Врата бога. Ашшур в гневе. Часть первая

Вадим Барташ

Врата бога. Ашшур в гневе. Часть первая

Предисловие

Я рад, дорогой читатель, что ты обратил внимание на моё творчество. Это уже первая часть второй книги исторической трилогии «Врата бога», которая называется «Ашшур в гневе». Повествование моё продолжается и постепенно приближается к кульминации. В нём вместе со старыми появляются и новые герои, и они тоже по большей части исторические личности. А между тем противостояние между двумя сводными братьями- Ашшурбанапалом и Шамаш-шум-укином – накаляется до такой степени, что зревший уже давно нарыв окончательно вскрывается и Ассирийскую империю охватывает пожар Гражданской войны.

Война эта продлится не один год и потрясёт до основания Ассирийскую империю. Она будет сверх ожесточённой и затронет большую часть Ближнего Востока. И неизбежно эта война приведёт к неисчислимым жертвам.

И ещё…Маленькое отступление.

Один из главных героев этого романа имел своего исторического прототипа, но у него сложно произносимое имя- Набу-бэл-шумате, и поэтому князя по прозвищу Красавчик я переименовал. И он у меня стал Набуэлем.

Глава первая

А теперь всё наше внимание пора переключить на страну, находившуюся южнее Ассирии. Мы отправляемся с вами в соседнюю Вавилонию. И вот почему…

Её не считали обычной провинцией. К ней относились всё-таки, как к отдельной стране. Со своей богатой культурой и развитой экономикой. Но при Саргонидах права её начали постепенно урезаться. Особенно это стало заметно в правление Синаххериба. И это не могло не вызвать среди вавилонян раздражение, которое уже вскоре начало выливаться в протесты. Они по началу были неорганизованные, но так было только на первых порах…

Я уже писал, почему Набу-ката-цабат стал продвигать идею о независимости Вавилонии, и почему этой идеей он заразил зятя. Однако тут требуется и ещё одно пояснение… Об этом практически никто не был осведомлён, но за спиной визиря вырисовывались ещё две фигуры. Это были две самых могущественных вавилонских семьи- Нагибу и Мурашу. Об этих семьях я упоминал. И я также не случайно их сравнивал с нынешними Ротшильдами.

Сравнение это вполне корректное. Ротшильды древности, Нагибу и Мурашу, из мелких торговцев за два века поднялись на самый верх финансового успеха. Им теперь принадлежало множество доходных домов в Вавилоне и в других городах, обширные сельскохозяйственные латифундии, на которых были задействованы тысячи рабов, различные торговые компании и много-много ещё чего. И они никогда не действовали в открытую, однако им было очень выгодно, чтобы Вавилония приобрела настоящую независимость и перестала подчиняться Ассирии, и поэтому они щедро профинансировали Набу-ката-цабата. Ну а от финансовых вливаний в старого пройдоху всё и пошло…

Впрочем, даже Шамаш об этом не догадывался.

Конфиденциальность в этом вопросе соблюдалась строжайшая. Нагибу и Мурашу, как и современные Ротшильды, нигде и никогда не любили засвечиваться.

Как тогда, так и сейчас, действует железное правило: «Большие деньги любят власть. А ещё большие деньги всегда предпочитают тишину».

***

Набу-ката-цабат, тесть Шамаша, давно превратился в незаменимого человека для царственного родственника, и тот постоянно обращался к нему за поддержкой. В присутствии этого вельможи Шамаш как-то держался, однако, стоило визирю на какое-то время его покинуть, и особенно если это он делал надолго, то сводный брат Великого царя мог и сорваться. И тогда он нередко впадал в депрессию. И вот, как только Набу-ката-цабат выехал в Приморье, на встречу с халдейским князем, чтобы его завербовать, так Шамаш тут же заперся у себя в покоях и ушёл в новый загул.

Пил он неразбавленное вино и почти ничего не ел. Его в очередной раз охватила горечь оттого, что он по-прежнему был лишь номинальным правителем в Вавилонии, и важнейшие решения по-прежнему принимались не им, а спускались в виде распоряжений из Ниневии. А ведь он считался царём! Но тут определяющим словом являлось слово «считался». Он только им считался. И это его очень угнетало. Так что, он зря прикладывался в праздник Нового года к руке скульптуры бога Мардука, и это всё оказывалось на самом деле обычной фикцией?! Как же было трудно это Шамашу выносить!

