Матильда

Пока кузнец приковывал жертву к столбу, Рейнгольд молча разглядывал гигантский череп, слепо пялящийся на него пустыми глазницами, а потом произнёс задумчиво:

– Что за монстры жили здесь?

– Гораздо важнее, где его туловище и кто отрубил ему голову, а самое главное чем, – заметил Карстон, облокотившийся на рукоять воткнутого в песок меча. Это место давило на них своей чудовищной энергетикой. Мёртвая голова великана рядом с живыми людьми, заканчивавшими здесь жизнь, не зная другого пути, кроме дороги на Проклятый остров. Всё это было каким-то неправильным, саднящим душу ощущением, что он поступает вопреки всему, чему учили его и что было дорого, словно сам становится каннибалом, ведь необязательно есть людей, достаточно запятнать себя кровью жертвы. И Рейнгольд, по-прежнему глядя в глазницы черепа старался убедить себя, что не его это дело.

Наконец девчонка оказалась прикована к цепи. Что будет с нею дальше, их уже не касалось. Все уже ушли, лишь Военный вождь стоял, оттягивая то время, когда изменить будет уже ничего нельзя. Но вот пошёл и он, не осмелившись взглянуть на девчонку, и не зная, как посмотрит в глаза мальчика. Рейнгольд почти дошёл до поджидавших его у лодки товарищей, но вдруг остановился и, вытащив закреплённый на спине топор, развернулся к глядящей на него мёртвой голове. Пусть лучше женщина погибнет от его руки, быстро и почти безболезненно, чем будет обречена на длительную и мучительную смерть.

Вероятно, вид его был страшен; девчонка бросилась бежать, но ограниченная длинной цепи упала и лёжа теперь на песке, с ужасом глядела, как он приближается к ней. Остановившись возле вкопанного бревна, Рейнгольд размахнулся и с ненавистью к этому месту, обглоданному ветром черепу, и себе принялся наносить удар за ударом по страшному столбу. Он бил и бил, до тех пор, пока деревянный стержень из цельного ствола дерева не закачался и не рухнул, подняв фонтан песочных брызг. Закончив, он поднял топор над собой и закричал, глядя на кружащих высоко над ним испуганных птиц: – Я меняю правила! Больше никаких жертвоприношений!

Не глядя на испуганную девчонку Рейнгольд быстро пошёл к дожидающимся его воинам, а она, с трудом стянув обруч, к которому была прикована цепь, с обрубка столба, побежала за ним.

– Ты только что начал большую войну, вождь, – бесстрастно заметил Карстон, когда Рейнгольд, оттолкнув лодку от берега, запрыгнул внутрь. Вместо ответа тот вытащил зажатую между зубов проводника соломинку, порядком раздражавшую его, и швырнул в реку.

– Подождите! Не бросайте меня! – кричала запыхавшаяся девчонка, боясь, что её бросят, таща не себе цепь и обруч. Дождавшись, когда она окажется в лодке, островитяне оттолкнулись вёслами от дна и быстро погребли к Драконам, слыша неистовые крики, вой походных рогов, бой барабанов знаменующих прекращение мирного договора с лежащего неподалёку берега и окрестных островов. Ещё недавно безжизненная округа, теперь буквально кишела дикарями, бегущими из своих укрытий к берегу. События развивались слишком стремительно, никто не ожидал такого их поворота и не знал, что будет дальше. Нарушая повисшую гнетущую тишину, сидящая напротив Рейнгольда девушка сказала, не сдерживая бегущих из глаз слёз: – Моё имя – Миголь.

***

Оказавшись на Драконе «краснобородые», подняв якорь, сели на вёсельные банки, стараясь как можно быстрее покинуть узкий участок реки, зажатый с обеих сторон островами. Три других корабля не теряя времени уже были впереди, обстреливая из луков плывущие наперерез «Серебряному змею» лодки полные дикарей. Стрелы людоедов с горящими у наконечников кусками ткани впивались в борт Дракона, но главной их целью был парус и Грант, с помощниками рискуя жизнью, убрали его от греха подальше.

