Атлантический Штамм

– Пошли со мной в машину!

– Зачем?

– Пойдем, я окажу тебе помощь.

– Мне не нужна помощь!!! Отпусти, я сама пойду.

Она была одеты в облегающие джинсы и упругая великолепная попка ее нестерпимо просилась сквозь тугую ткань наружу. Подавив неуместное тут желание, я проводил и посадил ее в авто.

Некоторое время мы ехали молча. Волочился по дороге, цепляясь и шелестя, разбитый бампер.

– Почему ты съехала???

– Захотела и съехала. Я не должна перед тобой объясняться.

– Мы же договорились?

– О чем?

– Ты сказала мне, вроде жди вечера.

Она рассмеялась и откинула голову на спинку. Я невольно любовался ею боковым зрением. Истинно по-королевски она откинула руку на подлокотник, другой покручивая выбившуюся из челки черную прядь.

Мы ехали не спешно вдоль бульвара, я все еще не мог отойти от шока, испытанного только что.

– Как ты попалась мне на дороге?

– А как обычно попадают? Ты вообще-то на красный поехал! – она вновь слегка дернула вбок головой, тот самый жест. У меня свело скулы от желания.

– Прости, я задумался. Я ведь вообще-то ехал с мыслью, что больше тебя не увижу никогда

– Скучал? –в ее глазах заиграл озорной огонек.

– С ума сходил! – признался я и словно огромный камень скатился с моей души.

Я снова ощущал себя счастливым. Хотя еще ничего не было, хотя я только что чуть было не стал виновником аварии, я уже был счастлив. Только лишь по тому, что ОНА была рядом.

Мы остановились у кафе. Она заказала омлет и персиковый сок. Я хотел пива, но постеснялся при ней.

Она кушала очень аппетитно, нечто невообразимо грациозное было в ее движения. Браслет на правой руке снова привел меня в трепет.

– Твоя фамилия Кови?

– А-а, все-таки наведался ко мне домой!! Да, это моя фамилия. Правда, ненастоящая. А для аренды отелей и прочего жилья. Настоящую тебе пока знать необязательно.

– Зачем ты съехала?

– У меня кончились деньги. Хозяйка магазина выплатила мне вдвое меньше, чем мы договаривались. Я уже не могла более содержать свое жилье.

– И куда ты собиралась ехать?

– Наверное, мне нужно уехать из этого места вообще. Здесь дорого жить. Я надеялась, что смогу заработать хоть что-то в туристическом месте и накопить на билет в Новый Свет.

– Ого! – я закурил, но тотчас же затушил сигарету, увидев на ее лице тень недовольства.

– Да, я хочу в Америку. Я объездила почти всю Европу. Нигде не могла задержаться. Нужно менять место света кардинально.

– Что ж, это все пока что фантазии. Что ты собираешься делать сегодня? Где ночевать?

– Посмотрю. Пока что мои вещи в камере хранения на вокзале. Если что, при нем есть капсульный отель, а завтра я смогу уехать в Париж.

Меня окатила горячая волна. Если я до этого еще что-то мог с собой поделать, то с этого момента моя жизнь более не принадлежала мне.

– В общем, так! – я твердо взял ее за руку. – Тебя я не брошу. Поедешь со мной. Я известный сценарист, у меня неплохой контракт с одной парижской кинокомпанией. Я смогу тебе помочь.

– Я не содержанка. Если ты надеешься, что я буду спать с тобой за помощь или деньги, то лучше уходи.

Это прозвучало из ее уст столь прекрасно, что я рассмеялся, чувствуя себя абсолютно счастливым человеком.

– Поехали в отель ко мне, у меня там две кровати.

– Нет, я хочу в парк.

Огромный парк, посвященный Моряку, был здесь главной достопримечательностью. По легенде, когда-то в античные времена моряк римского судна после кораблекрушения выполз на этот пустынный берег и основал тут небольшое поселение. Бурное море часто крушило тут маленькие суда и постепенно у него тут собралась небольшая компания таких же бедолаг, после чего они все вместе решили построить тут крепость и порт. Вскоре им это удалось, и они стали брать пошлины с заходящих судов и разбогатели. Как водится, в таких случаях, тотчас же все переругались меж собой и поубивали друг друга, а тот самый моряк взял сундук с золотом и на плоту ушел в море искать новые места обитания. Но морские боги потребовали от него искупительной жертвы и утопили моряка вместе с его сундуком. С тех пор океан в этом месте внезапно стал тихим и спокойным, и уже в 19 веке группа филантропов воздвигла тут памятник Моряку, сидящему на сундуке и плывущему вдаль на плоту.

