Железный Феникс

Вновь заиграли трубы и грянули барабаны, предвещая начало нового поединка. Напоследок, обратив взор к небу и трижды перекрестившись, сеньор надел на голову шлем и вскинул копьё. Глашатай поднял свой жезл и после секундной паузы громким боевым кличем дал команду к сражению.

Крепко зажав под мышкой копья, противники пришпорили коней и понеслись навстречу друг другу. Наскоро окинув взором фигуру своего противника, дон Франциско сразу решил, что самым уязвимым местом его были грудь и шея, и именно туда следует нанести удар. Всего пара мгновений, и две сокрушительные силы столкнулись друг с другом. Раздался удар, хруст ломающихся копий, лошадиное ржание, поднялась пыль, и несколько секунд невозможно было понять, что происходит на ристалище. Когда же они разъехались, стало понятно, что Анхель де Луна находиться в скверном положении, дон Франциско попал аккурат в горло своему оппоненту, удар был настолько силён, что даже искусно скроенное кольчужное оплечье не смогло защитить своего хозяина от столь меткого попадания. Дон Анхель едва не свалился с коня. Выронив поводья, он сорвал с головы шлем и обеими руками схватился за горло. Сам же сеньор на первый взгляд никак не пострадал. Победоносно подняв к небу кулак, он проехал через всю площадь ристалища, знаменуя свою столь быструю победу. Копьё противника угодило прямиком в луку седла, не причинив всаднику ни малейшего вреда, но, скорее всего, это на первый взгляд незначительное обстоятельство и стало фатальным для дона Франциско. Подъехав к стоящему наготове оруженосцу, он взял новое копьё и приготовился ко второму раунду схватки, хотя откровенно надеялся, что Анхель де Луна не сможет дальше продолжить соревнование, и ему придётся сражаться с Родриго Гонсалесом Хироном или же с кем-нибудь из других участников. Но, вопреки ожиданиям, дон Анхель, отдышавшись и наспех приведя себя в порядок, взял у своего оруженосца новое копьё и объявил, что готов продолжить.

Вновь заняв позиции по обеим сторонам ристалища и дождавшись боевого клича, рыцари устремились один на другого. Сеньор и на этот раз решил пробить точно в горло своему противнику и этим самым одержать окончательную победу. Снова на полном скаку врезались две махины. Анхель де Луна решил не повторять свою предыдущую ошибку и попытался немного наклониться вправо, чтобы копьё соперника угодило в щит, и это у него получилось. Его же копьё с треском сломалось о плечо дона Франциско. Но самым опасным оказалось то, что уклонившись в сторону перед самым столкновением, де Луна помешал лошадям разминуться, и два огромных, мощных боевых коня на всей скорости столкнулись друг с другом. Именно в этот момент и произошло непоправимое. Конь дона Анхеля изрядно присел, чуть не свалившись на передние копыта, но чудом ему удалось выстоять. Коня же дона Франциско ожидала куда более печальная участь. Скакун попытался просто перепрыгнуть через соперника, словно через барьер, и в этот момент подпруга седла, в котором сидел сеньор, лопнула, отправив своего наездника в смертельный полёт. Взмыв в воздух и обернувшись головой вниз, сеньор с силой грохнулся оземь.

Всеми, кто наблюдал за этим, овладело оцепенение. Минут пять никто не решался тронуться с места и выйти на ристалище. Первым на помощь пришёл сам Анхель де Луна. Спрыгнув с коня, сразу же, как только было возможно, он бросился к лежащему на земле сопернику. Поняв по реакции дона Анхеля, что дела плохи, двое оруженосцев также бросились к своему господину. Маленький Америго, внимательно наблюдавший за сражением своего отца, поспешил вслед за ними. Увидев всё это, донна Мария застыла в оцепенении, закрыв руками лицо и едва не лишившись чувств. Дон Анхель, первым подоспев к дону Франциско, снял с его головы шлем и развязал кольчужный воротник. Ему довелось увидеть ужасное зрелище. Тело упавшего то и дело содрогалось, глаза закатывались, а носом и ртом обильно шла кровь. Всем, кто увидел его в этот момент, стало ясно, что сеньор обречён. Осторожно подняв его на руки, оруженосцы понесли ещё живого господина в покои.

