Химиосити

– Фирк, твою мать, – крикнул Лентай, – не вздумай выстрелить! Если ты меня продырявишь, я из тебя потом в кошмарах душу выну.

– Вижу, у нас патовая ситуация, – хрипло проворковал К., – Низы не могут, верхи не хотят. Знаете что, девочки? У меня предложение разойтись миром. Только медленно и очень осторожно. Как вам такой расклад?

Кряхтя, Лентай и К., который теперь держал ствол у его виска, поднялись на ноги. Из-за стойки вылез Фирк. Вид у него был растерянный, а пушку он поднял стволом вверх.

Парочка наступала по направлению к выходу, громила пятился – в том же направлении.

Но Лентай оказался полон сюрпризов. Медленно и незаметно для возбуждённого К. он извлёк из какого-то потайного кармана ножичек с совершенно смешным лезвием. И пользуясь тем, что К. не сводил глаза с Фирка, справедливо полагая, что от человека с дулом у виска вряд ли стоит ждать неприятностей, Лентай всё тем же молниеносным движением стукнул снизу по револьверу и тут же пырнул К. в щёку.

Оружие вылетело из руки, а из раны брызнула кровь. Мгновенно развернувшись, Лентай хлопнул путешественника ладонями по ушам, а потом зарядил лбом в нос – коротким, но чудовищно сильным ударом.

К. навзничь полетел с копыт. Мордоворот Фирк был уже тут как тут. Повинуясь красноречивому жесту босса, он поднял К. на вытянутых руках и шарахнул спиной о столешницу. Раздался треск дерева. Боковым зрением К. успел увидеть мужичка, который в последний момент отшатнулся от стола. Полуоглушённый К. завёл руку назад, наткнулся на что-то, что оказалось графином, и швырнул прямо в самодовольную рожу Фирка.

Графин зазвенел, но не разбился. Только с рожи бандита стёрло гнусную ухмылку. К. толкнул здоровяка двумя ногами в грудь – и будто скалу пнул. Следующим под руку попался столовый нож. К. метнул его Фирку в правый бок. Здоровяка, наконец, проняло. По рубахе расплылось кровавое пятно. Мордоворот вытаращился на рану, побледнел, попятился и приземлился на лавку за проходом.

Лентай проводил его равнодушным взглядом, но когда повернулся к К., у которого всё плыло перед глазами, взгляд сделался стальным.

Он ухватил К. за шиворот и потащил на себя:

– Мне плевать, что там у вас снаружи: атомный век, просвещённый абсолютизм или анархо-синдикалистская коммуна. Ты сейчас здесь, а у нас свои законы. А ну взбодрись! – последовала хлёсткая пощёчина, – Пошли, я сказал. Крот уже заждался.

«Анархо-синдикалистская коммуна? Откуда обычный бандит знает такие вещи?!» – поразился К, пока его тащила непреодолимая сила.

Так бы и сгинуть путешественнику в когтях любознательного Крота, если бы не сковорода, которая со звоном впечаталась в макушку Лентая. Бандит изобразил лихое движение, будто вот-вот пустится в пляс, закатил глаза и рухнул на пол. Уставившись на сковороду, будто первый раз её увидела, посреди прохода стояла замарашка. Ее платье задралось, а передник перекосился. Снова раздался звон – это сковорода выпала из одеревеневших рук официантки.

К К. бросилась хозяйка заведения. Он сипел и отплёвывался. Казалось, мужчина не вполне понимает, где находится, потому что принялся отпихиваться от людей, которые хотели ему помочь.

В этот момент в окне появилась физиономия размером с бочку – видимо, здоровиле с тонкими усиками и до синевы выбритыми щеками для этого пришлось присесть на колени. Голос констебля был откровенно злым:

– Эй, мадам Ззз, что там у вас происходит? Почему выстрелы? А ну-ка всё наружу. И чтобы никакого оружия в руках. Быстро, иначе запущу эвакуационный протокол.

– Доигрались, – пробормотала Ззз, – И надо же было в патруле оказаться именно засранцу Кардио. Девочки, мальчики, хватайте-ка оболтусов, которые испортили нам вечер. А я займусь нашим.

На улице по было по-вечернему прохладно. Кардио стоял рядом с гиротрибуной, чья фара озаряла две людские кучки: в одной сгрудились незваные гости, а другую составлял персонал «Z-z-z» во главе с незадачливым администратором, который по холодку пришёл в себя. К дыре в щеке он прижимал полотенце, предоставленное замарашкой.