Он и сейчас, по прошествии стольких лет, помнил всё, что было раньше с ними.

***

Шамашу выпало счастливое и безоблачное детство, и он почти до семнадцати лет не сомневался в том, кому достанется царская тиара и кто воссядет на трон в самом роскошном в мире Северном дворце после ухода отца.

У Асархаддона поначалу родилось три сына от разных жён, однако старший, Син-надин-апал, которого уже успели объявить наследником, ушёл из жизни достаточно рано и неожиданно, и из двух оставшихся Великий царь явно предпочитал Шамаша. И Шамаш поверил в то, что именно он является избранником судьбы и не упускал случая поиграть на нервах младшего сводного братца и постоянно его обижал. А тот поначалу был стеснительным и каким-то уж очень робким, и можно даже сказать совсем забитым.

И это Шамаша раздражало.

Шамаш обзывал Ашшурбанапала «тютей», «слизняком» и «маменькиным сынком», а случалось и так, что даже его и поколачивал.

Вообще в ранние годы Шамаш с младшим братом не церемонился, и тот частенько ходил с синяками, как какой-нибудь простолюдин после уличных мальчишеских разборок.

Но вот Шамаша настигла чёрная полоса, когда боги отвернулись от него. За три года до своей неожиданной кончины отец, поддавшись давлению со стороны проклятой Накии, вздумал поменять завещание и объявил наследником уже Ашшурбанапала. И для многих при Ниневийском дворе это прозвучало, как гром среди ясного неба.

Но больше всего это поразило самого Шамаша.

Сторону Ашшурбанапала заняла не только могущественная царица-мать, но и учитель царевичей, учёный Набуахиариба, а также главнокомандующий армии, туртан Набушарусур, и под их влиянием многие представители высшей знати, включая практически всех губернаторов (за исключением тех, кто тогда заправлял в Вавилонии и в некоторых окраинных владениях), переориентировались и рьяно поддержали сына ассирийки Эшархамат, ну а вот тех, кто по-прежнему держался за Шамаша, оказалось явное меньшинство, и они не имели особого влияния, и рассчитывать им было не на что.

В итоге Шамаш, так и не ввязываясь в драку, проиграл. Проиграл её в чистую.

После этого ему пришлось резко поменять своё поведение и подлаживаться под более удачливого сводного братца, которого с этого момента он возненавидел ещё больше, хотя теперь внешне вёл себя по отношению к нему подчёркнуто лояльно.

***

Постепенно многие детские обиды забылись, братья внешне сблизились и, казалось бы, даже превратились в друзей. Шамаш постоянно околачивался при дворе и не упускал любую возможность, чтобы продемонстрировать свою преданность везунчику. В итоге дело дошло до того, что когда встал вопрос о том, а выполнять ли завещание отца и передавать ли Шамашу Вавилонию или же этого не делать, то, вопреки мнению царицы-матери и своего учителя, Ашшурбанапал на этот шаг всё же пошёл.

Он выделил Шамашу в управление обширную область в Южной Месопотамии со столицей в Вавилоне.

***

С первых дней по прибытии в Вавилонию Шамаш-шум-укин деятельно занялся обустройством своей вотчины. Однако хотя его матерью и была вавилонянка, но он никогда прежде долго не проживал в так называемой столице Мира, и для укоренения в ней ему нужна была опора, то есть люди, на которых он мог бы положиться. И тут прежде всего ему очень помог тесть, отец старшей жены, которая Шамашу непрестанно и почти что каждый год рожала.

Вскоре заслуги тестя оценили, и потомок древних царей из Касситской династии, поддерживавший связи с местной аристократией, с которой он был на короткой ноге, удостоился высшей должности. А эта должность при дворе не только удовлетворила амбиции Набу-ката-цабата, а ещё и окончательно сделала его правой рукой нового царя. Именно этот новоиспечённый визирь подсказал Шамашу, что для завоевания расположения жречества тому необходимо объявить официальным языком Вавилонии, наряду с аккадским, древний шумерский, на котором до сих пор проходили службы в местных храмах. И он помог наладить родственнику тесные отношения с высшими слоями вавилонского общества, а также с крупными финансистами и купцами.

У тестя были давние и прекрасные отношения со многими местными сверхбогачами. И именно благодаря тестю эти толстосумы, то есть представители вавилонской финансовой олигархии, в той или иной мере переориентировались на Шамаша и стали его поддерживать. Впрочем, многие из них ещё не знали, как далеко распространялись амбиции этого Саргонида.

