Громовое колесо

Стоян протянул мне хлеб и крынку молока на завтрак. Я не очень удивилась, догадавшись, что он еще до рассвета заглянул в селение. Я покачала головой – есть совсем не хотелось. Дружинный настаивать не стал, хотя я почувствовала его неодобрение. Но мне от расстройства кусок в горло не лез.

Тем временем настало время торга. Обоз стронулся с места и въехал в селение. Жители нас уже ждали, купцы проходили здесь не впервой, и передача товара за пушнину и мед пошла бойко. Дружинные тоже нашли себе занятие. Стоян углядел в одном из дворов собратов-воинов и пошел знакомиться. Леший с интересом разглядывал товары, перебирая женские украшения, а Сокол остался сторожить оружие у “нашей” телеги, чтобы ему ненароком ноги никто не приделал. Таким образом, все оказались при деле, кроме меня. Я бродила вокруг и позевывала от скуки и усталости – ночь без сна даром не прошла.

– Ольга! – окликнул меня один из обозных купцов. – Подойди, прошу! Помощь твоя нужна.

Я сонно захлопала глазами – что там еще от меня понадобилось? Но подошла.

– Вот, Аль Абдул с Востока, – показал рукой на своего собрата купец. – Хочет тоже здесь торговать, а словенским не владеет. Поможешь ему? Борщ сказывал, ты языкам разным обучена.

Борщом звали того пронырливого купца, что был главным в обозе и уже устроил мне одну пакость. Одно упоминание о нем наводило на мысль развернуться и уйти, но понурого восточного торговца мне стало жалко.

– Ладно, говори, что людям передать, – обратилась я к Аль Абдулу, и тот засиял, как начищенный самовар.

Ох, мне бы задуматься, что я наделала, но самолюбие – гадкая штука. Торопясь помочь и почувствовать себя нужной после того, как со мной перестали разговаривать дружинные, я даже не позаботилась первой услышать речь восточного гостя. То есть, по сути, я совершила невозможное – безошибочно выбрала нужный язык и свободно заговорила на нем до того, как узнать, из какой хоть купец пришел страны.

Аль Абдул весело болтал, я переводила, и торговля у нас с ним пошла споро к обоюдному удовольствию. И к тому моменту, как обоз тронулся дальше к Новограду, восточный купец обогатился изрядной стопкой переливающихся на солнце шкурок, а я получила в подарок неплохой плащ для ночевок под открытым небом. К тому же, когда мы вышли из селения, к нам с дружинными подбежал один из помощников купца и передал запотевший кувшин с холодным квасом. Становилось жарко, и освежающий напиток оказался очень кстати – полного кувшина только-только хватило на нас четверых. К сожалению, это было последним хорошим событием за весь оставшийся день.

Сначала встала наша телега. Она ехала последней, и когда от нее со скрипом отвалилось колесо, Борщ просто махнул рукой – чините и догоняйте, мол. И обоз, не останавливаясь, скрылся за поворотом дороги. Мужики у телеги засуетились, дружинные поспешили им на помощь, а я отошла чуть в сторону и присела на краю дороги – лезть им всем под руку нужды не было, только мешать зря.

Вдоль дороги трещали сверчки, жужжали пчелы. В голубом небе проплывали пышные кудрявые облака. Рядом со мной на камне устроилась ящерка и грелась на солнце. Я поняла, что засыпаю. И даже не засыпаю, а просто проваливаюсь в глубокий сон, как в темную яму. Я замотала головой и повернулась спросить, как там колесо… и обомлела от ужаса.

Колесо было в полном порядке, потому что телега уже торопливо громыхала вдогонку обозу, мужики, не оборачиваясь, вовсю подгоняли лошаденку, а на обочине дороги в тени деревьев лежали, оттащенные туда мужиками, все трое дружинных. Признаков жизни они не подавали.

