Ветра Пустоши. Книга 2. Новые враги

Темнота поглотила лагерь людей, сегодня будет темная ночь, луна еще спит, света звезд недостаточно, чтобы осветить мрак вокруг. Топлива для ночных костров в этой местности нет, внутри лагеря горит пара небольших костерков, вырывая у темноты крошечное пространство вокруг. Два островка надежды и частичка солнечного тепла, посреди океана враждебной тьмы.

– Прошу прощения, Воевода за вами послал, просит прибыть незамедлительно к головному карту.

Парнишка воин, молодой совсем – нашивка на зеленом фоне на рукаве, кто знает, переживет ли он завтрашний день, суждено ли ему будет сменить ее на красную. Еще совсем недавно Игер и сам был таким, на службу поступил – вроде недавно все это было, а уже столько лет прошло, мгновением одним пролетело. Теперь вот он и такие, как он их сменят.

Кивнул, за молодым воином последовал. Щелчок, резкий хлопок – в небо ушла осветительная ракета, зависла на парашюте в паре сотен метров над лагерем, освещая пространство под собой. Так они и будут всю ночь ракеты пускать – враг недалеко, нельзя себя дать врасплох застать, нельзя чтобы он незамеченным к лагерю подкрался. До головного карта дошли, здесь разместились основные силы каравана – своего Воеводу собою охранять. Здесь все, кто верен ему остался, и те, кого удалось уговорить идти биться за правое дело – сто пятьдесят семь воинов, из них больше половины такие же новички, как тот посыльный. А сколько воинов ждут их по ту сторону, хватит ли сил у Воеводы их одолеть? Были, конечно, и те, кто авторитет Воеводы отверг, приказу Совета подчинился, но таких командиров и воинов оказалось немного, в основном всё войско Атолла сейчас здесь. В городе осталась лишь малая часть воинов, немного полицмейстеров и наемники, перешедшие на сторону Совета.

Ситуация сложилась проигрышная, если до этого похода она была патовая, то сейчас Воевода в проигрыше в любом случае и все, кто его окружают и поддерживают тоже. Интересно, а понимают ли они это? При любом варианте, шансов у него уже нет. Если они завтра падут – это будет его легкий конец. Если победу одержат – возвращаться в город будет глупо. Совет за время их отсутствия авторитет укрепит, силы Воеводы в битве иссякнут, и дома его будет ждать камера в тюрьме, в лучшем случае. И то это при самом благоприятном стечении обстоятельств, после того как он воле Совета противиться надумал, такой вариант маловероятен, они не глупые и практичные люди и понимают, что врага лучше уничтожить сразу, пока он слаб. А что же будет с ним, с самим Игером? Что будет с Агатой, женой Воеводы, с Заирой, дочерью его, как с ними поступят – изгонят или тоже тюрьма? Если изгонят то куда идти? Со становиками отношения испорчены, те их не примут. К полуночникам тоже нельзя – после того, как они их людей насильно в бой погнали, даже вожатый, пацан сопливый, расправой ему угрожает. На восход, в Дикие Земли путь для них закрыт – там самый лютый и опасный враг, лучше уж тюрьма. По всему выходит – некуда им деваться, может на полдень к Демонам Пустоши податься?

– Хм, прошу прошения, но Воевода ждет, вы уж минут десять у порога просто стоите.

Голос со стороны из раздумий вырвал. Пора идти, стратегические планы на завтра строить. Штору палатки в сторону откинул, внутрь вошел. Внутри стол легкий походный, Воевода за ним сидит, рядом еще трое воинов в возрасте, седых.

– Проходи Игер, присаживайся, тебя только дожидаемся, времени мало, нужно решение принимать.

К столу подошел, на стул походный легкий, из парусины на трубках металлических натянутой, сел.

– Разведка наша не вернулась. Три человека, пропали, время вышло еще четыре часа назад. Сведений у нас нет никаких, кроме тех, что нам сам враг предоставил. Мы знаем только место, куда нас позвали, но что там конкретно нас ждет, численность врага, его вооружение и позиции нам неизвестны. У кого какие мысли будут?

Воевода замолчал, устало на спинку стула откинулся. Один из сидящих за столом воинов, взял слово.

