Яга

Владимир Бойков

Яга

1. Таится Чернь, закравшись в нутро

Чернь поднялась над Русью. Она вздымала клочья земли и швырялась ими почем зря. Она и была землей. Комками грязевыми бросалась в Ягу. Тот летал на ступе, ловко уворачиваясь от налетов земляных шквальных бросков. Чернь смотрела исполинными краснючими глазищами на Ягу. Как ее победить – неведомо. Она слишком сильна. Она повсюду. Черным-черно вокруг, она покрыла небо густыми тучами. Гроза и дождь ее не спугнет, лишь придаст весу ее комкам. Чернь пробирается под кожу страхом, заставляя издавать истошные вопли о помощи. Яга держался, как мог. Ни о каком противостоянии уже и речи не могло быть. Лишь бы улизнуть, увернуться. Главное, чтобы она в сердце не проникла. Не укутала своим покрывалом, под которым хочется навсегда уснуть сном небытия. Яга летал в поисках выхода. Он был ловок, но не настолько. Очередной комок ударил по голове так сильно, что залепил глаза. Сам того не ведая, Яга направил ступу к земле. Чернь проникла сквозь его глаза внутрь. Так он почувствовал, как страх бесцеремонно ворвался в его голову. А следом падение об землю и…

Гена проснулся в поту. “Во дела, что за сон”. По привычке схватил он дневник сновидений, что всегда лежал рядом с кроватью и вкратце набросал сон, что еще немного помнил, и зачеркал полстраницы черной сущностью с красными глазами. “Что только не приснится в ночь перед экзаменом”. Гена сразу осознал, что весь его страх перед Петром Гавриловичем Змеевым – финальным экзаменатором, в народе прозванном Горынычем-экзекутором – воплотился в этой чернявой сущности. Странно, что Змей Горыныч не приснился. Это было бы более понятным образом. Но Чернь так Чернь.

Бояться было чего. Гена тот еще пройдоха. К учебе относился халатно. Практику проходил по дружбе у кореша своего – в магазине одежды. По сути, он там просто с ним несколько раз потусовался, послушали музла всякого. Цифры накидал от балды, к научному руководителю своему и то не подходил. В общем, свою дипломную работу в итоге накидал, перефразировав несколько статей, что-то вообще выдумал. Уверенности в том, что ему хотя бы трояк влепят, не было.

Вдруг он вспомнил, как комок земли во сне залепил ему глаза, а подойдя к зеркалу увидел свой мрачный взгляд. И это его не обрадовало. “Даже глазки не построишь этой Марии Ивановне, может, она бы за него вступилась”. Мария Ивановна любила Геннадия за его изобретательность. Он вечно ловко придумывал решения экономических задач не через формулы, которые не помнил, а через изворотливость ума. Она его называла “плут”, но трояки ставила. Однако в тот момент он всегда был в нужном настрое – слегка подхалим с щепоткой веселья и задорности во взгляде под слоем уверенности, будто несмотря ни на что он свою тройку получит. А тут настрой был мрачнее мрачного, и глаза будто черные. Гена намывал лицо, но не помогло.

В автобусе он вдруг начал замечать какую-то чернь в глазах многих. Они будто тоже сегодня тот же сон видели. Потухшие и безучастные взгляды в пол, потолок, окно. Спящий режим, включающийся при перемещении тел из одной точки города в другую. Рядом с ним стоял веселый подросток в наушниках. В его глазах был игривый огонек. Полный надежд и веры, он тоже, видимо, ехал на учебу. Гена ему мог только позавидовать. Свой диплом, который еще нужно было до защиты прошить, он бы с удовольствием выкинул в ближайшую мусорку. Более того, он так и сделает, как только получит свой заветный трояк, диплом экономиста и больше никогда не вспомнит, что последние пять лет учился на экономическом зашкварного университета, имя которого никому в России не известно. А следом уедет в большой город. И уже там жизнь ему сказкой покажется. Потому что изворотливостью своей он обязательно что-то промутит, сделает хороший бабос, купит тачку, квартиру, а следом вообще отправится куда-нибудь, где солнце, море, пальмы. И никаких этих мрачных взглядов, полных страданий. Никаких ничтожеств, только самые яркие люди, которые только и делают, что классно отдыхают, налаживают связи и постят удивительные фоточки в инсту.

