Сводный брат

Тяжело вздохнула и, вновь окинув взглядом моё новое–старое жилище, направилась внутрь.

Вот он, мой дом. Вроде родной, но в душе абсолютно ничего не ёкнуло. На первый взгляд знакомое помещение ничуть не поменялось: всё та же небольшая прихожая, стены окрашены в светлые персиковые тона. Идеально белая дверь и такого же цвета лестница, обувница с аккуратно расставленными туфлями Рид-старшей, небольшой шкаф и симпатичный придверный коврик грушевого цвета. Джоан сидела на кухне и внимательно читала какую-то книгу. Наверняка в очередной раз перечитывала «Кухню Джейми».5

За четыре года женщина ни капли не изменилась: всё те же тёмно-рыжие локоны до плеч, о которых я грезила в детстве, тёмно-зелёные глаза с коричневыми вкраплениями, прямой нос, аккуратные губы с приподнятыми уголками рта, широкие скулы. Держалась, как всегда, прямо, вскинув подбородок, что придавало матери, несмотря на невысокий рост, грациозность и величественность. Неизменный бордовый цвет в элементах одежды – её самый любимый. Бесспорно, с Джоан мы были схожи только ростом и формой носа. В основном я пошла в отца, как внешне, так и по характеру.

Она не заметила моего прихода, потому я, коварно ухмыльнувшись, решила привлечь внимание своей драгоценной матери громким хлопком двери. А когда поймала её взгляд на себе, с наигранным равнодушием отчеканила:

– Здравствуй, Джоан.

Глава 3. Лекси Рид.

Мать смерила меня оценивающим, чересчур внимательным взглядом. Что-то меня насторожило в этом её взоре. Быть может, интуиция, а возможно, обыкновенная проницательность, но я всегда чувствовала подобные вещи. По всей видимости, не стоило ожидать ничего хорошего от женщины, сидевшей напротив. Я мигом напряглась, приготовившись в любую секунду обороняться.

– Александрина, рада видеть тебя дома, – начала она задумчиво, заботливо вложив между страницами закладку и неспешно отложив книгу на середину стола.

Ха! Конечно, рада она! Могла бы не притворяться. Я-то знала, что у неё в действительности на уме.

– Не волнуйся, я здесь ненадолго. Потерпи пару месяцев и избавишься от такой обузы, как твоя дочь.

Я сверлила мать взглядом, заметив, как с каждым сказанным мной словом переменялось выражение её лица.

– Узнаю свою дочь. Такая же хамка. Ничего не меняется, – не отрывая пристального взора от моего лица, произнесла старшая Рид, сложив руки на груди.

– О, рада стараться, – вздёрнув носик, съязвила я.

Мне хотелось вывести её на эмоции, и, кажется, я начала преуспевать в этом. По всему было видно, что мне удалось пошатнуть мнимую невозмутимость матери: здоровый цвет лица сменился багровым оттенком, тонкие светло-коричневые брови нахмурены. Красным ноготком она нервно постукивала по обеденному столу. Наверное, я никогда не найду в этом доме душевного спокойствия, лишь постоянную борьбу с Джоан за собственное существование. Мать явно не ожидала, что я начну выдавать колкости в первые минуты нашего совместного проживания, но, совладав с эмоциями, она продолжила:

– Александрина, я понимаю, ты многое пережила и, несомненно, расстроена. Но это не значит, что нужно таким тоном разговаривать с собственной матерью. Я действительно рада, что ты вернулась домой, а не осталась жить неизвестно где в одиночестве, – это прозвучало так претенциозно и высокопарно, что я едва сдержалась, дабы не фыркнуть.

Джоан решила почитать мне нотации? Что-то последние четыре года её совершенно не волновало моё воспитание и изъяны в поведении. Да и, чего греха таить, предполагаю, что не тревожило вовсе.

Прекрасно. Раз она хочет, так уж и быть, потешу самолюбие Рид-старшей. Сделаю вид, что мне необычайно интересно её слушать.