Я вскочила на ноги, и тут же меня качнуло так, что пришлось опереться о ближайший древесный ствол. Да, я не выспалась, но не настолько же! Много ума не требовалось, чтобы понять, где тут собака порылась – квас! Я отклеилась от дерева и, шатаясь, побрела к дружинным. Хоть бы это была не отрава… Хоть бы они были живы… Хоть бы…

До воинов я не дошла. На дороге в облаке пыли возник отряд всадников, и я сползла на укатанную землю прямо под копыта их разгоряченных лошадей. А потом была темнота, темнота…

– Долго еще она спать будет? – сквозь тяжелый сон услышала я.

Голос был противный и высокий. Борщ, точно! Открывать глаза резко расхотелось, хотя я еще не знала, что же произошло, в конце-то концов.

– Скоро очнется, – отвечающий ему низкий бас был мне незнаком.

– Вы обещали мне достойную награду, – напомнил купец.

– Не раньше, чем убедимся, что ты нас не обманываешь.

– Вадим еще зимой обещал много золота за толмача из сказаний. То по всем дорогам разнесли. Вот вам толмач. Где мое золото?

– Коли это толмач, так чего ж ты ее разбойничкам сбыть пытался?

– Не разбойникам, а себе. Я ж тогда не ведал, что девка – та самая. А нынче уверен! Иначе вас беспокоить не стал бы.

– Ну да, – усмехнулся низкий голос. – Ты ж на нас случайно в селении наткнулся. А вдруг просто нагреть руки порешил? Вадим за подобную шутку с нас головы поснимает.

– Да она это, – уверенно заключил купец. – А чтоб вы поверили, я готов за наградой к самому Вадиму прийти. Уж он-то будет к тому времени ведать, обманули его или нет.

Голоса пошептались.

– Добро, – заключил бас. – Мы пешим ходом через лес пойдем, нам девку светить не годится до поры. Да и дружинные скоро проснутся, как бы в погоню не кинулись. В лесу же они нас не сыщут.

– Так прирезать должны были дружинных-то, – почесал макушку Борщ. – Мужики мне клялись, что сделали.

– Знаем мы твоих мужиков, – хмыкнул его собеседник. – Наврут с три короба и недорого возьмут. Но даже если и соврали, пока дружинные в себя придут, никого уже им будет не сыскать. Обоз твой мы на день-два обгоним. Как придете в Новоград, сразу к Вадиму иди. А про толмача помалкивай. О том только я да Видогост знать будем. Товарищам нашим о том ведать не стоит.

Хлопнула дверь – купец ушел. Так мы в доме, выходит… Я нехотя открыла глаза. Увиденное меня не порадовало. За небольшим оконцем стояла тьма, хоть глаз выколи. Выходит, я проспала целый день, если не два. В полутемной горнице за столом сидели двое угрюмого вида воинов в кольчугах. Я уже научилась немного разбираться в здешних людях – эти таили в себе опасность и силу. С такими шутить не стоило. Один из воинов задумчиво крутил в руках мой нож, подаренный Олегом. Я как раз утром на всякий случай его прицепила на пояс. Теперь с ножом можно было попрощаться.

Притворяться и дальше не имело никакого смысла, и я села на лавке, вцепившись руками в ее край, потому что голова все еще неприятно кружилась.

– О, девка очнулась, – сообщил один из воинов своему приятелю. Тот обернулся.

Лично мне его физиономия сразу не понравилась. Ну вот не люблю я мордоворотов со шрамами на всю щеку и льдинками в глазах – такому что врага, что мать родную убить ничего не стоит.

– Тебя зовут Ольгой? – басом спросил он у меня. Так вот кто беседовал с Борщом.

Я решила не перечить, пока не разберусь, что к чему – целее буду – и коротко кивнула.

– Купчишка сказывал, ты толмач, что ведовской камень отыскать может.

– Я?! – мое удивление было вполне искренним. – Откуда мне знать?! Раз купец так думает, у него и надо спрашивать!

