Обручальное кольцо блокады

– Мама, опять суп? – сморщив нос, спросила сестренка.

– Не хочешь суп?

– Я макароны с котлетой хочу! – ответила Лида.

– Малышка, я завтра приготовлю макароны, – сказала мама, помешивая в кастрюле суп.

– С котлетой! – добавила Лида.

– С котлетой, – улыбнулась мама.

– Мне корочку! – воскликнула Лида, увидев, что я начала нарезать хлеб.

Я положила куски хлеба на блюдце, мама разлила по тарелкам ароматные мясные щи с капустой, и мы молча принялись ужинать. Я смотрела на свою сестренку, которая с удовольствием отправляла в рот ложку за ложкой и вгрызалась в хрустящую корочку.

– Проголодаешься, и нелюбимый суп в радость, – подумала я и улыбнулась.

– Лиза, это ты будешь доставать ребеночка у Киры? – вдруг спросила Лида.

– Что? – я подавилась супом и закашлялась.

– Вика сказала, что у Киры скоро будет ребеночек, – ответила Лида.

– Она-то откуда знает? – хриплым голосом спросила я, сделав глоток воды, чтобы унять кашель.

– Она слышала, как ее мама говорила это бабушке…

– Лиза, поставь, пожалуйста, чайник. – сказала мама. – Лидочка, тебе не надо волноваться за Киру, в больнице ей обязательно помогут…

– Да! – вставила свое слово я, с грохотом поставив чайник на плиту, и добавила: – И я не умею доставать детей из людей!

Я села за стол и подумала про себя:

– Наташа еще и моих подруг обсуждает, гадина такая!

– Лиза, вас разве на курсах не учили принимать роды? – спросила мама.

– Учили, но это не значит, что я умею, – ответила я, выкладывая из супа на блюдце кусочек мяса, пронизанный белым свисающим по краям жиром.

– Я все! – объявила Лида, показывая пустую тарелку и потеряв интерес к теме рождения детей. – Я достану печенье.

– Подожди, надо сначала убрать со стола, – сказала мама, вставая.

Я передала маме пустые тарелки, собрала тряпочкой крошки со стола и бросила в раковину. Чайник закипел, оповестив нас об этом булькающим свистом. Мама налила кипяток в заварочный чайник.

– Лиза, ты будешь печенье или конфеты? – спросила Лида, доставая сладости с полки.

– Я буду варенье, – ответила я.

Когда чай заварился, мама поставила на стол дымящиеся кружки, Лида разбавила себе чай холодной водой и начала одну за другой отправлять в рот круглые печенюшки. Я выскребала из банки последние капли клубничного варенья.

– Это же не последняя банка? – с надеждой в голосе спросила я маму, облизывая ложку.

– Есть еще одна, – улыбаясь, ответила мама.

Она понимала мое беспокойство, потому что знала, как я люблю клубничное варенье. Когда-то я даже сказала, что жить без него не смогу. Так это или нет, проверить не удалось, потому что у нас всегда оно было.

Глава 25

На следующий день я возвращалась домой и во дворе встретила нашего почтальона, Марию Ивановну.

– Здравствуй, Лизонька!

– Здравствуйте, Мария Ивановна!

– Что-то ты грустная, – сказала Мария Ивановна, заглядывая в мое лицо, – и письма-то у меня нет для тебя, чтоб порадовать…

– Я сейчас ходила в хозяйственный магазин, хотела купить мыло… – начала я.

– Поздно ты спохватилась, дорогая, – прервала меня почтальон, – все уж раскупили.

– Да, мыла не было… – продолжила я.

– Уже ни спичек нет, ни свечей, ни мыла, ни соли… Все раскупили.

– Что же делать? – еще больше расстроилась я.

– А что ж тут поделаешь?

– А как мы будем без мыла? – не ожидая ответа, произнесла я.

– Не кручинься, – погладила меня по руке Мария Ивановна, – может быть еще привезут, просто захаживай чаще в магазин.

– Спасибо, – ответила я, – а для меня точно ничего нет от Яна?

– Пока нет, не бойся, скоро напишет! – подмигнула мне своим морщинистым глазом почтальон.

– А как не бояться, Мария Ивановна? – спросила я, останавливаясь и поворачиваясь к ней лицом. – Я теперь всего боюсь, а главное того, что в очередную воздушную тревогу фашистские самолеты все-таки прилетят!

– Я уже пожила на свете, но и мне страшно. Никому не хочется умирать. – серьезно ответила мне Мария Ивановна. – А от страха ты никак не избавишься, просто однажды ты к нему привыкнешь.