– Я разговаривал с нашими караванерами и шеф-капитаном, который из Атолла, все в один голос говорят, что сюда караваны не ходят, места эти стороной обходить стараются. Здесь город большой под песками погребенный, местами сильный фон радиации, зыбучек вокруг много, крыши высотных зданий из песка торчат, осколков и фрагментов под колесами будет много. Раньше здесь банды любили промышлять, засады на караваны устраивали. Еще говорят, что вожатый опытный нужен и не один, а чтобы на каждый карт, учитывая, что нам будет предстоять делать, тут ветер знать нужно. А из опытных вожатых у нас только тот, который от полуночников пришел. Из своих – два неопытных, на этом все.

– Значит, враг все просчитал, и подготовился хорошо, а мы премся на него с открытым забралом, ничего о нем не зная?

Вставил другой седой человек.

– Времени готовиться уже нет, все время вышло, теперь нам только вперед идти нужно. По ходу сориентируемся.

Воеводу самого явно раздражала сложившаяся ситуация, он привык сам врагу свою волю диктовать и условия навязывать. То, что происходило сейчас, его явно выбивало из колеи. За последние четыре недели, которые прошли с момента похищения Заиры, он похудел, осунулся лицом и, казалось, постарел сразу на пять лет.

– Игер, почему ты молчишь, у тебя есть предложения, может что добавить можешь? У тебя же контакт с тем вожатым, что он говорит?

Воин обвел медленным взглядом каждого, сидящего за столом, в глазах каждого растерянность – они не уверены, в себе, в завтрашнем дне, они вообще не уверены в правильности своего выбора и принятом решении. У них нет шансов, они сами себя обрекли.

– Все, касательно этого места – правда. Вожатый Лекс на контакт не идет, обиду за своих людей держит, завтра помочь поможет, но советы давать не будет.

Вздохнул, паузу выдержал.

– Надавим – заартачится, упрется совсем. Его люди любое его решение поддержат. В этой схватке союзников у нас нет, тронем их – получим пополнение на стороне врага. Мы и так их уже против себя настроили, поэтому единственный выход для нас – идти вперед и действовать по обстоятельствам. Когда в них стрелять начнут, на их глазах товарищей убивать, они сами нам помогут, проверено неоднократно.

Повисла напряженная тишина, все тяжко думали, каждый о чем-то своем. Наконец Воевода заговорил.

– Значит, так мы завтра и сделаем. Только нам козырь в рукаве нужен, чтобы хоть как-то планы противнику сорвать. Что думаете?

– Правильно! Что или кто этим козырем будет?

Спросил воин, молчавший до той поры.

– Картов у нас пять – три средних, полуночников карты, и два больших – наши. Нас, командиров, пятеро – по одному на каждый карт. Предлагаю один средний карт в тылу оставить, его задача будет вступить в бой на пару часов позже основных сил, когда мы боем выявим все огневые точки противника и поймем количество врага, противостоящее нам.

– Годиться, должно сработать.

Все дружно головами закивали. Игер сидел молча, в свои мысли погруженный, своими планами занятый.

– Я пойду на большом карте, с нашим молодым вожатым, пойду впереди. У моего карта лоб и борта бронированными листами укрыты – мы тараном впереди пойдем. За мной два средних карта фланговыми пойдут, с небольшим десантом и по одному гранатометному расчету в каждом. При возможности атаковать, задача этих картов – обход с флангов и перенос огня, берем врага в клещи. Если будут укрепленные пулеметные или снайперские гнезда – это цели для гранатометчиков и мобильных групп десанта. Четвертый большой карт, с полуночным вожатым и десантом, пойдет немного сзади, выберет наиболее удобный путь обхода. Его задача в тыл врагу зайти и десант высадить. Задача десанта – выдавить врага из укрепленных точек под атакующих фланговых.

– Там маневрировать нужно будет особенно фланговым, а у нас карторов всего четыре полные команды на средние карты – три полуночников и одна наша из города, а картов пять, причем два из них большие.

Подал голос Игер, все к нему повернули головы.

– Сами видели, пока сюда шли – даже воинам приходилось с такелажем работать, а завтра воины своим делом заняты будут. Карторов не хватит – ветер терять будем, маневренность потеряем.

Воевода голову поднял, на друга взгляд перевел.

– Ты, верно, подметил – маневренность нужна только фланговым, их полными командами и укомплектуем, остальных пропорционально между оставшимися картами распределим.

Потом Воевода распределил, собравшихся командиров по картам.

– Игер, ты мне нужен будешь в карте, который козырем нашим будет.

– Почему я?

