Громовое колесо

– А что, братья, – неожиданно усмехнулся Леший и лениво откинулся на спину, подложив руки под голову, – неужели и взаправду люди будут быстрее ветра в небе летать? Я б попробовал. Жаль, не удастся.

– Сотвори себе крылья да лети, – подтрунил над другом Сокол.

– Придется тебя всему с основ обучать, что сами знаем, так, дочка? – по-доброму улыбнулся Стоян. – Коли уж тебя Колесо из иного времени перебросило.

Я удивленно вскинула голову. Дружинные полулежали вокруг костра так же спокойно, как и до моего рассказа. Только глаза их весело поблескивали в отсветах пламени. Выходит, они что же, мне поверили?!!

– Да не пугайся ты так, – Стоян перехватил мой бешенный взгляд. – Громовой перунов знак, что висит у тебя на шее, своим разумом обладает и единожды любое желание исполнить может. Что ему стоит человека сквозь тьму веков перекинуть? Уж нам ли не ведать?

– У князя Гостомысла, деда нашего Рарога, такое Колесо надежно припрятано было, – подхватил Леший. – В народе о том много говаривали. И удивлялись, отчего князь его не просит людей от набегов избавить. А потом слух прошел, что Колеса у князя и нет больше. Давно это было… А ты его, выходит, нашла.

– Я ничего не загадывала!

– Может, и нет, а может, и грезила о чем, или срок пришел.

– А обратно оно меня вернуть не может? – я с надеждой поглядела на Лешего.

– Теперь оно – железяка бесполезная, – неопределенно пожал плечами дружинный. – Пока его вновь сильный ведун не заговорит.

Угу, теперь еще и ведуна искать придется. Веселенькое вырисовывается дело. За мной охотятся люди Вадима, я охочусь за мифическим старцем, а еще это неожиданное свободное владение языками и дружинные Олега Вещего мне в помощь. В ближайшее время скучать мне точно не дадут.

Я посмотрела на Сокола. Серьезный лучник мне не сказал за весь вечер еще ни единого слова. Он подправлял оперение стрел, проверял тетиву, заботливо ощупывал пальцами спинку лука, изредка пытливо поглядывал на меня и молчал. А мне отчего-то было очень важно, что скажет обо мне именно он.

– Сокол, – рассмеялся внимательный Стоян. – Да молви ты уже девице, что мыслишь, и что у нас, как у франков, за подобное на кострах не сжигают! А то она трясется, как заяц под кустом.

Лучник бросил на меня быстрый взгляд из-под челки, мне показалось, что его глаза блеснули смехом:

– В Арконе говаривали, что франки жгут всех красивых женщин с рыжими волосами и таинственным даром. У нас верят, что любой светлый дар – от богов. Коли Перун позволил тебе здесь оказаться, то оно неспроста. А тогда уж скорее грозит тебе здесь брачный пир, наши воины и землепашцы девок, отмеченных милостью богов, одинокими не оставляют.

Я вздрогнула.

– Сокол! – укорил побратима Стоян. – Я ж просил успокоить девицу, а не пугать ее еще больше.

– Женщину должен защищать ее муж, – поддержал лучника Леший. – Сокол все верно речет.

– Я как-то замуж не стремлюсь, – кашлянула я. Кто знает этих дружинных. Решат за меня, что мне никак без надежной мужской спины, и выдадут за кого-нибудь. Причем из лучших побуждений. – И в моем времени женщина сама решает, за кого ей идти и когда.

– И чем оно оборачивается? – вроде невинно полюбопытствовал Леший.

– Чем, чем. Живут себе, детей растят.

– Не чтя отца и мать, и весь свой род?

– А род тут при чем? – я запуталась окончательно.

– Важнее рода нет ничего, – вздохнул Сокол. – Чтить родителей, слушаться старших братьев, беречь память о своем роде – у нас это главный закон, по которому живут даже боги. Потому княжна никогда не выйдет за дружинного, а купеческий сын не возьмет себе девку из землепашцев.

– Не знаю я своего рода, а здесь у меня и подавно никого нет, – насупилась я.

И как-то жила же я столько лет без родителей и родных, и ничего. А тут в носу противненько защипало. Я отвернулась от огня, но внимательных воинов провести оказалось непросто.

– Прости, дочка, – повинился Стоян. – Не хотели мы тебя печалить.

– У меня и там никого не было, и здесь никого нет, – зябко повела плечами я. – Из родных. Откуда же взяться роду?