– Наглая девка, – расплылся в улыбке второй, видимо, тот самый Видогост. – Что, не боишься нас?

– Боюсь, – немного подумав, определилась я. – Но сидеть и изображать зайца в углу мне не хочется, если честно.

Воины расхохотались. Мда, продолжаю веселить народ. Может, и правда, в скоморохи пойти? Никакой подходящей профессии-то у меня для этих мест нет, а толмачом быть нынче чревато.

– Мне бы, это, выйти бы по надобности, – кашлянула я. Голова, вроде, кружиться перестала, мысли путались все меньше.

– Идем! – встал Видогост. – Я провожу. Дернешься – шкуру сдеру.

– Пугать-то зачем? – старательно оскорбилась я. – И так понятно.

Спорить с громилами при отчаянно зовущей природе было, как минимум, неблагоразумно. А вообще я храбрилась изо всех девичьих силенок, но на душе у меня кошки скребли. И дело было не в похищении и не в Вадиме. Мне очень хотелось хоть как-то убедиться, что мои друзья остались живы, что мужики соврали Борщу. Я убеждала себя, что все хорошо, что дружинные очнутся и ничего плохого с ними не случится. Нас они, конечно, уже не отыщут, тут я похитителям верила, но кабы им самим Олег после головы не открутил. И опять все из-за меня и кваса этого дурацкого!

Как оказалось, мы находились на крохотном постоялом дворе у торговой дороги. Пару приземистых изб и конюшню окружал высокий частокол с воротами на замке. Над нами раскинулась безлунная ночь. Темень стояла такая, что от туалета, по-здешнему – задка, ворот уже было не разглядеть. Если у меня и скреблась до того мысль ускользнуть, теперь она затихла окончательно – куда ж в такую ночь убегать-то. Я себя хорошо знала, с моей везучестью я пробегала бы вокруг постоялого двора до утра и в итоге уткнулась бы в те же самые ворота. Да и потом, где мы и куда бежать, я ведь тоже не представляла. В лесах здешних сгинуть многого ума не требовалось.

Воинов в отряде оказалось десять. Грозные Видогост, его басовитый начальник Невзор и восемь вояк попроще. У них и оружие выглядело типовым, и кольчуги с нагрудниками не такими дорогими, как у предводителей. К сожалению, в моей судьбе это знание ничего не меняло.

Мы вышли почти сразу. Лошадей воины оставили на постоялом дворе, пообещав хозяевам вскорости за ними вернуться. Видогост крепко взял меня за плечо, и мы углубились в лес. Делая вид, что оступилась, я попробовала пару раз выскользнуть из его железной хватки, но напрасно. Эх, синяк, наверное, останется.

Прошла ночь, наступило хмурое дождливое утро. Воины молча и упрямо двигались вперед, я тащилась рядом с ними. Идти у обоза по ровной дороге мне даже нравилось, да и на телегу можно было вскарабкаться в любой момент. Рывок по лесу дался мне с большим трудом. Эти боровы топотали вперед, не снижая темпа, а мне хотелось завалиться под любую корягу и тихо сдохнуть от усталости. Я споткнулась раз, другой.

– Невзор, девка устала, – кликнул предводителя Видогост. – Может, и правда, отдохнем?

Воин бросил на меня недовольный взгляд, но все же махнул рукой и скомандовал привал.

Я с наслаждением стекла по дереву на землю, прислонилась спиной к стволу и закрыла глаза – как хорошо, что хоть некоторое время никуда двигаться будет не нужно! Настроения не испортило даже то, что Видогост завел мне руки за дерево и крепко их связал. Мне хотелось одного – чтобы мне никто не мешал умирать от усталости. Смешная такая, а еще в начале пути думала, как бы сбежать. Да тут хотя бы уползти, и то сил нет.

