Саша не стал повторять это слово в своей голове дважды. Он быстро перепрыгнул через стеллаж и взял топор в руки. Старенький, на короткой видавшей виды ручке. Да и туповат. Но убивать зомби проще топором, чем куском кирпича.

День определенно становился все лучше и лучше.

***

После «убийства» в голове все стало как-то иначе. Саша постоянно терял нить своей главной мысли – как избавиться от трупа. Стоило сделать пару шагов, и он начинал думать о какой-то ерунде. Хотя о ней лучше было бы поразмышлять дома за рюмочкой коньяка.

Своей голове не прикажешь…

Просунув руки в ручки пакетов, Саша надел их на плечи, взял бутылки и двинулся к своему подъезду. В этот раз ноша была гораздо легче.

Собака лежала на месте.

Дверь закрыта.

Открыл. Осмотрелся внутри подъезда. Поставил пакеты внутрь. Закрыл.

«Теперь нужно вернуться, чтобы похоронить это…»

Двигался он медленно.

Солнце завернулось в тучи, и начинал моросить дождь. Поднимался ветер. Погода портилась. Ноябрь. Кругом брошенные автомобили, мусор, превращавшийся в грязь. Мертвецы, что ходят где-то поблизости.

Дойдя до магазина, Саша понял, что ни разу не оглянулся.

«Страх потерял? – спросил он себя, озираясь по сторонам. – Или думаешь, Этот один тут такой был?»

Вошел в магазин.

В помещении стало темно. И чернота, выползая из мрачных углов, тянулась к телу, лежавшему посередине комнаты. Саша посмотрел на него. Мертвее мертвого. Бывает и такое. Пора привыкать…

Аккуратно и основательно, он взял зомби за шкирку. Сделал вдох и потащил к выходу.

Это было несложное занятие. Гораздо труднее проламывать череп.

«Хотя если привыкнуть, да и при наличии топора…»

Открываясь, дверь почему-то скрипнула, но Саша не придал этому значения. Сейчас ему хотелось только одного – чтобы «прогулка» поскорее закончилась. Быстро сбежав по ступенькам, он потащил свою нетяжелую ношу в сторону мусорных контейнеров. Или «помойки», все так называли это место.

«Интересно, – подумалось ему, – а вот были бомжи, что постоянно у помойки околачивались. И скорее всего, они стали все "бывшими". Или их просто съели. Ну они ведь у нас самые незащищенные, но проспиртованные слои населения… Вернулись ли они на помойку или у них там какие-то другие инстинкты сработали?»

«Может быть, двинулись по дорогим магазинам одежды и алкоголя? – пошутил он сам с собой. – Ну, чтобы хоть после смерти получить то, что им обещало государство».

Саша и не заметил, как преодолел половину пути.

Слева, за рядом припаркованных машин, расположилась детская площадка. Металлическая горка с тремя спусками. Качели. Песочница. И еще рядом такие штуки, металлические столбы, на них натягивают веревки и вешают сушиться стираное белье.

«Бельевые столбы? – подумал он про себя. – Может быть, так они называются? Неужели кто-то до сих пор этим пользуется? Хотя сейчас уже точно нет…»

До помойки – семи мусорных контейнеров, огороженных бетонными плитами, оставалось метров двадцать. Длинный дом, тот, в котором находился магазин, закончился, и справа открылся свободный от застройки участок. Там стояла пара гаражей, вились три тропинки, и догнивала сломанная лавочка у песочницы. А дальше снова жилые дома.

То есть нежилые.

Раньше. Перед контейнерами всегда была грязь. Видимо, люди натаптывали. Или мусоровоз своими колесами. Но он больше здесь не появится.

Саша остановился в десятке шагов от помойки. Осмотрелся.

«Вроде бы чисто».

Опустил свою ношу на землю. Пошел вперед. Обошел бетонное ограждение. Когда-то в доме за ним находился магазин автозапчастей. Однажды Саша даже покупал там машинное масло. Кстати, вышло дешевле, чем в остальных.

«Какая теперь разница?»

К счастью, никого из неживых поблизости не оказалось. У Саши в сотый раз за этот длинный день заколотилось сердце.

От радости. Еда и вода дома есть. Никого… опасного не встретил. Первая вылазка почти удалась. Осталось вернуться.

Поднимайся наверх

Быстро закинув в полупустой контейнер тело, Саша почему-то не ушел сразу, а остановился и взглянул на «бывшего».