– Привыкну?! – воскликнула я. – Как же к этому можно привыкнуть? Я вот за месяц даже не смогла привыкнуть ставить уколы детям, каждый раз боюсь, что больно сделаю или не туда воткну иголку…

– Привыкнешь…

Попрощавшись с почтальоном, окончательно расстроенная, я направилась домой. У нас гостях была Вера.

– Что случилось? – поднялась из-за стола навстречу мне мама, увидев мое расстроенное лицо.

– Я не купила мыло… Говорят, в магазинах ничего нет, а мы ничем не успели запастись! – сказала я и расплакалась. – Что мы будем делать?

– Лиза, не плачь, может быть не все так плохо! – сказала Вера. – Мне сегодня в Сберкассе выплатили выигрыш по шестому тиражу государственного займа третьей пятилетки! Удачно я тогда вложила деньги!

– Да, Лиза, если выплачивают выигрыши, то все хорошо, – произнесла мама, – сходим в другой день в магазин, я уверена, что товар привезут.

– Я тоже на это надеюсь, – сказала Вера.

– Ладно, – немного успокоилась я.

В дверь постучали, пришла Валя.

– Валя, заходи! – обрадовалась я подруге.

– Валя, садись с нами, я налью тебе чаю, – сказала мама, доставая еще одну кружку.

– Как там бабушка Клава? – спросила я. – Ей уже лучше?

– Бабушке-то лучше, да только папа все злее и злее. – с печальной улыбкой ответила Валя. – А после того, как он потерял работу, вообще кричит целыми днями.

– Почему потерял работу? – спросила Вера.

– Его завод эвакуируют, а папа остается здесь, – ответила Валя.

– Может быть тебе переехать обратно на Васильевский остров и бабушку туда забрать? – предложила мама.

– Я не могу оставить маму, ей нужна помощь, – возразила Валя, – и за домом надо следить, и еду готовить, и за детьми смотреть. Она сейчас еще бомбы зажигательные делает… Из бутылок… Бутылки с зажигательной смесью.

– Валя, пусть твой папа попробует устроиться к нам на хлебозавод, – сказала Вера, – у нас много мужчин ушли на фронт, вероятно, места свободные есть.

– А на фронт товарищ Ли пойти не хочет? – спросила я.

– Что ты, Лиза, папа скорее просидит в своей комнате всю войну, чем на фронт пойдет, – ответила Валя.

– Валя, а как ты себя чувствуешь? – спросила мама. – Как малыш?

– Слабость по утрам у меня, – ответила Валя, – не каждый день, но бывает… А малыш шевелится, так необычно… Кто-то живет в моем животе!

– Ты приходи к нам в больницу, если что, – сказала мама.

– Спасибо! – смущенно ответила Валя и потянулась еще за одним печеньем.

– Лиза, как твои успехи в больнице? – спросила Вера. – Освоилась уже?

– Не знаю, тетя Вера, мне кажется, я как ничего не умела до курсов, так и не умею после них. – ответила я, смеясь. – Мыть детские попы, выносить горшки да постели менять, это у меня лучше всего получается.

– Лиза, не наговаривай на себя, – сказала мама, – ты хорошо ставишь уколы и капельницы.

– Капельницы… Я проколола уже ни одну вену насквозь… – ответила я, – бедные мои маленькие пациенты!

– Лиза, а как ты, оправилась после недавнего путешествия? – спросила Валя.

– Немного да, правда, кошмары еще снятся… – ответила я и воскликнула: – Ой, тетя Вера! Я же Вам деньги еще не отдала.

Я вскочила и побежала в свою комнату, вернувшись, я отдала Вере деньги, которые она мне дала, провожая меня в дорогу.

– Спасибо Вам огромное, Вы мне тогда так помогли! – сказала я, обнимая Веру.

– Пожалуйста, милая, – ответила Вера, – я счастлива, что вы обе благополучно вернулись домой.

Когда наши гостьи ушли, мама предложила пересчитать наши запасы.

– Давай проверим шкафы, посмотрим, что у нас есть, – сказала мама, вставая на табурет и заглядывая на антресоль.

– Доставай все, я буду на стол ставить, – ответила я.

– Доставать особо нечего… – задумчиво проговорила мама, – хозяйка из меня получилась не очень хорошая.

– Мама, не говори так!

– Вот, два куска банного мыла есть.

– Отлично! Мыло у нас есть! – обрадовалась я.