Воины Невзора радостно загомонили, располагаясь на участках посуше, кто-то достал фляжку, кто-то с чавканьем жевал припасенную еду. Видогост недовольно окинул взглядом расслабившихся воинов. Пнул одного, второго, и отправил в дозор.

Я не заметила, как задремала. И очнулась от громкой ругани – Невзор вовсю костерил ненавистные ему леса новоградского княжества. Я прислушалась, и у меня брови поползли вверх – воины, посланные охранять лагерь, бесследно исчезли в лесу, а Невзор разорялся, потому что потерять двух опытных дозорных за раз уже никак нельзя было назвать случайностью. Ну не волки же их пожрали?

Воины уже не сидели, вальяжно развалившись на мшистых кочках. Похватав оружие и щиты, они выстроились неровным кругом и внимательно вглядывались в мирно шуршащий лес.

Воздух надо мной с тонким коротким свистом пришел в движение – и тут же один из воинов Невзора рухнул навзничь с торчащей в груди стрелой, за ним другой. Остальные попытались прикрыться щитами, но напрасно – еще одна меткая стрела все равно неумолимо нашла свою цель.

– Вы кто такие?! – проорал Невзор, обернувшись вокруг. Бывалого вояку трудно было смутить летящими из зарослей стрелами. – Идите и бейтесь, как мужи, а не как трусливые девки!!!

– Ну, про девок это ты зря, – с недоброй усмешкой произнес за моей спиной знакомый голос, и справа от дерева с обнаженным мечом появился Стоян. Целый и невредимый. – Начали вражду не мы.

– Мы лишь немного поубавили ваше число, для честного боя, – с другой стороны лагеря, лениво помахивая саблей, выступил Леший. – Ведь вам честь неведома.

Веревки на моих запястьях дернуло, и я оказалась на свободе. А слева от дерева, у которого я сидела, показался Сокол с боевым ножом в руке. Вид у троих дружинных был, как на подбор, самый решительный и мрачный.

– Ты как, дочка? – не поворачивая головы, спросил Стоян.

– Порядок, – я с готовностью кивнула, хотя на самом деле мне было холодно, сыро и еще очень есть хотелось.

Сокол дернул меня за рукав, рывком поставил на ноги и отодвинул себе за спину. Я быстро юркнула за дерево.

– Убить, – коротко приказал Невзор, и от скрестившегося оружия посыпались искры. Трусов здесь не было.

Похитители полегли практически все, и не спасла их ни ратная выучка, ни превосходство в числе. Дружинные пощады не давали, да и сами на нее не рассчитывали, сражаясь свирепо и молча. Я затаилась за деревом, как мышка, и старалась не попасться под горячую руку ни друзьям, ни врагам. Трудно было передать мою радость от того, что меня все же нашли и активно спасали, но я помнила мощь Видогоста и Невзора и сильно переживала, справятся ли воины воеводы с такими быками.

Они справились. Я услышала, что лязг железа стих, и выглянула из-за дерева. Дружинные стояли неподалеку плечом к плечу. Далеко в лесу мелькала кольчуга одного из врагов, мудро и своевременно сбежавшего с места сражения, остальные похитители, среди них и Видогост с Невзором, бесформенными куклами валялись вокруг. У меня в желудке некстати заурчало. Значит, выворачивать в кустах не станет. Я, что же, начинаю привыкать к виду резаных ран? И выходит, все закончилось хорошо?

И тут меня, наконец, проняло. Я тихо сползла на землю, уткнулась носом в колени и разревелась. Потому что сколько смелости может храниться в восемнадцатилетней девчонке? Я до полусмерти перепугалась, когда на меня напали разбойники, и когда смотрела на порезанное плечо, и когда поняла, что дружинные не хотят со мной разговаривать, а потом, когда увидела их всех лежащими у дороги и догадалась, что это опять моя вина… А ведь были мгновенья, когда я считала их погибшими, и, пожалуй, то были самые страшные минуты моей жизни… И вот тут я зарыдала сильнее… А потом эти громилы Вадима и невозможность дать деру…

Меня аккуратно поставили на ноги и крепко обняли за плечи. Висок холодил витиеватый золотой оберег, и я догадалась, что это Сокол меня пожалел и он на меня больше не сердится… И я зарыдала практически навзрыд. Слезы лились в два ручья и никак не хотели иссякнуть.