– Пока что родными тебе будем мы, – хмыкнул Леший. – Так приговорил нам воевода. А затем муж тебе родным станет. Все равно ранее али позднее, но любая девка выходит замуж.

Спорить с этим бесхитростным выводом мне показалось бессмысленным.

– Или я вернусь домой, – тихо прошептала себе под нос я.

– Мы поможем тебе, что бы ты ни выбрала, – Сокол услышал ее. Воин выглядел задумчивым и рассеянно разглядывал черные вершины деревьев.

– Завтра начну учить тебя с ножом обращаться, – вдруг сказал он и встал. – Я первым в дозор.

– Он мне не верит? – я посмотрела вслед исчезнувшей в темноте фигуре.

– Отчего же, – усмехнулся Стоян. – Верит. Только беспокоит его что-то сильно. И то не Вадим с сотоварищами. Сокол людей будто насквозь видит, ложь легко распознает. Я по его глазам заметил, что ты правду сказываешь. Но с Соколом мы плечом к плечу не первый год сражаемся, вместе не раз смерть повидали. И вот, что я тебе скажу, дочка. По всему выходит, что всю правду ты и сама не знаешь. Неспроста тебя сюда Колесо перекинуло и, думается мне, ты нам о себе еще кое-что могла бы поведать, коли б знание о том имела.

Ответить мне было нечего.

Дружинные загасили огонь и легли спать, а я все смотрела на звезды. С моего места у тлеющих угольков небо виднелось сквозь кроны деревьев лишь кусками, и я пошла поискать прореху в ветвях, чтобы лежать и мечтать.

– Только не уходи далече, – очень тихо произнес мне вслед Леший. – Заблудишься.

– Спи, брат, – столь же тихо откликнулся откуда-то сбоку голос Сокола. – Я прослежу.

Лесная поляна отыскалась быстро. Рядом тихо журчал невидимый ручей. Я прилегла у воды и подняла голову к небу. Рядом опустился на землю Сокол. Лучник тоже задумчиво смотрел на звезды.

– Мы верим, что то наши пращуры глядят на нас с высоты, – неожиданно тихо произнес он. – Они смотрят на наши поступки и, бывает, что указывают нам путь. А вон там бежит Лебединая дорога. Ее еще зовут Велесовым Путем, помогающим умершим душам попасть в небесный Ирий. И все мы однажды пройдем той дорогой…

Я обернулась и посмотрела на Сокола. Его глаза, глядящие вверх, сверкали, в них словно поселился звездный свет. Лучник перевел взгляд на меня, и у меня на миг перехватило дыхание от этого внутреннего света, я словно нырнула в глубину его серых глаз, а вынырнуть не смогла. Сокол глядел мне глаза в глаза несколько долгих мгновений, а потом медленно опустил голову, я была уверена, чтобы не смущать меня и дальше.

Я почувствовала, как щеки мои наливаются малиновым жаром – вот учудила, как дура уставилась. Лучше уж и дальше смотреть на звезды. Я заставила себя отвернуться, заложила руки за голову и устроилась поудобнее. Небо, яркое, сверкающее миллионами сапфировых точек, завораживало. Но, глядя на далекие звезды, становилось и грустно. Эти крошечные яркие огоньки светили людям задолго до прихода Рюрика на Русь, они же подмигивали и мне в далеком двадцатом веке, а между тем от воинов, сейчас окружавших меня, на земле в те времена уже оставался лишь прах…

И я даже не заметила, как провалилась в сон.

Ранним утром меня растолкал Стоян. Дружинный выглядел бодрым, словно и не ложился. Не иначе, последним стоял в дозоре, по старшинству выбрав себе самое трудное время перед рассветом.

– Вставай, дочка. Обоз скоро тронется, – усмехнулся он в пшеничные усы. Я еще подумала мельком, не знал ли он о моих переглядах с Соколом, но поразмыслив, решила, что не знал. Просто позабавился, наблюдая мой утренний растрепанный вид. А сам Сокол и виду не показывал, что что-то такое ночью заметил. И хорошо. Может, и мне все померещилось.

Я еще успела наскоро перекусить и сбегать умыться, когда телеги одна за другой стали выворачивать на дорогу. Впереди ждали почти два дня пути.

– Стоян, – я повернулась к шедшему рядом дружинному, когда насмотрелась на лес и небо и порядком заскучала от монотонной ходьбы. – Расскажи мне о вашем князе, Рюрике. C самого начала. И кто такой Вадим. Я учила историю, но столько веков прошло, все же переврали.