Гена зашел в университет, озираясь слегка по сторонам. Главное, не встретиться лишний раз с Емельяновым – своим научным руководителем, а еще и декана не приметить, потому что за пропуски он его точно по головке не погладит. Хорошо, что его вообще к экзаменам допустили. Тут Гена-то промутился на славу, его друзья вечно ему ставили плюсики на всех лекциях, где он не был. А если преподы просили встать, не веря, что он тут, то один тихоня, который всегда был на всех лекциях и даже слегка похож на Гену был, кричал “Я тут”. Гена взамен за это просто с тихоней общался и иногда брал с собой на вечеринки, чтобы тот жизни хлебнул, а не только в свои учебники пялился.

– Яга, – вдруг услышал он, как кричал кто-то рядом.

За годы Гене пришлось смириться с этой кличкой Яга. По фамилии он Ягин. Вот же угораздило всех в детстве про бабу Ягу узнать. Теперь вечные шуточки из разряда поднадоевших. “Яга, где твоя баба”. “Давай ты на ступе быстро до магаза слетаешь”. Ну и так далее. Гена, конечно, уже научился отшучиваться или даже подыгрывать, что всех в печке зажарит. А позже и вообще смирился. Ну Яга так Яга. Кричал Славик.

– Здорова, Яга. Ну что, скажи мне, где меч-кладенец. Как Горынычу голову-то рубить?

– Ты что дурак, чтобы тебе подсказывать? Ты даже не Иван.

– Но Иваныч же. По батюшке.

– Вот пусть батя твой и обращается.

– Эх, если бы мог тут батя помочь, я бы забашлял за диплом. Он-то мне и так советами помогал. А этот Горыныч реально змей – он даже на лапу не берет. Говорят, как завалит своими вопросами, что сгоришь, как от огня. Я наизусть этот диплом выучил. Про практику могу рассказать, будто я сам этот бетон в килограммах мерил…

– Везет тебе, Славик. Я свой диплом вчера первый раз распечатал. Даже Емельянову толком не показал.

В этот момент Гена посмотрел в глаза Славику, и увидел, что в них тоже мелькала серость, чернь какая-то, страхом отдающая. Перепуган тот был. Видимо, если экзамен тот не сдаст, то батя его в магистратуру не отправит в Европу, а у того уже все распланировано. Он уже там даже жилье нашел у кореша своего.

Перед дверью стояли однокурсники. Все нарядные. Кто спокоен, как удав. Кто, как на иголках, читал свой диплом.

– Ягин!

В дверях стоял Емельянов. Тут Гена, конечно, сквозь землю хотел провалиться, но не получилось бы.

– Да, Егор Матвеевич…

– И как ты мне предлагаешь тебе рецензию на диплом дать? Если я его в последней редакции даже не видел?

Гена молчал.

– Ты внес правки, что я тебе говорил?

– Внес.

– В общем, я написал тебе рецензию.

– Спасибо…

– Не благодари… Я себя подставлять не хочу, поэтому рецензия моя не слишком похвальная. Но на твою заветную тройку хватить должно. А дальшу уж сам с Петром Гавриловичем выясняй. Ясно, тебе?

– Так точно!

В этот момент у Гены появилась тень надежды, и он даже положил только что прошитый диплом на лавку, спокойно занял очередь и шутил все с девчонками, пугая их до мурашек, какой же Змей жестокий, что все они свои красные дипломы на синии поменяют.

Шутил он, пока не настала его очередь. Сердце в пятки ушло, волосы дыбом, мурашки у самого побежали, когда увидел он глаза вопиющие Горыныча. Рядом с ним сидели все они экзекуторы. Всех, кого Ягин годами удачно как-то обходил и случайно, наверно, дошел до суперигры. А тут Горыныч. Рядом Мария Ивановна – преподавательница по экономике, расположенная к Ягину максимально. Дальше Емельянов безучастный со взглядом негодования. Потом Кащин – замдекана по воспитательной работе. Худощавый хрыщ, в натуре Кащей. Он старый такой, за порядками следит вечно. Не раз Гену палил, как тот пары прогуливал, выныривая откуда-то из-за угла. Все давно ждали, когда он на пенсию свалит. А тот будто бессмертный. Реально в сказку попал, в общем. Только походу конец тут не в его пользу.

– Господин Ягин, – начал свою атаку Петр Гаврилович после краткой вводной Ягина и слегка разгромной Емельянова, – скажите нам, пожалуйста, как рассчитать точку безубыточности вот в вашем деле?

– В каком моем деле? – решил увильнуть и немного потянуть время, пока может, Мария Ивановна подключится и даст подсказку.