Нападавшие старались разбить вёсла, на данный момент единственную движущую силу корабля и лодки гнались за ним, пытаясь сократить расстояние. Грант метался по палубе, сбивая мечом горящую паклю, его щит словно спина дикобраза был утыкан стрелами с пёстрым оперением и сам он покрылся кровью, текущей из касательных ран. Острова словно тянулись друг к другу изгибами самого узкого места, заросшего высокими деревьями с густой кроной. По ним, к помосту, сбитому между толстых веток, лезли дикари. Высоченная сосна стояла отдельно от всех на самой береговой линии. К её верхушке, находящейся гораздо выше помоста были прикреплены десятки толстых верёвок. Воздушный десант людоедов, держась за палки, поперёк привязанные к канатам, летел в направлении корабля, стараясь любою ценой остановить его ход.

Кто-то не рассчитав траектории, падал в воду или на вёсла, ломая их весом, но многие всё же оказывались на судне. Пользуясь тем, что дикари были изрядно оглушены падением, Грант с приданными ему воинами старались вышвырнуть их вон. Оказавшиеся на Драконе каннибалы из тех, кого не убили люди Гранта, нападали на гребцов и те, бросив своё занятие, вынужденно брались за оружие. И без того неспешное движение замедлилось ещё больше, лодки нагоняли и не видя другого выхода Рейнгольд приказал бросить якорь. Три других Дракона приблизились к «Серебряному змею» и тоже остановившись, принялись обстреливать дикарей стрелами и каменными ядрами из лёгких катапульт, целясь по плывущим лодкам. Людоеды бились отчаянно, было видно, что это умелые храбрые воины, но вода всегда являлась стихией островитян, и здесь им не было равных.

Убрав вёсла, они занялись отражением атаки, срубая верёвки по которым лезли дикари, зацепившись за борт крючьями и, выбивая тех, что уже оказались на «Серебряном Змее». Людоеды не ожидали жестокого отпора воинов, не уступающих им в ярости, в основном нападая на купеческие караваны, с небольшим количеством солдат. Река густо окрасилась кровью, крики, стоны, звон метала, отражались от воды привычным, уху островитян звуком и голова деревянного чудища на киле угрожающе скалила зубы, сверкая ожившими глазами.

Почти все лодки были разбиты, оставшиеся гребли к берегу, подбирая своих раненных и убитых, из тех, что не ушли на дно. Едва Драконы покинули опасное место, огромное колесо на острове, которое крутили за длинные ручки, сразу десяток людоедов пришло в движение и из воды, натягиваемая толстой цепью, перегораживая поперёк узкий участок, поднялась порядком заржавевшая металлическая решётка.

Дракону тоже досталось; десяток храбрецов нашли здесь свою смерть, и теперь Фригия, дочь Каргарона на крылатом коне собирала их души, вознося из мира страданий и скорби в мир вечного торжества. Часть вёсел оказались сломаны и это замедляло без того медленное движение. Каннибалы бежали вдоль берега, крича и воя, потрясая копьями над головой. Лица их были измазаны чёрною краской, что придавало им свирепый жуткий вид. На них не было замедлявших движение железных доспех, лишь немногие одели кожаные панцири с поблёскивающими железными пластинами.

– Если кто-то ещё раз назовёт их дикарями, я тому лично вырву язык, – гладя как из водной глади высотой в добрых два ярда поднимается, отрезавшая от родных берегов преграда, прорычал Валоорф. – Таких хитрых штук я не видел нигде, а бывал я на разных берегах.

Рейнгольд хмуро взглянул на проводника, но ничего не сказал. Три Дракона миновали острова, четвёртый же. Замешкавшись оказался отрезан неожиданной преградой и теперь старался как можно быстрее покинуть опасное место. Держась середины реки, островитяне не увидели её левой половины: там, где раньше в милю шириной Холодная несла свои воды, теперь лежал пустынный берег. Военный вождь надеялся пройти вдоль левого берега при возвращении, и теперь не сдержав эмоций, сорвал свой гнев на Карстоне:

– Послушай, как там тебя зовут, дьявол тебя бери! Для чего ты здесь? Либо ты совершенно бесполезен, либо ведёшь свою игру. В любом случае нам с тобой не по пути. Бросьте его в воду, может тогда людоеды на время отстанут от нас, – воины схватили упирающегося проводника и потащили к борту. Оказавшись у края кормы, тот ответил, сохраняя присутствие духа, лишь перебросил языком неизменную соломинку из одного уголка рта в другой:

– Ты ошибаешься Вождь, я честно выполняю свои обязанности. Да, я не знал про поднимающуюся из воды стену, потому что когда шёл вверх по реке и спускался обратно, никто не нарушал установленных правил. А о том, что приток за островом поворачивает в сторону, вначале не сказал, так как в этом не было необходимости, а потом, ибо стало уже всё равно. Если бы я был на стороне людоедов и хотел заманить вас в ловушку, то сражался бы за них, а не за вас.

