Зима, которая не ты

Правда, училась она не очень, и к математике имела отдаленное отношение. Тут ничего странного нет, часто сюда поступали, чтобы найти себе приличного супруга. При Советах существовал определенный культ матана, и это считалось престижным.

Выходит, Настя, в своем красном вязаном мини-платье или коротком желтом костюмчике, распространяла вокруг эти флюиды, что довольно сильно действовало на парней. И вряд ли сомневалась в своем будущем успехе.

Кругом кипела жизнь, у кофейни кучковались преферансисты, студенты занимали очередь к древнему суперкомпьютеру «Альфа», приносили откуда-то из подвала распечатки программ.

Но общались («общаться» было ее любимое слово) мы не только там, хотя на факультете мы встречались больше случайно. В общежитии наши комнатки располагались на соседних этажах. Правда, существовало труднопреодолимое препятствие в виде двух соседок. Поэтому я, как правило, приходил к ней ночью, чтобы почитать на ночь сказочку и заварить кофейку. Порой мы сидели до утра. Я волновался, поскольку был неопытен. Так и тискались до рассвета, но ощущения это приносило волшебные, что и было настоящей сказкой. В ту пору ей тоже было девятнадцать! Она показала свои девичьи фотографии. На одной из них шестнадцатилетняя, безумно сладкая и, видимо, девственная Настенька в белом коротком платьице обнимала березку. Ее матушка души в ней не чаяла, сама шила ей очередной наряд и одевала, как куколку. Естественно, сейчас было трудно не поддаться на это обаяние.

То есть у нас все было хорошо, но мы так тогда и не потрахались. Да и достаточно мне было видеть эти белоснежные груди и гладить эти слегка пухленькие ножки. Я в достаточной степени проникался ее очарованием, и едва ли мне требовалось большее.

Затем мы расстались, у нас возникла размолвка – на долгие три года. Я по-прежнему любил ее и за ней в ПУНКе издалека за ней наблюдал. Знал, что она уже вышла замуж и родила ребенка. Если у женщины включается такая программа,

ее уже ничем не остановить. Но я почему-то всегда был уверен, что у нас будет все хорошо, дети меня не волновали абсолютно. И я не ошибся.

В ту осень, когда мы начали активно заниматься музыкальными делами, я написал в толстой тетрадке вещь под названием «Лесной Человек» и собирался перепечатать ее на машинке. Настя, с которой мы встретились как-то в кафе, подсказала лучшее решение.

– Приходи к нам, – предложила она. – Садись за компьютер. У нас отличный редактор и принтер.

Так я познакомился с ее мужем. Должен сказать, впечатления он особого не произвел. Но был у него ощутимый плюс, для женщин особо важный и ценный – из последних сил тянуть в дом трудовую копеечку. Вещь, весьма необходимая для продолжения рода, не так ли? Какого бы то ни было рода.

Это был такой же худой, как я, паренек Митя. Мы, в общем-то, поладили с ним. Как оказалось, он был слегка голубоватый и я ему понравился. И, он тоже слушал рок, правда, тот самый ненавистный русский рок. Но Настя увлеклась новой музыкой, называла всех «федериками» и стала нашей фанаткой. Съездила на несколько концертов. Потом вызвалась быть нашим директором. Митя не возражал, так как у него был свободный график и он мог сидеть с их дочуркой.

Тем временем я допечатал свой сборник, сохранил эти файлы, и Настя взялась за дело.

Мы записали по нескольку наших песен на кассеты и стали их развозить по разным местам. Она в самом деле полюбила группу. Особенно ей нравился породистый Леша Зверев. Вроде бы фотографировала нас, но не знаю, где теперь эти фотографии. Потерялись в том листопаде?

Ни для кого уже не было секретом, что мы стали любовниками. Ни для кого, кроме Мити! Супруг всегда узнает последним. Встречаться прямо у них дома было тягостно, да и дочка все бегала рядом. Это было не совсем «але».

Посему, мы начали ездить в Питер, отвозить кассеты, я ее сопровождал. Анастасия была очаровательна в своей короткой шубке и клетчатой длинной юбке. Все директора на нее западали, впрочем, я внимательно за этим следил, неприметный, странный молодой человек в папином плащике.

Все это было прекрасным поводом побыть вдвоем. Мы показывали людям нашу музыку и ждали развития событий.

