Ветра Пустоши. Книга 2. Новые враги

– Что ты делаешь?

Спросил тонкий детский голосок мальчика рядом. Высокий наемник продолжал смотреть в пространство перед собой.

– Пытаюсь вспомнить.

Сухо ответил он.

– Что вспомнить?

– Дом. Свой дом.

– Ты его совсем не помнишь, а где он находится?

Изумился мальчик.

– Раньше, много лет назад он находился здесь, прямо на этом месте, где мы сейчас сидим. Сейчас он находится только здесь. – Отшельник показал пальцев на свою голову. – Но я его почти не могу вспомнить, только размытый нечеткий образ перед глазами. С ней рядом помнил, видел как наяву. Без нее не могу вспомнить почти ничего, что здесь было.

– А что здесь было?

– Город был, люди в нем жили, живые обычные люди. Они любили, семьи создавали, детей воспитывали, павших оплакивали. Сейчас только я остался, только я могу их теперь оплакивать, больше некому.

– Ты о женщине говорил, ты нашу маму имел в виду?

Спросила девочка из-за спины.

– Да ее.

– Кто вы, зачем нас освободили?

Теперь уже мальчик интересуется.

– Мы те, кого люди называют изгои.

– У тебя на рукаве нашивка наемника, я видел среди вас несколько воинов из Атолла. Вы правду от мамы? Она вас наняла?

Не унимался мальчуган. Высокий наемник покачал головой.

– Она нас не нанимала, мы не наемники или воины, мы свободные люди, как и вы теперь.

– Но вы и вправду от нее приехали?

– Правда.

– Вот видишь, я же говорил тебе, они нам не соврали!

Обратился мальчик к сестре. Та тихонько подошла, рядом с ним присела, обняла брата. На Отшельника посмотрела, спросила.

– Почему вы ей помогаете, она ведь обычная рабыня?

– Уже нет. Она прошла долгий тяжелый путь, чтобы вернуть вас. Я прошел похожий путь, любой из нас его прошел – он у каждого свой, особенный был, но он нас сплотил вместе, сделал сильнее, цель жить дальше дал.

– А что будет, когда ты нас к ней привезешь?

Отшельник плечами пожал.

– Это уже вам решать, теперь ваша жизнь и ваша судьба в ваших руках – вы вольны распоряжаться ей по своему усмотрению.

– Значит, я смогу стать кем захочу!

Воодушевленно откликнулся мальчуган. Отшельник посмотрел на него с интересом.

– А кем бы ты хотел стать?

– Вожатым, конечно. Это так здорово водить караваны через Пустошь!

– Почему тебя к воинам на обучение отдали?

– Мерзкий толстяк Манер сен Вес, его испугался.

Бросила девочка.

– Почему?

– Он Мака избил однажды за провинность, а тот со злости сказал, что через два месяца у Станового передохнет вся скотина. Становый только что стадо большое приобрел, много денег потратил. За эти слова он еще сильнее отлупил Мака. Через месяц наступила Солнечная Буря, трава выгорела, корма не стало, водоемы обмелели, еще через месяц все стадо Станового передохло, принеся ему большие убытки.

Отшельник внимательно посмотрел на мальчика.

– Ты можешь чувствовать приближение Солнечных Бурь?

Мальчик кивнул.

– Да, я могу знать, когда они начнутся и когда закончатся. Я не знаю, как это объяснить, но я ощущаю, как меняется солнце, как оно себя ведет.

– Это твой природный дар. Береги его, учись им пользоваться, только помни – не всем людям можно об этом рассказывать. Ты такой же особенный, как и многие из нас.

Мальчик кивнул. Отшельник на девочку посмотрел.

– А у тебя какой особый дар?

Она улыбнулась.

– Я хорошо рыбу выбираю из земли, которую Ян и Рей выкапывают, в дни засухи.

Отшельник понимающе кивнул, отвернулся. Вдаль смотрит.

– Они твои друзья?

– Они ее женихи.