– Ну, кто бы мог подумать – чуть заварушка, и новенький тут как тут, – молвил Кардио, которому К. не понравился ещё в участке во время регистрации.

Лентай, Фирк и третий, безымянный громила, тоже оклемались. Они стояли, щурясь, и лица их были нисколько не виноватые, хотя ситуация подразумевала, казалось бы, именно это. Нет, выглядели они так, словно в своём праве, занимались важным делом, а их мало того, что отвлекли, так ещё и оскорбили в лучших чувства.

Кардио что-то записывал в папку. Он возвышался над кучкой невыросликов суровым горным пиком, сужаясь кверху. Да-да, именно так выглядят пятиметровые фигуры, если смотреть на них с высоты своего роста. Позади констебля переливалась красно-синим единственная фара гиротрибуны, отчего Кардио представал тёмным зловещим силуэтом. Его напарник на всякий случай держал сборище под прицелом пистоля.

– Я хочу подать жалобу на беззаконие в этом заведении, – заявил Лентай, – На нас напали и почти покалечили. Это если не считать оскорблений.

– Ваши недомерочьи дела меня не интересуют, – отрезал Кардио, – Сами разбирайтесь. Желательно за городом, чтобы не мешать нормальным людям. У меня четыре жалобы на выстрелы и грохот. Поступим так. Тащить вас, бузотёров, в каталажку у меня нет никакого желания. Поэтому вы, Ззз, и, я к тебе обращаюсь, Лентай, твой босс, который Крот, выплатят городу компенсацию…

Констебль назвал сумму.

– Которая таинственным образом очутится у тебя в кармане, – прошептала хозяйка корчмы-гостиницы.

– Ну что – готовы? Или будем действовать по процедуре – то есть по-плохому?

Кряхтя и стараясь не смотреть друг на друга, Лентай и Ззз расплатились, причём женщине для этого пришлось сходить в заведение и вскрыть кассу, а Лентай просто залез в кошелёк и достал требуемую сумму.

«Хорошо устроился криминальный мир, – подумал К., – Денег куры не клюют и закона не стесняется. Лишь бы не нарушал покой мирных горожан-здоровил».

– Карди, мальчик мой, – прищурила глаза Ззз. – А ты, я гляжу, совсем осмелел на казённых-то харчах. На виду у десятка свидетелей вымогать взятку…

– Это не взятка, а штраф, – объяснил Кардио, который уже успел отслюнявить долю компаньону, и теперь стоял за самобеглой трибуной. – И если я ещё услышу хоть одно оскорбление в адрес служителя закона, разговор будет совсем другим. Ты меня поняла… мамаша? Всем всё понятно? Тогда разбегайтесь по своим норам и чтоб духу вашего недомерочьего здесь не было.

Официантка, кухарка, поварята и вышибала скрылись в недрах заведения. Пока Фирк и безымянный громила усаживались в чёрный лакированный мобиль, припаркованный по соседству, Лентай задержался. Он посмотрел на К. и очень медленно провёл рукой по горлу. Глаза у него при этом были очень-очень добрыми.

3

– Ну и наворотил ты сегодня дел, сынок.

Ззз и К. были в его комнате. Мужчина сидел на кровати и морщился. В этот самый момент пожилая дама зашивала порез на его щеке.

– Я разберусь.

– Разберётся он. А кто потом потащит твой труп в крематорий? По крайней мере, меня не трогали. Только доили.

В голосе её, впрочем, не звучал гнев или осуждение. Скорее, интерес. К. разозлился:

– Как вас не трогают, я сегодня своими глазами видел.

Следующий стежок получился особенно болезненным. Может быть, случайно…

– Скажите честно. Почему в городе такой бардак?

– Тсс. Не дёргайся, промахнусь. Потому что Радостьвилль – образцово-показательный город при жизненно важном производстве. Вот федеральные власти, а точнее то, что от них осталось, нас и не трогают. Главное, чтобы вещества поставлялись – в полном объёме и без задержек.

– Бред какой-то. Наоборот, стратегический объект нужно держать под особым контролем.

– А куда мы… то есть здоровилы, денутся? Они на этой дряни плотно сидят. Ближайшая такая фабрика километрах в семистах отсюда. И там свои… потребители. Так что Центр просто защищает городок от угроз извне. А внутренние городские дела чинушам неинтересны. Главное, чтобы поставки не страдали. А они не страдают.