– Ну вы же магазин одежды с другом открывали, судя по справке с вашей практики…

– Ну да… Магазин модной одежды… Понимаете, тут главное, чтобы одежда была стильная. Чтобы инстаграм был хорош. Это особый бизнес. Тут не всегда формулы работают. Тут нужно просто, чтобы о тебе друзья знали, а дальше, сами понимаете, сарафанное радио. Один другому рассказал. Вот я, предположим, пришел сегодня в этой кофте. Уж простите, что не в рубашке с галстуком, но я же специально так пришел. Чтобы продемонстрировать то, чем с другом занимался. А пока сюда войти, общался со всеми – у меня уже трое спросили, что за кофта такая классная. И я им уже инстаграм дал.

– И как дела у вашего друга? – спросил Горыныч.

– Да вполне себе хорошо, в гору идут, – соврал Гена, умолчав о том, что через месяц магазин тот закрывает, потому что аренду не вытягивает. Да и вообще надо было начинать с продаж онлайн, а он захотел сделать в первую очередь магазин, чтобы там тусоваться и модные показы проводить. Ну и бюджет, что ему батя подогнал на разгонку, по сути, в ремонт вбухал. Хорошо, что коллекцию первую отшил.

– Странно, цифры, которые вы тут показываете, вообще вразрез идут друг с другом. При таких начальных затратах объем продаж должен быть явно больше, чтобы дело окупилось через три месяца. Инача та самая точка безубыточности не будет достигнута. Магазин ваш друг закроет, а вам, как экономисту, еще и прилетит от него. Стоимость продукции должна быть выше, я уж не говорю о том, что расходы по рекламе ничтожно малы.

– Сарафанное радио должно сработать… Мы всех просим фотографироваться и выкладывать фотографии в свой профиль.

– То есть вы уверены, что через три месяца вы выйдете на эти желаемые показатели? Кстати, эти цифры тоже под большим сомнением – откуда вы их взяли? Передрали со статистики крупных аутлетов?

– Это моя гипотеза…

– Ни на чем не основанная, судя по обрывкам фраз. Я так и понял. Хорошо, что слово выучили модное. За это я вам плюс и поставлю.

Гена вдруг обрадовался. А вдруг сейчас тройку с плюсом получит.

– Двойка вам с плюсом. Придете в конце лета ко мне с новым дипломом. Магазин одежды вашего друга я вам как практику не засчитываю. Ягина Клавдия Степановна ваша бабушка?

– Ну да…

– Город маленький. Отличный предприниматель. У нее превосходная автомойка и СТО. Вот отправляйтесь к ней на практику, а там и тему себе подберете новую. Хоть посмотрите, как бизнес работает. С настоящими цифрами поработаете.

– Эти тоже настоящие… – хотел еще раз соврать Гена, но сердце уже будто совсем остановилось. Грусть ворвалась. Теперь вместо шикарного лета его ждут посиделки с бабулей и ее вечными нравоучениями. Живет та еще на окраине города. Там и ее СТО и автомойка. В город, в общем не намотаешься.

Гена вышел из кабинета и совсем не торжественно, а скорее со злостью выкинул дипломную в мусорку. Все аж замерли. И в глазах многих, кто еще не зашел, Гена прочитал все тот же страх, чернью окрашенный. Их глаза будто еще больше потухли.

– Не волнуйтесь, – сказал он им воинственно, – все у вас будет в порядке.

И пошел в сторону выхода. Славик побежал за ним. Он получил с натягом свою четверку. Был безмерно счастлив, все ему рассказывал про какой-то Висбаден, где он теперь в магистратуре учиться будет. А потом говорит, поехали на озеро купаться. Гена сказал ему, что тот вообще дурачина. И что дел у него теперь по горло. И поедет он бабуле помогать. И диплом писать.

– А ты, Славик, все-таки дурак. Отмазался своим дипломом, и ничего не уяснил по жизни. Что нужно трудом брать! А теперь ты все что выучил за ночь, завтра забудешь, и в Германии своей или где там, все время протусуешься, а потом тебе батя работу даст. И вернешься ты в свой любимый городишко, откуда ты с таким счастьем улизнуть хочешь.

Славик аж застыл, в глазах его тоже грусть появилась. Но, тем не менее, тот решил на озеро ехать. А Гена поехал домой, собирать одежду. Тот решительно настроился утереть нос этому Горынычу. Он ему покажет, что такое настоящий диплом. Чтобы все они поняли, что он знает, о чем говорит. Какие только мысли ему в голову не лезли. И даже сказочные! Будто он реально ему голову огнедышащую рубит.