– Обычный человек, – сказал он шепотом. – Ты. Такой же, пожалуй, как и я. Только непонятно, кому из нас повезло больше?

По привычке Саша оглянулся и, не обнаружив опасности, продолжил:

– Иногда мне кажется, что повезло все же тебе. Удача улыбнулась. Потому что мы, живые, уже не на Земле. Хотя никуда не улетали. Да.

Он сделал паузу, задумавшись:

– Ты и не знаешь, чего хотел в последние часы своей… нежизни. Но, если бог, – Саша скривил лицо, – и все, что должно присутствовать при нем, существует. То сейчас ты снова должен обрести себя. После второй смерти. Или после смерти смертей. Или искупления. Не знаю! Ведь, если бог есть, то все это было не просто так, понимаешь?

Саша снова осмотрелся, а потом с вызовом посмотрел на черный пакет, надетый на голову мертвеца.

– Может быть, мы все сейчас находимся на каком-то новом этаже ада? И после смерти попадаем куда-то в иное место? Если так, то, как бы это ни прозвучало… я вызвал тебе лифт из преисподней. Поднимайся наверх.

Повторив про себя последние слова, Саша в очередной раз оглянулся и со всех ног помчался домой. Он срезал дорогу по тропинке у детской площадки. Вбежал в подъезд. Взял сумки и стал подниматься.

Постучал в дверь.

Через три секунды она отворилась. Вошел. В свою маленькую квартирку, что еще светилась жизнью в этом угасшем мире…

Выкладывая еду из пакетов, Саша вздрогнул. Замер. Вспомнил.

Когда он возвращался.

Возле подъезда.

Дохлой собаки уже не было.

***

– Знаешь, «бывшие» какие-то не такие, как мы их всегда представляли.

Саша не спеша ел тушенку прямо из жестяной банки. Они с женой сидели за столиком на кухне. Сынишка уже поужинал и играл в зале. Бесшумно. Без смеха и криков. Как будто его и не было вовсе.

– Ты все про свою собаку?

Он ответил с видом героя провалившегося в прокате боевика:

– Ну, это не моя собака, но да, речь о псине. Дохлой раздавленной псине!

– Какой ты храбрый! – подыграла ему жена.

– Да, детка, я суров!

Улыбнулись. Не посмеялись, лишь улыбнулись. Это происходило нечасто в последнее время. Поэтому оба с непривычки почувствовали смущение. Переглянулись. Улыбнулись. Снова.

– У нее были очень странные зубы. Знаешь, как осколки камней. Есть какие-то камни, ну или что-то вроде камней, – Саша с трудом подбирал слова. – Такая достаточно твердая порода. Но ее все равно можно расколоть. И из нее получаются неровные, но острые куски.

– Ну примерно представляю, о чем ты.

– И вот у этой псины были именно такие зубы.

– Из камней?

Саша налил себе пол рюмки коньяка и четверть жене. Выпили. Марина жадно хлебнула воды.

– Нет, ну они напоминали камни. Только из кости, наверное. В общем, это не были обычные зубы собаки, пусть и увеличенные в несколько раз. То, что я видел – это совершенно другие «зубы».

– Может быть, стекло? От пивных бутылок. Или чего-то еще?

Саша нахмурил брови:

– Нет. Эти штуки совсем не походили на то, о чем ты говоришь. Точно не стекло.

Закончив с едой, они перешли в зал. Саша налил себе широкий стакан и стал возле выхода на балкон. Смотрел в окно. Внутри было жарко, так что он даже расстегнул «домашнюю» куртку. Да, в квартире тоже ходили в верхней одежде. В куртках, шапках, в двух штанах и зимней обуви. За окном – конец ноября. Было очень сыро и холодно, а отопление никто не включил.

Саша ничего не говорил жене о своих страхах, но ждал, когда кто-нибудь из них первый простудится. И заболеют все. Антибиотики и другие лекарства имелись в аптечке. Но не было тепла, горячего питья, покоя, правильного диагноза и рецептов. Проще говоря, отсутствовало многое, что могло бы значительно увеличить их шансы на выздоровление. Хотя, скорее всего, Марина это тоже прекрасно понимала. Просто оба молчали. Не буди лихо, пока…

Саша насторожился и спрятался за штору.

Вид из его окон – улица Кирова, шестиполосная проезжая часть. Параллельно дороге был вымощен брусчаткой широкий тротуар. По нему сейчас шел «бывший». Саша определил его мутацию как «третий», переходящий в «гончего».