– Две новые свечки и обгоревшая половинка в стакане, – продолжала мама инвентаризацию.

– Хорошо, свет же редко отключают, нам хватит.

– Целая пачка соды, половина пачки соли, упаковка риса и начатый пакет муки…

– Это все? – разочаровано произнесла я.

– Нет, еще две пачки макарон… Вот, возьми, сварим утром, – мама подала мне пачку и спустилась с табурета.

– А спички? – спросила я, заглядывая на подоконник. – Тут только одна начатая большая коробка, еще где-нибудь есть?

– Нет, только там… Я давно думала про них, но купить забыла.

– Как же мы будем зажигать газ на плите без спичек?

– Купим! – уверенно ответила мама. – Будем каждый день заходить в магазин, чтобы не пропустить момент, когда их привезут.

– А еще еда какая-нибудь у нас есть? – спросила я.

– Продукты же есть в магазине… Думаешь, всем надо запасаться? – задумалась мама.

– Наш почтальон говорит, что в магазинах ничего нет… А если так ничего не привезут? Что мы будем делать?

– Хорошо, давай посмотрим… Банка твоего варенья, пять банок рыбной консервы, две банки говядины, ведро картошки, немного моркови, мешок лука…

– Конфеты, – продолжила я, повернувшись к полке со сладостями, – мешок печенья, пачка сахара… Мама, у нас даже сахара в запасе нет?

– Нет… – расстроилась окончательно мама, – нет у меня привычки запасать… Места нет, хранить негде… Я никогда много не покупала…

– Мамочка, не расстраивайся, мы все купим! – с оптимизмом сказала я. – Деньги же у нас есть?

– Есть, но немного… После того, как дедушки не стало, мы живем только на мою зарплату, так что накоплений делать у меня не получается…

– Дедушка! – воскликнула я. – Давай посмотрим у него в квартире, может быть там что-то есть?

– Лиза, мы же с тобой вместе там наводили порядок, все продукты тогда забрали домой.

– Я все равно схожу, может быть, что-нибудь найду!

– Хорошо, сходи, – согласилась мама.

Глава 26

У дедушки я ничего не нашла: ни продуктов, ни спичек. Мы и правда после его смерти все домой забрали. В магазинах тоже ничего не появилось, зато появились карточки на хлеб. На нашу семью в день полагалось чуть больше полутора килограммов хлеба.

– Да мы столько и не съедим! – сказала мама, успокоившись. – Я испугалась карточек, думала, что голодно нам будет.

– Неплохо было бы еще что-нибудь купить, – сказала я, – крупы какой-нибудь, консервы…

Как-то днем я встретила на улице Киру, она бежала к нам домой.

– Лиза, бежим скорее! – быстро проговорила Кира и, схватив меня за руку, потащила за собой.

– Кира, что происходит?

– Там, в магазине спички появились…

– Спички! – обрадовалась я.

– Мама там в очереди стоит, а я к тебе побежала… У вас, наверняка, запасы тоже не очень большие.

– Небольшие – это мягко сказано! – посмеялась я. – На днях с мамой все проверили, почти ничего у нас нет.

– У нас тоже не очень много нужного… Зато куча ненужного… Специй целый мешок, которые мы не едим… Гер все их с юга мне привозил…

Все деньги, которые у меня тогда с собой были, я потратила на спички.

– Целая сумка спичек! – удивилась Лида, заглядывая в мою сумку, когда я вернулась домой. – Зачем нам столько?!

– Пригодится.

Я аккуратными столбиками сложила коробочки на антресоль, несколько коробков завернула в бумагу и убрала в дальний угол своего шкафа.

– На черный день, – подумала я, – пусть лежат и никто о них не знает. Даже мама… Она у нас такая хорошая, но такая нехозяйственная… Надо брать в свои руки заботу о нашем семействе…

– Лиза! – услышала я крик сестры. – Тебе письмо!

– Письмо! – через мгновение я была уже в прихожей.

Долгожданная весточка от Яна.

– Жив… – прошептала я, прижимая письмо к груди.

«Если вас куда-то эвакуируют, обязательно напиши мне новый адрес…» – писал Ян.