Поздно вечером во время ужина, всегда венчавшего торжество турниров, в залу вошёл герольд и со слезами на глазах сообщил, что его светлость дон Франциско де Веласко, сеньор Бривьеска, после мучительной агонии скончался.

Глава 2

Солнце уже перевалило за полдень, и жара, не дававшая даже спокойно вздохнуть, только усилилась. Лето выдалось на редкость знойным. Воздух был словно нагрет в угольной печке. За целых два месяца, начиная с конца мая, не выпало и капли дождя. Только западный ветер, приходящий из Атлантики, давал хоть какое-то облегчение. Выгорела почти вся трава, превратившись в жёлтую сухую солому, и трудно было найти хоть травинку, хоть кустик, не тронутые жарой. Казалось, ещё вот-вот, и плодородная долина Эбро превратится в бесплодную каменистую пустыню. На редкость засушливое лето грозило оставить без урожая целые провинции. Чтобы хоть как-то спасти урожай от гибели, крестьяне целыми сёлами отправлялись к рекам и родникам и вёдрами переносили воду на изнывающие от зноя поля. То и дело в разных местах разгорались пожары, высохшая на жаре трава воспламенялась от малейшей искорки.

По витиеватой просёлочной дороге, покрытой сухой потрескавшейся коркой, двигался отряд из десяти всадников. Лошади были измучены зноем не меньше, чем их хозяева. Как всадник, так наверняка и его конь, только и мечтали о том, чтобы поскорее найти тень и погрузиться в спасительную прохладу. Эта компания вполне могла бы сойти за изнурённый жарой караван, идущий через безводные пустыни Аравии.

Любой, даже самый несведущий человек, с лёгкостью мог бы распознать в них вельмож, выехавших поохотиться со своей свитой, но, увы, выбравших не совсем подходящее для этого время. Это отлично было видно и по господской одежде, и по дорогому снаряжению, которое имели при себе всадники. Первой и, пожалуй, самой выдающейся фигурой был высокий, могучего телосложения мужчина зрелых лет, с изрядной проседью в длинных распущенных волосах. Его густая и пышная борода была целиком белоснежной от седины, а лицо покрывал сильный загар. Обут он был в высокие охотничьи сапоги, подбитые стальными подошвами, а одет в добротные штаны из хорошо отделанной телячьей кожи и расшитую льняную рубаху, насквозь пропитанную потом. На голове у него красовался заплетённый белый тюрбан, наподобие тех, что обычно носят мавры и сарацины. Его ближайший спутник, ехавший подле него почти стремя в стремя, был очень юн и с лёгкостью сгодился бы ему в сыновья. Лицо мальчишки было необычайно тонко и красиво, если бы не тёмный загар и хлопья шелушащейся кожи, оставшиеся после солнечных ожогов. И в нежных чертах лица, и в прямой струнной осанке, и в чистоте и тонкости рук, во всём чувствовалось аристократическое воспитание и благородство кровей. Одет он был даже лучше своего старшего спутника. Его охотничьи сапоги были сработаны из более дорогой и лучше выделанной кожи и украшены серебром и замшей. Поверх загорелого обнажённого тела была наброшена лёгкая накидка из льняной ткани. Голову же его украшала круглая шапка с плоским верхом, обтянутая красным шёлком и расшитая золотой нитью. На запястье, обвёрнутом в специальный манжет, гордо восседал охотничий сокол, крепко вцепившись когтями в руку своего хозяина. Остальные же всадники, ехавшие следом, являлись их слугами и оруженосцами. Это было видно по их одеждам и убранству волос. Среди них выделялись разве что двое: придворный ловчий и лесничий, в чьём ведомстве находились угодья, через которые проезжали охотники. Ловчий был хорошо одет, под стать своему господину, и носил накидку с вышитыми геральдическими символами, говорящими о его родовом занятии. Лесник же одет был намного проще, чем остальные, и своим видом напоминал далеко не самого зажиточного крестьянина.