Все просто. При условии, что вы достаточно долго наблюдаете за этими тварями и размышляете над увиденным за окном.

Через какое-то время классифицировать «бывших» вы начинаете автоматически. В магазине, например, Саша видел «первого». Да и то, «первым» называть этот зомби-отброс язык не поворачивался. Так, «0,5». А может и вовсе «0,33».

Саша улыбнулся. Новая шутка. Только рассказать некому.

«Третий» отличался от «первого» и «второго» как поведением, так и телом. Например, во время движения он регулярно переходил на медленный бег, что предыдущие «модели» делали, только преследуя кого-то. Помимо этого, у «третьего» были чуть-чуть вытянутыми лицо, уши, руки и пальцы. Хотя, конечно, с такого расстояния этого нельзя было утверждать точно, но выглядело все именно так. Нет, «третий» не становился похожим на какого-то оборотня из кино. Просто выглядел как уродливый или изувеченный человек. Его даже можно было спутать со «вторым». Если вы новичок.

После «третьих» по иерархии шли «гончие», которые значительно отличались от всех своих «предшественников». Их лица, хотя лучше называть это мордами, были сильно вытянуты, из-за чего получалась необычная, почти квадратная челюсть. Зубы росли не так, как у людей: вверх и вниз. У «гончих» они торчали вперед, а когда челюсти соединялись, зубы образовывали «клин». Острый, крепкий, смертельный.

Руки и ноги у этого вида «бывших» были удлинены. Впрочем, как и сгорбленное туловище. Видели, наверное, когда-нибудь горбатых людей? Вот «гончий» такой же. Только без горба. Он согнутый как вопросительный знак и постоянно бежит. Не особенно быстро. Но Саша видел «гончих» только во время их бродячих прогулок. Они ни за кем не гнались. Поэтому скорость – вопрос спорный. Еще неисследованный. И это все, что Саша знал о «гончих».

На «третьем» осталось еще довольно много одежды – обрывки темной куртки и рубашки, брюки по колено. Ноги босые. Волосы только на затылке.

«Бывший» спокойно шел-бежал по тротуару. Остановился. Посмотрел в окна домов.

«Стоп! Что он сейчас сделал?!» – глаза Саши широко раскрылись.

Третий

Действительно.

Перебегая от одного дома к другому, «третий» заглядывал в окна. Ну, не то чтобы он подходил к ним, прислонялся мордой к стеклу и заслонял свет ладонями. Нет, но взгляд его блуждал по фасадам. Иногда он даже чуть-чуть забегал во дворы домов и смотрел на окна оттуда.

– Иди сюда, посмотри! – подозвал Саша жену.

Задремавшая уже Марина как солдатик вскочила с дивана и подошла к нему. Он указал ей пальцем, куда смотреть.

«Твою ж мать! Урод. Иди-ка ты домой! Проваливай!» – Саша начинал волноваться. «Третий» не реагировал на его мысленные обращения. Он семенил от одного дома к другому. А затем вообще скрылся из виду за углом.

– Что же он делает, Саш?

– Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет.

– А если он заберется к нам?

– Ну, если мы его заметим, то, пока он будет лезть, я сброшу на него телевизор. Благо у нас есть старый. Хозяйский.

– А если мы его не увидим? Вдруг он ночью…

– Ну, в этом случае, думаю, все понятно.

Марина заплакала. Только без слез. Просто ее лицо исказила гримаса отчаяния.

На Сашу тоже накатывало волнами. Страх. Безнадежность. Но у него как-то получалось держать себя в руках. Он попытался объяснить это Марине, может быть, его слова дадут ей какую-то уверенность. На что она ответила:

– Ты что не понимаешь? Правда не понимаешь? «Третий» может прийти не когда-нибудь. А сегодня! Ясно тебе?! – с вызовом бросила жена. – Сегодня. Прямо сейчас. Он может забраться в квартиру прямо сейчас!

***

Спали в ванной комнате. Посчитали, что так безопаснее. Саша на полу. Марина и Миша в самой ванне, которую застелили одеялами.

Днем кто-то постоянно дежурил у окна.

Однажды по улице прошли двое «первых». А может быть, и «вторых». Но они просто брели в свою неизвестность. Искали еду? Ну, не патрулировали же улицы!

– Есть же еще люди… не могли же мы остаться здесь втроем? Втроем в целом городе!