В пору такого ожидания, чтобы мы не скучали, Настенька устроила нам закрытый концерт на телефонной станции. Дело в том, что станция располагалась в том же ПУНКе и эти телефонисты были ее знакомыми. Естественно, станция обслуживала городские номера, мобильных не было в помине. И представляла собой кучу реле, ячеек и проводов. В этом хаосе как-то нашлось место для репетиционной точки. Телефонисты увлекались музыкой, у них тоже была группа, хобби для времени, свободного от работы. И нас они вроде видели на сцене нашего ДК. Поэтому пригласили нас туда поиграть в какие-то предновогодние дни.

Вышел настоящий психоделический трип-хоп, играть в такой обстановке. Телефонисты притащили туда кучу аппаратуры. И слышно все было прекрасно. Кстати, они и нам попели свои песенки. Что стало полным разрывом любого шаблона. Но они казались ребятами скромными и нигде выступать не рвались. А все песни были либо про телефонную связь (в романтическом ключе), либо фэнтезийный бред о неких ночных похождениях – с вампирами, оборотнями и прочими демонами. Но было забавно. Если бы они записали свой компакт, то смогли бы его продать. Но ни до, ни после нашей встречи в декабре я о них не слышал. Разве что пару раз встретили с Дроздовым кого-то из них в кафе.

Тем временем постепенно выяснялось, что, несмотря на чары Настеньки, директора более солидных клубов не горят желанием вписывать нас в свои программы. Полагаю, что их пугала наша проблема с текстами. Собственно, никакой проблемы не было. Дроздов просто пел тарабарщину, бессмысленный набор английских слов. Так услышанное в детстве на пластинке, бывает, перепеваешь на свой манер. Вообще-то мы знали английский и могли бы писать тексты. Но мы были офигенно довольны своей музыкой, она и правда была неплоха. Над текстами париться не хотелось. И, как было уже сказано, в этой стране английский на эстраде был не в почете. А русских песен у нас было раз-два и обчелся. Ира моется в душе, в общем.

Впрочем, нет, мы иногда пытались сделать что-то с понятными словами. Но получалось совсем авангардно. Нам нравился альбом Velvet Underground, где монотонный голос Лу Рида читает под музыку группы отрывки из бульварного романа.

И мы с Дроздовым придумали, как продолжить традицию. У нас была неплохая монотонная инструменталка, где могли подыграть и кларнет, и труба. Единообразная партия ритм-секции оставляла полный простор для любых инструментов. Под весь этот аккомпанемент Дроздов произносил следующий текст, который ему пришлось целиком выучить наизусть:

«…Я была обыкновенной блондинкой с длинными волосами, имевшими сзади вид лисьего хвоста, и смешными веснушками на носу; как и многие, я мечтала о любви, которая закружит в пьянящем танце и увлечет подобно веселящему газу. Но она все не приходила».

«Тем летом я гостила у родственников на даче. Как-то, загорая на берегу реки у Синего Камня (на самом деле это был обыкновенный, ничем не примечательный обломок скалы), я услышала крики со стороны реки. По реке плыл плот, а на нем, смешно размахивая руками, прыгал человек. Мне показалось, что ему нужна помощь».

«Помедлив, я бросилась в реку и сразу же ушла под воду: мне мешал купальник. С трудом освободившись от него, я поплыла к плоту, не подозревая, что плыву навстречу своей первой настоящей любви. Да, в самом деле, я никого так раньше не любила. Я была немножко влюблена в учителя в гимназии, но основным в том романе был, конечно же, секс».

«– Сударыня, прошу вас на корабль».

«Сильные загорелые руки, синие смеющиеся глаза, настоящий обнаженный торс… Именно такой мне снился не раз, и я влюбилась в него с первого взгляда».

«– Приглашаю вас в кругосветное путешествие, вы не возражаете?»

«Господи, разве я могла возражать?! Мы вели разговор ни

О чем и плыли в никуда. Летнее солнце полыхало над нашими головами, и я очень боялась, что он заметит, как меняется мое лицо. Наша болтовня не прекращалась, но вдруг он нежно поправил мне волосы и сказал:

– Меня зовут Сережа, а ты, наверное, Ромашка, такая ты белая, тонкая, просто чудо».

«Я рассмеялась:

– Не Ромашка, а Наташка, вот как зовут меня на самом деле!