«Дорогой Ян! Мы с мамой и Лидой остаемся в Ленинграде. Детей пытались вывезти из города, но эвакуация не удалась. Мы запасаемся продуктами и всем необходимым. Мы с Кирой сегодня скупили почти все спички в магазине, так что теплом и светом мы точно обеспечены. Я продолжаю совершенствовать навыки медицинской сестры, пока, к счастью, после моего вмешательства все мои пациенты остаются живы. У меня все хорошо, даже остается время и силы на прогулки с твоей сестрой, недавно ходили гулять к Русскому музею. Лида у нас тоже не сидит без дела, помогает фронту, собирая тару для бутылок с зажигательной смесью. В городе спокойно, почти также, как полтора месяца назад, до войны… Очень хочу, чтобы все скорее закончилось, и мы, наконец, встретились. Береги себя! Помни, что тебя ждут дома! Твоя Лиза.»

– Вроде бы даже красиво получилось, – пробормотала я, перечитывая свое письмо, – и никакой неправды в письме нет…

Вскоре появилась новая правда, которую уже красиво описать будет сложнее – нависла прямая угроза вторжения врага в город.

– Кира, а ты не хочешь уехать отсюда куда-нибудь? – спросила я подругу, когда мы в выходной день были у нее дома и пекли блины.

– Куда? – спросила Кира, пытаясь отодрать от сковороды и перевернуть первый блин.

– Не знаю… Туда, где безопасно…

– Как бы научиться печь блины без первого?! – Кира со злостью соскребла поджаристое непонятное месиво со сковородки, выкинула в мусорное ведро и, переключив внимание на меня, спросила: – А где сейчас безопасно?

– В центральной части страны ведь не идут бои, – ответила я, наблюдая, как Кира раскатывает по сковороде шипящее на масле тесто.

– Зато в Ленинградской области идут, люди бегут оттуда, и бегут они в Ленинград. Чтобы уехать куда-то, надо проехать Ленинградскую область, а там опасно.

– А в городе не опасно? – спросила я, доставая сметану из холодильника.

– Пока нет, – ответила Кира и скинула блин со сковороды на тарелку.

– А если немцы придут, что будет? – проговорила я, сворачивая горячий блин и обжигая себе пальцы. – Они же не блины поесть придут!

– Лучше бы они просто пришли на блины! – рассмеялась Кира.

– Кира, я серьезно. Я так боюсь неизвестности. Я не понимаю, чего ждать и к чему готовиться, – серьезно сказала я.

– Мне кажется, что никто не знает… – пожала плечами Кира.

– А тебе не страшно?

Кира перевернула очередной блин и присела за стол, держа в руке лопатку.

– Мой Гер погиб раньше, чем я успела испугаться за его жизнь, – серьезно ответила Кира, – в какой-то момент мне стало все равно, что со мной будет. После того, как я узнала о ребенке, я чувствую в себе столько силы, столько решимости… Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы он родился и вырос! Я на все пойду ради этого… Я не знаю, страшно ли мне…

– А за родителей ты не боишься? – спросила я.

– Сгорел! – воскликнула Кира и, вскочив с табуретки, бросилась к плите.

– Я очень боюсь за маму и за Лидочку, – произнесла я, наблюдая, как еще один блин летит в мусорное ведро, – за тебя боюсь, за Валю, за ваших малышей… За Яна… За Гришу…

– Лиза – добрая душа, ты всегда за всех переживаешь, – ответила Кира.

– А ты разве нет? – спросила я, накладывая сметану на край тарелки подруги.

– Я не думаю об этом, – ответила Кира, отправляя в рот измазанный в сметане блин.

– А как можно не думать? – удивилась я.

– Я не имею представления о том, что такое война. – ответила Кира. – Я не знаю, что бывает, когда враг приходит в город. И потом, я верю, что наша армия его в город не пустит!

– А бомбы? Я видела, что бывает после бомбежки, – сказала я, сворачивая очередной блин и макая его в сметану.

– У нас есть бомбоубежища, – уверенно ответила Кира.

– То есть ты считаешь, что причин беспокоиться нет? – переспросила я.

– Я считаю, что надо решать проблемы по мере их поступления, – ответила Кира, стряхивая со сковороды на тарелку очередной блин, – сейчас люди скупают всякие спички и свечки, возможно зря, а возможно и нет. Мы сделали тоже самое. В остальном я не вижу проблем, продукты в магазинах есть, даже выплачивают выигрыши по займам! У нас на работе одна девушка выиграла…

– Да, тетя Вера тоже, – подтвердила я.

– Ну вот видишь, стали бы их выплачивать, если бы ситуация была критическая? И потом, – продолжила Кира, раскатывая тесто по сковороде, – война идет полтора месяца, а в Ленинграде не было ни одного вражеского самолета, хотя тревоги объявляют чуть ли не каждый день. О чем это говорит? О том, что немцы не способны прорвать нашу оборону.