Дружинный задумчиво провел рукой по усам, собираясь с мыслями.

– Попробую, дочка… Род нашего князя Гостомысла, деда Рарога, очень древний. Он происходит из страны Гардариков на востоке и насчитывает множество поколений. Гостомысла наши земли почитали как великого воина и мудрого правителя. За таким князем любой шел, не раздумывая. И пошел бы за его сыновьями, но прямая ветвь князя иссякла, ибо все его четверо сыновей погибли в походах и от болезней. У Гостомысла остались три дочери: Желанна, Умила и Милорада. Вадим – сын Желанны, старший в роду после Гостомысла. По Правде ему следовало принять правление после деда, но князь его своим преемником видеть не хотел. Слишком уж жаден и жесток Вадим, да и воспитан в латинской вере. А больше у Желанны детей не было.

Обоз выехал из леса в поля, запахло солнцем и душистыми травами. Как же хорошо дышалось в далеком прошлом без заводов и автомобилей!

– Рарог, Синеус и Трувор – сыновья средней дочери князя, Умилы, – продолжал Стоян. – Они пришли на Русь по приглашению Гостомысла из земель ободритов, наших братьев. Синеус теперь на Белоозере сидит, а Трувор – в Изборске. Рарог же столь понравился своему деду, что тот оставил его князем заместо себя.

– А Вадим?

– Вадим остался недоволен, но сильно не упрямился после того, как князь Гостомысл с ним перемолвился.

Стоян заметно нахмурился.

– Что, непростой был разговор? – угадала я.

– Что князь своему внуку молвил, никому не ведомо, – покрутил ус воин. – Только вылетел от Гостомысла Вадим, будто его кипятком обварили, а тем же вечером вдруг смиренно принял волю деда. Да ужо не поверил ему никто. А князь с тех пор затосковал, все дни считал, а до чего, никому не поведал. После позвал к себе младшую дочь Милораду и долго с нею вдвоем сидел. Вскоре не стало нашего князя. Этой зимой все и случилось.

– А что же Милорада?

– Милорада вскоре за Гостомыслом умерла. Поговаривали, что отравили ее. Тогда много народу странной смертью в Ирий уходили. Мыслится мне, и Вадим мог к тому руку приложить. У Гостомысла тайна была, а Вадим ее знал, похоже. И убирал всех, кто мог ему помешать. Хотя то все домыслы, не более.

– А дети Милорады?

– Так у нее одна дочь и была, да и та в детстве еще в небесный Ирий переселилась. Так вот и выходит, что Рарог с братьями и Вадим после них – единственные законные князья на Руси, коли не будет у Рарога наследника.

– Ну, наследник-то будет, – усмехнулась я. – Уж я знаю точно.

– Да ваш Рарог – захватчик тупоголовый! – внезапно услышала я сзади. – Помрет без наследников, и не жалко.

Я резко обернулась – за нами шли трое франков и недобро скалились. Произнес последнюю фразу на чужом для славян языке один из них, думая, что никто не поймет. Незадача, братан! Способность понимать лично твой говор у меня пока не пропала.

– Никто не смеет оскорблять нашего князя! – я развернулась к франкам и скрестила руки на груди. Интересно, мелькнула в голове шальная мысль, а с каких это пор Рюрик сделался и моим князем? И была бы я такой смелой, если бы по бокам не шли дружинные? Их оружие лежало рядом на телеге, аккуратное прикрытое мешковиной, но мне отчего-то думалось, что они и без него прекрасно управятся.

– Гляди-ка, Свен, девка словенская бает по-нашему! – поразился франк.

– Неужто и по-моему поймет? – проворчал его приятель. Язык явно был другой, но – ха! – для меня они звучали одинаково.

– Поймет, – важно кивнула я, стараясь не делать резких движений, потому что увидела, как напряглись дружинные, не понимавшие ни слова, но уловившие угрозу. Я запоздало сообразила, что драку в обозе устраивать не следовало.

– Что стряслось, дочка? – внешне совершенно спокойно спросил Стоян, мрачно оглядывая франков.

Краем глаза я увидела подходящего купца – хозяина обоза. Вот уж у кого чутье на неприятности!

– Эти люди невежливо отзывались о нашем князе, – как можно миролюбивее пояснила я и даже старательно покраснела. – Мне это не понравилось. Прости, Стоян, я вспылила.

Вообще-то мое смущение выглядело вполне сносным. Только вот я глянула на Сокола и успела заметить, как он ухмыльнулся – уж он-то видел меня насквозь. Тем не менее, лучник не вмешивался и по обычаю молча и внимательно оглядывал потенциальных врагов.