Стало легко и весело, и я с удивлением обнаружила в себе прежнее хорошее настроение. Он зарылся носом в мои волосы, еле слышно повторяя:

– О, волосы! Просто не могу без них.

Он позабавил меня этим, и мы отлично провели вместе еще два часа».

«Вскоре мы увидели моторную лодку, которая отвезла нас в дачный поселок. Прощаясь на причале, Сережа сказал:

– До завтра, Наташка-Ромашка, я жду тебя в двенадцать у Синего Камня.

Это был тот самый камень, где я загорала! Ноги мои подкосились от счастья».

«Остаток дня тянулся томительно долго. Наступила ночь, но спокойно уснуть я не смогла. До самого утра я носилась по волнам недавних воспоминаний. Есть некоторые места, которые имели большое значение в моей жизни. Например, это Псков, где я училась в педагогическом, а это, понятно, еще то заведение».

«Я так увлеклась, что не заметила наступления утра, а открыв глаза, услышала:

– Сударыня, вы слишком долго спите… Я же ожидаю вас с самого рассвета.

И он протянул мне букет полевых цветов, ромашек, еще мокрых от росы. «Как ты нашел меня?» – спросила я. «По твоим следам», – и уже серьезно:

– Я не мог уснуть, извини, что потревожил тебя так рано. И мы побежали к реке».

«Или нет. Все было не так. После трех часов беспокойного сна я поднялась с постели и, сидя на веранде в домашнем халате, позавтракала нежными крекерами и кофеем. Есть оказалось совершенно невозможно, да и как можно глотать еду, когда у тебя в желудке тугой комок нервов. Я очень волновалась перед второй встречей с моим единственным. Около одиннадцати я надела легкое платье и лиловые чулки и слегка подкрасилась.

Я увидела в окне Его, стоящего возле калитки с велосипедом. Он тоже заметил меня и сказал, лукаво прищурившись:

– Сударыня, поедемте к реке».

«Я вышла из дому, повесила на дверь висячий замок и, подойдя к Сереже, обняла Его. Он невольно отпустил велосипед, тот брякнулся на дорогу, и на глазах изумленных соседей мы долго-долго целовались взасос».

«Он посадил меня на раму велосипеда, и мы поехали к Синему Камню. Там мы долго плавали, потом загорали, лежа на песке. Закрыв глаза, я снова почувствовала прикосновение Его нежных губ. Горячая волна страха и счастья затопила меня всю. И это было то, чего я раньше не испытывала…»

«Мы проводили вместе каждый день, и счастье, казалось, будет с нами всегда. Мы любили друг друга. Это была любовь, иначе невозможно объяснить все это. Любовь была видна во всех движениях Его гибкого мускулистого тела, в каждом жесте, взгляде, мановении руки. Я была на седьмом небе. Но мой отпуск закончился, я должна была возвращаться в город; месяц в деревне пролетел незаметно».

«В тот вечер мы простились рано, нужно было собирать вещи. Безумно душная ночь и горечь расставания не давали мне уснуть. Вдруг стук в окно. Он! Я не могла больше сдерживать себя и бросилась навстречу: люблю тебя, я твоя! Он осыпал меня поцелуями, взял за руку и повел к реке. Как во сне, я шла за Ним. В ночной белой рубашке, босая, я шла за Ним, ни о чем не думая, ни о чем не спрашивая. Мы были одни на всем свете. Только я и Он. И еще лодка, усыпанная ромашками. Голова моя закружилась, и я едва не лишилась чувств от Его ласк».

«Он вытащил из лодки крепкую веревку, связал меня, засунул в мой рот кляп. Затем он изнасиловал меня, истыкал ножом все мое тело. Он облил меня бензином, после чего выбрался на берег и бросил в лодку горящую спичку, безмолвно глядя на меня…»

«И теперь я тихо лежу в лодке, обгорелая и неподвижная. Ромашки, ромашки, погребальные цветы…»

Этого не смог переварить даже Гаккель. Но ящик пива, как всегда, был наш.

ГЛАВА 3 Зима

Юра Семен всегда поражал меня своей интуицией. Нашего ленивого ударника Зверева было трудно растолкать – любимым его занятием было только плевать в потолок. Но все же мы назначили репетицию.