Подшутил над сестрой мальчик, она его пихнула легонько в плечо.

– Что сразу двое?

Отшельник снова повернулся к детям. Щеки девочки налились румянцем – она все еще ребенок и не умеет скрывать своих чувств.

– Они оба за мной пытаются ухаживать, а мне Ян нравиться, но это все равно пустое, я ведь младшему сыну Станового обещана.

– Больше нет – вырастишь, сама решишь, с кем быть.

Девочка опустила глаза.

– Ты их убил?

– Да.

– И Светару?

– Кто это?

– Жена старшего сына Станового.

– Всех.

– Жаль, она единственная, кто к нам хорошо относился. Она ребенка ждала.

Отшельник кивнул.

– Порой семена от плевел очень трудно отделить. Нельзя все время, всю жизнь пытаться все класть на чаши весов и взвешивать каждый свой поступок, бывают периоды, когда необходимо действовать и принимать сложные решения немедля. Это теперь мое бремя, мне с этим жить всю оставшуюся жизнь.

**********

Дни тянулись медленно, мучительно долго. Все вокруг было одинаковым, все было похожим. Мужчины в лагере с утра тренировались, огромные черные мороки каждую ночь уходили на охоту. Солнце каждый день вставало на восходе, описывало над головой по небосводу огромную дугу и садилось на закате, в том месте, где сейчас находятся все, кто ей дорог в этой жизни. Каждый день одинаковая рутина, чтобы хоть как-то себя занять и отвлечь от тяжелых мыслей, Виолетта взялась возглавить скудную полевую кухню и готовить для всех еду. В свободное время она обрабатывала рану Мику, говорила с ним. Такие моменты выпадали нечасто – Мика сейчас был весь в делах, он был среди братьев, всегда был занят и не мог уделить девушке много времени. Поэтому остаток свободного времени Виолетта проводила с Заирой, девочка не возражала. Ей тоже нужна была компания, она тоже страшно тяготилась одиночеством и полным безразличием к своей персоне. Она привыкла всю жизнь быть в центре внимания, привыкла, что все стараются ей угодить, льстить и заискивать перед ней, поэтому этот период сейчас она переживала довольно остро. Она была благодарна девушке за то, что та уделяет ей внимание, приходит к ней, говорит, иногда часами напролет, о всяких несущественных мелочах, о чем угодно, но говорит, делает это бескорыстно, открыто, как подруга.

Через пять дней Мика пришел, раньше обычного времени.

– Получили послание – все хорошо, дети с ним, они возвращаются. А мы завтра снимаем лагерь и выдвигаемся.

Сердце подскочило в груди, бешено забилось. Наконец-то после стольких лет разлуки и лишений она их снова увидит, снова сможет обнять, прижать к своей груди, приласкать и больше никогда не отпускать от себя! Он это сделал, он смог, она не ошиблась. Она столько лет ждала и дождалась – он пришел, он помог. В этот же вечер она поделилась новостями с девочкой, та улыбнулась ей в ответ, грустной улыбкой. Глаза ее плакали.

– Что?

Коротко спросила Виолетта.

– Не обращай на меня внимания – у тебя большая радость, ты наконец-то обретешь семью. У меня же через неделю будет опять траур, я потеряю отца. Скоро они встретятся. Сейчас я не осуждаю ни одного, ни другого, но каким бы не был мой отец, он все же отец мне и я его люблю.

Девочка расплакалась, Виолетта присела рядом с ней, обняла ее, прижала к груди как дочь. Девочка не сопротивлялась, не отстранялась, она плакала еще долго, а Виолетта все это время гладила рукой по ее каштановым волосам.