Все по-разному рассказывали эту легенду, но конец был один у каждого. Когда я рассказал эту историю ЕЙ, она хмыкнула.

– Я реалистка. Не люблю сказки. Я люблю, что бы все было по серьезному!

– Давай присядем.

Мы сели на небольшую скамью в самой гуще парка. Огромные дубы уходили ввысь, могучие кроны оплетали небо тяжелой паутиной. Когда-то тут был нескончаемый лес, в который любили приезжать охотиться французские короли.

– Расскажи про себя, – попросил я, взяв ее осторожно за руку.

– Ну что тебе сказать? Я из самой глубинки России, родители мои развелись, мама уехала на далекий Север. Мне было скучно. Я приехала в Москву, где познакомилась с одним каскадером на мотоцикле. Он выступал на студиях Мосфильма и научил меня кататься на своем байке. Я много где работала, но нигде не могла надолго задержаться, везде ко мне приставали с непристойными… – Она вновь дернула головкой –… предложениями. Мой каскадер снимался вместе со мной в одном фильме про бандитов. Продюсерами фильма были итальянцы. Я познакомилась с одним из продюсеров. Он оказался прекрасным парнем, и я переехала к нему. Жили вместе пару лет, с ним я исколесила Европу.

–Хм, ты шальная девушка. Ты спала с ними? С этими парнями?

– А как ты думаешь? Я что, похожа на монашку? Только не вздумай меня ревновать, иначе не увидишь меня больше никогда!

– Прости, прости, не буду больше! – я нежно гладил ее по запястью, ее красивые пальцы отвечали мне легкими прикосновениями.

Она рассказала, что снималась в эпизодических ролях в разных фильмах категории «Б», но все роли были похожими, типа роли грешницы, приговоренной к костру суровыми инквизиторами. Вскоре ей это надоело, плюс она застукала своего итальянца с девушкой из массовки и после этого она плюнула и уехала вглубь Франции.

В ее рассказе не было чего-то из ряда вон выходящего, стандартный рассказ девчонки, ищущей острых приключений. Тогда, одурманенный ее обаянием, я не почувствовал подвоха.

– Я хочу спать, – сказал она кротко и положила свою голову мне на плечо.

Мы забрали ее вещи с вокзала и приехали в отель в мой номер. Она молчала всю дорогу, ее глаза были сонными и не излучали более того магического притяжения, которое так сразило меня вначале. Я бережно помог ей внести ее объемные тяжелые сумки. Черт, они были дьявольски тяжелы, непонятно, что же могла таскать в них столь юная особа.

Она попросилась в душ. Зажурчали струи воды. Весь как на иголках, я быстренько прибрал кровать, сложил и вынес в коридор грязные стаканы и бутылки. Повесил на дверь табличку «не беспокоить».

Я чувствовал себя как школьник, который привел к себе домой впервые девчонку. Пальцы мелко дрожали, во рту ощущалась неприятная сухость. Я услышал, как душ перестал шуметь и замер весь в ожидании чего-то волнующего.

Она вышла, закутанная в белый халат. Ее мокрые волосы разметались по плечам, создавая жутко-прекрасное сочетание.

– У тебя есть фен? – спросила она.

Я стоял и не мог оторвать от нее глаз. У нее была фигура женщины, о которой я мечтал со школы. Крутые бедра и просто великолепная, вздернутая кверху попа оттягивали на себя часть халата. Ее расческа упала на пол, и она поднялась, чтобы поднять ее, при этом часть ее ноги обнажилась, показав круглую коленку. Про таких говорят: сочный персик.

Я как завороженный наблюдал за ней.

– Оглох? Или мне сушиться полотенцем?

Я принес ей фен, и она ушла снова в душевую. Услышав ровный звук работающего прибора, я вышел на балкон и закурил, чтобы хоть немного расслабиться.

Томное чувство накатило словно мед. Бессонная ночь начала давать о себе знать. Веки стали слипаться. Усталость стала брать верх, несмотря на то что я был дичайше возбужден.

Я вернулся в комнату и увидел, что она прилегла на вторую кровать, которую я заботливо расстелил заранее.