И так, Шамаш постепенно начал претворять в жизнь свои планы (и, между прочим, не только свои), но на первых порах он действовал крайне осмотрительно, чтобы ни в коем случае не вызвать ни малейшего подозрения. И он мирился с тем, что ему часто указывалось на его настоящее место. Ведь даже, казалось бы, такие мелкие вопросы, как проведение тех или иных общественных праздников, или ремонт обветшавших стен, или переустройство некоторых храмов ему приходилось согласовывать с Ниневией или с представителем Ашшурбанапала на месте.

И Шамаш знал, что за ним и за близкими ему людьми ведётся слежка. Причём ведётся она постоянно и неусыпно. В Вавилонии имелась не одна тысяча шпионов Великого царя, и доносы ежедневно отправлялись в Ниневию.

Впрочем, Ашшурбанапал продолжал поддерживать сводного брата и в это время. Он выделял ему достаточно средств на обновление важнейших вавилонских святилищ (Эсагилы в Вавилоне, того же храма Эбарра в Сиппаре или храма бога Энлиля в Ниппуре, и других), а после вторжения в Вавилонию предшественника Теумана, Великий царь наконец-то разрешил Шамашу завести пусть и небольшую, но свою армию. И даже помог её вооружить, использовав для этого ассирийские арсеналы.

Так что не всё так плохо было в отношениях между Вавилонией и имперскими властями, однако Шамаша его зависимость от Ниневии всё больше угнетала.

Он откровенно тяготился ею.

***

Набу-ката-цабат вернулся из Приморья в приподнятом настроении, так как всё, что он задумал, ему удалось провернуть. Князь Набуэль разумеется поначалу колебался и артачился, но затем он вынужденно принял сторону Шамаша и его визиря, и у заговорщиков появился новый немаловажный союзник на заднем подворье, который мог связать руки сидевшему в Уре великану. Тесть Шамаша даже уже согласовал с князем первые их совместные шаги, после наступления часа "X". Теперь, как надеялся визирь, положение заговорщиков в Южной Месопотамии значительно укрепилось, и верный Великому царю великан Бел-ибни, управлявший Уром и Уруком, оказывался в очень непростом положении. Он так или иначе был зажатым со всех сторон. По существу, если бы не удалось то, что сейчас провернул визирь, то тогда бы ни о каком восстании нельзя было бы и мечтать! Всё было бы зыбко.

Рисковал ли Набу-ката-цабат, когда предпринял шантаж Красавчика? В определённой мере. Однако итог его шантажа оказался положительным, и визирь уже не сомневался в халдейском князе. Ему теперь отступать было некуда. И всё было правильно и точно просчитано!

Когда визирь появился в вавилонском царском дворце, ему доложили, что Шамаш-шум-укин приболел и никого не принимает.

«Ну я-то знаю, что у него за болезнь!» – подумал про себя визирь и уже вслух произнёс:

– У меня очень важное дело! Я должен немедленно увидеться с царём!

И евнух, охранявший покои Шамаша, вынужденно отступил и открыл перед визирем тяжёлые дубовые двери. После чего вслед визирю низко поклонился. Как будто именно тот являлся его хозяином.

Набу-ката-цабат вошёл к Шамашу. Ему при этом пришлось переступить через разбитый кувшин и разлитое вино. А так же пришлось перешагивать через разбросанные платья. Он опять застал нетрезвого зятя, да ещё и в кампании нескольких юных наложниц. Те были совершенно обнажёнными и с распущенными волосами, и вовсю старались Шамаша обиходить и удовлетворить его похоть. Девицам было лет по двенадцать-тринадцать, но они громко и развязно смеялись и у них уже имелось то, за что можно было подержаться. Одна из них уселась на царя примерно в области живота, упёрлась обеими руками в него и ритмично двигалась, издавая страстные и пронзительные стоны. Иногда у неё закатывались глаза и она подпрыгивала и тут же раздавался её крик:

– О, о-о! Глубже! Глубже! Не бойся!

А потом уже другой:

– Не останавливайся! Только не останавливайся!

А две других девицы его облизывали и ещё двоих он ласкал за филейные части. Царь Вавилонии был окружён этими девицами, как некая субстанция в жаркий день бывает облеплена мухами.