Мать сделала паузу, отвела взгляд и задумчиво уставилась в окно. Словно она хотела мне что-то сказать, но сомневалась. Или же страшилась реакции? Что-то новенькое, чтобы мать боялась разговора со мной. Я сложила руки на груди, точь-в-точь как она, и склонила голову набок, всем своим видом демонстрируя: «продолжай». Женщина вновь перевела на меня взгляд и сдержанно произнесла:

– Я должна рассказать кое-что важное. Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но попробуй меня понять. И да, присядь будь добра, Лекси.

Мать грациозно указала рукой на стул. Мне не нравился её тон, и не было совершенно никакой разницы, что именно она собиралась сказать. Уверена, это не принесёт ничего хорошего для меня. И всё же я решила дать старшей ей шанс. Ведь нам придётся жить вместе какое-то время. Учитывая, что она назвала меня привычным «Лекси», а не дурацким-полным-именем, как обычно, наверняка собиралась сообщить нечто важное.

– Ты уже взрослая девушка. В декабре тебе исполнится девятнадцать. Думаю, уже что-то смыслишь в этой жизни. Твой отец погиб.

Джоан упорно избегала слова «убили». А ведь гибель отца не являлась несчастным случаем или смертью от болезни. Его убили жестоко, цинично, безжалостно. Лишь гнусного убийцу пока не нашли из-за чего я никак не могла спокойно отпустить главного мужчину своей жизни. Подарить покой его душе, если, конечно, таковая вообще существовала.

Тем временем мать продолжила распинаться медоточивым тоном:

– Понимаю. Потерять его необычайно тяжело для тебя. Мне очень жаль.

Как же, жаль ей. Врала и не краснела. До чего лицемерная женщина! Ведь я прекрасно была осведомлена, что Джоан терпеть не могла папу.

– Ты боготворила своего отца, считала идеалом. Но поверь, Артур таковым не являлся.

– Серьёзно? Как у тебя язык поворачивается говорить подобное? Тем более, сейчас, когда прошла всего неделя с его похорон? – мой голос дрожал, впрочем, как и я сама.

Я со всего маху хлопнула ладонью по столу, не обратив внимания на то, что пальцы онемели от удара. На полном серьёзе захотелось встать и хорошенько встряхнуть свою мать. Она настоящее чудовище. Бездушное, неблагодарное, бессердечное чудовище.

– Выслушай меня, пожалуйста.

Джоан была сама не своя. До сегодняшнего дня мать никогда не просила меня, лишь отдавала приказы. Эмоции рвались наружу, но я сдержала свой порыв, кивнув и продолжив её выслушивать.

– Мы с твоим отцом разошлись четыре года назад, но стали чужими друг для друга задолго до развода. Работа для Артура была всегда важнее семьи, важнее тебя и меня. Уверена, ты помнишь, что произошло, когда тебе было три года. Я устала жить в страхе. Утомилась бояться за себя, тебя, за него. Артуру же было глубоко наплевать, – мать горестно вздохнула и потупила взгляд.

Сейчас она наверняка придавалась воспоминаниям, суетливо тормошила льняную салфетку, что лежала на столе. Превосходная игра, ничего не скажешь. Быть может, кто-то счёл меня умалишённой, но я не верила ей ни на йоту. Отцу отродясь не было свойственно равнодушие по отношению к нашей семье. Он делал абсолютно всё возможное для нашего с Джоан благополучия. Возможно, обо мне пап беспокоился чуточку больше, особенно, когда я решила, что буду жить с ним. И если мать хотела настроить меня против отца сейчас, когда тот мёртв и никак не мог опровергнуть её слова, то ни черта у неё не выйдет.

– Прости, отвлеклась.