– Кто такой Мастер Тысячи Лиц?

– Никто, – Рейнгольд сказал что-то держащим Карстона воинам на своём языке и те, перекинув его через борт, окунули головой в реку и, подержав какое-то время, вытащили из воды.

– Кто Мастер Тысячи Лиц?

– Как объяснить тебе то, что только кажется? Ты видел не единожды, всегда это были разные люди, но по сути – лишь один человек. Человек, который меняет свои лица также легко, как день меняет ночь. Ты можешь разрезать меня на куски, но я всё равно не скажу тебе того, чего не знаю.

– Вытащите его, – приказал Рейнгольд, а потом спросил: – По правой части реки мы можем вернуться назад?

– Нет. Остров Черепа соединяется с берегом отмелью, лишь на несколько ярдов скрытой водою. Для того чтобы сделать узкое горло единственной дорогой людоеды построили там мост и этот путь для нас закрыт.

– Значит, дороги назад нет, – произнёс Военный вождь, глядя как впереди река снова расширяется, почти доходя до своих прежних границ. – Об этом ещё будет время подумать, после того как мы выполним взятую на себя миссию. Но вначале нужно похоронить павших братьев.

Ламберта значительно расширилась, заросшие лесом острова стали не такими частыми, как ниже по течению, но всё же попадались на их пути и на одном из них Рейнгольд решил сделать привал. Окрестный пейзаж никак не менялся, всё те же пустые ковыльные степи, лежащие от края до края обозримого пространства. Лишь конные отряды дикарей, следовавшие за ними по обоим берегам, нарушали безжизненный вид, говоря, что жизнь не покинула эти места, а лишь затаилась на время. Людоеды больше не пытались атаковать их, но и не теряли из виду, и это не нравилось Рейнгольду, подозревавшего, что каннибалы просто ждут шанса взять реванш и они движутся в подготовленную им западню.

Выбранный пустынный остров вряд ли имел название, да и люди редко наведывались сюда, по крайней мере, мелкая живность, обитавшая тут, совсем не пугалась человека. Песчаный клочок суши был невелик, но всё же на нём нашлось достаточно деревьев, из которых воины с Железных островов соорудили квадратный помост из трёх рядов брёвен для погребального костра. Рядом текла пресноводная река, а не солёное море и проблема с питьевой водой отсутствовала, но всё же Драконам, особенно кораблю Рейнгольда прилично досталось и они нуждались в починке. Мастер птиц отправил голубя на отставший корабль – «Мореход», с указанием его капитану Рондону следовать в Аль-Ватан и там дожидаться их возвращения. Минус один Дракон и пятьдесят отчаянных воинов, на которых так рассчитывал Рейнгольд, были серьёзной потерей, но ничего изменить уже было нельзя. Моряки провозились до вечера, а когда солнце упало за горизонт, Военный вождь, ощущая в душе причастность к гибели своих воинов, просто поджёг неохотно горевшую свежесрубленную древесину. Понимая его, Грант взял слово:

– Наши братья мертвы. Кажется, что они поспешили на пиры Каргарона, но это лишь потому, что мы задержались здесь. По крайней мере, я. Меня давно ждут за праздничным столом накрытым вином и яствами и Сигурд, великий вождь нашего клана, и Мортон, и остальные герои, родившиеся позже меня и кого уже слишком давно Фригия забрала с собой. Я пока не спешу к ним, не потому что боюсь умереть, а лишь из-за того, что острова наши уходят под воду, но в мире есть много другой земли, которую мы, силою духа и меча завоюем нашим детям! Летите братья, вы ушли достойно, не посрамив своих красных бород, и язычники-людоеды навсегда запомнят эту славную битву! Мы рождены для сражений, у нас нет друзей кроме других Краснобородых, а есть лишь союзники в войнах и побеждённые нами враги. И в нашей религии только три слова: Славьте! Богов! Войны!