На следующий день мужчины проснулись рано, обычной тренировки сегодня не было, они принялись собирать лагерь. Виолетта приготовила всем завтрак, после чего все вещи были уложены в карт, люди тоже разместились в нем, стали по местам, начали поднимать паруса. Легкий утренний ветер наполнил их, подхватил, вперед, на полночь понес. Девушка уже и забыла это ощущение – нестись через пески под парусами, вперед к горизонту, парить как птица свободная в небе. В прошлый раз эту птицу в клетке пленницей везли, товаром, рабыней. Но сейчас она свободна, ее жизнь снова принадлежит ей и она среди таких же свободных людей. Заира грустила и плакала с того дня, как услышала новость о скором возвращении Странника из похода на закат. Сейчас она даже начала сторониться общества Виолетты во время привалов и ночью у костра, она предпочитала одиночество.

Три дня промчались незаметно. Впереди показались странные темные силуэты разных форм и разные по высоте остатков старых строений. Карт описал вокруг них пару кругов, пока мужчины не нашли подходящее для лагеря место. Остаток дня все были заняты оборудованием нового лагеря на новом месте. На следующий день закипела работа, про обеих женщин все в лагере забыли, все с головой были погружены в более важные дела. Даже Мика почти не говорил с Виолеттой, редкие минуты выпадали во время приема пищи, он все время был занят делами.

Как Мика объяснил, в этом месте пески Пустоши погребли под собой огромный старый довоенный город, который люди, жившие в нем, «Мегаполисом» называли. Здания его были настолько высокими, что даже великие пески Пустоши не смогли закрыть их собою полностью, поэтому даже сейчас над песками возвышались крыши и шпили самых высоких зданий города. В этом городе людей когда-то жило невообразимо много – больше миллиона человек, это в десятки тысяч раз больше, чем сейчас живет во всех поселениях Пустоши, вместе взятых! Как они все вместе уживались, где брали столько еды, воды, ресурсов? Сейчас их потомкам было это сложно понять. А ведь такой город был не один, их было огромное множество, сотни таких городов по всему миру было. Даже вообразить себе сложно, сколько людей тогда на Земле жило, зато понятно, почему они друг друга уничтожили – им было слишком тесно.

К концу пятого дня Виолетту оторвал от дел выкрик вдалеке.

– Идут, два паруса на горизонте!

Опешила, растерялась – столько ждала этого момента, а сейчас не знает, что ей нужно делать. Дела все бросила, из палатки выбежала, вперед побежала, остановилась, вдаль смотрит, замерла. Паруса приближаются, растут, силуэты картов и людей разглядеть можно, девушка стоит на месте, пошевелиться боится, боится, что стоит только ей пошевелиться или глазом моргнуть – карты тут же исчезнут в вечернем мареве, фантомами обратятся. Подъехали к лагерю, паруса убрали, остановились, люди с них спускаются. Девушка по-прежнему стоит как каменное изваяние среди старых руин. Высокий человек в ее сторону идет. Рядом с ним, по правую руку – девочка худая стройная; по левую – мальчик крепкий, статный темноволосый. Высокий человек их за плечи обнимает. К ней трое идут, как пеленой вязкой окутанные. Тихо вокруг, звуки исчезли, люди в лагере замерли, время остановилось. Стук далекий дробный издалека нарастать начал, собою все заполнять. Что это? Сердце в груди колотиться, на части разрывается – это оно, звук его собою все заполнил. Мальчик с места сорвался, побежал, руки расставил, с разбега врезался, руки за спиной сомкнулись.

– Мама!

Девочка подошла, тоже ее в объятия заключила. Глаза жжет, что-то горячее, обжигающее, по щекам вниз устремилось. Прорвало – потоком полилось. Человек высокий рядом стоит, очки с лица снял, платок размотал, улыбнулся, глаза светлые мягкие. Развернулся в сопровождении мужчин в палатку ушел.

Там его Мика встретил, листок с шифровкой протягивает.

– Вот, только позавчера получили – пять картов к нам идут: два больших, три средних, около ста шестидесяти воинов. Вышли, как ты и предполагал, днем позже. У нас почти все готово.

Высокий на записку посмотрел, глаза на Мику поднял, в глазах боль и тревога.

– Что-то не так?