2. Кто такой “Я”?

Гена закинул кофту в рюкзак, пару маек, носки-трусы, шорты-плавки, блокнот и отправился на велике. Ветер дул ему в лицо, освежая. Экзамен как будто больше не волновал, он уже успел смириться с тем, что это будет лето, которое его поменяет навсегда. Как и что произойдет – он понятия даже не имел. Этот Горыныч просто настолько его разозлил. И, прежде всего, на самого себя. Да так, что в этой злости нашел вдохновение к переменам.

Бабуля жила на выезде из города. Живописный уголок, где дорога делала изящный изгиб, а прямо там на изгибе – СТОшка, где на парковке стабильно несколько машин в очереди. Гена подъехал на велике и сразу стал искать взглядом бабулю. Увидел Ваньку, ее помощника-мастера, который ходил вечно в замызганном комбезе с лохматыми белесыми волосами замызганными.

– Здорова, Вань!

– Привет, Генчик!

– Принимай нового сотрудника!

– Мы тут не велосипедная мастерская.

– А я и не по этой части. Бабулю сейчас обрадую.

Бабуля выкатилась из-под машины. Гена всегда вдохновлялся ее способностям. Она была вполне себе обычной бабушкой, что и пирожков напечь может, при этом обожала всякую технику и с той же дотошностью, с какой делала фигурный кант на варениках, разбирала двигатель по винтикам.

– О, внучок! Какими судьбами?

– Да вот бабуль. Понимаешь, диплом теперь буду писать про твое дело.

– Не уж-то. А ты что, про одежду эту свою зря писал?

– Горыныч отбраковал.

– Эх, Горыныч, ну я ему устрою, как в следующий раз увижу.

– Да не, бабуль. Сам виноват. Ленюсь.

– Да? А то смотри. Лишних деталей в машине не бывает, – и бабуля ехидно посмеялась с задорным взглядом и огоньком в глазах, от которого несведущий мог бы ужаснуться.

Дальше Гена рассказал вкратце, как все произошло. И вообще был крайне удивлен, что бабуля Горыныча знает. Оказывается, тот любит “всякое старье” покупать чуть ли не коллекционное, а бабуля потом за этими машинами ухаживает. Они зашли за мастерскую, где зеленела лужайка, пели птички, почти не слышны были машины, что изредка проезжали закуток по пути к ближайшей деревне. В глубине лужайки стояла бабушкина избушка, за которой простирался безграничный лес. В сезон там столько черники росло да грибов всяких, что Генка любил по утрам, пока все еще спят, выбраться, налопаться ягод, грибов бабуле собрать. А та его за это хвалила.

Бабуля за стол усадила, чаю налила, пирожками кормила. Гена так раздобрел, что улыбка во все лицо. Вспомнил будто детство свое, в котором не было еще нравоучений от бабули, а только лишь сказки.

Рассказал, как магазин открывали весело. Вечеринку устроили, чуть ли не полгорода собралось. Однако именно в этот момент бабуля и сменила тон.

– Генка, тебе лет сколько? Пора делами заниматься, а не с ребятками своими дурью маяться.

– Какой же дурью? Я ж по образованию экономист? Экономист.

– Да только экономить, что ты, что твой друг, не научились. И к труду не приучены. Вам лишь бы удесятерить свой доход. Значит так. Бухучет изучал?

– Ну…

– Давай-ка ты сейчас в свою комнату. Мне для налоговой квартальную надо сдавать.

– Бабуль, только не отчет! Давай я тебе что-нибудь тут модернизирую, придумаю. Кофейню, предположим? М? Ты знаешь, что к тебе могут не только машины ремонтировать приезжать, а за кофе еще в промежутке? А может тебе тут гостиничные номера сделать для дальнобоев? Рядом еще избушку построить?

– Ты мне тут зубы, Генка, не заговаривай, а то я с тобой быстро справлюсь. В печь полезешь, забыл, с кем связался что ли.

Иногда бабуля будто подыгрывала сказочному персонажу. В детстве Генке казалось, что она и есть Баба Яга. Когда его вечером было не утихомирить, она его пугала, он залезал под одеяло. Бабуля следом ему сказку рассказывала, он успокаивался и засыпал. Когда теперь бабуля что-то подобное говорила, они дружно смеялись. Так и в этот раз. Смеялись, пока в комнату не зашли. Комната Гены у бабули – это прям собрание всей его жизни. Тут и его модельки из детства, и плакат первой группы на стене, и множество фотографий в рамках, которые бабуля сама распечатывала и развешивала по стенам, ставила на полки. Туда же ставила его любимые книжки – фэнтези. А еще по личностному росту и экономике. Все вперемешку. Комп старый, он его сюда отвез еще пару лет назад, был накрыт тряпочкой, чтобы не пылился.