– Ты быстро в обстановке сориентироваться сможешь, чутье у тебя работает хорошо, опыт имеешь. Если у нас не получиться задуманное – ты ход схватки переломить сможешь.

– Хорошо, как скажешь – воля твоя.

Игер кивнул, без выражения продолжая пустыми глазами в пустоту смотреть.

– Еще одно – Заира. Ее могут, как живой щит использовать, поэтому всем внимательными быть – с головы дочери ни один волос упасть не должен.

Все головами закивали.

– Еще что-то Воевода?

– Мне нужна голова того, кто все это устроил, кто мне его голову принесет – тому дом в Атолле на первом ярусе обещаю.

Ох, и расщедрился Воевода! У тебя-то хоть деньги еще остались? Ты и так, чтобы людей заманить, тройные оклады всем выплатил, плюс расходы в городе эти три недели, плюс обмундирование, боекомплект, еда, вода, для такой оравы. Свой дом, что ли продавать будешь? Кстати!

– У нас бронежилетов всего тридцать два штуки, как распределять будем?

– Каждому водителю карта, шеф-капитану и командиру карта, остальные распределить среди десантных групп фланговых картов и карта, который с тыла пойдет.

Все кивнули. Похоже, на этом совещание можно было оканчивать.

– Хорошо, все свободны, проинструктируйте людей, проверьте посты и отдых всем. Завтра подъем за два часа до восхода – распределяемся по картам, распределяем экипировку, вооружение, боекомплект, и выступаем. Все свободны. Игер, задержись немного.

Тот кивнул, остался сидеть на своем стуле, дожидаться, пока все остальные покинут палатку. Когда за последним опустился полог, воин вопросительно посмотрел на Воеводу.

– Что думаешь, мой друг старый – есть у нас завтра шанс выстоять? Только правду мне говори, как есть говори.

Игер удивленно посмотрел на Воеводу.

– Шанс? Может и есть, но ты сам видел, что они в городе устроили, сам понимаешь, что с воинами опытными завтра дело иметь будем.

– Нам это разве впервой? Вспомни, сколько их раньше было – наш выход против набега поселенцев из Пустоши вспомни – выстояли же тогда. А Демоны Пустоши – тоже выстояли! А ведь и там и там воины отчаянные были!

– Это хорошо, что ты сам про тот поход вспомнил, только мы тогда отступили, проиграли мы то сражение.

– Зато потом вернулись и поквитались за всех.

– С кем вы поквитались, с бабами да детьми?

Лицо Воеводы багровым налилось. Игер спокойно выдержал бешенный взгляд.

– Да как ты смеешь?!

– Столько лет уж прошло, думал, правду похоронил вместе с ними, а она оказывается жива – вон она завтра тебя там дожидается. – Игер головой мотнул в сторону, предполагаемого противника. – Она, правда, эта за тобой пришла, только ты с собой еще кучу народа тащишь на тот свет.

Мощный удар кулаком по столу. Воевода вскочил, стол затрясся, посуда, стоявшая на столе, посыпалась на столешницу, на землю. Кувшин разбился, вода из него стала темным пятном расползаться по днищу палатки, жадно впитываемая тканью и песком под ней.

– Молчать, да я тебя!

– Значит, правду вожатый сказал.

Игер продолжал спокойно сидеть за столом, глядя на своего бывшего старого друга.

– Что, какой вожатый?

Воевода поменялся в лице.

– Тот, с полуночи. Он знает о тебе и о том, кто и зачем за тобой пришел. Знает не только он – это еще куча народу знает.

Воевода бессильно опустился на стул.

– Ты правды от меня хотел? Вот она – ты проиграл, ты все уже проиграл. Совет в твое отсутствие, город под себя подомнет, тебя, если завтра выживешь, будет ждать заготовленная петля, или камера одиночная.

Воевода взгляд потупил, на стол перед собой смотрит.

– Людей, которые тебе поверили и за тобой пошли – разжалование, командиров – арест. Впереди, тебя прошлое твое ждет – лютое и страшное, ты сам его взрастил и ненавистью напитал, оно тебя завтра и сожрет.

Воевода поднял голову, одним единственным глазом на Игера смотрит, взгляд полный печали и усталости, взгляд уставшего от жизни старика, а не воина некогда лихого.

– А ты, почему ты еще тогда здесь? Ведь не из-за клятвы этой проклятой?

Игер в глаза смотрит, головой машет.

– Плевал я на клятву эту проклятую, данную тебе. Я здесь ради клятвы, которую ей дал – обещал дочь вернуть, и эту клятву я сдержу.