– Но организованная преступность…

– Знал бы ты, на каком уровне она крышуется. Или ты думал, что контрабандные вещества напрямую с производства никому не нужны?

К. вздохнул:

– Ладно. Всё есть как есть. Не мы такие, жизнь такая. Но вы мне вот что скажите, хозяйка. Почему лично у вас в заведении бардак?

Ззз отстранилась. Лицо её сделалось злым:

– А ты думал, я всю жизнь только тем занималась, что держала занюханную гостиницу?

К заинтересовался.

– Я, между прочим, титулованный химик… в прошлом. Стояла у истоков второй адаптации веществ. Лет сорок назад. В Шанхайском «Городе Менделеева», если слышал. Да куда тебе, сейчас такая молодёжь пошла, ничего не знает. И работала я там вместе с мужем – ты его портрет уже видел. На входе висит. Вот только…

– Коварное предательство и злобные интриги разрушили вашу карьеру.

– Посмейся у меня. Я ведь ещё не дошила… Но отчасти ты прав. Интриги и предательство. В итоге мы с супругом без гроша и с уничтоженной репутацией оказались здесь и два десятка лет держали это заведение вместе. Пока мой Проктр Гэмбл Здомпшир не отправился к Предкам. Собственно, на этом человеке здесь всё и держалось. Поэтому после его кончины заведение пришло в печальное состояние. Всё, я закончила.

4

– Не самый худший исход, – говорит К. Комнату заливает мягкий свет стенного бра. Путешественник замер перед зеркалом в напряжённой позе, прижав себе к виску нечто, напоминающее пистолет. У него вид человека, который вот-вот решится на что-то непоправимое.

– Даже не смей, – совиное лицо наставника Вон-и-Гута изборождено тяжёлыми складками. Он курчав до невозможности, выпуклые глаза пристальны и пронизывающи, – Всегда есть более действенный способ. Нужно просто пробовать один вариант за другим.

– Я должен, – говорит К. и прижимает холодную сталь сильнее к виску. В этот момент в номер стучит горничная, но К., увлечённый разговором, её не слышит. Девушка открывает дверь и беззвучно вскрикивает, после чего ссыпается по лестнице прямиком к Ззз, которая что-то строчит в конторской книге у себя на веранде. Несколько торопливых слов на ухо хозяйки, и та в беспокойстве вскакивает, чтобы, подобрав подол, метнуться вверх по лестнице к номеру своего нового администратора. По случаю чтения она в своих «ближних», очках, поэтому уже в полутора метрах действительность расплывается цветными пятнами. Открыв дверь, пожилая дама видит силуэт с пистолем виска. А ещё слышит обрывок зловещей фразы:

– … вам меня не отговорить, наставник. Я уже всё решил.

Матушка Ззз подбегает к К. и пытается отобрать у него устройство, похожее на пистолет:

– Не позволю! Чтобы в моей гостинице стрелялись? Да ещё непонятно из-за чего? Вы глупы как пробка, молодой человек!

К. оборачивается, видит перекошенное от гнева лицо, с секунду ничего не понимает, а потом вдруг начинает хохотать. Ззз в недоумении отступает.

– Матушка, вы никогда не видели, как разговаривают по фонатому?

Да, устройство связи действительно напоминает пистолет. В дуле у него динамик, поэтому естественно, что я прижал его к уху. Микрофон на проводке подносится левой рукой ко рту. С правой стороны корпуса, там, где у револьвера барабан, экранчик с лицом собеседника. Чтобы мне его видеть, нужно стать у зеркала. Да, вот такая странная конструкция. Не я, в конце концов, её придумал. Читал, что таким образом инженеры борются с людской зависимость от бесконечных звонков. А вы что себе навоображали?

Ззз с пылающим лицом отступает из номера и хлопает дверью так, что с притолоки сыплется штукатурка, а «ближние» очки чуть не падают с носа.

– Как ты успел всего за сутки привязать к себе эту милую женщину? – поразился Вон-и-Гут.

– Я ничего специально не делал.

– Хорошо, продолжай в том же духе. А насчёт твоих планов…

– Решение принято. Ответьте, если я сделаю всё, как вам описал, примете экзамен?

