаться. Потом… Ну, вы понимаете.

– В смысле? – проснулась Ирина.

– В самом прямом смысле. Мы не успели пожениться. Болезнь. Надеялись, что обойдется.

– Вы хотите жениться на мертвой девушке? – Ирина произнесла это с брезгливым ужасом. – Но вас никто не распишет!

– А кто говорит о загсе? Мы обвенчаемся.

– Тем более! Ни один батюшка не согласится! Это неправильно! Не по-человечески…

– Ну, это вы напрасно. Посмертный брак – не такое редкое явление, как вы думаете. Во Франции, например, это абсолютно законно. У китайцев это называется призрачный брак…

– Мы, слава Богу, не китайцы и не Европа…

– Давно ли это «слава Богу»?

– Ну, знаете…

– Я ей обещал, – неожиданно тихо сказал Грамацкий,

– Ладно, – Ирина смягчилась, лицо ее стало каким-то скорбно-иконообразным. – Не переживайте. Жизнь ведь на этом не кончается… Как это все получилось-то?

– Да, собственно, не о чем рассказывать… Я стоматолог. У меня своя клиника в Марьино… Она была у меня администратором… Год вместе проработали… В прошлом году, в августе… Да… В середине… Пригласил ее в Большой… После спектакля гуляли, сидели в ресторанчике. Знаете, за Центральным телеграфом «Чиви-Чао»? Оказалось, между нами много общего. Я коллекционирую живопись, а она была художник… Понимаете? Удивительно… Знаете, как это, когда не можешь оторваться от человека?.. А теперь нет моей Людочки… Обнимите меня, пожалуйста.

Блеснув слезой, Грамацкий молча уставился в стену. Ирина подошла ближе и осторожно притянула его к себе, накрыв душным запахом взволнованной женской плоти, смешанным с каким-то незнакомым цветочным ароматом. Грамацкий с тоской посмотрел на распахнутые настежь стеклянные двери салона.

– Как же вы будете теперь один? – зашептала Ирина, – В своей клинике…