– Заходи в 1с. Мне нужно цифры сюда вот эти забить вручную.

– Бабуль, ну сколько мне тебе говорить, что только электронный документооборот.

– Не умничай мне тут!

Гена увидел кучу чеков разных, цифры из которых нужно было забить в колоночки программы. Энтузиазм Гены стих, поэтический настрой на то, что сейчас он что-то тут бабуле внедрит, угас. Скорее всего, она, как и этот чертов Горыныч, – не в тех летах, чтобы что-то предлагать модное и инновационное. Ей нужно по-простому – чеки вбить для отчетности в 1с. И хорошо.

Гена последовательно забивал цифру за цифрой и иногда зевал. Бабуля принесла ему отвар из трав и поставила на стол. Он сделал глоток, и ему показалось, что это лучшее из того, что он пил. Это было не просто вкусно, он как-то успокаивал сразу и пах, будто все запахи леса в нем спрятались. И так Гена что-то замечтался, что не заметил, как уснул.

Проснулся Гена от звука клавиатуры и перебирания бумажек. Его рука методично продолжала набирать цифры в отчет, будто голова его совсем и не спала. На столе стоял еще дымящийся отвар. По-видимому, бабуля еще туда подливала.

– Отчет готов! – сказал голос и нажал в программке “сохранить”.

– Что происходит? – Гена был всерьез напуган. – кто ты?

– Я тот, кто ты есть, – ответили его губы.

– А кто я?

– А ты забыл? Рисуй карту.

– Какую еще карту?

Рука взяла бумагу и карандаш и начала методично рисовать. “Всего 26 кругов, рисуешь из центра, раскручиваешь по кругу, а следом несешься по линиям в обратную сторону. Точка входа должна совпасть с точкой выхода и тогда…” Рука ровно вывела спиральный рисунок, похожий на воронку, а следом вернулась к центру. Отделила ручку от бумаги, и спиральный рисунок вырос, став объемным и засияв, как северное сияние – от зеленого к синему. А следом рука обрушила эту проекцию, будто ничего и не было.

– А теперь рисуй сам, – сказали губы Гены и замолкли.

Ну вот, подумал Гена, сошел с ума окончательно. Его рука теперь отчеты сама пишет, губы сами говорят. Это, наверное, переутомление. Надо поспать. Тем более, отчет закончен. Гена полез в кровать. Однако его тело тут же само встало, взяло в руки карандаш и бумагу. “Ладно, нарисую, лишь бы отвязался этот я”, – подумал небрежно, но все еще с замиранием сердца, поскольку реально пугал его и этот голос, и вообще эти движения непонятные.

Однако у Гены не получилось нарисовать также ровно, как у того, кто двигал его рукой. Получилось криво. Линии иногда то близко сходились, то далеко расходились, то вообще залезали одна на другую. И никакая воронка цветов северного сияния не показалась. Это его даже разозлило. “Ты же можешь рисовать эти линии, вот и рисуй!” В ответ на сей выплеск сначала молчание, а следом строгий вердикт:

– Ты три дня будешь рисовать карту. Тебе нельзя ни пить, ни есть, пока не научишься. Лечь спать ты не сможешь. Так что садись и рисуй.

Гена понял, что, скорее всего, он просто сошел с ума, но бороться с тем, кто у него там внутри поселился, не представлялось возможным. Он даже ручку от бумаги отводить мешал. И Гена стал рисовать. Благо, бумаги в принтере хватало. Он черкал страницу за страницей. Выявил пропорции между линиями, измерил их даже линейкой. Каждая находилась во взаимоподчинении с остальными. Но выявить эту пропорцию сложно. Даже вспомнил, что-то такое они изучали в школе на геометрии, но тогда он по привычке ничего не запоминал.

В дверь стала стучаться бабуля. Кстати, она была закрыта.

– Внучок, иди поужинай.

Он не стал отвечать. Не хотел бы, чтобы бабуля приняла его за сумасшедшего, обложенного сотнями бумажек с какими-то воронками. Пусть думает, что он спит. Тем более, этот тип внутри запретил ему и пить и есть. Бабуля стучалась, стучалась, а потом ушла с приговорочкой “так уснул, как камень в воду”.