Рид-старшая продолжила играть роль «милой мамочки». Задумчиво улыбнулась и дотронулась до прядки рыжих волос, которая выбилась из её причёски. Деловито заправила эту самую прядку за ухо и проговорила:

– Перейдём к сути. Александрина, я взрослая женщина, у которой есть свои определённые потребности и желания. Некоторое время назад я встретила мужчину…

– Эй, полегче. Ты моя вроде как мать, а не подруга. Меня стошнит, если ты начнёшь делиться своими похождениями, – перебила я Джоан, скривившись и изобразив рвотный рефлекс. – Мне совершенно неинтересна твоя личная жизнь. Если у тебя всё, то я пошла в свою комнату.

– Нет, я ещё не закончила.

Чёрт, этой женщине пятый десяток, а она смущалась, как школьница. Если быть точнее, то всего сорок один. И недавно у Джоан был день рождения, с которым я поздравила её сухим сообщением, равно как и она меня в прошлом году.

– Он не просто мужчина. Его зовут Дейв Блэк. И мы любим друг друга. Мы совершенно не ожидали, что дочь вернётся ко мне. Но раз уж теперь ты под моей ответственностью, то обязана сообщить: через неделю мы переезжаем в новый дом и будем жить все вместе.

– Надеюсь, ты неудачно пошутила, мама, – снова показательно брезгливо выделив последнее слово, как любила делать в детстве, парировала я. – Можешь переезжать без меня, а я, пожалуй, прекрасно обоснуюсь в этом доме сама. Для нас двоих так было бы лучше, не думаешь? Уверена, и ты не горишь желанием жить со мной.

– Ты переедешь со мной и это не обсуждается!

– Неужто приспичило на старости лет обзавестись новой семейкой и рассказать мне об этом, когда я ношу траур по отцу? Не собираюсь жить с незнакомым мужиком. Вдруг он извращенец? И что за идиотская фамилия – Блэк? Как в каком-то тупом вестерне.

– Я ожидала подобной реакции и могу понять тебя, Александрина. Но молчать не было смысла. Я обязана поставить тебя в известность. Дейв – прекрасный мужчина, думаю, вы с ним поладите. Тебе придётся с этим смириться, дочь, – в тон мне ответила Джоан. – Хоть ты и совершеннолетняя, я осведомлена, что ты обязана жить со мной до вступления в наследство. Потому будешь делать так, как я скажу.

– Вау! Узнаю настоящую Джоан. Браво, мамочка! Согласилась ради денег отца или крёстный заплатил тебе? – с ядовитой усмешкой вырвалось у меня.

Недолго она была мила и добродушна, явив свой истинный лик спустя всего лишь пятнадцать минут нашего совместного сосуществования.

– Также помимо отчима, у тебя появится брат, – спокойно сообщила старшая Рид, игнорируя мой вопрос.

– Издеваешься? Только не говори, что вы женитесь!

– Отнюдь. Пока не женимся. Но, надеюсь, всё впереди. У Дейва есть сын. Очаровательный и очень хороший мальчик. Умный, воспитанный. Словом, мечта каждого родителя, – мать мечтательно улыбнулась и прикрыла глаза, пока я вглядывалась в её лицо с полнейшим недоумением. – Поэтому, когда познакомишься с ними, сделай одолжение, веди себя прилично и воспитанно. Не смей язвить и огрызаться, поняла? Иначе будем разговаривать по-другому.

– А знаешь что? – разъярённо выпалила я, резко оттолкнувшись от поверхности стола, вскочив со стула, и подхватив со спинки свою сумку. – Сделай одолжение и отвали от меня!

С этими словами я выбежала из кухни.

***

Сука. Более приличных слов не находилось. Меня переполняла дикая злость.

Я буквально влетела в свою комнату и заперлась на замок. Несколько секунд бездумно сверлила взглядом закрытую дверь, а после без сил опустилась на кровать, закрыв лицо руками.