В тот день мы с Юрой задумали было нечто существенное (а означало это выпить вина), но я сказал:

– Не могу. Репетиция со Зверевым.

То есть оделся, взял бас и двинулся на выход.

– Зря ты, – сказал Семен. – Ничего у вас сегодня не получится.

– Это почему?

– Не получится, и все. Ну вот знаю я. Я пожал плечами и ушел.

Действительно, окна нашей 206-й, где была сцена и ударная установка, оставались темными, несмотря на назначенное время. Только холодно мерцали звезды.

С гитарным футляром в руках, я принялся обходить все комнаты в общагах, где мог быть Зверев. Результат – полный ноль, а света в «Шайбе» так и нет. Я даже вспотел и решительно не понимал, что происходит. Зашел во все кафе, которых в ПУНКе не менее семи. Зверев часто бывал и там, подпитываясь кофе и коврижкой. Но нет, не в этот раз.

Окна репзала по-прежнему не подавали признаков жизни. Расстроенный двухчасовыми поисками, я пошел назад, к Семену.

– Видишь. Я тебе говорил.

– Но как? Ты, наверное, знаешь, где Зверев.

– Нет, понятия не имею.

Правда, Юра был особенный человек. Интуиция. Мне оставалось лишь провести вечер, как мы планировали.

Только потом я встретил Лешу и, естественно, накинулся с расспросами – где ты был и когда.

– А ты-то куда пропал? – спросил уже он.

– Тебя искал.

– Зачем?

– В 206-й не горел свет.

– Ты думаешь, чтобы играть на барабанах, необходим

свет?

Ведь он, оказывается, там и сидел. В алюминиевые окна светили уличные фонари, в них проступали контуры ударной установки.

Ну ладно, но что мог знать об этой истории Семен? Значит, ничего не оставалось, как пойти за спиртным.

И гонцы из нашей компании немедленно отправились. По дороге в ларек они внезапно обнаружили в сугробах кучу этого самого вина. Бутылки усеивали окрестность ларька радиусе двухсот метров. Сам ларек (студенты называли его «броневик») стоял потухший, был глубокий вечер. Что за сказка такая.

Парни вернулись замерзшие, но с полными руками алкоголя. Взяли все, что смогли унести. Мы долго недоумевали, как такое могло произойти, но затем выяснилось. Ларек, оказывается, разбомбил железными прутьями Коля Ледовский, некий матмеховский бандит (думаю, до сих пор по тюрьмам болтается, его скоро посадили, но уже за перестрелку с представителями власти).

Припоминаю этого парня. В свое время, я подрабатывал на вахте в общаге и как-то видел его, как в фильме ужасов – стоит в крови, в состоянии полного дауна. Ладно.

Наша вечеринка продолжалась. Приехали морозовские ребята. Привезли спирт. Танцевали нас столах. (Наверное, это видео никогда не появится на Youtube).

Так мы придумали с Дроздовым наш следующий хит: «Dance, Dance Everybody».

Напившись горячего глинтвейна, мы выбегали с Наташей двадцатиградусную зиму и валились где-нибудь в сугроб. Чтобы продолжительно, горячо целоваться.

Но наша компания жаждала развлечений. Впрочем, они не обязательно заключались в бухле или травке. Как-то Юля Ошмарина, подруга Дроздова, сумрачным зимним вечером купила в электричке уфологический журнал. С тем, чтобы мы вдруг вычитали там странный тест.

На рынке, торговой площади, в магазине:

а) вы испытываете желание потолкаться, поискать товар;

б) вы испытываете утомление, раздражение;

в) стараетесь быстро сделать все покупки и уйти;

г) вы вообще избегаете таких мест, но можете задержаться

у какого-нибудь лотка и поговорить с продавцом.

В музее, на выставке, в картинной галерее вас больше всего привлекают:

а) классические полотна;

б) абстрактные картины;

в) а) + б);

г) следы исчезнувших цивилизаций и культур.

В школе вам легко давались:

а) литература и родная речь;

б) математика и физика;

в) биология, естественные науки;

г) история и обществоведение.

Вас окружили на улице вечером и пытаются ограбить:

а) вы отдаете требуемое, лишь бы отстали;

б) пытаетесь пробить себе дорогу силой;

в) пытаетесь нейтрализовать грабителей телепатически;

г) обращаетесь с молитвой к богу, ангелу-хранителю, неким высшим силам.