– Давай поспим, – сказала она тихо. Она лежала, укрытая одеялом до подбородка, ее лицо было умиротворено и спокойно. Я подошел и поцеловал ее в лоб.

– Отдыхай, милая. Вечером пойдем погуляем. Я не буду заводить будильник, спи, сколько хочешь.

Я прикрыл жалюзи и включил кондиционер на малую скорость, дабы своим шумом он не будил мою прелестную соседку. Сам же я не раздеваясь улегся в свою кровать и моментально провалился в тяжелый тягучий сон.

Когда я открыл глаза, было темно. Вернее, темно было на улице, а у меня в номере горел ночник. Кондиционер был выключен, балконная дверь была открыта и приятный морской ветерок нес с Атлантики свежесть и бодрость.

Я встал с кровати и огляделся. Ночник горел тусклым ровным светом, освещая мою половину комнаты. В той ее части, где был выход в смежную комнату и проход в душевую, были сумерки.

– Лия! – негромко позвал я.

В ответ было молчание. Ее не было на кровати, белье было смято и отброшено на пол. Я двинулся в сторону смежной комнаты, как внезапно из темноты выступила ОНА.

Я поперхнулся! Она была прекрасна! Ночник освещал ее совершенное обнаженное тело, длинные черные волосы струились по изгибам ее туловища, словно сказочные змеи. Соски небольшой упругой груди стояли торчком. Идеально плоский живот плавно переходил в лоно, скрытое пока что от меня ночным мраком.

Как зачарованный, я смотрел на эту фею, выступившую ко мне из ночной мглы. Она молчала, ее зеленоватые глаза смотрели строго и при этом неимоверно чувственно. Пухлые губы были слегка, самую малость, приоткрыты. Браслет на ее правой руке был единственной частью одежды на ней. Судорожное желание спазмой свело мне снова скулы.

Она подняла руку и дотронулась пальцем до моих губ. Я стоял не шевелясь, наблюдая как она медленно расстегивает мой ремень, снимает джинсы и футболку. На мне остались лишь красные бокстеры. Ее взгляд упал на них. Потом она вновь подняла взгляд на меня.

Он был дик!!!

В зрачках словно играли бесы. Молча она резко сдернула с меня трусы.

Меня обуяла страшная мысль, что отсутствие женского общества последние два года самым негативным образом скажется на мне. Я чувствовал горячую волну сладкой неги, поднимающейся из моих тестикул к бедрам и мелко задрожал.

– Тихо, – прошептала она и впилась мне в губы жадным поцелуем.

Далее словно включилась замедленная съемка как в фильмах, для которых я пишу свои сценарии. Происходящее стало для меня неким откровением, можно даже сказать крещением, яркой квинтэссенцией чувств и эмоций. Она была неистова словно тигрица.

Она чутко поняла, что стоит остановиться и вскочила на ноги. Взгляд ее, наполненный сомнамбулической экспрессией, будто так и просил меня сделать это пожестче.

Я схватил ее за гриву волос!

– Ты … !! – крикнул я, забыв про соседей. – Зачем ты появилась в моей жизни?? Чтобы я тебя отымел?

– ДА, – она ответила шепотом, но таким громким, что он прозвучал громче, нежели мой крик. – Возьми меня скорее! Сделай так чтобы у меня искры из глаз посыпались.

Разум мой затуманился! Я швырнул ее на кровать. Она словно кошка моментально встала по собачьи и пошевелила своей попкой вправо-влево, при этом она посмотрела на меня вполоборота с таким выражением на лице, что любой мужчина на моем месте сделал то же что и я в этот момент.

Я подошел к ней и взял ее за волосы, намотав их на кулак словно поводья. Я вздернул ее волосы кверху так, что ее лицо поднялось и смотрело почти в потолок.

Началась дикая скачка! Словно очумелый, я совершал с ней снова и снова, раздирая изнутри ее лоно, ощущая, как сок ее страсти стекает по мне, смотря как ее роскошная попка бьется об меня, от чего рассудок мой стал мутнеть, и я стал ускоряться все мощнее и жестче, вызывая её гортанные крики.

– Сильнее!!!! – ее крик был словно оплеуха для меня! Я схватил второй рукой ее за шею и что есть мочи притянул к своему лицо. Сама она этом невероятно прогнулась, корчась от неописуемого наслаждения.