Сердца воинов дрогнули.

– Успокойся, дочка, – участливо попросил Стоян, положив руку мне на плечо. – Все прошло. Все хорошо.

– Не плачь, – Леший потрепал меня по взъерошенной макушке. – Мы же сказали, что не дадим тебя в обиду. Только мы задержались немного, прости…

Его «прости» стало последней каплей.

– Простите меня! Сокол, Стоян, Леший, простите! – зарыдала я. – Я так перед вами виновата! Дура я! Дура-а…

Воины переглянулись. Они, конечно, еще прошлым утром ждали моих извинений, но теперь видели, что меня понесло и закрутило. И с этой истерикой надо что-то делать.

– Пойдем-ка найдем местечко полепше, – деловито предложил побратимам Стоян. – Дождь начинается.

Леший осторожно оторвал меня от Сокола и подхватил на руки – он видел, что сама я в тот момент идти никуда не могла. Я продолжала всхлипывать ему в кожаный, отделанный металлом нагрудник всю дорогу, пока дружинные не отыскали более-менее сухое пространство под тремя раскидистыми соснами и не решили, что переждать непогоду лучше всего именно здесь.

– Лепо вам, братья, – Леший усадил меня где посуше и накинул мне на спину плащ, его глаза смеялись. – Девица наша меня до рубахи промочила слезами своими горючими, впору только замерзнуть от сырости эдакой. Неужто умер у нее кто?

– Так вы же и умерли, – хлюпнула носом я, с удивлением узнавая на себе подарок Аль Абдула. Но плащ же уехал на телеге вместе с оружием дружинных…

– Э, рано хоронишь, дочка, – по-доброму усмехнулся Стоян, присаживаясь рядом и начиная сооружать основу костра. – И не из таких бед выпутывались.

– И догнать вы нас никак не могли, – я с удивлением оглядывала неунывающих воинов, будто впервые их увидела. – Я же только ночью очнулась, а вы…

– А мы проспали лишь до полудня. За что благодарить нужно Лешего, а то бы сгинули.

В общем, рассказ у Стояна вышел совсем недлинный. Пока побратимы отправились в лес похоронить убитых и поискать что-нибудь поесть, дружинный обстоятельно разводил костер и описывал мне случившееся.

Леший, оказывается, присел с другой стороны от телеги проверить второе колесо как раз тогда, когда Сокол и Стоян потеряли сознание. Мужики решили, что третий дружинный тоже уже носом в пыли, и для начала перетащили первых двух подальше от дороги. А когда пошли за Лешим, тот неожиданно встал на ноги. Его, конечно, качало, но воину вполне хватило сил пригрозить мужикам своей саблей настолько убедительно, что те дали деру, позабыв выполнить наказ Борща. После чего Леший дотащился до друзей и тут уже рухнул сам – в этот-то момент я как раз и обернулась.

Зелье в квасе оказалось забористое, но кто же мог знать, что на сына хазарских степей оно подействует лишь отчасти.

– Леший – хазарин?! Но ведь хазары – они…

…Они убийцы и работорговцы, это верно, кивнул Стоян. Мать Лешего угнали в полон из-под Смоленска, у хазар она забеременела и родила, а ее с сыном освободил один из отрядов князя Гостомысла. Женщина вернулась к отцу, а тот, могучий ведун, научил внука многому из того, что знал сам, а пуще всего – любить родную словенскую землю. Упрямый и гордый юноша, коего мать кликала Святославом, решил, что единственной защитой дома может быть воинская наука и служба доброму князю, и ушел в Ладогу, сам себе дав прозвище Леший, ибо с Матерью-природой он крепкую дружбу водил не понаслышке, а называться исконно словенским именем с характерно-восточными чертами лица ему было сильно не по нраву.