Марина ничего не ответила. Она сидела на скрипучем деревянном стуле у окна. Смотрела за стекло. Хотя, наверное, никуда не смотрела. Теперь, чтобы выжить, они были обязаны по очереди дежурить здесь. Отдыхать от этого. А потом вновь садиться к окну. И этому круговороту перемещений с дивана на стул, судя по всему, не предвиделось конца.

Вот так провести остаток жизни… Проклятые «бывшие».

– Понимаешь, у них, наверное, происходит то же самое, что и у нас. В каком-то смысле, – попытался во второй раз завязать разговор Саша.

– Лично от меня этот твой смысл находится на каком-то недостижимом расстоянии… – не самым добрым тоном ответила Марина.

– Ну, – немного разозлившись, продолжил он, – ты же принимаешь все произошедшее, как разрушение. Абсолютное, но все же, как простое разрушение. Мир пал.

– А как еще все это можно воспринимать? – искренне удивилась жена. – Газа нет, света нет, воды тоже. По нужде мы ходим в ведро и выливаем с балкона. А теперь и спим в туалете! – она указала рукой в сторону совмещенного санузла и многозначительно взглянула на мужа. – Нет, конечно, ничего страшного! Это простое абсолютное разрушение. «Абсолютное», вот только «простое» оно у него! Когда есть нечего! Пить нечего! И сходить-то на ведро уже скоро снова будет нечем!

– Я тебе не о том говорю! Да, для нас это трагедия. И смерть. Но если смотреть… Не знаю, как-то со стороны вселенной, может быть, то это просто смена одной эпохи на другую. Например, эпоха людей завершена и наступила эпоха мутантов.

– Зомби, – поправила она его. – Это зомби, Саша. Не живые люди. То есть…

– Неживое двигаться не может! Они живые, но по-другому. И зомби – это только «первые». Когда дело доходит до «вторых», то тут уже что-то иное. Да и чем зомби отличается от мутанта? Мне кажется, это какая-то эволюция. Или мутация. Не знаю, как назвать. Но тут же все другое! Этот новый мир такой же живой, как тот, что был при нас. Понимаешь?

– Ты на чьей стороне?

– Да какая разница, на чьей я стороне!?

Разговор не клеился. Жизнь не ладилась.

«Над любыми отношениями нужно работать, всегда приходится стараться ради них, – думал он. – А сейчас, когда главное – каким-то образом протянуть денек-другой, никто особо не заморачивается на этот счет. Просто хочется жить. Но нет желания доживать свой век в такой озлобленной атмосфере».

– Марина! – пересилил себя Саша.

– Что?

– Когда оказываешься в ситуации такой, как у нас, начинаешь по чуть-чуть отстраняться. И сближаться. Одновременно. Открываются новые особенности отношений двух людей.

Он вздохнул.

– Когда не смотришь в будущее, настоящее более ощутимо. Вот ты сидишь на стуле. При слабом освещении, том свете, который пробивается сквозь тучи. А завтра тебе никуда не надо. И послезавтра. И через год. И к тебе никто не придет. И мужу твоему никуда не надо. И ребенок в садик не ходит. Вам никуда не надо. Все то, куда мы могли бы пойти, покрылось пылью, гниющей листвой, прочей грязью. Понимаешь? Это все уже прошлое!

Саша посмотрел на Марину, но она отвернулась к окну. В ее глазах он успел заметить слезинки.

– А настоящее, вот оно. Это когда ничего больше нет. То есть, если раньше мы не знали, что будет завтра, ну, могли заболеть, попасть под машину…

– Так что сейчас? Что есть для нас настоящее?

– Ну, у меня есть кое-какие мысли на этот счет.

Она ничего не ответила. Не поворачиваясь, смотрела в окно.

– Если выбрать достаточно простую систему координат, где нет бога и прочей мистики. Но есть люди, которые пытаются понять, как им выжить. То ты сможешь понять то, о чем я хочу сказать.

– Ну, давай.

Пьяный дракон

– Так вот. У нас ведь с тобой нет никакой Великой миссии?

Марина позволила Саше донести до нее его теорию происходящего, хотя бы попытаться. Тон мужа был напряженный, и она чувствовала, что это будет смесь приземленной философии и отчаяния. Но в то же время женщина понимала, что для него это действительно важно. Какой бы бред он ни нес.

– Чего-то такого нет, правда, – вздохнув, ответила она.

– Просто мы живем? Так?

– Да.