Преодолев открытое, испепелённое жарой поле, отряд выехал на пригорок, с которого открывался прекрасный обзор на окрестные земли.

– Ну и жара, дьявол бы её забрал! Совсем как в Египте, – проворчал дон Фердинанд. Америго, – обратился он к ехавшему подле него мальчишке. – В твоей фляге осталась хоть капля воды? А то моя уже давно опустела.

– Не знаю. Навряд ли. Сейчас посмотрю, – и, потянувшись свободной рукой, мальчик нащупал висевшую у седла флягу. Взболтнув её, он понял, что там от силы осталось глотка два, не более. – Нет, дон Фердинанд. Мои запасы тоже на исходе. Остался глоток, максимум два, не больше.

– Вот дьявол! Спроси ещё у кого-нибудь, – сухо прохрипел тот.

– Да, дон Фердинанд, – и, отстав от своего дяди, с тем же вопросом Америго подъехал к оруженосцу и двум слугам.

Но и у них питьевые запасы давно истощились. Америго хотел спрашивать и дальше, но в этот момент подъехал лесничий, держа наготове открытый винный бурдюк с питьевой водой. Поблагодарив его, Америго сделал несколько полных глотков и передал бурдюк дону Фердинанду.

– Ну, наконец-то! – проворчал дядя и с глубоким наслаждением приложился к горлышку.

Вода теплее парного молока не могла утолить изматывающую жажду, но всё же и это было лучше, чем ничего.

С холма открывался прекраснейший вид. Дорога, по которой следовали охотники, шла мимо широкого живописного озера, окружённого скалами и растительностью, по другую сторону от неё, поднимаясь на гору, раскинулась гуща зелёных дубрав. На озере, мерно покачиваясь на водной глади, стояли рыбацкие барки, а в тихих заводях вдоль берега собирались крестьяне, пришедшие к озеру за водой.

– Посмотри-ка на этот вид, Америго! – обратился дон Фердинанд к своему племяннику. – Это ли не то, что мы искали! Как бы хотелось сейчас искупаться. Да, Америго? Можешь со спокойной душой проклясть меня, если я не просижу в воде с пару часов.

– Ха-ха! Думаю, что все мы с радостью последуем прямо за вами! – ответил племянник и направил коня прямиком к озеру.

– Эй, вы! – махнул рукой дон Фердинанд. – Следуйте за нами, мы все заслужили хорошую прохладную ванну!

Первым к воде добрался Америго. Спрыгнув с коня и пересадив своего охотничьего сокола на луку седла, он принялся сбрасывать с себя одежду. После чего, передав коня слуге и велев как следует напоить животное, бросился в воду. Дон Фердинанд, заехав в озеро прямиком на коне, бросился вниз, даже не снимая одежды. Спешившись и наскоро раздевшись, измотанные жарой охотники дружно погрузились в спасительную прохладу.

– Дивное место, – сказал дон Фердинанд, стоя по пояс в воде и снимая с ног сапоги, доверху наполненные водой.– И почему мы никогда раньше до этого не забирались в этот прекрасный уголок наших владений?

– Послушай, дядя, – обратился к нему Америго, – тот лес, – и он указал пальцем на чащу, что начиналась по другую сторону от дороги, – в нём наверняка водится дичь. А то наше двухнедельное путешествие совсем перестало смахивать на охоту.

– Да, ты прав, мой мальчик, – рассмеялся дон Фердинанд.