– Ты, ты ее все еще любишь?

Как-то даже прошипел, нежели сказал старик. Воин утвердительно головой кивнул.

– Люблю, как тогда, когда в первый раз увидел в твоем доме.

Старик откинулся на спинку стула. Голову кверху поднял.

– Думаешь, я про вас не знал? Я все знал, мне дочь рассказала, она вас вместе видела – не могла матери предательство это простить, отца пожалела. Она ее до сих пор за это ненавидит. Думаешь, простит, думаешь, тебя примет?

Старик расхохотался. Громко, дико, как безумный. Что за черт – кажись выстрел! Глухой, далеко – резкий хлесткий. Еще один, следом еще. Игер быстро поднялся, к выходу из палатки побежал. Старик продолжал хохотать сидя за столом.

Из палатки выбежал – суета в лагере. Кто уже уснуть успел – проснулся, мечутся спросонья, ничего понять не могут. Кто посообразительнее, залегли за картами.

– Ружье мое, быстро!

Игер руку к постовому протянул, дожидаясь, пока тот оружие ему вернет. Снова хлесткий резкий выстрел издалека. Ему в ответ сразу пулемет заработал – трассеры вправо в сторону холмов ушли. В руку цевье Винтореза легло. Пулемет захлебнулся, отголоски хлесткого резкого выстрела долетели до Игера. Он уже в лагерь бежать шаг сделал, справа мощно раскатисто одиночный выстрел грохнул – кажись, вожатый между картами позицию занял, отстреливается. Так и есть, звук необычный, необычного карабина, принадлежащего вожатому. Ракета в небе погасла, Игер наощупь, спотыкаясь, о лежащих на земле людей, направился в сторону вожатого. Тихо пока, никто не стреляет. До вожатого добрался. Лекс в небольшом проеме между двумя кабинами картов на колене стоит, карабин у плеча, левая рука, в колено упертая ружье снизу поддерживает, сам в прицел вдаль сосредоточено смотрит.

– Достал?

Лекс ответил, не отрываясь от прицела.

– Нет, сильно далеко. Метров шестьсот. Там между двух холмов, на уши арга похожих, там он – один стрелок.

Игер, стоя рядом, свой Винторез вскинул к плечу, к оптике прильнул. Отыскал в темноте вдалеке, еле различимые очертания двух, рядом расположенных холмов. Щелчок, резкий хлопок – снова в небе зависла осветительная ракета, резко вырвав у тьмы лагерь и пространство за ним. Вспышка, едва различимая вдалеке, между холмов, в картинке прицела. Вжик, клац – звонко, слева, совсем рядом с Игером.

–Ааааа!

Вскрик громкий, короткий. Что-то на землю упало. Короткий хлесткий выстрел издалека долетел. Голову вниз влево опустил – вожатый на земле лежит, карабин из рук выпустил, за лицо руками держится, стонет. К нему наклонился, присел, в красно-желтом свете осветительной ракеты, что-то темное по лицу под пальцами вожатого течет, на песок капает. Тишина вокруг, не стреляет никто – все залегли, притаились.

– Лекаря сюда, быстро! Раненый здесь!

Через несколько минут прибежал мужчина худощавый, в годах, принялся Лекса осматривать, рану обрабатывать. Тихо вокруг, больше никто не стреляет.

– Постовые, доложить, что видно?

Громко с места выкрикнул Игер. Несколько минут тишина, потом начали один за другим ответы доноситься.

– Полночь – чисто!

– Восход – движения нет!

– Закат – никого!

– Полдень – ничего не происходит!

Опять тишина. Вожатый изредка, коротко стонет, лекарь ему лицо бинтует.

– Что с парнем?

– Порядок, живой. Пуля рикошетом от металлической кабины карта пошла, его по скуле зацепила, трещина, скорее всего, проникающих нет. Я ему обезболивающее дам, сейчас рану перебинтую, и будет снова молодцом.

Игер кивнул, хорошо – парень завтра нужен, рано ему еще помирать. Голова у него, похоже, самое слабое место. Нужно остальных осмотреть, масштабы ущерба от налета ночного оценить. Еще больше часа никто не осмеливался пошевелиться, все лежали на местах, как залегли до того. Спустя полтора часа воины, в бронежилетах и касках, начали обходить лагерь, опрашивая людей и осматривая, на предмет ранений и повреждений. Тела погибших стаскивали в одно место. Еще через два часа, объявили по лагерю, что все могут отправляться отдыхать.