Купец размышлял недолго. Я практически слышала, как с завидной скоростью вращаются в его голове шестеренки мыслей.

– Свен, Ольфид, Беорник! – он мотнул головой, и франки понятливо и хмуро поплелись вперед, не взглянув на нас.

– Прощения просим, – важно поклонился купец уже Лешему, ибо тот ему платил за дорогу. – Князя мы чтим, а охране своей я то еще раз втолкую. А что, сестра ваша многим языкам ли обучена?

Я хотела сама ему ответить, но Стоян молча и крепко взял меня за плечо. Я тихо охнула и опустила глаза.

– Да много ли девка знать может? – беззаботно вскинул глаза дружинный с самым невинным выражением на ястребином лице. – Так, пару слов тут, пару там.

– Добро, – довольно усмехнулся купец, направившись на свое место в центре обоза к ожидающим его франкам. Мне он не нравился своей козлиной бородкой и бегающими глазками.

Проблема казалась решенной, но дружинные отчего-то не улыбались. Кажется, я только что совершила что-то нехорошее.

– Ну? – я хмуро глянула на Стояна. – Давайте уже, что ли, по шапке. Долго ждать?

– Дочка, – проникновенно начал дружинный. – У нас тут не все люди хорошие, как Твердята. Он купец хоть, но человек благородный и совестливый, а этого прыща мы только день знаем. Что у него на уме, не поймешь.

– Али ты мыслишь, что толковых толмачей у нас в княжестве полно, что б на всех хватило? А ну как он решит, что ты ему подходишь? – поддержал побратима Леший.

– Ну, решит, – я никак не могла понять, в чем тут опасность. – И что же?

– Поручит своим остолопам тебя выкрасть, – буднично перечислил Леший. – Продаст на рынке да сам же и купит. И никто тебя уже не выручит из холопов.

У меня по спине пробежала волна холода.

– Веселенькое у вас тут времечко, – буркнула я. – Ладно, я буду осторожнее впредь, обещаю.

– А мы понадеемся, что купцу нынче толмач не нужен, – словно сам себе произнес Леший. – Хотя мыслится мне, это не так…

Опытный в общении с людьми дружинный оказался прав.

Днем от обоза отделился всадник и ускакал галопом куда-то вперед, то купец отправил гонца предупредить ближайшее поселение о возможности торга. Позже выяснилось, что не только их….

Поздней ночью, когда как следует стемнело, мы остановились на краю леса, чтобы рано поутру въехать в Уткину заводь, то самое селение, где купец хотел торговать по дороге в Новоград. Жилые дворы располагались недалеко, мы даже иногда слышали лай собак. Но на ночь глядя купец не хотел никого беспокоить, да и товар в темноте не разглядишь.

– Хей, Ольга! – позвала меня одна из девок, прислуживающая хозяину обоза, веселая хохотушка Ждана. Мы свели с ней короткое знакомство в пути, и она мне нравилась. – Я к ручью за водой. Пойдем?

Я привычно оглянулась на дружинных. Сокол только начинал разводить костер, Леший и Стоян о чем-то чинно беседовали с купцом и его помощником. Не иначе о незапланированной задержке в пути.

Ручей журчал совсем рядом, метрах в ста. Я прикинула, что успею вернуться прежде, чем они вообще заметят мое отсутствие. И не придется ради одной наполненной фляги просить вооруженных до зубов мужчин меня сторожить. Сколько можно-то. Я согласилась.

Ждана легко бежала впереди, врожденным чутьем в темноте перескакивая камни и неровные места, чтобы не поранить босых ног. Я же шла за ней, поминутно спотыкаясь и ощупывая носком сапога пространство перед собой, и к ручью вышла, когда Ждана уже наполнила свой котелок и собиралась обратно. Я присела у воды, откупорила фляжку и вдруг увидела в отражении над своим плечом ухмыляющуюся мужскую физиономию. И эта ухмылочка за один удар сердца сказала мне все – прав был Леший, ох, как прав!

Я резко вскочила, разворачиваясь лицом к физиономии и одновременно залепляя ему фляжкой по лбу. Движение вышло скорее инстинктивным, чем продуманным, но мужчина такого от меня не ждал и с руганью отпрыгнул. Вокруг противненько засмеялись. Я испуганно заозиралась – из тьмы вылеплялись новые фигуры, судя по внешности – настоящие разбойники. Жданы и след простыл, только котелок валялся в траве. Без сомнения, тревогу в обозе она поднимать не станет.