Наставник вздохнул:

– Не хотел бы, но придётся. Послушай, сынок. Ты знаешь, я хороший физиогномист. Моя теория уже не раз подтверждалась практикой. Ты её помнишь: на лице человека, который станет участником из ряда вон выходящих событий, за несколько дней до этого появляется некая незримая печать. Рассмотреть её могут только люди, которые умеют и главное знают, как искать знаки.

– Наставник, вы же сами меня учили этой методе. Конечно, я в курсе.

– Так вот сейчас, мальчик мой, я читаю по твоему лицу как раз это. В городке вот-вот разразится беда. Как бы тебе не стать в этой катастрофе крайним.

Откуда он всё знает?

– Я запомню… Ладно, что мы всё обо мне да обо мне. Как там у вас дела – в старом добром бункере? Матильда всё лютует?

– Куда ж она денется! Эта женщина в своё время так увлеклась властью, что теперь её, наверное, только могила приведёт в чувство.

– А как Диайна?

– Вот сам и спросишь, когда вернёшься. Не задерживайся надолго. Помни: «Тебе нужна адаптация и работа. Работа и адаптация. И всё будет хорошо…»

– «И всем будет хорошо».

– Вот и славненько. Вся лаборатория по тебе скучает, помни об этом.

– Даже вы, наставник?

Вместо ответа Вон-и-Гут обрубил связь. А К. задумался, стоя перед зеркалом. Через минуту он очнулся, спрятал фонатом в специальный чехол, убрал в походный чемодан и лёг на кровать, чтобы тут же заснуть сном человека, который всё сделал правильно.

5

В голове звучал назойливый и скрипучий голос наставника:

«Обязательно смотри в зеркало. Когда делаешь звонок – особенно. И вообще смотрись в зеркало почаще. И тогда всё будет хорошо. Славненько. Верь мне. Тогда точно всё сложится нормально».

И из зеркала, откуда доносилось карканье Вон-и-Гута, послышалось хлопанье то ли иссиня-чёрных вороньих крыл, то ли парусов драккара.

Матушка Ззз похрапывала в своей веранде, уронив голову на стол, Хохотушка Хи сопела в своей крохотной квартирке, положив по привычке голову на левую руку, а К. всё метался на мокрой простыне, что-то бормотал едва слышно, и никто – ни единая живая душа — не знал, что ещё снилось странному гостю города.

6

Неделя до дня открытых дверей на «Фабрике грёз» пролетела в хлопотах. Первым делом К. уволил оставшегося вышибалу. Того самого, что при виде Лентая спрятался под столом. Понурый держиморда отправился в каморку под лестницей, где квартировал, чтобы собрать вещи. Обещаний встретиться в тёмном переулке К. не услышал, но и без того было ясно, что он заполучил ещё одного недоброжелателя.

«Что-то я чересчур резво принялся заводить врагов», – подумал К.

В эти дни он познакомился с теми обитателями «Zzz», которых ранее не видел. Во-первых, Тося и Бося Жук. Это были два тощеньких ребёнка раннего подросткового возраста. Они щеголяли в одинаковых курточках и коротких штанишках. Дети не расставались с парусиновыми рюкзачками. А Бося вдобавок со странными очочками – одна оправа круглая, вторая квадратная.

Когда К. удивился необычной фамилии детишек, они только рассмеялись. Повалились на рюкзачки и смешно задёргали ручками и ножками – дескать, вот поэтому и жуки.

Брат с сестрой состояли при Ззз посыльными по мелким поручениям.

История Жуков была загадочная, но очень короткая. Они просто в один прекрасный день вошли в город через южные ворота. Потёрлись по улицам, хлебнули нищенской жизни. Но по счастью, попались на глаза матушке Ззз – душе настолько доброй, что это даже подозрительно.

Далее К. познакомился с угловатым и невероятно сильным невыросликом по имени Кайло Минога, который стал новым держимордой заведения. Понимая, что в свете последних событий оголять тылы заведения попросту опасно, К. написал объявления о новой вакансии, Жуки расклеили по всему городу.

Первыми явились несколько явных шаромыжников – безруких и трусливых. Получили от ворот поворот и убрались восвояси. Среди них каким-то макаром затесался и бывший вышибала. Тот самый, что всю схватку с Лентаем провёл под столом. На закономерный вопрос К., какого ж ты ляда, чучело огородное, притащился туда, откуда тебя только что уволили, бесславный держиморда только мялся и отводил глаза. Наверное, ушлый мужичок решил, что люди Крота уже разобрались с новым администратором. Вот и явился в надежде, что Ззз снова возьмёт его на работу.