Из ее горла понесся какой-то клекочущий звук. С силой продолжая свое дело, я ощутил то, что очень давно не ощущал: женский взрыв.

Мелко-мелко задрожали ее ноги. Сиплым голосом она мне что-то крикнула по-русски, но я естественно не понял, что-то типа blyaaaaaaat!!!! Ее крик стал, словно у птицы, падающей с перебитыми крыльями с огромной высоты. Ноги ее внезапно разъехались в разные стороны, и она соскочила с меня, упав на кровать.

Я понял, что огромное, несусветное возбуждение не дало мне завершить своё. Ничего не соображая, я подскочи к ней и перевернул на спину. Ее глаза смотрели на меня с неприкрытой дерзостью.

Момент моего наслаждения длился неимоверно большой отрезок времени. Волна наслаждения накрыла меня с головой, заставляя корчиться в сладких конвульсиях. Не в силах более находиться в вертикальном положении, я рухнул рядом с ней и затих.

Посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Она улыбалась довольной улыбкой.

– Я думала, все соседи попадали с кроватей, – ее голос был тих и нежен, преисполненный при этом каким-то спокойствием. – ты так кричал, боже….!

– Я думал, что провалился в океан блаженства. Милая, ты просто чудо! Такого у меня не было никогда.

– Ну, ты мне еще расскажешь про секс, который у тебя был! Впереди у нас много времени.

Я был счастлив и захотел заплакать. Моя судьба отныне находилась в ее искусных руках. Еще не зная ничего про нее, я осознал, что жить более без нее не смогу.

Она поцеловала меня в губы с неимоверной нежностью. На меня смотрели глаза, полные любви! Да, мы начали любить друг друга уже тогда, в ту жаркую ночь неподалеку от побережья Атлантики. Я ответил ей на поцелуй и крепко прижал к своей груди.

На следующее утро мы собрали вещи и уехали путешествовать.

Начо Видаль. Крепость дю-Ре.

Раннее морозное утро. Я очень люблю такие вот утра, с ядреным морозцем и солнечными бликами на стекле. В такое утро очень хорошо пробежаться трусцой несколько километров, дабы впоследствии выпить бодрящего кофе и приготовить себя к своему дню.

Я смотрел на внешний мир сквозь свое окно, разделенное законодательством нашей страны на ровное количество квадратов. Дальнейший обзор был мне запрещен.

Несмотря на это, было много преимуществ. Мне разрешено гулять в любое время по территории моей клетки, пить сколько угодно чая и курить. У меня были права, которые даются один раз человеку, которого суд приговорил к виселице.

Неделю назад меня осудили на смерть в петле. Мой адвокат сказал, что апелляцию лучше не подавать, ибо слишком многого ждут от моей смерти газеты. Я в касте неприкасаемых, прокаженных людей, даже в зале суда меня держали за решеткой и под вооруженной охраной. Наручниками приковали к стулу. Боятся, наверное, что я брошусь и разобью себе голову о прутья.

Я знаю, что смертный приговор последний раз приводился в исполнение во Франции двадцать лет назад. Обычно преступников типа меня гильотинировали, но еще в восьмидесятых последняя гильотина была разобрана на части, а самым суровым приговором считалось пожизненное заключение. Но для меня изменили Конституцию. Внесли поправку в основной закон страны. Но тут встал вопрос, каким образом меня отправить к Богу?

Собрать гильотину ради единственной казни в стране, где на нее объявлен мораторий, было бы слишком затратной затеей. Против расстрела выступило Министерство Обороны, так как я не являлся солдатом и военные не захотели пачкать честь мундира. Смертельная инъекция тоже не прошла, ибо Французская Гильдия врачей пригрозила отобрать патент у любого, кто выступит в роли палача, да и раствора необходимого не нашлось, а заказывать его в Америке посчитали не заслуживающей честью для меня.

Осталась петля.

Смерть в петля есть, на мой взгляд, есть одна из гуманнейшей среди всех, коих я знаю. Я много читал о сем способе отправки человека на небеса, еще до того, как попал в категорию смертников. Хвала Интернету и сотням тематических сайтов, так что мое образование в этом плане вполне можно считать высшим законченным, а можно даже докторскую диссертацию пришпилить к моему послужному списку!