– Может быть война быстро закончится? – с надеждой произнесла я.

– Все возможно! И купленных спичек нам хватит лет на десять! – рассмеялась Кира.

– На все двадцать, наверно! – рассмеялась я в ответ.

– Лиза, ты же с маслом любишь блины! – опомнилась Кира. – Что ты не сказала-то?!

– Со сметаной тоже вкусно, – улыбнулась я.

– Давай в следующий выходной сходим в театр? – предложила Кира, когда я уже собиралась домой.

– С удовольствием! – ответила я, радуясь, что подруга возвращается к жизни.

Глава 27

Однако через неделю случился спектакль более интересный, чем в театре, назвать его можно было «Ночь на крыше». В виду реальной угрозы вторжения врага ввели круглосуточные посты для тушения зажигательных бомб на крышах и чердаках. Нас проинструктировали, как это нужно делать и отправили поочередно сидеть на крыше.

– Можно я пойду на крышу! – загорелась идеей Лида, когда мы вечером, перед ночным дежурством нашей квартиры, всей семьей обсуждали, кто пойдет дежурить.

– Лидочка, ты еще слишком маленькая для этого, – ответила мама, усаживая к себе на колени мою сестренку.

– Остаемся мы с тобой, – обреченно произнесла я.

– Нам обеим завтра с утра на работу, – напомнила мама.

– Давай половину ночи я посижу, потом ты меня сменишь, – предложила я.

– Наверно так и сделаем, – согласилась мама, – оденься потеплее.

Я оделась потеплее, как сказала мама, взяла плед и пошла на чердак. Я вышла на крышу, над моей головой светили звезды, над горизонтом вставала полная луна.

– Как красиво! – прошептала я.

Медленно, осторожными шагами, я обошла крышу по периметру, стараясь не подходить близко к краю и не смотреть вниз. Дойдя до последнего угла, я прошла по диагонали, потом проложила дорожку по кругу и вернулась к двери. Других дел я на крыше не придумала и вернулась на чердак. Я села на табурет, укуталась в плед и стала следить за луной. Она медленно поднималась, превращаясь из полукруга в большой светящийся круг.

– Знаешь, Ян, – шепотом проговорила я, – нужно было нагрянуть войне, чтобы я впервые в жизни увидела, как поднимается луна над горизонтом! Обещай мне, что, когда ты вернешься, мы уедем на Ладожское озеро и будем ночью сидеть на берегу и смотреть, как восходит луна. Хочется верить, что ты тоже сейчас видишь те же звезды, что и я, тот же лунный свет освещает тебе путь. Вот уже почти три года нас соединяет лишь одно небо над головой и разные сочетания букв на бумаге. Если бы ты знал, как хочется мне прижаться к твоей груди! Как хочется, чтобы ты обнял меня и сказал: «ничего не бойся, я с тобой»! Я так больше не могу… Мне так страшно…

Лунный свет расплылся в моих глазах, слезы большими каплями падали мне на руки, невидящим взглядом я смотрела в темноту. Чем глубже проникал мой взгляд в черное усеянное звездами небо, тем глубже я погружалась в себя.

– Полярная звезда… – пронеслось у меня в голове, – она ведет заблудших путников…

Мой мозг работал без моего желания и анализировал то, на что я смотрела, но не видела.

– Полярная звезда! – воскликнула я, сбросила плед и выбежала на крышу. – Мне нужна моя звезда, которая будет освещать мой жизненный путь! У Киры есть эта звезда – ее ребенок, поэтому она не боится, у нее есть цель, у нее есть то самое важное, ради чего она будет жить. Мне нужна такая же! Что будет моей звездой?

«Люби его так сильно, чтобы за тысячи километров он это чувствовал, и тогда он вернется» – вспомнила я слова мамы, которые она мне сказала, когда я рассказала ей, как сильно я боюсь, что Ян может не вернуться с фронта.

– Любовь будет моей путеводной звездой! – прошептала я, смахивая слезы со щек. – Любовь!

Я глубоко вдохнула ночной воздух и с чувством удовлетворения, как будто я нашла нечто очень важное, вернулась на чердак. Время остановилось, по крайней мере, мне так казалось. Я думала, что сижу на крыше уже несколько часов, но часы говорили о том, что прошло не более получаса. Я укуталась в плед с твердым намерением несколько часов внимательно смотреть на крышу. Через какое-то время крыша превратилась в железнодорожные пути, я видела перед собой огромные движущиеся колеса паровоза, а где-то вдали, между колесами, мелькало синее в белый цветочек платье и говорило мне маминым голосом: «Лиза, проснись».