«Сделай одолжение, веди себя прилично и воспитанно. Не смей язвить и огрызаться, поняла? Иначе будем разговаривать по-другому», – вспомнила слова Джоан, и меня передёрнуло. Чёрт, это ведь была чистейшей воды угроза. Ещё бы приказала быть милой и улыбаться. Хотя ещё не вечер, и меня ничего не удивило бы.

Глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, встала и прошлась по спальне. Остановилась возле открытого окна и выглянула на улицу. Почему я? Чем заслужила всё это дерьмо? Говорят, людям посылалось ровно столько, сколько они могли пережить и преодолеть. Однако не стоило забывать, что любой из нас мог стать жертвой обстоятельств. Я до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Мать меня не услышала, не захотела понять. Эта женщина судила лишь поверхностно, ставила свои эгоистичные желания превыше всего.

Вернувшись к кровати, я тихо опустилась на мягкий матрас. Свет включать не хотелось, пускай и начало вечереть.

Окинула взглядом комнату. Собственная спальня мне всегда нравилась. Оформленная в любимых нежных голубых тонах, маленькая, впрочем, несмотря на это, комнатка была светлой и уютной. Здесь совершенно ничего не изменилось. Всё лежало на тех же местах, что и четыре года назад. Как будто никуда не уезжала. Огромный заяц, которого подарил мне отец, так и сидел в углу возле окна. А ведь когда-то он был с меня ростом. На стене фотографии в рамках: вот мы с отцом и крёстным на пляже Санта-Моники, загорелые и счастливые, махали со снимка руками, а мне всего десять лет. Вот с Тессой и её старшим братом Нейтом на крыльце дома Абрамсонов в смешных Хэллоуинских костюмах. А вот и вовсе только мы с лучшей подругой в саду матери в окружении цветущих пионов над чем-то до слёз хохочем, тут мне шесть. Несколько школьных фотографий с близкими друзьями. И ни одной с матерью. Совсем. На последнем снимке мы с отцом в Нью-Йорке.

Мне тогда только исполнилось четырнадцать, и всей семьёй мы отправились туда на Рождество. Я так мечтала попасть на каток Уоллмен-Ринк в Центральном парке, но Джоан была нацелена на каток в Рокфеллер центре. Мы долго спорили, и папа предложил мне сделку: если он проснётся первым, то отправимся туда, куда хочет мать. Если же первой встану я, то в Центральный парк. Тогда я не спала всю ночь, вглядывалась в окно на светящийся город и ждала утра. Отец проиграл, и нам удалось попасть на каток к шести утра. И для меня до сих пор оставалось загадкой, как именно, ведь он работал только с десяти. Я была в неописуемом восторге. Кроме нас с папой никого, лишь тишина и падающий хлопьями снег. На память о том чудесном дне остался лишь снимок, с которого радостно улыбался главный мужчина моей жизни.

При взгляде на отца сердце болезненно сжалось. На фотографии он такой беззаботный. Ещё не знал, что чуть меньше чем через год разведётся и переедет в другой штат. А после жестокий рок унесёт его жизнь, а вместе с ней частичку каждого, кто когда-то был знаком с этим прекрасным человеком. Я невольно улыбнулась: как же хорошо быть маленькой! Ни проблем, ни забот. И отец был жив.

– Папа, почему ты меня оставил? Кто посмел забрать тебя у меня? С какой целью обрёк меня на жизнь с этой сукой? – в пустоту прокричала я.

Я ожидала злости. Ярости на отца, который придумал это глупое, несуразное условие, даже несмотря на их ужасные отношения с бывшей женой. Но сердиться на него почему-то не могла. Слёзы снова потекли из глаз. Не хотела рыдать, но совершенно не могла это контролировать. Я обычно не плакала, старалась держать эмоции в себе. А за эту неделю слёз вылила больше, чем за всю жизнь. Будто какая-то истеричка. Тряхнула головой, постаравшись отогнать от себя тревожные мысли, из-за которых всё ещё ревела ночами в подушку. Кинув оценивающий взгляд на чемоданы, которые заранее принесла в спальню, я пришла к выводу, что не готова к таким решительным действиям. Тем более, через неделю я перееду, так зачем напрягаться? Знала, что Джоан ненавидела беспорядок, потому решила мстить ей и новому «папочке» как только переедем. Он ещё пожалеет, что с ней связался, и сам сбежит со своим сынком. Я начала глупо смеяться.