Пока одни воины, встав полукругом, прощались с побратимами, другие следили за рекой, боясь нападения. Миголь со Спарберианом, наследным принцем Фрайгарии, (что в переводе с местного языка означало Королевство Леса), получившим имя от имени покойного отца, тоже были здесь, став сопричастными к судьбам людей отдавших за них жизнь. Девушка и мальчик стояли, взявшись за руки, словно боясь разжать их и потеряться уже навсегда. Совсем недавно они не подозревали о существовании друг друга и вдруг стали единственными людьми на земле, заботящимися друг о друге, ведь весь остальной мир был против них. Эти места таили в себе опасность, и островитяне, воздав должное павшим, продолжили путь. Когда одни спали, другие гребли, уходя всё дальше от острова обглоданного ветром черепа, туда, где их ждали новые битвы и новые испытания.

***

Чем ближе становились земли Фрайгарии, тем заметнее менялся пейзаж, и на смену ландшафту полупустыни медленно и словно неохотно шла лесостепь. Всё чаще на горизонте появлялись дубовые рощи, где у корней вековых деревьев в поисках прошлогодних желудей рылись дикие свиньи. Сосновый бор своей величественной вечнозелёной кроной нависал над песчаным обрывом правого берега, а ровное полотно левого теперь частенько рассекали заросшие лесом овраги.

Фрайгария встала на путь объединения окрестных земель в одно королевство, но покойный Владыка не рассчитал своих сил. Чтобы заручиться поддержкой местной знати он испортил отношения с Виенором, но не смог долго лавировать между интересами враждебных кланов. Жители Фрайгарии говорили на разных диалектах одного языка и мало отличались друг от друга. Ввиду внешней опасности, угрожавшей им с севера или юга, они вынужденно объединялись, но как только угроза исчезала, былые противоречия снова брали верх. Вдоль южной границы шёл тянущийся на многие мили высокий насыпной ров, по вершине которого ездили конные воины, наблюдая за бескрайней равниной, и в случае тревоги дым горящих костров оповещал сторожевые отряды о нападении.

Разрисованные боевой раскраской степняки опустошительной лавиной сметали всё со своего пути, уничтожая посевы, сжигая поселения колонистов, угоняя жителей, которых либо продавали в рабство, либо съедали. Эта проблема являлась общей бедой, и вожди формально объединённых племён понимали необходимость общего противодействия, выделяя воинов для охраны границы и золото на их нужды, а также для укрепления валов. На севере существовали примерно те же проблемы, разве что племена, противостоящие фрайгарцам, не были объединены и нападали поодиночке, грабя и угоняя в плен жителей. Эти люди жили в чаще густых лесов, стоящих непроходимой стеной на их рубежах. Много лет назад они пришли откуда-то с севера и разительно отличались от южных соседей, хотя бы тем, что заметно отставали от них в развитии, не имея письменности, не зная счёта дальше десятка и оставляя вместо летописей наскальные рисунки. Верили дикари-северяне в почти тоже, что и фрайгарцы: в богов грома и молний, света и тьмы, только звали их по-другому. То были невысокие коренастые люди, тела которых, как мужчин, так и многих женщин густо заросли рыжеватыми волосами. У некоторых особей слабого пола этого странного племени волосы росли не только на теле, но и на лице подобием светлых усиков и бородки. Говорили, что половина из них имеет как женские половые органы, так и мужские, но было ли это правдой, никто толком не знал.

Королевство Леса, из которого происходил род Спарбера, находилось в середине земель, и было защищено от набегов территорией своих соседей. Это делало их положение выигрышным, как и то, что их столица лежала на перекрёсте торговых путей, давая возможность взимать дань с идущих мимо купцов. Скайхолл, столица Фрайгарии представлял собой выстроенный из окрестного леса город (казавшийся огромным по меркам пустынных земель, но даже в сравнении с Аль-Ватаном являвшийся обычным пограничным посёлком), на вершине одного из высоких холмов правого берега. Лишь королевский замок и дворцы местной знати были выстроены из камня, материала практически не встречающегося в здешних местах и потому дорогого, но зато более долговечного, нежели дерево.