– Сначала мы доедали домашние припасы, – продолжал сетовать Америго. – Потом провели три дня в какой-то гнилой харчевне. И до сих пор за всё это время так и не добыли ни косули, ни даже дикой утки. А моего сокола пустили за добычей всего три раза, да и то не- удачно.

– Эх, мой мальчик, – вздохнул дон Фердинанд.– Прелесть охоты заключается вовсе не в том, чтобы вдоволь наесться жёсткой дикой утятины, а в том, чтобы отлично провести недельку- другую на свежем воздухе, а не в душных и мрачных хоромах.

– А по-моему, их светлость прав, – вмешался ловчий, дабы поддержать слова Америго. – Если бы мы захотели, то уже доверху навьючили бы наших лошадей трофеями.

– Да, мой сеньор, – подтвердил лесничий.– Вчера мы проезжали мимо чудного леска, о котором я вам говорил. Я ещё в прошлом году заприметил там хорошие стаи косуль.

– Вот на обратном пути непременно туда и заглянем, – легкомысленно отмахнулся дон Фердинанд и нырнул под воду.

Америго отвернулся, недовольный равнодушием своего дяди.

– Сеньоры! – обратился он к остальным. – Можете поступать как хотите, а я немедленно беру арбалет и отправляюсь на поиски дичи. Думаю, в этом лесу найти её будет нетрудно.

– Постойте, сеньор! – сказал ему ловчий.– Вы поступите неразумно, если отправитесь в одиночку.

– Пожалуй, вы правы, сеньор Хулио, – ответил Америго. – Возьмите с собой тех, кто нужен. Остальные же пусть найдут подходящее место для лагеря и выкопают яму под жаровню.

– Будет сделано, сеньор!

Окунувшись в последний раз, Америго вышел из воды и завалился на раскалённый от солнца валун. Вскоре за ним последовали и остальные.

– Дон Фердинанд, неужели вы откажетесь от участия в нашем предприятии? – с иронией спросил он.

– Что вы? – отмахнулся тот.– Я непременно отправлюсь в числе первых!

– Посмотрим, посмотрим! – рассмеялся племянник.

Тут вмешался лесничий:

– На вашем месте, сеньоры, я бы не стал строить особых планов насчёт удачной охоты в этих лесах.

– Дьявол бы вас забрал! – прохрипел дон Фердинанд.– Что вы хотите этим сказать?

– Забыл вас вовремя предупредить, -начал лесничий. – И покорнейше прошу меня извинить за это. Но этот лес, впрочем, как и это озеро, находятся во владениях рода Манрике.

– Что?! – с неподдельным удивлением спросил Америго.– Я думал, это наши земли, земли рода Веласко.

– Посмотрите вон туда, – сказал егерь и указал на пригорок, с которого они осматривали окрестности.– Видите тот разбитый молнией дуб, что стоит в одиночестве на краю поля? Вот там и заканчиваются земли Веласко и начинаются земли Манрике.

– И что же теперь будем делать? – растерянно спросил Америго, обращаясь ко всем остальным.

Лесничий пожал плечами.

– Манрике вообще запрещают кому бы то ни было охотиться в своих владениях- как простолюдинам, так и вассалам. Я уже не говорю о чужаках.

– А-а-а! – дон Фердинанд хлопнул кулаком по камню, на котором лежал.– Дьявол бы забрал этих Манрике! Плевать я на них хотел!

– Если нас застукают, сеньор Фердинанд, – продолжал лесничий, – то могут возникнуть серьёзные неприятности.

– Я же повторяю, – рявкнул тот, – плевать я на них хотел. Пойдёмте-ка поскорее в лес, может, добудем косулю пожирнее.

– Не могу вам мешать, господин, – смущённо ответил лесничий.

– Ну ладно! – скомандовал Америго. – Так мы и к ночи не управимся. Довольно валяться!