Мика встревожено спросил, глядя на реакцию друга.

– Это запасной ключ шифрования.

Неопределенно ответил тот.

– И что это значит?

– Это значит, что сообщение отправлял не Связной – его больше нет.

Наступила мертвая тишина, мужчины молча потупили глаза. Высокий седоволосый человек с татуировкой на лице, назад обернулся, через полог палатки на женщину смотрит, которая девочку и мальчика к себе прижимает.

– Ей не говори, не нужно ее расстраивать.

––

Сегодня солнце проспало, вчера люди устроили ему незабываемое представление – в театре среди песков, светило увидело окончание захватывающего действа. Оказывается, люди способны не только кровавые представления устраивать! Драма, наполненная эмоциями, поразила дневного владыку вчера. Сегодня актеры сами встречали своего заспанного зрителя, стоя друг напротив друга – представление продолжалось.

– Почему, почему я должна уезжать?

Голос молодой девушки дрожал, глаза были красными от нескончаемых потоков слез, пролитых вчера. Сегодня они уже попросту не могли плакать. Мольба и боль читалась в ее взгляде.

– Здесь не безопасно, послезавтра сюда придет смерть.

– Но я только тебя нашла, я только семью обрела, а ты меня прочь гонишь.

– Я тебя не гоню, но я тебе говорил – я не принадлежу себе, я не могу принадлежать только тебе, мой долг это забота о каждом в моей семье. Не требуй от меня выбирать какую-то из чаш весов.

– Да, я помню, извини. Слишком эгоистично с моей стороны пытаться забрать тебя у них.

Девушка оглянулась в сторону палатки. Потом взгляд перевела в противоположную сторону, туда, где люди в серых одеждах готовили к выходу малый посыльный карт. Ее взгляд вернулся к высокому человеку напротив.

– Мы еще увидимся?

– Да, наши пути еще пересекутся.

– Откуда ты это знаешь?

– Звезды сказали.

– Куда ты нас отправляешь?

– В Полуночный Альянс, в поселение Артели Рудокопов и Добытчиков. Там вас встретит Сам, он вожатый, он о вас позаботится.

– Вожатый. Забавно, я знала одного вожатого с полуночи. – Задумчиво произнесла девушка. – А как вы по Пустоши ходите без вожатых?

Вдруг спросила она, опять на высокого мужчину посмотрев.

– Мы ведь мутанты, забыла? Изгои, выродки, у нас у каждого свой природный дар. Кстати, береги сына – у него тоже дар, он тоже особенный. Он может наступление Солнечных Бурь предсказывать, солнечную активность и все явления, с ними связанные. Людям это не нужно видеть.

Девушка, с тревогой на мужчину посмотрела, кивнула.

– Хорошо, я поняла. Тот вожатый говорил, что звезды днем на небе видит и так по ним караваны водит.

– Значит и он тоже мутант – человек нового поколения, следующее звено на пути эволюции.

– А этот Сам, он тоже как и вы все, особенный?

– Нет, он обычный человек, но он вам поможет. Деньги у тебя есть, этого хватит, чтобы безбедно жить с детьми среди таких же людей.

– Среди таких же людей…

Задумчиво эхом повторила девушка. Потом она обняла высокого мужчину, долго не хотела его отпускать.

– Карт к выходу готов!

Донеслось издалека.

– До встречи.

Прошептала она, на носочки поднялась, до лица мужчины дотянулась, он к ней наклонился, девушка его поцеловала. Потом в сторону карта пошла, где ее уже ждала девочка и мальчик – ее дети!

Завтра долги будут уплачены.