У вас болит голова, когда:

а) вы поработаете в помещении с вредными растворителями или краской;

б) у вас редко или почти совсем не болит голова;

в) в слишком шумном месте;

г) если Вам кажется, что бог оставил вас.

Что вы видите во сне:

а) родственников и знакомых;

б) вам редко или почти никогда не снятся сны;

в) известных политиков и рок-звезд, публичных персон и общаетесь с ними;

г) совершенно фантастические ландшафты и существа.

Вас больше всего беспокоят:

а) мысли о здоровье близких, знакомых и родственников;

б) мысли о судьбе цивилизации и спасении человечества;

в) мысли о разложении и старости;

г) мысли о Боге, ангеле-хранителе.

К вашим физическим недостаткам относятся:

а) родинки и веснушки;

б) серая, неестественно бледная кожа, худоба, возможно,

раннее облысение;

в) непропорциональные конечности, пониженная или

повышенная волосатость;

г) странной формы пятна на коже.

Ваши отношения с родителями:

а) вы определенно похожи на своих родителей;

б) отстраненность, отчужденность;

в) оы частенько конфликтуете, но быстро миритесь;

г) вы догадываетесь, что вы не сын/дочь своих родителей.

Имя «Родион». Ваша первая ассоциация;

а) композитор Щедрин;

б) видеокарта;

в) Раскольников;

г) какой-то святой, не помнится точно.

Статья, кажется, называлась «Инопланетяне и биороботы среди нас». Согласно тесту, следовало построить индивидуальный график. Среди нас жили простые «земляне» (пункт «а»), такие, как, например, практичная Наташа. Я и Наталья были просто грустная пара биороботов-ретрансляторов. Дроздов с Юлей оказались интеллектуалы, то есть более продвинутые «земляне». Но кого среди нас было действительно мало, так это «божественных людей» (за них отвечал пункт «г»). Одним из них оказалась разве что неизвестная девчонка с биофака. После применения нашего действенного теста обезумевший Зверев носил ее на руках по этажам общаги с воплями: «Это божество! Это божество!» Нам оставалось только добавить глинтвейна в честь этого события.

Правда, всем начинало казаться, что тест реально работает. Мы выучили его как молитву и испытывали всех подряд. И даже проверили какого-то негра в гримерке «Там-Тама». Кругом теперь мерещились сплошные инопланетяне.

Вдохновившись, Александр Сергеевич и Семен за ночь разработали дополнительную классификацию биороботов. Ведь они встречались чаще всех и были очевидными пришельцами. Среди этих подтипов были «инсиминаторы», «землероботы», и, наконец, «майнддестройеры» (разрушители мозга, в них под горячую руку записали Югова). А всего было открыто семь новых подтипов.

Пепельная Красавица тоже оказалась биороботом, не помню, каким, а кто бы мог подумать.

Красавица вместе с Кириллом были настоящим украшением ПУНКа.

Однажды шатаясь пыльным летом по нашему городку, теряя в развернутом виде паспорт, я набрел на этого человека. Некий молодой, приезжий, даже красивый мужчина, спрашивал, где здесь можно купить план.

К университету Кирилл имел несколько отдаленное отношение. Но такие здесь всегда приживались. Вскоре он снял двухкомнатный блок в общаге химфака и стал жить там с некоей Красавицей – так ее называли в ПУНКе. Завел кресло-качалку и красные бархатные портьеры. Занимался неизвестным бизнесом, возил из Москвы красивые шмотки. В некотором роде, был королем секонд-хэнда. Меня привлекала эта томная богемная обстановка.

Стилем матмеховских девочек были рюкзачки и неприхотливый быт. Не тем являлась Красавица, другого полета птица. Анна, как ее звали на самом деле, была эффектная пепельная блондинка. И ходила всегда в торжественно-офисном прикиде, несмотря на то, что кругом были сплошная грязь и панк.

Я познакомился с ней в дни наших первых концертов. По контрасту с Красавицей я ходил в куртке с прожженным на газовой плитке воротником и жил в комнатушке на первом этаже с решетками на окнах. Меня еще не так раздражали клетки. У меня был бобинник и усилитель, и я даже завел себе трехцветную кошку, которую отправлял погулять в форточку – в общем, опытный студент. Однажды я притащил в комнату маленький софит и как раз его подключал. В этих сценических лучах и вошла Красавица, в чем-то невероятно хлопковом и белом.