Встав с камня, он отжал мокрые волосы и поспешно стал одеваться. За ним понемногу последовали и остальные. Надев на голову шапку, Америго подошёл к своему коню и снял висевший у седла арбалет. Затем, наскоро оценив порядок оружия и сняв с пояса взводный крюк, ногой придавил стремя к земле и перевёл тетиву в боевую позицию. Мощный арбалет, отлично подходящий как для охоты, так и для войны, представлял собой грозное оружие. Достав из сумки увесистый болт, он аккуратно вложил его в желоб и, прицелившись, спустил рычаг. С резким щелчком плечи и тетива распрямились, влепив болт в дерево, стоящее в ста шагах от стрелка.

На охоту отправились четверо: Америго с ловчим и ещё двое пажей. Дон Фердинанд, сославшись на сильную усталость, так и не составил им компанию. Остальные же принялись готовить лагерь к ночлегу и копать яму под жаровню. Для этого присмотрели небольшую полянку на окраине леса, покрытую иссохшей на солнце травой.

Вечерело. Солнце уже коснулось горизонта, когда из чащи появилась четвёрка охотников.

Первым шёл слуга, несущий на плечах гнедую тушку дикой косули. За ним, аккуратно переступая через валежник, следовал Америго, держа в руках горсть яиц, набранных из гнёзд серых куропаток. Ловчий же нечаянно угодил в поставленный кем-то капкан и с трудом ковылял, облокотившись на плечо пажа и поджав раненую ногу.

– Как это вас так угораздило, сеньор Хулио!? – рассмеялся дон Фердинанд, завидев хромающего ловчего. – Надеюсь, ничего серьёзного?

– А-а, пустяки, пройдёт, – ответил тот и попытался встать на больную ногу. – Всю свою жизнь ставил капканы, а тут на тебе, сам попался!

– А говорили, в этих лесах охота запрещена, – обратился Америго к лесничему, аккуратно выкладывая на траву яйца.

– Охота то, конечно, запрещена, но не для самого сеньора Манрике. Наверняка этот капкан поставили его люди.

– Да там тьма капканов! – сказал Америго. – Чуть ли не под каждым кустом стоят. Я тоже чуть было не угодил в один.

– У-у, дьявол бы забрал этих Манрике! – прохрипел дон Фердинанд. – Ладно, что там у вас?

– Вот. Думаю, это как раз то, что нужно! – ответил паж, выкладывая на траву тушу добытой косули.

– Отлично! Да поторапливайтесь, а то у меня уже желудок сводит от голода.

Добытый трофей подвесили на сук за задние ноги, и лесничий, особенно хорошо владевший искусством разделки, вооружившись добрым охотничьим ножом, начал свежевать дичь. В это же время четверо слуг разбрелись по округе в поисках дров и хвороста для костра. Оставшийся оруженосец стал разбивать шатёр для будущего ночлега. Америго же вместе со своим дядей вальяжно разлеглись на траве, и как подобает господам, принялись ждать готового.

Уже совсем стемнело, когда освежёванная и разделанная туша была насажена на вертел, и вечерний воздух наполнился приятным ароматом жареной дичи. Вся компания расселась вокруг костра в ожидании сытного ужина. Как обычно водилось, дон Фердинанд занял почётное место в центре и завёл одну из бесконечных баек о своих приключениях в Египте и Палестине. За десять лет, прошедших с его возвращения из крестового похода, всем, кто волей-неволей разделял с ним компанию, приходилось по сотне раз выслушивать одни и те же истории. Но из-за глубокого уважения, которым пользовался этот человек, никто не смел перечить ему или же отворачиваться, когда он начинал свой рассказ.

Взяв свой охотничий нож, лесничий подошёл к крутящейся на вертеле туше и аккуратно срезал пробный кусочек. По его довольной физиономии все поняли, что ужин скоро будет готов.