Пять картов стояли, образовав круг, мачты со сложенными парусами, вытянулись по стойке смирно – салютуют уходящему солнцу. Люди, в черных комбинезонах, сидели молчаливые и угрюмые, редкие пары тихо шептались и переговаривались меж собой, большинство сидели, потупив взор. Меж ними прохаживались воины, оружие наготове – на ремне у живота. При их приближении карторы притихали, провожали тех косыми, полными ненависти взглядами. Костровые с котлом в руках по очереди обходили группы карторов, разливая в подставленные миски вечернюю похлебку. Все устали, физически от многодневного перехода, но больше морально – скотами гонимые на убой, вперед, где их ждала верная смерть. Ради чего им должно ее принимать? Ради чужой склоки? Ради амбиций чужих?

Лекс, по обычаю ужинал в компании шеф-капитана Гикса и мастер-помощника Ате. Вот так, в жизни бывает – Ате страсть как хотел вырасти по служебной лестнице, но мечту свою, воплотив – воспротивился, от горя выть начал. Сай – инвалид, когда тот с похода к копальне вернулся, сочувствовал ему, в глупости товарища винил, что ради денег и должности тот здоровья лишился. Теперь он сам мастер-помощник, но он почему-то сейчас Саю завидует, на его месте хочет быть, там, в городе, в безопасности. А он, Ате, сейчас здесь сидит, с миской обыденной походной похлебки, а завтра будет посреди Пустоши лежать, глазами стеклянными в ядовитое небо смотреть, а вороны им пировать соберутся; высоко в небе кругами летать будут, всю округу оповещая, о пиршестве великом.

Лекс, молча, дохлебал свою похлебку, поднялся, костровым миску отнес, к периметру лагеря подошел – вдаль смотрит, туда, где завтра им смерть принимать. Как ему завтра людей уберечь, сохранить, домой к семьям вернуть?

– О чем задумался парень?

Голос неприятный, сколько горя и воспоминаний тяжелых с ним связанно.

– О том, что нас завтра ждет, там за горизонтом.

– Там враг нас ждет и победа великая, дело правое – вот, что нас ждет.

– То ваш враг, и дело тоже ваше – нашего там нет ничего.

– Все еще злишься, понять не можешь, что время трудное – время решений спорных.

На собеседника с презрением посмотрел.

– Да, что ты несешь – решения спорные, трудные, ты, что совсем голову потерял? Люди здесь причем, те, которых вы в городе в клетки посадили, те, что здесь под дулами ваших автоматов, завтра под пули чужие пойдут?

– Голова моя на месте, а дело мы общее делаем.

– Ты ври наемник, да не завирайся – у нас дела тут нет, то ваша склока. Наше дело далеко на полночь отсюда.

– Ты так в самом деле считаешь? А если к вам они придут – тоже дело не ваше будет?

– К нам не придут – мы их городов не жгли, головы их отцам не резали, матерей не насиловали.

– Что ты несешь молокосос?

Собеседник вожатого, начал закипать от злобы.

– А ты у приятеля своего спроси, уверен, ему есть что рассказать, о молодости своей – спроси, где он глаз свой потерял. Или тебе и спрашивать незачем, может ты там тоже был тогда?

Наемник непонимающе на вожатого смотрит.

– Где был?

– В поселении том, которое дотла воины Атолла сожгли. В том, где две тысячи человек вырезали, ради денег, чтобы конкурентов убрать – самим богаче стать, карманы свои набить.

Вожатый смерил наемника презрительным взглядом, через плечо на него посмотрев.

– Каково это беззащитных людей убивать? Сладко, пьянит, власть чувствуется, а?

– Я убивал только в бою и только врага, о чем ты говоришь – я понятия не имею.

– Друг твой имеет, у него спроси.

– То его дело, меня сюда не мешай.

– Ты ему служишь, с руки его ешь, ты его пес верный – значит такой же. О благородстве ты мне тут рассказываешь – видел я тебя в деле, как ты беззащитного человека до смерти ногами забил, как безоружную девушку застрелил – вот оно твое благородство!

Наемник взгляд свирепый на вожатого кинул, задело его.

– А что же ты такой правильный рядом стоял и не помешал мне?

– Глупый тогда был, не понимал многого. В твои сказки верил, про врага, про пацанов невинно погибших.