Я открыла глаза и увидела перед собой маму, в первые секунды я не могла понять, где я.

– Лиза, ты заснула на боевом посту, – констатировала факт мама.

– Я уснула? – переспросила я. – Сколько сейчас времени?

– Три часа ночи. – ответила мама. – Иди домой.

Я тихо, чтобы не разбудить Лиду, вернулась домой, легла в свою постель и тут же уснула. Утро настало быстрее, чем мне хотелось. Выключив будильник, я медленно встала и пошла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник. На кухне я встретила маму, она пила чай.

– Доброе утро! – улыбнулась она.

– Доброе утро, мамочка! – я обнала маму за плечи. – Ты уже вернулась? Как ты? Устала наверно.

– Устала от борьбы со сном, – ответила она.

– А я вот в этой борьбе проиграла, – засмеялась я, – никудышный из меня ночной сторож вышел.

– Я тоже несколько раз засыпала, – призналась мама.

– Чайник еще горячий? – спросила я, направляясь в ванную.

– Да, – ответила мама, – тебе что приготовить?

– Бутерброд с маслом и клубничным вареньем, – улыбнулась я и скрылась за дверью.

Утро выдалось хмурое, собирался дождь. Мы с мамой, подгоняемые ветром, быстро дошли до больницы. Не успели мы переодеться, как привезли нового пациента.

– Почему с травмой сюда? – услышали мы разговор.

– А больше некуда!

– В операционную его!

И мне тоже нужно было идти в операционную. Я вымыла руки, надела маску, халат и вошла в освещенную ярким светом комнату. Это был первый раз, когда меня потребовали на операцию.

На столе лежало тело с неестественно вывернутой ногой, из бедра которой торчала сломанная кость, из головы тонкой струйкой текла кровь, окрашивая белую простыню. Я вдруг почувствовала во рту вкус бутерброда с клубничным вареньем, которой недавно съела, невидимые тиски сжали мою голову, свет стал меркнуть, а земля уходить из-под ног. Через секунду все вокруг исчезло.

Я открыла глаза и увидела Наташу, она склонилась надо мной и пыталась привести меня в чувства. Я почувствовала всем телом холодный пол и услышала голос старшей сестры:

– Наташа, уведи ее… Рано мы девочку позвали в операционную…

Наташа помогла мне дойти до раздевалки и уложила меня на кушетку.

– Полежи немного, а потом выпей чаю с чем-нибудь сладким.

– Ни ночной сторож из меня не получился, ни медсестра… – подумала я и начала растирать ладонью болевшую левую руку, видимо на нее я упала.

– С боевым крещением, Елизавета! – улыбаясь, сказала Екатерина Александровна, входя в раздевалку.

– Мне так стыдно… – смущенно проговорила я, медленно поднимаясь с кушетки.

– Не переживай, со всеми такое случается в первый раз. Давай чаю попьем.

Пока Екатерина Александровна заваривала чай, я умылась и поправила прическу.

– С Вами тоже такое было? – спросила я, садясь за стол.

– Было! – смеясь, ответила она, наливая в заварочный чайник кипяток. – Я еще и столик с инструментами перевернула при падении… Да и грохота было больше, чем от тебя, учитывая мой вес.

– Как этот ребенок? Он… Он выживет? – спросила я.

– Мальчик, пятнадцать лет. Упал с крыши…

– На ночном дежурстве?

– Видимо, да. Придет в себя – расскажет! Выживет он, не волнуйся. Голова несильно разбита, а ногу вправят, – уверенно ответила Екатерина Александровна.

– У нас же ни одного хирурга нет! – воскликнула я.

– Зато у нас опытные медсестры есть, они столько за свою жизнь видели, что сами уже почти хирурги!

После чая с конфетами мне стало лучше. Я решила выйти подышать свежим воздухом, накинула на плечи кофту, переодела туфли и вышла во двор.

– Валя?! – удивилась я, увидев там подругу.

– Как там мой брат? – взволнованно произнесла Валя, подбегая ко мне.

– Брат? – не поняла я.

– Женя утром упал с крыши! – заламывая пальцы, со слезами в голосе ответила Валя.

– Так это Женя! – с ужасом воскликнула я.

– Ты его видела? Он жив? Как он? – забросала меня вопросами подруга.