Внезапно один из пажей, сидевший ближе всех к дороге, настороженно поднял голову, глядя в сторону холма, отделявшего владения Манрике от владений Веласко. Заметив это, Америго спросил его, в чём дело, но тот лишь указал в сторону одинокого дуба. Покинув компанию, он встал и, пристально вглядываясь в темноту, пошёл в сторону дороги.

– Что-то не так, сеньор Америго? – спросил лесничий, заметив беспокойство юного господина.

– Пока не уверен, но, кажется, сюда кто-то направляется, – ответил тот.

– К чему вы так забеспокоились, сеньор? Это большая дорога, мало ли кто может по ней проезжать. Не стоит так волноваться.

– Я бы и не волновался. Но, кажется, эти гости направляются прямиком к нам.

Вскоре из темноты показались силуэты трёх всадников.

– Может быть, это люди Манрике? – предположил ловчий.

– Может быть, – ответил лесничий. – Но если бы это были люди Манрике, то наверняка бы они появились с противоположной стороны, а эти едут со стороны владений Веласко.

– Ну что там ещё? – крикнул дон Фердинанд.

– Кажется, у нас гости, – ответил ему ловчий.

– Гости? Тогда встретим этих гостей как полагается! Эй, там, где мой меч?

– Погодите хвататься за меч, – успокоил его Америго. – Кажется, они с миром. К тому же, думаю, будет глупо, если трое попытаются напасть на десятерых.

Приблизившись к лагерю, трое незнакомцев перевели лошадей на медленный шаг. Тусклый огонь, исходивший от жаровни, дал возможность разглядеть непрошеных гостей. Это были трое вооружённых мужчин, верхом на добротных ездовых скакунах. Первый, по всей видимости, имел рыцарское достоинство, о чём говорил родовой герб на сюрко, покрывавшем кольчугу. Двое же остальных были конными сержантами, в грубых стёганках и склёпанных широкополых касках.

– Ха-ха-ха! Попрошу всех успокоиться, сеньоры! – рассмеялся Америго, увидев на груди у сержанта клетчатый герб Веласко. – Кажется, это свои!

– Да, и впрямь свои, – проворчал дон Фердинанд, поворачиваясь к гостям. – Если я не ошибаюсь, это наш старый знакомый. Провансалец. Анри де… Анри де… Ух, как его там?!

– Да, вы правы, дон Фердинанд, – ответил ему рыцарь. – Это я, шевалье Анри де Валенсоль. К вашим услугам, господа! – и он сделал ладонью приветственный жест.

– Да, это тот самый галантный шевалье, что постоянно крутится вокруг донны Марии, как назойливый шмель, – ехидно прошептал ловчему дон Фердинанд. – И уже который год надеется добиться её симпатии.

– Кажется, этот шевалье является другом детства её светлости, – ответил ловчий.

– Да, но, похоже, сеньора уделяет больше внимания своей прялке, нежели этому другу своего детства, – продолжал ехидничать тот.

– Да и не по чину будет ей уделять ему излишнее внимание, – подтвердил Америго, услышав колкие замечания своего дяди.

Тем временем, провансалец спешился и, отвесив глубокий поклон, объявил:

– Господа! Их светлость сеньора Бривьеска уполномочила меня передать письмо своему сыну, сеньору Америго.

– Письмо? – вновь вмешался дон Фердинанд. – Какое ещё письмо? Что за бред?

– Вот это письмо, – и шевалье достал из своей сумки бумажный свёрток. – Я обязан передать его лично в руки сеньора Америго. Надеюсь, он здесь, среди вас?

– Да, я здесь, – ответил Америго, подходя к рыцарю.

– Как же вы нас нашли? – спросил егерь.

– Ах, это отдельная история, господа, – улыбнулся провансалец.

– Смотрю, вы уже неплохо разговариваете по-испански! – продолжал подтрунивать над ним дон Фердинанд.

– Да, сеньор. Я без малого уже десять лет прожил в Кастилии, – ответил рыцарь.