Ох, Лекси, это уже истерика. Так можно и в психушку попасть.

***

Этот кошмарный день всё никак не хотел заканчиваться.

Я вышла из своей комнаты, как только поняла, что Джоан покинула дом, щёлкнув ключами в замке входной двери. Остался лишь шлейф её любимых духов: нотки мандарина и бергамота, немного розы и жасмина и чуть заметные ваниль и сандал. Запах, знакомый мне с детства. Раз уж так надушилась, то, бесспорно, отправилась на встречу со своим мужиком.

Желудок издал протяжный стон. И я вспомнила, что абсолютно ничего не ела с самого утра. В самолёте предоставляли только напитки. Впрочем, я и так проспала весь полёт.

– Здравствуй, дорогой холодильничек! Только по тебе я и скучала, – ласково обратилась я к предмету кухонной техники, открыв вышеупомянутый холодильник и рассмотрев необычайно привлекательный киш с томатами и мягким сыром.

Достаточно предсказуемо. Рид-старшая обожала всевозможную выпечку. В этом мы также были похожи. Спасибо генам, что я не толстела, иначе с моей любовью к еде уже в шесть лет бы весила целую тонну.

Разогрев кусочек в микроволновке и насладившись приёмом пищи, я внутренне согласилась с фразой, что на сытый желудок думалось лучше. Нежелательные и мрачные мысли вновь пробрались в мою голову, заставив негодовать. Злость на мать накатывала с каждым вздохом, и я осознала, что если останусь сейчас дома в одиночестве, то либо сойду с ума, либо снова проплачу всю ночь в подушку.

У меня появилась, несомненно, идиотская идея. И я точно знала, кто поможет мне её осуществить.

Глава 4. Лекси Рид.

Когда-то, будучи ещё четырнадцатилетним подростком, я стремилась попасть сюда. Меня завораживало и привлекало это изысканное заведение. Ещё бы, один из лучших танцевальных клубов в Монтане, прославленный даже в более крупном городе штата – Биллингсе. С клубами в Сиэтле, конечно, не сравнится, но вся верхушка общества Миссулы собиралась здесь по ночам. Однако в тот миг мне было абсолютно плевать, где я находилась и насколько красиво заведение. Главное – отвлечься. Конечно, я не отказалась бы от выпивки, хоть и не имела привычки просаживать каждый день состояние своих родителей на коктейли. В принципе редко употребляла спиртное. Тем не менее я была убеждена: когда тебе настолько плохо, насколько мне было сейчас, то ничего не оставалось, кроме того, чтобы элементарно и посредственно напиться. И всё же я никак не могла осуществить это желание. Пускай мне и было восемнадцать, алкоголь в барах и клубах продавали только с двадцати одного. В маленькой Миссуле, где многие друг друга знали, с этим гораздо сложнее, чем в том же Сиэтле. Посему оставалось одно – танцевать и пытаться забыться.

Бесконечно доброе сердце Тессы и моя невозможно привлекательная для всяческих неприятностей задница не смогли устоять в борьбе с доводами разума. Абрамсон имела природное обаяние, мне же достались хитроумие и крупица врождённой сексуальности. Сочетание этих качеств, присущих нашему с ней дружескому тандему, в совокупности, не оставляли ни одного мужчину равнодушным. Потому, мило, по-светски улыбнувшись вышибалам на входе, мы избежали проверки документов, чему я была несказанно рада. Всё же Тессе пока ещё семнадцать, а проблемы нам сейчас ни к чему. На блондинке был надет лёгкий белый сарафан длиной до колена, волосы подруги распущены и аккуратно уложены волнами. На мне – облегающие брюки и кроп-топ – то, что первым попалось под руку в одном из чемоданов. С причёской я даже не стала возиться, ведь чтобы уложить мои непослушные кудри, требовалось немалое количество времени. Посему просто забрала волосы в конский хвост.