Конечно же, удушение в петле, как практиковалось, например, во всем мире до середины 19 столетия, есть смерть крайне долгая и неприятная. К тому же, если верить неким чудом выжившим индивидуумам (а такие попадались и их истории выживания в петле я весьма скрупулезно изучил), перед тем как мозг человека начинает приходить в состояние крайнего возбуждения, начинаются весьма неприятные физиологические процессы, описывать которые сейчас я не хочу. Иными словами, смертники гадят под себя самым что ни на есть поганым и грязным способом и что самое в этом всем ужасное, что несколько секунд казнимый это все осознает, и его дух, если выражаться, самым недвусмысленным образом унижается, прежде чем вылететь из тела.

Современные же технологии, хвала ученым (а скорее всего, инженерам, создавшим виселицу нового типа для казней нацистов после 1945-го года) позволяют человеку, волею суда, приговоренного к отправке на небеса, отправиться на оные самым легким способом. Мощное и стремительно-вертикальное падение вниз и вуаля! Перелом шейных позвонков гарантирует мгновенную смерть мозга (может и не совсем мгновенную, но сам-то я уже ничего чувствовать не буду, так что мне далее без особой разницы).

Почему я столь пространно описываю все это? Просто лично я считаю, что такому грешнику как я, это самая что ни на есть, недостойная смерть, слишком легкая и без намека на мучения. Я ее даже не боюсь, я спокойно смотрю в свое ближайшее будущее, жду, когда заскрипят засовы в дверях моей темницы и ко мне войдет тюремный комендант, весьма преклонных уже годов бодрый старичок, тюремный же врач, кстати, очень неплохой господин, навещающий меня 3 раза в неделю и постоянно кормящий меня анекдотами, мой адвокат Филип Пергон, которого я искренне жалею, ибо ему пришлось защищать такого отъявленного негодяя как я. Я с ним очень сдружился за последние восемь месяцев моего пребывания тут, он сидел у меня часами, беседуя на самые пространные темы и видит Бог, мне крайне не будет хватать общения с ним.

И вот, придут все эти три господина и на лицах у них будет эдакая скорбь вкупе с положенной по такому случаю торжественностью. Адвокат Пергон, тот самый малый, что проносил мне коньяк в камеру, вынет из портфеля папку с эмблемой французского правосудия: ликторским пучком в окружении символов «Liberte, Egalite, Fraternite», откашляется и начнет намеренно басом (он всегда старается басом, чтоб казаться мужественнее) читать мне то, что я уже знаю наизусть: «преступления против человечности, морали, унижающие человеческое достоинство и прочая и прочая»

Да, Начо Видаль, то есть я, подонок и изверг, поддавшийся страсти, которая съела меня изнутри, поглотила мою душу, выжрала мне сердце, оставив вместо него обугленный осколок. Я недостоин жить в социуме, ходить в магазины вместе с обычными гражданами своей страны, дышать одним с ними воздухом, пить с ними одну воду и голосовать на выборах тоже недостоин. Я хуже религиозного фанатика, потому как фанатик свято верит в свое предназначение и в справедливость совершаемого им деяния, я же ни во что не верю и не верил, мало того, я совершал все свои поганые дела по имя лишь утоления своего жуткого ЭГО, своих извращенных амбиций и неугасимого желания остроты эмоций! Я ощущаю себя подобно герою Эдгара По, Вильяму Вильсону, этому воплощению эгоизма и похоти, загнанным и совершенно опустошенным нелюдем и смерть в петле для меня всего лишь один из шагов в другой мир, которого я жду с нетерпением, ведь вполне возможно, что это лишь усилит мою чувственность (насчет «того света» я конечно же, все же сомневаюсь в его существовании, но и Колумб сомневался немало, перед тем как сесть на свою каравеллу)

Живу я сейчас весьма сносно, даже комфортабельно. У меня кровать с мягкой постелью, собственный личный унитаз, который я самолично ежедневно выдраиваю до адски белого состояния. У меня окно, разделенное правда, квадратами несвободы, но я вижу небо и даже части крыш. Окно имеет форточку и его можно открывать, когда мне вздумается.