Америго взял предназначенный для него свёрток и уселся поближе к жаровне. Сорвав скрепляющую печать, он быстро начал читать написанное. Сам по себе тот факт, что посыльные отыскали его за сотню миль от дома, и что мать отправила их, так и не дождавшись его возвращения с охоты, уже настораживал. Когда Америго отправлялся на охоту, мать уезжала в Толедо и наверняка по приезду ей было что рассказать. Но зачем ей понадобилось делать это так срочно, отправив посыльных, да ещё рыцаря де Валенсоля? Затаив дыхание, он пробежал глазами по красивому витиеватому почерку матери. В письме она сообщала, что отлично провела время в столице, посетила торжественный приём в крепости аль-Касар, побывала на псиной охоте вместе с самим королём Альфонсо и поближе познакомилась с его венценосной супругой Иоландой. В конце же она подчеркнула, что желает немедленного возвращения Америго, но причину сей расторопности так и не указала, намекнув лишь, что его ждёт приятный сюрприз.

– Надеюсь, ничего дурного? – спросил дон Фердинанд, подходя к своему племяннику.

– В общем-то, нет. Но я так и не понял, в чём дело, – пожал плечами Америго.

– Месье де Валенсоль, – обратился он к рыцарю. – А на словах сеньора ничего не просила передать?

– Только то, что в письме, – ответил шевалье. – Разве что велела мне доставить вас в замок Берланга де Дуэро, где она и будет вас ждать.

– Вот это да! – развёл руками дон Фердинанд. – До Берланга де Дуэро три дня пути, да и то если по прямой.

– Тем не менее, – ответил шевалье. – Я вынужден попросить сеньора Америго собраться и немедленно последовать за нами.

– Вот ещё! – проворчал дядя. – Вечно это у неё. Как взбредёт что-нибудь в голову, и попробуй с этим что-то поделать.

Тут раздался довольный голос лесничего:

– Господа! Ужин готов! Добро пожаловать к столу. Клянусь святым Франциском, вы ещё не пробовали такой вкуснятины!

– Да, месье де Валенсоль, – обратился к нему дон Фердинанд. – Я не могу отпустить своего племянника уставшего и голодного, да ещё и на ночь глядя. Пожалуйте к нашему столу, шевалье. Поешьте, отдохните, а завтра, так и быть, отправитесь в путь.

Анри де Валенсоль сначала думал всё-таки отказаться, но голод и усталость после дня, проведённого в седле, заставили его согласиться.

Утром следующего дня ещё до восхода солнца, Америго и трое его спутников покинули спящий лагерь.

Глава 3

По широкой пыльной дороге, змейкой проходящей через холмистую речную долину, двигался экипаж, запряжённый резвой гнедой четвёркой. Кучер, разморенный знойным полуденным солнцем, сонно кивал, лишь изредка поднимая голову, дабы подстегнуть кнутом лошадей. Следом за каретой двигались шестеро вооружённых всадников, облачённых в набивной доспех. Эти три пары молодцов, едущих по двое, корпус в корпус друг с другом, представляли собой конных сержантов сеньоры Бривьеска. Во все эпохи и времена ни один крупный господин не выезжал из своих владений без надлежащего сопровождения. Но в данный момент дело было вовсе не в законах приличия, а в реальной опасности, которую представляли собой извилистые тропы горной Испании, на которых могло произойти всякое. На сержантах был толстый набивной доспех, наполненный паклей, и склёпанные широкополые каски, что при полуденном зное доставляло изрядное неудобство.

В стороне от них, поближе к карете, ехал четырнадцатилетний Америго. На нём была белая льняная рубаха, пёстрые клетчатые шоссы и башмаки, а поверх головы расшитая золотом красная круглая шапка. Если же мрачные утомлённые лица сержантов говорили о нескольких сутках почти беспрерывного пути и духоте, терпеть которую в почти полной боевой амуниции было просто невыносимо, то угрюмое лицо мальчугана говорило совсем о другом.