Утром, как и было условлено, всех подняли за два часа до восхода. Еще темно было вокруг. Небо освещалось осветительными ракетами. Вставать не хотелось. Каждый чувствовал себя уставшим и до крайности разбитым, отдохнуть мало кому удалось. Особенно угнетало людей ночное происшествие, со стрельбой. Воины ходили мрачные и угрюмые – врага еще не видели, не знали о нем ничего, а он уже лишил жизни девять товарищей – троих, которые из разведки не вернулись и шестерых вчера ночью. Карты начали готовиться к выходу. Людей инструктировали, распределяли в группы, команды, закрепляли за картами. Костровые готовили завтрак, в очагах полевой кухни потрескивал огонь, но сегодня он уже не наполнял сердца людей своим теплом, не согревал и не радовал душу. Каша была готова. Каждый угрюмо и молча подходил за своей пайкой, молча принимал, и также молча уходил в сторону. Лексу было плохо, болела голова и треснутая скула. Лекарь поменял ему повязку, снова дал обезболивающий порошок, от завтрака вожатый отказался.

Вдалеке небосвод начал светлеть, окрашиваться красным. Завтрак был окончен, костровые собрали посуду, все принялись сворачивать лагерь. Скоро над горизонтом покажется дневное светило, скоро проснется ветер, скоро пора будет ставить паруса и идти навстречу неминуемому.

Горизонт все сильнее и сильнее окрашивался алым цветом – сегодня кровавый рассвет, даже само солнце предвкушало представление дня сегодняшнего. Давно дневное светило не видело такого действа в Пустоше! Последнее такое грандиозное представление людишки внизу, устраивали для него двенадцать лет назад, а до этого годом ранее. С тех самых пор, человечишки прекратили забавлять своего дневного покровителя грандиозными представлениями – заскучало светило, обиделось на людей. Но сегодня они исправятся, сегодня они преподнесут ему дар, задобрят его. Просыпайся, брат мой дневной, брат мой неукротимый – люди ставят паруса, людям нужна твоя мощь и сила, помоги им устроить представление в мою честь, давай насладимся этим с тобою сполна! Ты готов?

Вещи были уложены, люди ходили угрюмые, в сторону косились, не хочется туда смотреть, но взгляд как прикованный, в одну точку фокусируется. Туда, где лежит шесть тел, покрытых плотной тканью сверху – результат ночного рейда тех, кто позвал их сюда. Им не нужно было бить по-настоящему, ночная вылазка всего лишь акт устрашения, чтобы поселить страх и сомнения в сердцах, идущих к ним людей. Вот что ждет их впереди, там, за горизонтом. Это напоминание им, зачем их сюда пригласили, чем все для них закончиться.

– Всем по местам стоять! Рулевому – за штурвал, лево руля. Парусной бригаде – раскрепить концы, осмотреть фалы, проверить и смазать лебедки, осмотреть таль-блоки, расчехлить паруса. Мотылевой команде – по местам стоять, на рычаги налегли – выводим карты. Выполнять!

Путь, звездами указанный.

Рядом потрескивал небольшой костерок, сверху, над которым на треноге был водружен черный, закопченный казан. Легкий дымок поднимался вверх, перемешиваясь с ароматным паром, источаемым из недр котла. Как было хорошо сидеть рядом, так по-домашнему уютно и спокойно, даром, что вокруг на многие километры простирались пески Пустоши. Недалеко стоял небольшой карт, паруса были убраны и зачехлены до завтра, они уже отдыхают. Завтра у них много работы, завтра им опять предстоит ловить лихие ветра, цепляться за них, чтобы мощные колеса могли скользить по бескрайним пескам, перемалывать их, в стороны откидывать. Чтобы люди могли добраться до нужной точки вдали. Но так ли нужна им эта точка? А кому она тогда нужна, мне? Они меня туда везут, не меня – нас. А что нас там ждет?