И вот надо же, именно его квас добряка Борща не смог вырубить сразу и окончательно. Леший видел, как меня забрали всадники, он узнал в них людей Вадима. Дружинный, пребывая на грани сна и яви, из последних сил обратился к Матери-природе, набрался у лесных духов сил и окончательно сбросил остатки дурмана. А после травяным отваром привел в себя и Стояна с Соколом. К ночи воины догнали обоз, забрали оружие и успели потолковать с вернувшимся от Невзора Борщом. Мне подумалось, что ту беседу купец запомнит надолго, если он еще жив остался. Дружинные были людьми не кровожадными, но подобное не прощали. А дальше им оставалось только отыскать и нагнать отряд Невзора, что Лешему вообще ничего не стоило – он в любом лесу чувствовал себя как в родной избе.

– А Сокол? – внезапно вспомнилось мне. – Он, и правда, пришел в Ладогу из Арконы?

Аркона, Аркона… мифический город на острове Буяне. Тот самый, о котором писал Пушкин столетия спустя в Сказке о царе Салтане. Тот самый город, о котором пел песни реконструктор из далекого будущего. Я отчего-то живо представляла белые барашки на темной морской глади, высокие обрывистые берега, огромный город с белокаменными стенами, храм в его центре…

– Так бают, – уклончиво ответил дружинный. – Аркона – святилище Свентовита, город великий, запретный лихим людям, в нем сходятся наши торговые пути и разные боги. Аркону охраняют лучшие воины, знающие множество тайн. Никто никогда из Арконы не уходил. Сокол – лучник, отмеченный богами. Его оберег оттуда, чего ж скрывать. Но его никто никогда бы не отпустил восвояси. Уйти от служения Свентовиту можно только одним путем – умереть.

– Но Сокол жив, – хмыкнула я.

– Потому и не ведает никто, как взаправду дело было, – усмехнулся Стоян.

Его рассказ меня отвлек и утешил. Рыдать больше не хотелось, я только терла красные глаза и от души зевала. Как и всегда раньше, сильный пережитый стресс сразу загонял меня в сон от усталости.

– Отдохни, дочка, – участливо предложил дружинный. – Мы никуда не спешим.

– Стоян, а мне нравится Сокол, – вдруг со вздохом призналась я.

Воин усмехнулся в усы:

– Что ж в том худого? – полюбопытствовал он.

– Как думаешь, а я могла бы…? – я запнулась и почувствовала, как уши наливаются жаром. Вот вечно сболтну не вовремя, а после нужно уж продолжать.

– А ты у Сокола спроси, – посоветовал дружинный. – Он вокруг да около ходить не станет. Люба – скажет, нет – тоже не промолчит.

– Нерадостная перспективка, – я смущенно потерла кончик носа. Как вот так запросто объясняться с лучником воеводы Олега, таким недоступным и насмешливым, я представить себе не могла. Да и в чем ему признаться? Что нравится? И что такого? Мало ли кому он еще люб. Думаю, воинов Рарога девицы вниманием не обделяли нисколько.

«Говорить с воином нужно только о горячей любви, иное лучше забыть, Василек», – вспомнились мне далекие слова моей матери. Она теперь часто стала что-то говорить мне во сне и в туманах памяти. Ради такого я готова была хоть насовсем остаться в древней Руси.

В желудке тихо заурчало.

– А поесть у вас случайно не найдется? – мне вспомнилась давешняя кринка молока, от которой я отвернулась, и мои щеки враз покраснели вслед за малиновеющими ушами.