На фоне этого сброда коренастый, плотно сбитый, а главное, дельно немногословный Минога смотрелся как бриллиант в угольной куче. О своём прошлом соискатель почти не распространялся: дескать, восемь лет махал киркой в калийной шахте. Потом понял, что такими темпами скоро превратится в бесполезного инвалида. Семьи не нажил. Детей, насколько знает, у него тоже нет. Полгода назад перебрался в Радостьвилль в поисках лучшей жизни, но так её и не нашёл. Перебивается на сезонных работах, занимает каморку в доходном доме и очень рад примкнуть к такому прекрасному коллективу.

Минога стоял перед К., по-барски развалившемся за столом, уверенно, прямо, расправив плечи и засунув руки в карманы. Жёлтые глаза пристально смотрели из-под тяжёлых бровей. Соискатель лучился такой основательностью, что К. растаял.

Финальный вопрос прозвучал коротко:

– Выпиваешь?

– Упасите Предки, мастер. У меня даже от пива такая изжога, что прикуривать можно.

И Кайло был немедленно принят на работу .

Параллельно К. продолжал вникать в хозяйство корчмы. Новая идея состояла в том, чтобы готовить их заранее, упаковывать в контейнеры и помещать в атомный ледник. А в нужный момент просто разогревать. Это должно было сделать нагрузку на кухню равномерной. К. лично обошёл город в поисках ящичков или сардинниц. Но Радостьвилль оказался слишком кустарным. Товары здесь передавали из рук в руки – штучно. Не было магазинов, где они бы лежали однотипно расфасованными и в больших количествах. Новый администратор уже подумывал наделать ящичков собственноручно, когда на городском складе старых вещей обнаружил целый штабель цветастых жестяных коробок из прошлых времён.

Их не выкинули только потому, что не дошли руки. Ветхая до полупрозрачности Козалинда Тук – настоятельница архива и склада старых вещей – рассказала, что Предки хранили в таких коробках нижнее бельё. Или конфеты. А вообще знаете, молодой человек, надо разобраться с этим вопросом детальнее – пойдёмте-ка в архив, у меня есть мысль, откуда можно начать поиски… Еле-еле К. удалось избежать научных изысканий. В итоге под ручательство Хохотушки Хи он получил семьдесят четыре коробки, и этого хватило за глаза.

Ближайшие пара дней показали, что идея выстрелила. Посетители «Zzz» позитивно оценили возможность получить обед почти сразу же – причём в удобной упаковке. Правда, многие пытались унести коробки с собой, полагая, что тара входят в цену. А что – удобные, крепкие, с потрясающими белозубыми девицами на крышке. Вдобавок не очень-то и одетыми. Пришлось в обязанности только что нанятого Кайло включить и надзор на коробками, с чем он отлично справился.

Он вообще случился весьма кстати – словно кусочек пазла стал на нужное место. Немногословный и нескладный, он оказался невероятно сильным и исполнительным.

Пользуясь нечаянным знакомством с ветхой Козалиндой, К. всё свободное время пропадал в архивах – в полной гармонии со своими давними наклонностями. Ему хотелось побольше узнать про Радостьвилль.

Официальная бумага федерального правительства о постройке фабрики веществ, единственной в этом регионе, и вокруг неё – городка на 10 000 населения. Пара передовиц в местной газете, которая тогда звалась «Счастливыми буднями». Оказывается, городок-то старый – двести лет ему почти. Спроектирован был, как К. верно вспомнил в своё время, весьма известной фриланс-лабораторией «Оба`на`world». Типовой проект. Большую часть населения первой волны составили жители умирающего мегаполиса в двухстах километрах восточнее – к тому времени их уже пытались расселять всеми возможными способами. Новому миру оказались не нужны крупные города.

Больше материалов про первые годы Радостьвилля не было. Козалинда пожала плечами, а зачем? И так все всё прекрасно помнят. В семьях славная история городка передаётся от деда к отцу, а от отца к сыну. К. даже задохнулся от возмущения – и это говорит архивариус?

К. продолжил вгрызаться в заметки и всё больше недоумевал. Первоначально Радостьвилль был предназначен для нормальных людей – таких, как он сам. Но вскоре зависимые (люди, которые не могли чувствовать без веществ) начали резко прибавлять в росте. Текущий вид они приняли уже в четвёртом поколении. Городишко перестроили под их новые габариты. Здоровил-то подавляющее большинство. А бывших хозяев Радостьвилля переселили в какой-то из типовых посёлок по соседству.