Гена представил, как камень в воду падает, а от него круги в разные стороны расходятся. Они будто синхронно возникают с небольшим промежутком. Вода, степенность, прозрачность. От этой картины расслабляет. Гена решил нарисовать эти круги на воде. Он нарисовал в центре, потом следом больше и больше. И не заметил он, как почти все круги прорисовал в какой-то пропорции. Подложил тот рисунок, что до этого этот чертила сделал. И все совпало почти полностью! Подложив одно к другому и выявив точку посередине центрального круга, он воткнул туда ручку, закрыл глаза. Сделал глубокий вдох и выдох. А потом менее глубокий. И на выдохе повел ручку по листу бумаги, пока его воображение рисовало круги на воде в глади озера. На удивление этот чертило, что ему пить и есть не разрешал, в эту секунду был с ним сообща, и даже помогал не опрокинуть фалангу указательного пальца на лист бумаги. Полнейшая синхронизация духа. Он нарисовал ровные линии, будто прирожденный художник, увлеченный геометрией.

Кажется, он вник в суть. Как камень, который дает импульс этим кругам, но не влияет на них, так и он давал импульс руке и отдавался течению ее рисунка. Он нарисовал ровные линии, а следом еще раз прикрыл глаза, пока рука ровно понеслась к центру по линиям и приподняла их за центр. Спиральный рисунок стал объемным. Это было так красиво, что Гена нарисовал еще рисунок, а потом еще. А следом положил карандаш, отложил бумагу и стал рисовать просто в воздухе сначала ручкой, как волшебной палочкой, потом и просто указательным пальцем. Воронки в воздухе застывали будто голограммы. Случайно в одну из них зашел, рисуя следующую. И упал на крышу избушки.

“Во дела! Так это телепорт”. Восторг смешался с резким и больнючим перекатыванием по избушке. Он зацепился рукой за какую-то палку, но та ни к чему не крепилась, а по факту была вообще метлой, которая вдруг потянула Гену в воздух, когда он уже почти упал на землю. Ему, конечно, могло показаться, но, скорее всего, фундамент избушки стоял на куриных ножках. Метла взлетела в воздух, как реактивная, вмиг подняв героя выше облаков.

– Так кто ты? – спросил голос Гены Гену.

– Я? Яга! Да! Я! Яга!

Страх сменился полнейшим восторгом от полета и полной луны над облаками.

3. Полеты наяву

Летать на метле довольно не просто. Ее рукоять вверху будто отдельно от всей палки крутится. И чуть ее не туда повернешь, как она мигом разворачивается, куда ни попадя. Как точно рассчитать взаимосвязь угла наклона к направлению движения и как управлять скоростью? Гену мотало туда-сюда, то влетал он в облака, будто в туман, то проваливался под них, будто это белоснежный потолок, то летел над ними, будто это ковер. Азарт захватил настолько, что холод будто не пробирал, хотя уже покрыл мурашками все тело.

Необходимо было спуститься вниз, а то так недолго и в ледышку превратиться. Гена направил метлу к земле и обнаружил, что он уже далеко от бабушкиной избушки. Он летел уже над центром города. Пронесся над домами, покружил возле башен храмов. Понемногу получалось лучше летать, однако вопросов была уйма. Во-первых, неужели бабуля все-таки Баба Яга? И это вообще все не выдумки. Во-вторых, может, ей позвонить как-то, чтобы спросить, как эту штуковину безопасно приземлить?

Придерживая палку одной рукой, похлопал себя по одному и другому карману, выяснил, что телефон благополучно остался валяться в его комнате. Тревога охватила: а если он не приземлиться нормально, а если он разобьется? Однако Гена решил не поддаваться панике, а прислушаться к той волне, что у него внутри. К тому, кто еще сегодня вечером переписывал цифры в отчет самостоятельно. Он даже закрыл глаза ненадолго, но было страшно.

“Спокойствие и только спокойствие”– безутешно повторял Гена слова Карлсона, пока не понял, что тайная сила все-таки его ведет. “Яга… Я.. Яга”. Он отпустил себя, а мановение сего движения будто решило еще больше показать ему родной город, несмотря на то, что зубы уже стучали от холода.

Посреди ночной пустующей улицы, что было типично для его городишки в это время суток, Гена увидел сцену вопиющего криминала: три амбала пытались взять девушку и, по-видимому, запихнуть ее в машину. Девушка отчаянно отбивалась, кусалась и кричала, однако амбалов круглых это никак не смущало. Они уже оторвали ее ноги от земли.