– Кы-ы-ыш! Пошли во-о-он, потаскухи!– прогнал развязных девиц визирь и уже недовольно обратился к зятю: – И когда ты закончишь со своим пьянством и развратом? В таком состоянии не делаются великие дела! Ты попусту растрачиваешь силы!

– Ну а что, мы уже готовы к этим великим делам? – криво усмехнулся Шамаш и потянулся к кубку с вином.

Набу-ката-цабат отодвинул кубок от Шамаша и не дал ему его осушить.

– Хватит пьянствовать! Я привёз хорошую новость!

– Моего сводного младшего братца хватил паралич или он свалился с колесницы и, наконец-то, свернул себе шею?– криво усмехнулся Шамаш.

– Пока нет! Но, скорее всего, паралич настигнет тебя, если ты по-прежнему будешь так себя вести! Слушай меня, зять, если ты ещё это можешь делать…

– Могу.

– Ну хоть это ты можешь ещё, – хмыкнул визирь и продолжил. – Так вот, мне удалось заручиться поддержкой Набуэля, и он поддержит нас в нужный час!

– Он действительно заверил тебя в своей поддержке?!

Визирь протянул зятю табличку.

– Во-от, посмотри…Я не благодушный простак, чтобы на слово кому-то верить! Я заставил его кое-что написать. Написал он то, что мне было нужно. И на написанном он поставил свою личную печать! И если эта табличка попадёт в руки к кому следует, да к тому же Великому царю, то Набуэлю несдобровать… Его тотчас же закуют в цепи, а потом четвертуют… Или посадят на кол! Так что он с нами. И с нами будет теперь до конца! Ему никуда не деться…

В этой табличке было написано, что князь Набуэль не только дал приют сбежавшей из Ниневии лидийке, но она ещё и живёт теперь с ним, причём как его законная жена.

Шамаш прочитал табличку и стал понемногу приходить в себя:

– А что, и впрямь лидийка, посмевшая отвергнуть Великого царя, теперь прячется не где-нибудь, а у князя?– переспросил Шамаш.

– Это она!

– И это та самая лидийка, которая дерзнула трижды сказать Ашшурбанапалу нет… И теперь она стала женой Красавчика?

– Именно! Она Набуэлю жена…

– Ха-а-а! Ха-ха-ха!– не сдержался и нервно рассмеялся начавший понемногу трезветь Шамаш.– Ну этот князь и отчаянный малый! Да, пожалуй, не то слово! Я бы даже сказал, что он совсем безрассуден!

– Вот-вот! Тут, зятёк, я с тобой спорить не стану,– откликнулся визирь.

– И у него уже нет выхода, как только следовать за нами! И он будет с нами до конца! – заключил свою мысль окончательно протрезвевший Шамаш.

Глава вторая

Мне сложно пересказывать в подробностях то, что пережил Набуэль после того, как у него состоялся нелицеприятный разговор с глазу на глаз с тестем вавилонского царя. Всё-таки сия чаша его не миновала. То, чего так опасался Красавчик, произошло. Он оказался на крючке.

Набу-ката-цабат действовал уверенно и напористо, и ему явно заранее уже было известно про главную тайну халдейского князя.

А могло ли сложиться как-то иначе? Да, вполне!

Но для этого Набуэль должен был не связываться с лидийкой. Однако он влюбился в неё. Влюбился, как какой-то мальчишка. Влюбился и как в женщину, и как в поэтессу. И он так и не смог устоять перед её чарами, и перед её необыкновенным талантом. Есть в жизни что-то посильнее, чем обычный страх или благоразумие. Но теперь в случившемся он должен был винить только себя!

Вавилонский визирь оказался чрезвычайно ушлым типом, он всё рассчитал: и князь уже должен был выбирать между немедленной расправой над ним или ещё мог надеяться на то, что заговор сводного брата Ашшурбанапала окажется успешным, и тогда у него, у Набуэля, и у его возлюбленной, не только появлялась бы надежда спастись, но ещё при этом князь мог стать и независимым правителем Приморья.

Конечно, можно было ещё надеяться и на заступничество Накии-старшей, тем более Набуэль давал и ей клятву, что будет верно служить Великому царю, но теперь и она вряд ли бы его защитила. Если бы пришёл в ярость Ашшурбанапал, то его никто бы не остановил. Даже Накия! И тут не помогли бы и великие боги!

Ну и что ему было делать?