Мне приносят газеты и книги из тюремной библиотеки, я тут почерпнул немало вдохновляющего материала из прошлого нашего города, газеты причем можно заказывать старые, пожелтевшие, они самые интересные. Интернета у меня нет, конечно же, как и ТВ, но оно мне надо?? Я и так знаю, что мир за стенами сошел с ума, а я лишь его часть сей безумной ойкумены, позволившая себе стать смелым и заявить об этом открыто в лицо и принесшего себя в искупительную жертву (мощно я конечно же задвинул, так можно оправдать любое самое мерзкое свое деяние). Хотя ведь никто и никогда из людей последних веков не видел Христа, возможно, сей самаритянин далеко не так бел и пушист, как его оставлял его апостол Павел, но…

Да, мой язык без костей. У меня вдоволь бумаги и чернил, у меня вполне себе хорошее здоровье, позволяющее мне спать по 4 часа в сутки и при этом ощущать себя Гераклом (во всяком случае в плане секса). Да, я здоровяк, несмотря на то что пил алкоголь, курил и нюхал кокаин. Природа и родители одарили меня богатырским здоровьем, позволявшим мне совершать все, о чем я поведал следствию.

Но у меня осталось мало времени, приговор может быть приведен в исполнение в любой день, его объявили семь дней назад, срок апелляции три недели, но у меня особый случай, ради которого изменили законы страны, поэтому мне вдруг срочно захотелось поведать миру о себе, о своей жизни, о том каким образом я пришел к такому финалу. Неизвестно, согласится ли какое-нибудь издательство, даже самое завалящее, печатать это на своих страницах, но ведь могут пройти десятилетия, и возможно моя рукопись узнает свет и люди узнают, как НЕ СТОИТ жить (а может быть и стоит, ведь обо мне говорит сейчас вся пресса)

Я сижу в Тюрьме центрального типа Сен-Мартен-де-Ре в коммуне, находящейся на острое Ре. Тут только одиночные камеры и весьма строгий режим содержания, лишь для меня сделали исключение по требованию родственников моих жертв, мол, они надеются, что комфортное пребывание в клетке заставит меня покаяться в содеянном и сделает расставание с жизнью мучительным. Вот такая вот нелепая логика, эти глупцы воистину думают, что я держусь за жизнь обоими руками, хотя зачем она мне сейчас, когда я уже все в ней испытал?

Тюрьма находится в старой крепости, построенной еще римлянами, так что я можно сказать, чувствую запах легионов Цезаря. У меня несмотря на столь древнее происхождение темницы, есть отопление, есть свет, я даже слышу птиц, гнездящихся под крышей, их птенцов, неистово орущих по утрам. Я коротаю время перед встречей с вечностью весьма с комфортом.

Кстати, расходы на мое содержание добровольно взяла семья Паретто, та самая, чей чьи интересы в течение многих лет пересекались с моими, и чего греха таить, наше содружество в прошлом было для меня весьма прибыльным. Что могу сказать, это рыцарский поступок со стороны Доминико Паретто, но зная старика, я уверен, это лишь дань уважения традициям этих ублюдочных бандитов, эдакий своеобразный кодекс чести, когда главный враг клана перед смертью должен обязательно пожить достойно. Естественно, Паретто сделали меня свои врагом не из-за кокаина, эмбарго на торговлю которым они сами и нарушали регулярно. Я случайно, повторюсь, не специально, убил единственного сына Паретто, а это уж, помилуйте меня, вендетта чистой воды должна состояться, в любом случае.

Итак, после того как мне прочтут приговор, а это читается всегда минут по пятнадцать, а то и по полчаса, меня приготовят к прощанию с бренной жизнью. Кстати, никогда я не понимал вот этих долгих проводов в мир иной. Для чего зачитывать мне десятки глав уголовного кодекса, словно я на экзамене по юриспруденции, ведь в ближайшем обозримом будущем мне явно это ни к чему.

Или это сделано из милосердия, дабы дать жертве насладиться последними минутами воздуха, криками чаек (ах этот гвалт) и прочей романтической чепухи.

В любом случае, я должен в течение данного прочитывания проникнуться, по замыслу создателей сего ритуала, неким искупительным экстазом, проронить слезу и отдаться во власть судьбы. Ну, во всяком случае, так наверняка задумывалось.

После окончания сей процедуры меня должны облачить в цивильный костюм (ну негоже негодяю такого масштаба идти в вечность в шортах и майке), обуть в белые туфли (тоже непонятно, почему белые, вопрос остается открытым) и дать приложиться к кресту священника, который также обязан присутствовать на сем эпохальном событии. Хотя вполне возможно, святые отцы не возжелают провожать меня в ад, а ведь именно туда, по их мнению, я должен отправиться, и заявят об самоотводе. Мне по большому счету, все равно, главное, соблюсти интригу.