Разбойники между тем шагнули вперед, сжимая кольцо. Я подхватила оброненный котелок за ручку и приготовилась защищаться, на всякий случай приняв оборонительную стойку бойца Шаолиня – вдруг испугаются.

– Не подходите, – я приподняла раскачивающийся котелок повыше, чтобы удобнее было им отбиваться. – А то пожалеете! От вас мокрого места не останется!

Разбойники довольно оскалились – вот нашли забаву, ага! Я подумала еще, что такие клоуны, как я, у них тут редко выступают. И тут же мужики прыгнули на меня. Я огрела ближайшего котелком, тот заорал от боли, а дальше началась куча-мала. Я лупила их котелком, царапалась, брыкалась. Один из разбойников схватил меня за ноги и повалил на землю, второй метнулся с мотком веревки… и мешком свалился на траву с предсмертным хрипом – в его горле торчала стрела.

– Чего все разом на одну девку-то нападаете? – услышала я не обещающий ничего хорошего голос Стояна. – Она у нас без головы, конечно, но хоть бы по очереди под котелок-то кидались. Не по справедливости выходит.

Разбойники растерялись, но перед ними стояли всего трое, а деньги им заплатили немалые – и они налетели на дружинных, рассчитывая быстро расправиться с ними и вернуться ко мне. Оставалось только тихо вздохнуть. Идиоты… Воины встретили их очень неласково, не особенно заботясь о таких понятиях, как гуманность и осторожность. Похоже, они успели здорово за меня испугаться и теперь вымещали на разбойниках стресс. Сокол, так тот вообще и боевого ножа не достал, просто расшвыривая нападавших своим длинным тяжелым луком. И после его ударов разбойники больше не поднимались.

Но мне вдруг показалось, что дружинные не справятся. Все же на каждого приходилось по несколько нападавших. Я схватила котелок и огрела им сзади ближайшего из разбойников, который как раз заходил Соколу слева, целясь ему в бок длинным ножом. Разбойник вскрикнул, развернулся ко мне и взмахнул рукой с ножом, защищаясь от внезапного нападения. Лезвие чиркнуло мне по плечу, я отпрыгнула, оступилась и рухнула в ручей, подняв тучу брызг…

Когда я сумела подняться на ноги на скользких камнях и протерла глаза от воды, сражение уже закончилось. Дружинные, опустив оружие, спокойно смотрели, как в лес удирают трое оставшиеся в живых лиходеев, и даже не пытались их остановить. Вокруг в нелепых позах валялись убитые. Я сжала ручку котелка, который так и не выпустила, отчетливо представляя, что мне сейчас скажут. Воины неспешно повернулись ко мне. Я почувствовала, что мое лицо разгорается от стыда, уши пылают.

Молчание затягивалось. Кошмар какой-то…

– Идем, дочка, – наконец со вздохом произнес Стоян, вытирая меч пучком травы и отправляя его в ножны. – А то у нас костер потухнет.

Они развернулись и направились к обозу, вокруг которого суетились обеспокоенные люди. Я побрела следом, подобрав флягу и так и не бросив спасительного котелка. Больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю.

Левое плечо разгоралось. Я недоуменно опустила глаза и почувствовала, как земля плавно поплыла из-под ног – на мокром вышитом рукаве у самого плеча неспешно расплывалось большое багряное пятно. Мамочки-и! Я судорожно сглотнула и зажмурилась – не вижу, не вижу! Голова закружилась от страха – я никогда еще не резала себе ничего, кроме пальца.

Дружинные, похоже, услышали, что я остановилась, и обернулись посмотреть, почему.

Я почувствовала, как сильные мужские руки крепко и осторожно взяли меня за плечи и развернули левым боком к свету обозных костров. Послышался треск рукава.

– Царапина, – заключил голос Лешего. – До свадьбы заживет.

– Ну что ж тебе не сиделось на месте, дочка? – вздохнул Стоян. – Идем. Сейчас все поправим.

Я осторожно приоткрыла глаза и хотела шагнуть за ними, но ноги предательски подкашивались. Вот я трусиха, оказывается… Сокол молча передал лук Стояну и поднял меня на руки. Я была ему благодарна, мне никак не удавалось до конца прийти в себя.

Чуть позже мы сидели с Соколом у костра. Леший с побратимом отправились потолковать с купцом, они не сомневались, кто навел разбойников и придумал коварный план. Наверное, купца даже стоило пожалеть.