– А разве не так было, ты разве сам их на улице, на куски разорванными не видел?

– Видел – ничего это не значит. С той стороны тоже такие же пацаны гибли от ваших рук, и не только они – дети да женщины еще. Вы сами эту войну начали – теперь не обижайтесь, что вас так же убивают.

– Вот значит как, мы начали?

– Да, так! А насчет того почему я тебя не остановил – а ты вот друга своего остановить можешь, а тогда бы смог его остановить? А может просто спиной бы повернулся, чтобы не видеть, что он делает, или подержать бы предложил?

К вожатому лицом повернулся, кулаки сжал, ударить готов.

– Да я тебя сейчас, за это…

Вожатый спокойно в сторону наемника повернулся, в глаза ему смотрит.

– Давай, это же так просто – если не знаешь, что против правды возразить, нужно ее заткнуть, а лучше застрелить. Давай, у тебя это хорошо получается.

Наемник отступил на шаг назад, взгляд потупил. Уже не такой злой.

– Я ему служу, потому, как клятву дал, он мне жизнь спас. Пришел черед долги возвращать.

– Тогда ты дважды глупец – ты ради клятвы подлецу подлое совершить помогаешь, он тебя пользует, ты людей губишь. Вот исполнишь ты клятву свою, как ты потом людям в глаза смотреть будешь?

Вожатый паузу сделал, посмотрел на наемника, тот стоит взгляд, потупивши, в глаза не смотрит.

– Хотя с тебя станет, не заметил я, чтобы тебя эта служба сильно тяготила.

Вожатый от наемника отвернулся. Опять вдаль, на горизонт смотрит.

– А ты, ты мне, зачем помогаешь, если правильный и честный такой?

– Сначала я действительно тебе верил, глуп был – пацан, ты правильно говорил. А сейчас у меня пути иного нет – здесь люди мои, мне их сохранить нужно, и домой к семьям вернуть. Еще тебе долг вернуть, хоть я тебе клятв никаких и не давал, но ты тогда ночью, когда на нас арги напали, жизнь мне спас. Завтра долг тебе я верну, потом наши пути разойдутся, надеюсь навсегда. После завтрашнего дня, если выживем, ты враг мне будешь навсегда – никогда тебе не прощу, своих людей сюда насильно пригнанных. Каждый полуночник не простит – костьми лягу, но добьюсь разрыва союзного договора с вами, караваны напрямки водить буду, из Пустоши вылезать не буду, лишь бы вашу экономику добить.

– Значит ты на их стороне?

– Я на своей стороне. Но если ты про вас и их спрашиваешь – на их стороне правды больше.

– Откуда ты про Воеводу знаешь, про прошлое его?

– Виолетта рассказала.

Удивился.

– Вот как, а она откуда знает?

Вожатый плечами пожал.

– Не знаю, она не говорила. Просила тебе не доверять и не помогать, рассказала кто вы такие на самом деле, твой друг и ты – вы одного поля ягоды. Не поверил ей тогда, хотя уже видел, что такое люди для тебя. Глуп и наивен был – себя обманул, людей подвел, ее потерял.

– Так ты это из-за девочки?

– А хоть бы и так? Думаешь, она этого не стоит? А кто стоит, ты? А ты из-за чего, из-за денег, славы? Обещаю, я тебе в могилу обязательно квадратов золотых положу – будь счастлив наемник.

Вожатый развернулся и молча, не обращая внимания на наемника, пошел к картам, к карторам, к своим людям. Шеф-капитан, мастер-помощник и еще несколько старкаров и карторов не спали, рядом в кругу сидели, и о чем-то еле слышно переговаривались. Отлично, все кто нужен, в сборе, в одном месте! Лекс к ним присел, повисла тишина, все на вожатого смотрят внимательно.

– Что там Лекс, о чем говорили?