– Сейчас Леший с Соколом принесут что-нибудь. Спи пока, – Стоян, наконец, сумел развести костер, и мне сразу стало теплее. – Скажи только, не обижали тебя люди Вадима?

– Не успели, – я укуталась плащом до самого носа, мои глаза закрывались сами собой. – Стоян, спасибо вам. Я бы давно пропала без вас. Простите меня за самодурство, пожалуйста. Я ведь как лучше хотела.

– Да мы и не сердились на тебя, – воин по-отечески заботливо подоткнул мне на спине плащ. – Я рад, что ты прощение просить научилась.

– Ты понял?

– Да у меня ж три дочери твоих лет и помладше. Я вашу курносую девичью натуру уже с закрытыми глазами насквозь вижу, – рассмеялся Стоян. – Не все умеют за свои ошибки ответ держать, но жизнь всех учит.

Когда из лесу вернулись Сокол с Лешим, я уже крепко спала, и будить меня они не стали. Я сама повела носом и открыла глаза, почуяв вкуснючий запах жареного мяса.

– Я так и знал, что дочка не проспит трапезу, – рассмеялся Стоян.

В лесу шуршал дождь, темное серое небо не давало возможности отыскать солнце.

– За полдень давно, – ответил на мой невысказанный вопрос Леший.

Я поплотнее закуталась в плащ. Хотелось целую вечность вот так лежать, глядеть в огонь, слушать шуршание капель дождя по листве…

– Придется вставать, дочка, – Стоян словно читал меня, как по открытой книге. – Скоро в путь. В лесу задерживаться не стоит, мало ли какой еще лихой народец на нас набредет.

– С вами я их не боюсь, – я присела поближе к огню и вытянула руки погреться.

– На каждое мастерство всегда найдется лепшее, – заметил Леший. – И всегда отыщется тот, кто не погнушается ударить в спину.

Сокол бросил на друга быстрый взгляд и слегка повел плечами. И тут я увидела, что кожаный нагрудник и кольчуга на его спине у самого плеча располосованы коротким и сильным ударом. Кровь почти не выступила, да и воину рана не слишком мешала, иначе бы его побратимы так просто у огня не сидели – это я уже давно поняла – но значит, кто-то из людей Невзора все же не посчитал смертельной подлостью бить в спину. Похоже, Сокола спасли только его ловкость и природное чутье.

– И все из-за меня, – я почувствовала, что сейчас захлюпаю носом вновь, и поспешно уставилась на ствол ближайшей сосны. Все равно, ничего умного я сейчас добавить не могла. Подскакивать с аханьем «О, боги, тебе больно?!» казалось мне нелепостью. Странно, но Сокол это понял. Я услышала тихий смешок.

– Благодарю, – негромко произнес лучник.

– А смешного что? – так же едва слышно спросила у соснового ствола я, чувствуя, как краснеют мои уши.

– Поглядишь на наших девок – поймешь, – с улыбкой ответил Сокол.

Мда-а… не вписываюсь я, похоже, в образ девицы с лукошком и сарафаном, собирающей васильки на поле. Кто ж меня замуж тогда возьмет… Я изумленно заморгала – ничего себе мысли! Уже замуж тут собралась. Вот уж дурочка, ничего не скажешь.

– Я тоже хочу уметь сражаться, – вздохнула я. – Почему я всегда должна прятаться?

Дружинные улыбнулись, пожалуй, чуть снисходительно.

– Потому как тебя есть, кому защитить, дочка, – за всех ответил Стоян.

– А если вдруг никого рядом не случится?

– Девицам боги заповедовали на шелках вышивать, – вроде невпопад заметил Леший.

– Не собираюсь я этой глупостью заниматься! – вспыхнула я. – Зачем вам лишний свитер с оленями?! А если я опять на разбойников нарвусь в одиночку, по глупости?! Что мне тогда прикажете делать? Главарю их в лесной чаще рукавицы вязать до старости?!