К. особенно заинтересовали события полувековой давности. Тогда на карте государства было рассыпано созвездие унигородов – то есть нормальные люди и здоровилы жили в своих населённых пунктах, без принятого нынче смешения.

Вот только привело это к большим неприятностям – а точнее, к войне здоровил против невыросликов. Казалось, что малочисленные и слабосильные нормальные обречены. Именно тогда остатки федерального правительства…

На этом дорожка архивных документов обрывалась.

На сердитый вопрос, что было дальше и где про это можно почитать, Козалинда потупилась и после недолгого сопротивления рассказала о пожаре, который уничтожил большую часть документального архива.

Но у вас же есть компьюсеры! Неужели к тому времени данные не были перенесены в надёжный формат «единоль», чтобы бесценные сведения заняли место на информационных перфокартах?

Этим занимался Вольтерий, ответила бабуля. Что за милый юноша! Он всегда так трогательно краснел. К сожалению, Вольтерий успел немного. Когда архив вспыхнул, он героически сражался с огнём вплоть до прибытия пожарного расчёта, но, к великому сожалению, обгорел и вскоре погиб.

– А где в этот момент были вы? – спросил К., подозревая худшее.

– Ах, меня свалил приступ сезонной аллергии, – всплеснула руками старушка, – сидела дома на больничном. Знали бы вы, какие у меня в палисаде прекрасные настурции! Я как раз пропалывала эти чудесные цветки, когда случилась трагедия. Бедный Вольтерий, зачем вы мне о нём напомнили, я сейчас расплачусь.

К. в ответ только закрыл ладонью лицо.

Жемчужинами этой спокойной недели стали беседы с Хи, которая, конечно же, никуда не делась и не оставляла вниманием своего нового друга.

По утрам К. просыпался от лучей сентябрьского солнца. Они трогали его за лицо, щекотали ресницы и проглядывали скволь веки красными пятнами. Потянувшись, К. умывался, одевался и спускался на первый этаж, где его ждали приветственный кивок Ззз за привычной конторкой, робкая улыбка замарашки, которая вроде как начала следить за своей внешностью, и, наконец, вкусный завтрак.

После трапезы К. поднимался к себе, чтобы увидеть в окне озорное лицо Хохотушки Хи в ореоле золотых кудряшек. Администратор прямо в одежде ложился на застеленную кровать и, словно на сеансе у психоаналитика, то есть не видя друг друга, они начинали беседу.

Хи при этом усаживалась по-турецки, прямо на улице – на специально принесённое покрывало. Словно на пикнике.

Длились эти сеансы около часа. Хи читала ему книгу или отвечала на вопросы и интересовалась сама.

Рассказывал он скупо. Да, житель далёкой подземной фриланс-лаборатории, населённой исключительно невыросликами. Да, отправлен повидать внешний мир – обычай у них такой. Что-то вроде экзамена на зрелость. Юноши и девушки, такие как он, что отправляются во внешний мир, не только таким образом взрослеют. Они по возвращении рассказывают обитателям лаборатории, что происходит снаружи.

Хи тут же спросила, чем же таким, интересно, их лаборатория занимается? К. ответил, что это самый сокровенный секрет. Если проболтается, назад ему дороги уже не будет.

– Да как они узнают?

– Методы есть. И я не хотел бы испытать их на собственной шкуре.

Хи тоже рассказывала не всё, как тогда, на чёртовом колесе. Поэтому вопросы он задавал осторожно и с подковыркой – а точнее, с двойным дном. Чтобы отвечая на невинный вопрос, Хи чуточку обнажала и другой – действительно ему интересный.

Первом делом К. поинтересовался, уж не Хеольгой ли Хохотич её зовут. Девушка покраснела, потупилась и сказала, что да. Словно в этом было что-то постыдное.

– И за какие же это заслуги в этом городе девиц представляют к званию «почетный гражданин»?

Она пролепетала, что за участие в исследованиях, но в каких именно и на каких ролях, признаваться отказалась наотрез.

Ну и ладно, потом выясню, сказал себе К., делая зарубку в памяти.

– А чем ты ещё занимаешься?

– Ну, ввожу детей в чувственный мир, – совсем уж смутилась Хеольга, – Это ты и сам видел. А ещё помогаю… Ну, тем, кто нуждается в помощи.