Сокол неспешно бинтовал мне предплечье. Порез, и правда, был не слишком глубокий, но чтобы не занести грязь да и меня не пугать его видом лишний раз, дружинный предпочел рану обработать и затянуть. Его руки внезапно остановились, и я впервые за это время повернула к нему голову. Сокол молчаливо и задумчиво разглядывал мою татуировку на руке чуть ниже пореза. Ох, сколько она мне неприятностей принесла в детстве, и не перечислить. Вроде красивое ветвистое дерево размером с пару грецких орехов, но в школе меня из-за нее затравили – все, что было необычным и не принятым в обществе, нещадно высмеивалось. Что же, я виновата, что в детдоме взрослые парни развлекались, накалывая подобные картинки нам, малышам? Вот и Сокол, как мне показалось, был удивлен и весьма озадачен.

– У вас таких не накалывают? – поинтересовалась я.

Лучник словно очнулся и даже чуть тряхнул головой, будто прогоняя наваждение:

– Отчего же. Но я не ведал, что они сохранились и в грядущем.

– Дерево что-то значит?

– Это знак рода, – Сокол оставался немногословным, но у него на переносице залегла задумчивая складка. – И я такой уже видел.

– У нас это просто дерево, – устало отмахнулась я. – Понравилась картинка – набили, и всего-то.

– А кто набивал?

– Да не помню, – я была озабочена предстоящей трепкой и отвечала рассеянно, глядя в огонь. – Говорят, парни в детдоме тренировались на нас, мелкотне. У многих потом разные узоры на руках учителя находили…

Вернулись побратимы. Сокол молча поднял на них взгляд.

– Не признается, поганец, – с досадой сообщил Леший, присаживаясь к костру. – Но мы ему сумели все же растолковать, что больше так поступать не стоит. Себе дороже.

– Этот прыщ понял, наконец, кто мы. Едва зелеными волдырями от страха не пошел, – усмехнулся Стоян. – А девка его как под телегу спряталась, так до сих пор там и сидит. Расправы ждет.

На меня дружинные не посмотрели. Я опустила голову. Правильно все. Я чуть не влезла в большую беду, а они за меня головами отвечают. Причем, вполне возможно, что не фигурально. Надо было извиниться, но нужные слова никак не находились. Беда с этими извинениями.

Попросить прощения в шутку для меня всегда было проще простого. Никакой ответственности, просто слова. Но стоило мне провиниться всерьез, заставить меня извиняться могли немногие. И эту дурацкую черту характера я притащила в древнюю Русь. Вот радость-то! А научил меня этому… я резко вскинула голову, вдруг вспомнив… мой старший брат. Высокий темноволосый мальчишка, почти уже юноша, с темно-карими глазами… Не родной, нет… У нас был общий дед. Значит, мой кузен… Не помню, у кого я в тот день просила прощения, мне было так мало лет, но брат тогда очень рассердился, кричал, тряс меня за худенькие плечи. И твердил, что я… что мы никогда и ни перед кем извиняться не должны! Когда это случилось, где, кто был тот брат? Прошло столько лет, я не помнила ничего из своего детства, а защитная реакция не просить прощения осталась.

Я подняла глаза. У костра спали Стоян и Сокол. Лешего не было. Значит, стоял на страже где-то неподалеку. А я и не заметила, что прошло столько времени.

Как же мне хотелось вспомнить что-нибудь еще! Странно, что я стала возвращаться в детство, именно попав в прошлое. Ведь здесь мне не найти ни пропавших родителей, ни даже этого странного брата, хоть я его и… ненавидела! По моей спине пробежала волна холода. Вот так воспоминания! Почему же я ничего не рассказала там: в милиции, в больнице, в детском доме? Почему вспоминаю сейчас? Нет, я им что-то лепетала… О родителях, о своем большом красивом доме… Но мне… не поверили! Потому что не теряются дети из таких семей… Теперь я никогда не узнаю, что я им рассказывала, ведь, чтобы спросить, нужно вернуться обратно…

Так я просидела до рассвета, погрузившись с обрывочные воспоминания из двадцатого века. Мне было тяжело и грустно. И еще я не могла понять, как помириться с дружинными, не прося прощения. Или как все же это прощение попросить.

Над полями сквозь утренний туман проглядывало встающее солнце. Обоз просыпался, оживал. Леший и Сокол, вставшие одними из первых, в шутку разминались на мокрой от росы траве, пытаясь пересчитать кости друг другу. Теперь в обозе знали, что они – воины воеводы Олега, и скрываться смысла не стало.