Не без затруднений, но Набуэль всё-таки сделал свой выбор.

Он вынужденно присоединился к заговорщикам.

***

Однако оставлять Аматтею на материке теперь было вдвойне опасно, и тогда Набуэль решил её переправить на остров Дильмун, который входил в состав Приморья, но лежал далеко к югу от побережья, в глубине моря, и был труднодоступным. Впрочем, для начала следовало переговорить с Аматтеей, чтобы она согласилась перебраться на этот остров.

Красавчик отложил все дела и вызвал к себе Варлаама, то есть загримированную под юношу лидийку. Когда Аматтея и Набуэль остались одни, князь сразу же признался любимой, что её раскрыли.

– Кто?! – испуганно переспросила Аматтея. Она и так отличалась бледностью, но сейчас на глазах переменилась, став белее стенки.

–Визирь вавилонского царя, который недавно наведывался в Приморье. У тебя, как назло, в самый неподходящий момент слетел парик, и он тебя узнал. Причём узнал тебя по твоим золотистым, почти рыжим волосам.

– А-а, это тот жирный и наглый вавилонянин? Он так меня сверлил своими маслеными глазками… Он мне сразу не понравился. Этот вавилонянин, мне показалось, что очень развязно себя повёл с тобой, любимый.

– Ты угадала. Да, это был он. Это и есть визирь Вавилонского царя.

– И как нам теперь быть? Вавилонянин нас выдаст Ашшурбанапалу?

– Я думаю, не выдаст.

– Ты в этом уверен, дорогой?

– Я ему и его зятю нужен. Однако мне пришлось взять на себя кое-какие обязательства, которые для нас не менее опасны. Ну что теперь сетовать о них? Будем молиться, чтобы боги нас не оставили и хоть как-то нам помогли! А тебе, любимая, придётся покинуть Дур-Халдайю!

– Ты хочешь, чтобы я выехала из Дур-Халдайи?

– Это придётся сделать, к сожалению.

– Но я не хочу быть опять в разлуке с тобой! – расстроилась лидийка. – Ты же сам сказал, что этот вавилонянин нас не выдаст! Так почему я должна тебя покидать?

– А если ещё кто-нибудь в тебе признает, что ты не юноша, а сбежавшая от Великого царя лидийская поэтесса? А ведь Ашшурбанапал тебя повсюду ищет. Шпионы его уже сбились с ног. Мне это доподлинно известно!

– Ты считаешь, что другого выхода у нас нет?

– Да, я так считаю! Ты же знаешь, что на тебя объявлена настоящая охота .

– Ну, хорошо, – сдалась лидийка. – Но ты будешь навещать меня на Дильмуне?

Набуэль притянул к себе Аматтею и поцеловал её, а она буквально растворилась в нём.

– Ну так что? – повторила вопрос Аматтея. – Я ведь долго в разлуке с тобой не смогу находиться!

– Любимая, – вздохнул князь, – скажу тебе честно: до Дильмуна от Дур-Халдайи плыть три дня, так что видеться мы будем редко, не чаще одного раза в три-четыре месяца. И это при лучшем раскладе. А то я буду посещать остров и ещё реже.

– Ну тогда я никуда не поеду! – тут же вспылила и заупрямилась Аматтея.

– Не упрямься! Это придётся сделать! – и чтобы хоть как-то примирить с этим решением любимую, Красавчик взял её на руки, вновь притянул к себе, и они отдались своему чувству.

Аматтея никогда ещё не испытывала такого наслаждения от близости со своим суженым. Раз за разом она дарила ему себя, и за это он был не только необыкновенно пылок, но и очень нежен.

***

Дильмун (а это нынешний Бахрейн, лежащий в Персидском заливе, поблизости от восточного побережья Аравии) стал известен в глубокой древности. О нём знали ещё шумеры за четыре тысячи лет до описываемых событий. В их представлениях он являлся родиной всего человечества и колыбелью, в частности, шумерской цивилизации. В героическом эпосе о Гильгамеше Дильмун фигурировал как место обитания Зиусудры – единственного человека, спасшегося от Всемирного потопа, и к которому после смерти своего друга Энкиду приплывает Гильгамеш, чтобы выяснить секрет вечной жизни.