– Ничего конкретного. Я тоже думал, он пожаловал день завтрашний обсудить, планы построить, как тогда, когда к копальне ходили. Но нет. Тут два варианта. Вариант первый – они нам не доверяют, и будут использовать нас вслепую, к чему я больше склоняюсь. Вариант второй – они сами ничего не знают, это значит, что разведка не вернулась и разведданные не получены. Конечно, маловероятно, но тоже вариант. Если так, то завтра мы все будем действовать вслепую, а значит шансов на успех, становиться еще меньше.

Повисла гнетущая тишина, люди головы опустили, пригорюнились.

– Как бы там ни было, расклад такой. Мы все будем выполнять свою работу, столько, сколько будет нужно. Вокруг будет бой и стрельба, это нас касаться не должно – мы не занимаем ни одну из сторон. Пока мы на картах и работаем с парусами – мы мишень, вне картов мы безоружны и угрозы не представляем, помните это. Если верх одержат эти – нас не тронут, им еще назад идти, да и что с нас взять, с безоружных. Если верх одержат те – тронуть нас не должны, если мы в их сторону оружия не поднимем.

– Почему ты так в этом уверен, Лекс?

– Если то, что я о них слышал и смог узнать, правда, то так и будет. Мы соблюдаем нейтралитет в любом случае, нам нужно выжить, товарищей наших освободить и домой к семьям вернуться. Верьте мне!

– Что конкретно нам делать?

– Все как всегда – делаем свою работу, помогаем раненым, оказываем помощь. Если карт выведен из строя – покидаем его, он будет мишенью. Прячемся в развалинах, если заметят – поднимаем руки, никакого сопротивления. Теперь о месте, где это все будет происходить. Там, под песками старый, довоенный, огромный город погребен. Здания там настолько высокими были, что пески Пустоши их покрыли не полностью, многие своими крышами и шпилями выступают высоко вверх – это укрытия для нас, но могут также быть укрытием и для тех, кто нас там ждет. Солнечная Буря закончилась – ветра сейчас слабее, скорость картов будет низкой, они будут хорошими мишенями. Между зданиями ветра сильно неоднородными будут – то быстрее, то резко медленнее, с парусами зевать нельзя будет. В этом районе много зыбучек, смотрите внимательно. Сами здания будут сильно стеснять маневры картов, обрезая площади разворотов и образуя длинные прямые коридоры, особенно это плохо для больших четырехосных картов – будьте внимательнее, не суйтесь в узкие места. Еще под колесами будет много камней, фрагментов стен и прочего – берегите подвеску.

– Лекс, какая наша основная задача?

– Наша основная задача – выжить. До того, что там эти делить будут – нам дела нет, у нас свои товарищи в беде, нам им помочь нужно! Помним об этом, это главное – остальное, как получиться. Ну все, давайте отдыхать, нам завтра силы нужны будут.

––

Игер все так же продолжал стоять в одиночестве, глядя вдаль, провожая дневное светило на покой. Карторы, посовещавшись, начали расходиться, занимать места для отдыха. Что же ты задумал парень? Не так прост, ты оказался, как я думал. Думал, просчитал тебя, сломал, на свою сторону перетянул, а ты свою игру затеял. Как же это так получилось у нас? Вроде правильно все делали, за людей пеклись, врага общего бить собрались, а в итоге – союзников не оказалось. Впереди враг, сильный и расчетливый, рядом враг слабый еще, но уже умеющий ненавидеть и слабину нашу знающий. А друзья, а что друзья? Друг вон, дружбу презрев, использует всех ради своего блага. А я зачем здесь, если честно, если себе не врать? Люди, воины, дружба, честь – слов много, понятия правильные, только не ради них я сюда пришел, путь такой проделал – ради нее. Плевать мне на всё и на всех, кроме нее. Здесь мы с вожатым похожи – людей за собой ведем, женщинами и чувствами ведомые. Выходит они больше всего, вместе взятого, значить могут в жизни. А те, которые впереди нас ждут, они, за что насмерть стоять будут? Ради мести, ради правды, или тоже ради женщины одной единственной, особенной?