– Как тебе удалось сбежать из дома? – полюбопытствовала у подруги.

Наверняка Джоан глубоко наплевать, где и с кем проводила время её дочь. У Тессы же совершенно противоположная ситуация. Её отец Эдуард Абрамсон – крупный банкир, а мать – завсегдатая посетительница загородных клубов и спа-салонов. В особняке А́брамсонов полным-полно всевозможной прислуги, и долг каждого следить, чтобы самая младшая вела правильный образ жизни.

– Знаешь, всегда удивлялась, как твои родители не запретили своей «маленькой принцессе» со мной общаться, – с усмешкой добавила я.

– Немного добрых слов плюс пару зелёных купюр, и горничная меня не видела, – Тесса поймала мой многозначительный взгляд и невольно засмеялась. – Тем более, мой папа тебя всегда очень любил. Он говорит, что уважает твой стойкий характер и пробивной нрав. А мне советует у тебя поучиться, – подруга шутливо закатила глаза.

– Узнаю о тебе много нового, – я схватила девушку за руку и повела прямиком к барной стойке. – А Джоан всегда восхищалась тобой. «Посмотри какое у Тессы розовое платьишко!» «Ах какой бантик чудесный в волосах!» – передразнила я мать, и мы обе заливисто рассмеялись, вспомнив наряд Абрамсон на выпускном в первом классе начальной школы.

– Мама обожала меня наряжать, да и я была не против. А ты бунтовала. И только когда миссис Рид оставила тебя в покое, полюбила платья и каблуки, – блондинка одарила меня своей самой озорной улыбкой и оценивающе обвела взглядом мой наряд.

– Эй! Мой спортивный костюм тоже был ничего, а главное, жутко бесил Джоан, – я раздражённо фыркнула, сложив руки на груди. – Закажу на свой вкус? – спросила лучшую подругу, та лишь кивнула.

Я заметила в её бледно-нефритовых глазах какую-то гнетущую печаль. Никогда не любила лезть в душу и выспрашивать о проблемах. Ведь, быть может, человек просто не хотел делиться сокровенным. Либо просто не готов был раскрывать тайну своих терзаний. Хоть мы и были лучшими подругами почти всю нашу сознательную жизнь, я предпочитала не наседать, если она молчала и ничегошеньки не рассказывала. Поделится тогда, когда сочтёт нужным.

– Два дынных, пожалуйста, – ослепительно, как мне показалось, улыбнувшись бармену, произнесла я.

Помнила, как кто-то из знакомых нахваливал этот коктейль, состоящий из ананасового, лимонного и апельсинового фреша, дынного сиропа и содовой.

Некоторое время мы сидели молча за барной стойкой и потягивали из трубочки коктейли. Ещё один пункт, за который я ценила Тессу: с ней можно было без умолку трещать целый день, когда тебе весело. С ней же можно молчать, когда тебе действительно плохо. Других, подобных ей, я пока не встречала. Мне, в принципе, тяжело было сдружиться с ровесницами. Казалось, что с парнями общаться было как-то проще. После того, как бокалы опустели, молчать дальше не было смысла. Потому, наклонившись к уху подруги, я начала свой рассказ:

– Знаешь… Она нашла мужика, и я должна с ним жить, – на одном дыхании выдала я и только через секунду поняла смысл сказанного.

Было очень забавно наблюдать, как в глазах подруги за несколько секунд расцвела целая гамма чувств: изумление, сменившееся негодованием, затем прозрение с осознанием услышанного и, в конце концов, небывалая ярость.

– Твою мать, я не это имела в виду, – успокоила я потрясённую до глубины души Тессу. – Она нашла себе мужика, и я вынуждена буду с ними жить. Что мне делать?