– Да, правильно. И мы оказались в ситуации, из которой не можем сами выбраться?

Марина кивнула.

– Мы там, куда никто не пришел за три месяца, чтобы помочь нам? – спросил он.

Снова кивок. Ее раздражал этот «вопросно-ответный» педагогический метод, но она терпела.

– Мы не видели никого, кто мог бы нам помочь. И никому не готовы помочь сами, потому что у нас нет никаких средств и ресурсов? Так?

– Да, – выдавила Марина.

– Тогда получается, что мы в безвыходной ситуации?

– Ну, это и так понятно, что ты хотел сказать такого нового?

– Нет, тебе непонятно, – как будто обрадовался этому ее ответу Саша. – Ты воспринимаешь это просто как фразу «безвыходная ситуация, бла-бла-бла и так далее». Вот только у нас с тобой, внимание, не будет самого важного из этой фразы. У нас не будет «так далее».

– Я что-то перестаю начинать тебя понимать.

– Марина, к нам никто не придет. И помощи не будет. Ни-ко-гда.

Саша посмотрел на жену, но ответного взгляда не дождался.

– Мы сейчас с тобой на самом деле ничего не ждем. Потому что ничего больше не будет. У нас закончится еда. И через месяц, а если повезет, то через два, наступят первые морозы. И мы замерзнем. Мы умрем, Марина, мы с тобой сейчас не выживанием занимаемся, понимаешь? Мы умираем. Нам осталось жить чуть-чуть. И как я говорил вначале о смысле жизни, мы тут уже ни с кем не сможем договориться насчет того, как жить и для чего жить. Это неважно, потому что мы умираем. Нет, мы вымираем.

– Все так печально, ты считаешь? – безрадостно спросила она.

– Если раньше можно было озаботить себя поисками смысла жизни, то теперь все. В этом месте данная услуга не предоставляется. Все разрушено. Мы одни, если не совсем, то на многие километры, которые нам не преодолеть.

– Но мы можем найти смысл жизни в том, чтобы выжить здесь! – попыталась спорить Марина.

– Никак здесь не выжить. Ну, вот прожили мы с тобой дольше других. И что, осуществились твои замыслы какие-то? Мы не знаем, как дальше протянуть!

– Как-то не хочется вот так умирать…

– А умирать никак не хочется.

– Да заткнись ты!

Саша опешил. Марина не повернулась к нему. Она сосредоточенно смотрела в окно.

– Знаешь что, Саша?

– Что? – озлобленно выплюнул он, разочарованный тем, как жена легкомысленно отнеслась к его умозаключениям. Сейчас он готов был послать ее ко всем чертям. И с надеждой ждал удобного случая.

– Поди-ка сюда и разубеди меня насчет той девушки. На балконе пятиэтажки на перекрестке, где кафе «Пьяный дракон».

Первый ручеек

***

… к обеду загорелся первый пожар. И началось.

Всю ночь кто-то кричал под окнами, и, добавляя к ночному шуму вой своих сирен, мимо дома проносились кареты скорой помощи. Визжала автосигнализация, орали кошки, и лаяли уличные псы.

Потом «скорые» закончились. Ведь они приезжали туда, где некого было спасать.

Саша всю ночь не отходил от окна и заметил, что ближе к утру каждая вторая машина, что появлялась на дорогах, была полицейской. Неизвестно, боролись ли они с «этим» или просто разбегались под шумок?

На следующий день Марина увидела своего первого «бывшего».

Нечеловек пробил лобовое стекло в иномарке и лакомился водителем. Женщиной. Ее муж или кто он там ей был, вывалился из машины и убежал.

Марина смогла рассмотреть все, потому что «обращенные» рвали людей не торопясь. Ловили, валили, душили, кусали. И рвали зубами. Когда жертва затихала, они садились на нее. Да, почему-то обязательно забирались на труп, а затем медленно ели. Насытившись, «бывшие» утаскивали тела. Они не старались поймать как можно больше людей, наверное, каждому из них нужен был только один. Для начала…

***

Саша поморщился от своих воспоминаний.

В те времена еще была горячая вода. И просто вода. Канализация работала. А сейчас все тело в прыщах – зуд не прекращался. «Душ» теперь принимали в виде влажных салфеток. По одной в день на человека. Сначала протираешь лицо, ну а потом в зависимости от того, что больше чешется. Это еще спасибо Саша догадался взять их три больших пачки. И детский крем. Но как аргумент для чего-либо – это начинало значить все меньше и меньше. Ведь маленькая Сашина семья понимала, что они протянули просто чуть дольше остальных. Но финал истории становился уже ясен.