Через этот остров проходил самый первый торговый путь, связавший шумерские города-государства с индийской цивилизацией Хараппы, которую шумеры называли Мелуххой. Дильмун оставался важным центром международной морской торговли и после ухода шумеров со сцены, и продолжал уже связывать вначале Аккадское, а затем и Вавилонское царство с индийскими государствами.

Сейчас Дильмун являлся составной частью халдейского Приморья и считался крайней южной областью, входившей в состав Ассирийской империи. Столицей острова являлся небольшой городок Аваль, выросший на северном побережье Дильмуна. Он был почти точной, ну может быть только чуть уменьшенной копией Дур-Халдайи.

В полдень третьего дня смотрящий на финикийской триреме «Баал» истошно завопил:

– Я вижу берег!

Все, кто был свободен на триреме, и кто находился сейчас на её верхней палубе, сбежались к носу корабля и стали высматривать землю. Вскоре её уже многие увидели.

– Это Дильмун? – спросила Аматтея стоявшего рядом с ней капитана триремы, бородатого финикийца Абимильката, являвшегося доверенным человеком Набуэля.

Тот кивнул головой:

– Он самый. Вскоре мы войдём в гавань Аваля, столицы острова.

Трирема Абимильката примерно один раз в два месяца курсировала между Приморьем и Дильмуном и доставляла на него с материка различные грузы и почту. В этот раз помимо них Набуэль велел финикийцу доставить в Аваль и своего родственника, юношу Варлаама, что Абимилькат и сделал. В порту их ждал наместник Дильмуна, подчинявшийся князю, дядя Набуэля. Этого родственника звали Намтаром.

И Абимилькат, и Намтар были всецело преданы князю, однако он всё равно пока решил держать и от них в тайне, кем же являлся на самом деле Варлаам.

Аматтея, загримированная под юношу, вручила Намтару табличку, послание от возлюбленного, в котором тот попросил дядю создать все условия для жизни их дальнего родственника.

Прочитав послание, Намтар окинул взглядом юношу, сошедшего вслед за Абимилькатом на берег, и спросил:

– А кем ты нам являешься?

– А разве князь в своём послании не написал, уважаемый?

– Написал-то написал! Но я что-то не припомню таковых. Ну, ла-адно, тебе выделят несколько комнат во дворце Аваля. Он, конечно, одно название что дворец, а на самом деле это всего лишь большой и просторный дом в трёх уровнях, но я думаю, тебе там будет удобно. У нас в Авале всё очень скромно, к этому уж привыкай.

– Я надеюсь, что мне на Дильмуне понравится, – ответила Намтару Аматтея.

Намтар в ответ что-то буркнул себе под нос и отвернулся. Он тут же велел одному из слуг показать, где отныне будет жить приехавшая, а сам занялся приёмом груза, который ему доставил на «Баале» Абимилькат.

***

Запад и Восток уже изначально разошлись в своём развитии. У них у каждого был свой путь, своя судьба. И на первоначальном этапе Запад отстал, причём очень сильно.

В эпоху поздней империи Запад, в понимании ассирийцев, делился на Дальний и Ближний. О первом они мало что знали. Там сравнительно недавно появились государства в Северной Африке, в Италии и на Балканах. Наиболее сильным там считался Карфаген. Это была морская и торговая держава, основанная выходцами из финикийского Тира, и сейчас контролировавшая всю торговлю к западу от Сицилии. А на втором месте находилась конфедерация Этрурии. И никто в Ассирии и слыхом не слыхивал о каком-то там Риме. Это был тогда уж совсем небольшой и захолустный городишко, вынужденно подчинявшийся этрускам!

Ближним Западом считались Балканы и Малая Азия.

Этот регион был более-менее знаком ассирийцам и вавилонянам. С ним поддерживались торговые и прочие отношения. Здесь выделялись греческие города государства, и прежде всего Афины и Спарта, и Фригия, а затем сменившая её Лидия. Но и Ближний Запад был не очень понятен. Прежде всего не понятен был менталитет тамошних людей. А то что не понятно, то по меньшей мере вызывает тревогу.

В понимании ассирийцев и вавилонян на Западе жили по-прежнему варвары. Дикие, неотёсанные и чрезмерно воинственные. Ну а если рассматривать только Малую Азию, то этот регион на протяжении уже многих лет был всегда неспокоен, однако в последнее время он ещё больше стал занимать Ашшурбанапала.

То, что лидиец Гиг разорвал дипломатические отношения и отказался признавать над собой верховенство Великого царя, сразу же насторожило.