Скайхолл имел две крепостных стены с возвышавшимся над земляным валом частоколом и построенными через равные промежутки сторожевыми башнями. Первая линия защищала короля с его приближёнными, включая верховных жрецов целого сонма Богов, а вторая уже шла по периметру всего поселения. Королевство вело натуральное хозяйство, обменивая имевшиеся в излишке лес, пеньку, мёд диких пчёл, меха и многое другое, что давали его земли на то, чего здесь не было, взимая дань с вассальных уделов. Столица Фрайгарии делилась на привилегированную Цитадель и Подол простолюдинов, лежащий ниже возвышавшийся за крепкими стенами королевской обители.

Об этом Рейнгольд узнал от проводника во время долгого пути. Людоеды всё также следовали за ними, но попыток напасть не делали, лишь обстреляли напоследок из луков и когда-то захваченных катапульт, пользоваться которыми толком так и не научились. По крайней мере, ни одно из каменных ядер и горящих поленьев не попало по кораблям. Река здесь делала изгиб, разворачиваясь на север и это место было границей Фрайгарии и земель Вольных племён.

Островитяне убрали головы клыкастых чудищ, показывая мирные намерения. Теперь корабли Рейнгольда стали не боевыми Драконами, а торговой флотилией, шедшей на север, что в принципе в те времена не было чем-то особенным. Пейзаж постепенно менялся, жизнь возвращалась на берега реки привычной суетой земледельцев и рыбаков. Всё чаще стали попадаться возделанные поля и рыбацкие фелюги то и дело мелькали вдали. Военный вождь, стоя у киля «Серебряного Змея», разглядывал уходящий за горизонт вал, когда к нему подошла Миголь со своим неразлучным спутником. Хотя наследник престола был совсем ещё ребёнком, трудные времена отразились на его лице, сделав не по годам мрачным. Он редко проявлял эмоции, не плакал и не смеялся, да и улыбка на лице появлялась нечасто. Рейнгольд опасался, что от случившихся с ним потрясений мальчик повредился рассудком и окажется бесполезным в возложенной на него миссии.

– Я пришла поблагодарить тебя вождь, – с достоинством произнесла молодая женщина. – Ты спас меня и много солдат погибло ради этого.

– Мои братья погибли не из-за тебя, а потому что родились воинами. Честь дороже жизни.

– Я хочу спросить тебя, пленница ли я на этом судне и что будет со мной дальше?

– Только Боги ведают это, а я не Бог. Ты свободна женщина; можешь хоть сейчас покинуть корабль, – ответил Рейнгольд, взглянув на неё и не удержавшись, зевнул, вымотанный трудной дорогой. В дорожном плаще и накинутом на голову по случаю моросящего дождя капюшоне Миголь выглядела щуплым юношей подростком, а не женщиной в привычном для островитян понимании. Красавицами на Железных островах считались дородные матроны с широкими бёдрами и большой грудью, что легко рожали детей и выкармливали их своим молоком, что могли заниматься тяжёлой домашней работой и на кого уходящий в поход воин мог оставить свой дом. – Если живы твои родители или люди что примут тебя, отправляйся к ним.

– Нет никого, о ком бы я знала. Почти такой же, как сейчас юный король меня продали в рабство, и всю свою жизнь я провела в пансионе Жертвенных дев, – ответила девушка погрустнев. Не зная другого языка, общие наречия Серединного мира сделались её родными, и она общалась на любом из них с подругами по несчастью собранных под сенью Обители со всего мира. – Я считала своим домом Аль-Ватан, но была там чужой, как и везде где бы я находилась. Когда я приму решение покинуть твоё судно, я скажу тебе об этом.

***

Утром следующего дня «Серебряный змей» дошёл до первого крупного поселения, полувоенного форпоста, основной задачей которого было снабжение на валу гарнизонов доставленной по реке провизией и снаряжением. Возможно, это место как-то и называлось, может даже как-то возвышенно, вроде форт «Утренняя заря» или «Надежда севера», но, по сути, являлось, самой что ни на есть дырой. Где единственным развлечением было прибытие торговых посудин, да ещё Тар-Тары, для тех, кто впервые видел их.

То были заросшие длинной густой шерстью передвигающиеся на четырёх толстенных ногах монстры с огромными загнутыми кверху желтоватыми бивнями, высотою в холке в добрых пять ярдов. Вместо носа у них был длинный хобот с небольшим раструбом на конце, служивший, как и бивни для добычи пищи. Уши, ноги и хвост Тар-Тара казались, невелики в пропорции общих размеров и само это огромное существо было достаточно безобидно. По крайней мере, местные дети безбоязненно и совершенно обыденно кормили их овощами.