– Ты Алекс? Меня к тебе Кирилл отправил. Он снова ищет план.

Мы немного пообщались, а упомянутый герой вскоре примчался, принеся несколько коробочек сногсшибательного сорняка.

Кирилл был человек довольно-таки веселый человек и постоянно сыпал в меру приличными анекдотами. Например, в конце войны начальник концлагеря строит заключенных перед бараками и говорит:

– Война закончена. Всем большое спасибо. (конец, если кто не понял)

Другой раз мог спросить, который час. Ну, полседьмого, говорю я.

– Тебе пора.

Я был с ним еще не на короткой ноге и однажды заглянул

К знакомым. Кирилл в одиночестве смотрел там телевизор. Мы немного посидели вместе.

– Какой-то вкус во рту странный, – говорю. – С чего, не понимаю.

Кирилл внимательно посмотрел и говорит:

– А не хочешь попробовать, какой у меня вкус во рту?

Я смущенно ретировался.

В общем, Кирилл продолжал барагозить. Употреблял он не только марихуану, но и опасные галлюциногенные грибы. Однажды он сидел и смотрел, как макияжится Красавица, гордость ПУНКа. И ему пришла шальная мысль накормить грибами ее. А надо сказать, весь смысл жизни у Красавицы был в тщательной заботе о собственной внешности. Она могла часами прихорашиваться у дорогого антикварного зеркала. Все домашние дела, приготовление пищи были на Кирилле, он чудесно готовил. Варил, например, зимой отличный борщ с лимоном. И прочие вкусности. И всех щедро кормил.

В тот день Анна и подозревать не могла, что ее парень добавил в суп те самые грибы. Сейчас они только начинали действовать.

– А у меня для тебя подарок, – сказал Кирилл, пристально за ней наблюдавший.

– Спасибо! – обрадовалась Анна. – А что за подарок?

– К тебе сегодня дух придет.

Анна только пожала плечами, видимо, решила, что он шутит. Наложила тональный крем, попудрилась. С видимым удовольствием добавила теней. Продолжала свой привычный процесс уже третий час.

И вот, в некий прекрасный момент она обнаружила, что черты ее лица на глазах меняются и даже разъезжаются в разные стороны.

Для Анны была полная катастрофа увидеть в зеркале такое.

Конечно, чуть позже она пришла в себя. Но здорово обиделась на Кирилла и была, пожалуй, права. Кирилл мог не рассчитать дозировкой – сам не так давно с грибами переборщил и выбегал из комнаты, повторяя: «Воздуха, воздуха не хватает, не надышаться!» Грибы иногда вещь суровая.

Видимо, эти его штучки и послужили причиной тому, что они, в конце концов, расстались. Но энергия Кирилла, его бесконечный барагоз хлестали через край, и остановить его не представлялось возможным.

Вообще он был московский, но почему-то полюбил Питер. Познакомившись с «Кэр-Пэр-Вэлл», начал репетировать на саксофоне, он был из музыкальной семьи. Иногда в ПУНКе можно было услышать, как он играет на открытой пожарной лестнице.

То есть наш бизнесмен начал играть в панк-группе. Он даже все лифты в общагах изрисовал маркером: «КЭР-ПЭР-ВЭЛЛ», «КЭР-ПЭР-ВЭЛЛ». И начал выступать с ними, так как давно знал эту компанию.

Ничем хорошим все это не могло кончиться. Не прошло и двух лет, как Анна ушла от него к более спокойному басисту из «Урала». Кирилл очень переживал, ведь он в самом деле любил ее. Но не мог успокоиться, чертяка. Музыка оказалась важнее.

Тем временем и «Люблю Федерико» продолжали веселиться. После неудачи с внезапной раскруткой и эпохальным концертом на телефонной станции, мы стали регулярно играть в «Там-Таме», больше выступать было негде. Существовала, кстати, еще дикая организация «Ленконцерт», отчетливо напоминающая о советских стандартах общения. Но мы не поладили.

Да и неважно было это все. Мы хотели только иметь возможность играть свою музыку. Вокруг собралась компания постоянных поклонников, и всегда что-то устраивалось. Запомнился мой день рождения в феврале. Кирилл пришел в гости на лыжах, в белом врачебном халате и летных очках.