– И она сказала тебе это сейчас? Сразу после того, как ты потеряла отца? – я поспешно кивнула. – Я, конечно, никогда не понимала ваши странные отношения с матерью, но это переходит все границы.

Абрамсон выглядела взвинченной и разозлённой, а подобные эмоции подруга проявляла весьма редко. И если даже она реагировала так, а не наставляла меня в манере: «Лекси, это нормально, у всех должна быть личная жизнь» или «Лекси, не будь такой эгоисткой», то я действительно в полном дерьме.

– Это ещё не всё, – я запнулась. Не думала, что так тяжело будет об этом сказать. – Через неделю мы переезжаем в новый дом, и Джоан хочет, чтобы мы жили там как грёбаная счастливая семья, – мы одновременно осушили по второму стакану, и подруга заказала чай со льдом. – Его зовут Дейв Блэк, а также у этого мужчины есть сын, которого я, по всей видимости, должна называть «любимый братик» и нянчиться с этим сосунком. Ведь он «такой очаровательный хороший мальчик», – я попыталась передразнить старшую Рид.

– Звучит довольно скверно, Лекси, – изрекла свой вердикт Тесса. – Ума не приложу, чем тебе сейчас помочь. Скоро мы уедем отсюда, поступим в университет где-нибудь в Северной Каролине, и ты сможешь забыть всё это, как страшный сон. Понимаю, ты не была готова к такому развитию событий и не рассчитывала на отчима и сводного брата. Но пока не получишь наследство, сделать мы ничего не можем, – девушка вздохнула столь тяжело, что мне тотчас захотелось сделать также. – В крайнем случае переедешь ко мне. Родители не будут против.

– Знаю, но не хочу быть обузой. Да и в твой обожаемый Дьюк поступать у меня нет никакого желания, – обречённо простонала я, оправдываясь то ли перед лучшей подругой, то ли перед самой собой. – Буду улыбаться, как Чеширский кот, делая вид, что меня всё устраивает. А когда мать прекратит меня доставать, начну потихоньку пакостить.

– Мальчик ни в чём не виноват. Сомневаюсь, что этот ребёнок мечтал о переезде и новоявленной мачехе. Так что постарайся быть к нему добрее, ладно?

– Если он будет приносить мне завтрак по утрам и не слушаться Джоан, то я подумаю.

Невинно пожала плечами, подмигнув Тессе. Мы переглянулись и рассмеялись. Я понимала, что мальчишка и его отец не виноваты, оказавшись в такой ситуации. Увы, никто из нас не ожидал, что мне придётся переехать к матери. Но и я неповинна в этих событиях. Я не просила себе новых родственников сразу же после того, как из жизни ушёл отец, который хоть и один, но был для меня той самой любящей и заботливой семьёй. Вся вина лежала на Джоан, ей и расплачиваться. Но ведь я уже говорила, что себя не контролирую?

После ещё пары бокалов холодный чай уже казался не освежающим, а приторно-сладким и противным настолько, что сводило зубы. Поэтому мы приняли решение отбросить все унылые мысли и просто повеселиться, как в былые времена на каникулах.

На танцполе было многолюдно и немного душно. Как только заиграла та самая мелодия, которая разожгла пламя в душе, подарив ощущение лёгкой эйфории, тело начало жить собственной жизнью, а я немного потеряла голову, полностью отдавшись во власть ритмичной музыке. Двигая в такт мелодии бёдрами, мы расслаблялись, отогнав прочь всю грусть и печаль. Отрадно привлекать внимание мужского пола, завораживать, интриговать, а мы его привлекали, что, конечно же, обольщало. Вот и сейчас все расступились, образовав круг, в котором остались лишь мы с Тессой. Но нам было плевать. Воодушевление быстро разливалось по телу, окутав организм приятным теплом, заставив двигаться всё более откровенно. Громыхающая музыка и громкие крики только забавляли.