Сегодня он еще не «умывался». Не хотелось открывать глаза, потому что если они закрыты, то вокруг просто темно. Но стоит пустить в них свет, как выстраивающиеся перед ним детали мира начинала дополнять странная чернота. Она выбиралась из своих тайных мест и донимала Сашу, сыплясь каплями осеннего, почти зимнего, дождя внутрь него.

Вчера он мог напиться. И на это был повод.

Но Саша не стал.

В жизни начинали происходить изменения – хотелось уловить их цвет. Не помечен ли он чернотой? Если нет, значит, надежда есть. Поэтому и не пил.

«Изменения» заключались в том, что сначала Саша смог раздобыть еды и воды. А на следующий день Марина заметила в доме через дорогу живых людей. Выходило, что три дня назад они увидели своих первых нормальных человеческих существ. Правда, если уж быть совсем откровенным, то Саша застал только пустой балкон. Человека или девушку, как настаивала жена, к тому моменту на нем не оказалось. Поэтому он никого не видел.

«Не могло же Марине померещиться? Или могло? Неважно… хотя нет, очень важно!»

Теперь они уже второй день сидели у окна и старались подловить этих выживших, но пока их посиделки результатов не приносили.

Но делать все равно было больше нечего.

Смотрели за стекло. Немножко ели. Спали. Пытались объяснить сыну, почему ему нельзя шуметь. Почему вообще ничего нельзя. Это сложно, особенно, когда чувствуешь, что живешь уже не надеждой на что-то, а по инерции.

Саша давно проснулся, но не вставал. Сложно было для себя решить, зачем нужно это делать. Поэтому он лежал, наверное, вот уже час.

Смирившись с тем, что вставать все-таки придется, Саша открыл глаза. Как ни странно, его подруга с обратной стороны света – чернота – никак себя не проявляла. Где она? Ресницы были влажными, и картинка, которую глаза транслировали в мозг, выглядела смазанной. Возможно, поэтому и исчезла чернота?

Саша шевелил пальцами на ногах и пускал пар изо рта. Под мышками, да и вообще в районе всех промежностей одежда была влажной от пота. Теряя свое тепло, она становилась холодной. Сначала зачесалось в одном месте, а через минуту во всех остальных. Настала пора подниматься.

Прислушавшись, Саша понял, что жена и сын очень тихо завтракали на кухне.

Он облажался со всякими крупами, которых так много взял в магазине.

Их нужно варить.

«А газа нет! Электричества тоже нет! Горячую пищу никто не ел уже… Да всем известно, сколько прошло времени с тех пор! Как их приготовить? Как согреться зимой? Существует ли способ, чтобы решить все эти проблемы?»

Вот поэтому Саша и находился в дурном расположении духа с самого утра. От того, что ничего другого у него не было.

– С другой стороны можно поступить так, – он заговорил вслух. Не театрально, а натурально сам с собой, не задумываясь, что лежит и разговаривает. – Я выйду в подъезд. Ну, возьму топор. Буду стучать по дверям и заходить в разные квартиры. Искать «бывших».

Боковым зрением он заметил, что Марина с Мишей стоят в дверях и молча слушают. Не издают ни единого звука, который бы мог разрушить вялое течение его речи. Мимо них в этом «ручейке» иногда проплывали, как желтые осенние листья, отблески чего-то вроде надежды.

– Но «бывших», скорее всего, здесь нет. А если и есть, то они слабы, потому что есть им нечего, – продолжал рассуждать Саша своим уже с утра уставшим скрипучим голосом. – Но слаб и я, потому что давно хорошо не питался. Пару дней. Может три – буду делать растяжку и что-нибудь, стимулирующее тонус. Стану хорошо есть. Чтобы набраться сил.

– Зачем, Саша?

– Затем, чтобы выйти! – он выдержал паузу и посмотрел на жену. – Чтобы найти, а лучше – не найти тех «бывших», что есть в подъезде. И отправить всех, кого потребуется, наверх на моем «лифте из преисподней».

Последний день

Саша на несколько секунд замолчал.

– Потом я забаррикадирую дверь снизу и разожгу огонь, чтобы приготовить еду. На верхнем этаже, – он несколько раз медленно повернул голову в разные стороны, разминая шею.

<1 2 3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

3 из 6