Многие годы я жила одной только мечтой – скопить денег. Деньги решают в этой жизни все, так я глупая и наивная полагала. И вот, деньги у меня появились, но они не смогли решить моей проблемы. Моей целью было вернуть детей – деньги оказались бессильны, я ошиблась! Тяжело и больно было осознавать свое бессилие и свою ничтожность в этом мире – я все еще была песчинкой безвольной, увлекаемой ветром, даже придя к своей цели, я не могла получить желаемого. А человек смог, кажись, он вообще может все, стоит ему этого только захотеть. А хотел ли он мне помочь? Почему помог, потому что ему это выгодно было, или потому что я попросила? Да мне и все равно – пусть он не из-за меня это сделал, пусть он вообще меня не любит – я согласна. Согласна быть просто его безмолвной тенью, безвольно всюду следовать за ним, только бы солнце не пряталось за горизонтом, только бы ночная мгла не поглотила меня!

Вокруг меня десяток мужчин, одни заняты работой – готовят лагерь, другие хлопочут по кухне, у вечернего огня. Благодаря их стараниям я чувствую домашний уют и тепло очага, мне совершенно не страшна Пустошь и те опасности, которые она в себе таит. Он доверяет братьям как себе, как я могу им не доверять? Мальчик восьми лет дремлет, свернувшись калачиком рядом на циновке, его голова покоиться у меня на коленях, моя рука медленно гладит его темные мягкие кудри. Как он вырос за эти четыре года, он даже говорить стал как мужчина, он рассуждает, делиться своими выводами и наблюдениями, он поражает меня глубиной своего мировоззрения. Он скучал, он боится отойти от меня, глядя на него, сердце наполняется нежностью, трепещет в груди, теплом согревает изнутри, тепло готово заполнить собою все вокруг, весь мир. Девочка худая и темноволосая, одиннадцати лет сидит рядом, она тоже скучала, но она не так близка, она отстраняется, все время убирает мои руки, при попытке приласкать и погладить ее. Все эти четыре года она была вместо меня для мальчика, она была и матерью и старшей сестрой одновременно. Она ждала меня, ждала, когда я заберу их, верну себе. Она обещала ему и себе, давала зароки – нужно потерпеть совсем немного, чуть-чуть, и мама придет, она вернется, она нас заберет. Но время шло, девочку сломали, она разочаровалась во мне, в людях, в жизни, она не смогла дождаться. Ничего – главное, что теперь мы вместе! Время лучший лекарь, оно затянет и излечит душевные раны – мы все забудем, все вычеркнем из памяти, мы все начнем заново. Нам всем есть, что оставить прошлому, что забыть и не вспоминать больше никогда, особенно мне. Но я ведь сама сказала тогда Сан сен Гору, что наше прошлое живет не только в нас, но и в других людях, кто нас знает и помнит. Мое прошлое – как стыдно все это вспоминать. Тогда это было необходимо, сейчас – стыдно. Мы ведь едем к людям, они помнят, все помнят – ничего не скроешь! Сколькие из них ходили караванами в Атолл, сколькие приходили в трактир, сколькие, поднимались ко мне в комнату.… Как мне теперь быть?

Ко мне подсел худощавый жилистый мужчина, в серой одежде, четыре тарелки, источающие пар и приятный аромат, в руках. Протянул по очереди одну за другой три тарелки. Приняла. Детям раздала. Мальчик проснулся, за еду жадно принялся, проголодался – растущий организм, ему нужно. Девочка тоже есть принялась, нехотя, без аппетита. Мужчина поднялся, уйти собрался.

– Останься, пожалуйста.

На меня посмотрел – глаза темные, как угольки, недельная щетина редкая. Кивнул. Снова рядом на циновку присел, согнутые в коленях ноги скрестил, размеренно жевать принялся, глядя вдаль.

– Что там?

– Где?

– Куда ты сейчас смотришь.

– Там братья наши погибают, а мы здесь.

Без выражения произнес он.

– Ты меня в этом винишь?

Головой качает, сам вдаль по-прежнему смотрит.

– Нет, брат за вас просил, вас мне доверил, я не мог отказать, не могу его подвести. Сказал, довезу – значит довезу.

– Но ты бы там предпочел сейчас быть, с ним?

– С ними со всеми, с братьями.

Вздохнул, паузу выждал.

– Хочешь знать, почему тогда я здесь?

– Да, расскажи.

– Я ему как себе верю, даже больше – в себе сомневаться могу, в нем никогда.

– Почему! Кто он, я имею в виду кто на самом деле?

– Я не знаю. Мы познакомились одиннадцать лет назад, в Диких Землях.

Дети рядом притихли, слушают настороженно. Солнце к горизонту опускается, задержаться разве не желает, рассказ необычный послушать? Люди вокруг поодаль сидят, притихли – за ужином вечерним светилом любуются, в мысли свои каждый погружен.