Когда Драконы причалили к пристани, им не сразу дали возможность сойти на берег. Одетые в чёрные кожаные панцири и подобие юбок солдаты местного военного вождя в железных касках с закрывающей нос пластиной, копьями и круглыми деревянными щитами, встали линией на причале. Ожидание длилось до тех пор, пока их командир не поднялся на борт «Серебряного Змея» для разговора с капитаном.

– Я лорд Бернард Весполи, командующий армией на валу. Позвольте узнать кто вы, милорды? – спросил пожилой мужчина, с непокрытой седою головой и клиновидной бородкой. На нём был короткий чёрный кожаный плащ, под которым виднелась поблёскивавшая железом кольчуга и позолоченная цепь с круглым знаком, изображающим развёрнутый под углом клинообразный крест, вероятно являющийся символом местной власти.

– Мы купцы, – ответил Рейнгольд, не ожидавший такой встречи, ведь Карстон уверял его, что движение по реке беспрепятственно, а Авраам проворчал на ухо Валорфу:

– Не думал, что у дикарей тоже есть лорды.

– Чем же вы торгуете, позвольте узнать? – Вновь спросил Лорд-Командующий, разглядывая плохо скрытые следы недавней жестокой битвы. Миголь с наследником престола на всякий случай спрятались в трюм, но командир пограничного войска успел заметить их.

– Мы плывём за пенькой, горным хрусталём и лесным мёдом.

– Пусть будет так, милорды. Хотя вы больше похожи на вооружённых до зубов искателей приключений по глупости, начавших большую войну. Эта юная леди с ребёнком случайно не Жертвенная дева и сын покойного Спарбэра?

– Нет, ты ошибаешься воин. То моя младшая жена с ребёнком, – холодно ответил Военный вождь, и лорд Весполи поспешил согласиться с ним:

– Ну, жена так жена. Наше дело Валы и мы, защищая Фрайгарию от людоедов, не лезем в интриги. Но учтите, милорды, последствия от необдуманных действий могут быть самыми плачевными. Вы можете сойти на берег пополнить припасы и если у вас есть золото, советую нанять Тар-Таров, а не грести самим против течения, – сказав это, Лорд-Командующий спустился с трапа и, снимая, оцепление по периметру причала покрутил коротким узловатым пальцем над седой головой.

Судоходство переживало не лучшие времена, и движение судов шло в основном от истока и многочисленных притоков до середины Ламберты. Тар-Тары облюбовали эту часть бескрайней территории; среди степей и полупустыни огромным животным, не любивших жару было трудно найти себе корм. Говорят, они пришли на эти земли вместе с дикарями, живущими на севере, но потом, спустились вниз по течению, став привычными в здешних краях. Травоядные гиганты считались королевской собственностью, и часть средств вырученных за их наём, шли на нужды короля, которого здесь представляла армия. Сейчас, когда династию Спарберов свергли и Фрайгарией руководил совет старейшин, а окрестные племена больше не подчинялись Скайхоллу, Лорд-Командующий опасался, что их лишат этих привилегий.

Погонщики управляли Тар-Тарами сидя в специальных сёдлах и подходили для этого только те, что выросли среди людей. Молодых животных ещё можно было чему-то научить, но взрослую особь (а зрелость для них начиналось с тридцати годов, при общей продолжительности жизни лет в шестьдесят-семьдесят), приручить было уже нельзя. Тех, что не годились для проводки судов или другой тяжёлой работы шли на развод и забой из-за сочного мяса, густой шерсти и бивней, кость которых использовали для изготовления украшений и всевозможных поделок. За несколько лет самка Тар-Тара могла произвести на свет лишь одного детёныша, поэтому эти существа были достаточно редкими и их берегли, не подвергая бездумному истреблению, считая символом своих земель. По преданию жизнь в здешних краях закончится тогда, когда падёт последний Тар-Тар.

Хотя река была самым простым путём между севером и югом, торговцы не часто поднимались сюда и погонщики, завидев корабли, издали выстраивались на пристани, ругаясь, и отталкивая друг друга. Едва моряки Драконов ступили на настороженно встретивший их берег, к ним тут же бросились с десяток пёстро одетых мужчин, навязывая свои услуги. Каждый кричал, что именно его зверь самый быстрый и выносливый, а другие не идут с ним в сравнение.