Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Твоя ручка, – сказал Юлиан и протянул её Магдалене.

– Спасибо, – ответила она.

Магдалена пыталась улыбаться, но Юлиан не мог не замечать, что эта улыбка лишена искренности. Что-то грызло девушку изнутри – возможно, она стеснялась что-то сказать, а возможно, покоя не давали призраки произошедшего во время предыдущей встречи.

– Она действительно тебе дорога? – спросил Юлиан.

– Больше, чем что-либо. Отец подарил мне её, когда мне было всего лишь восемь. Спустя два года его не стало, и теперь эта ручка – последнее, что напоминает о нём.

Юлиан ощутил грусть.

– Думается, это неприятная тема, – сказал он.

– Я так не считаю. Нельзя убегать от реальности, какой бы пугающей она ни была. Всё, что происходило ранее – хорошее и плохое, только делало нас сильнее. Если мы забудем что-то, то лишимся качеств, которые приобрели.

– Мой отец тоже умер, – произнёс Юлиан. – Мне было всего лишь два года тогда, поэтому я его совсем не помню.

– Грустно, конечно. Ощущаешь его нехватку?

– Мама заменила мне обоих родителей. Поэтому я не знаю, что такое неполное семья.

Они свернули в сторону аллеи, где было темнее, чем на улице.

Темнота опасна тем, что не знаешь, что прячется внутри неё. Юлиан мало думал об осторожности – он полностью поддался забвению. Доппельгангер нападал на тех, кто составлял компанию Юлиану, и Магдалене не повезло оказаться в их числе.

Он мог выскочить в любую секунду – создать элементаля и вновь унизить Юлиана. О том, что могло случиться с Магдаленой, Юлиан и думать не хотел.

– А я часто ощущаю одиночество, – произнесла девушка. – У меня и матери нет. Никогда не было. Я сирота.

– Я сочувствую тебе. Где ты выросла?

– Не стоит сочувствовать. Я не люблю ощущать себя слабее других. Восемь лет я жила в приюте у Старших Сестёр, а два года назад пришлось его покинуть, потому что я выросла.

Юлиан посмотрел на лицо Магдалены. Не было слёз. Не было сожалений или грусти. Проскальзывала лишь апатия.

– Выходит, тебе удалось пробиться в газету с самых низов? – спросил Юлиан. – Это вызывает только уважение.

– Наша газета еле держится. Она никому не нужна, Юлиан, и ты не помог. Я не представила статью в редакцию.

– В этом моя вина. Я вёл себя неправильно, и посчитаю за долг извиниться.

– Не стоит. Я не должна была лезть не в своё дело. Из меня интервьюер никакой – тот случай лишь подтвердил это. Ни один журналист не станет задавать подобные вопросы в лоб – никто не ответит.

– Всё было хорошо, Магдалена. Дело только во мне – у меня не было серьёзных намерений, когда я приходил в «Хартс». То, что случилось осенью, изрядно меня потрепало. До сих пор я не могу оправиться от последствий, и некоторые события больно вспоминать.

– Я слишком увлеклась газетой и совершенно позабыла о человеческом факторе. Прости, Юлиан.

– Я готов дать тебе полноценное и правдивое интервью.

Магдалена отвернулась, и Юлиан больше не мог видеть её лицо. Они миновали аллею, и вновь вышли на светлую улицу.

– Больше нет смысла, – сказала девушка. – Я сказала в редакции, что не справилась, и они обо всём благополучно забыли. Теперь я пишу о Старших Сёстрах, которые меня вырастили.

– Это хорошая тема, – ответил Юлиан. – Город должен знать о своих героях.

– Никому это не интересно, Юлиан. Людям сенсацию подавай, да чтоб побольше грязного белья. Многое упиралось в Ривальду Скуэйн. Если говорить честно, очернение её образа было наиболее желательным.

Юлиан остановился. Ему показалось, что он врос в землю.

– Она была замечательным человеком, – процедил он. – Возможно, лучшим в этом городе. По крайней мере, я считал её такой. Она была мне очень дорога.

– Не думала, что такое возможно.

– Вполне возможно. Внешность и образ могут быть обманчивы, но если рассмотреть то, что находится у человека внутри, видишь в нём совершенно другое. Миссис Скуэйн была честной. Она заботилась о Свайзлаутерне и, если бы не она, нас могло бы тут не находиться.

Пересилив себя, Юлиан шагнул вперёд. На Магдалене не лежало никакой вины – она не желала целенаправленно ударить в больное место Юлиана, потому что не имела никакого понятия о том, что его связывало с Ривальдой.

– Я верю тебе, – сказала Магдалена, повернув голову обратно. – Но для народа Свайзлаутерна это было бы слишком скучно. Погиб мэр – а они только рады.

– Думаю, не за это миссис Скуэйн сражалась с… Феликсом Зальцманом.

С уст Юлиана едва не слетело имя «Молтембер». Он мысленно поблагодарил все высшие силы за то, что они помогли этого избежать, потому что он совсем не хотел, чтобы Магдалена считала его за сумасшедшего, как многие другие.

Некоторое время они шли молча, не находя ничего, что можно сказать друг другу. Магдалена, несмотря на профессию и некую храбрость, проявленную в отношении Юлиана, всё ещё оставалась застенчивой девушкой. А сам Юлиан имел не так много опыта общения с противоположным полом, поэтому боялся сказать что-то такое, что всё испортит.

Но кто-то должен был заполнить возникшую неловкую паузу, и Юлиан, внезапно вспомнивший, что он мужчина, решился взять эту роль на себя.

– У Йохана снова проблема, – сказал он. – Слышала об этом?

– Нет, – сухо ответила Магдалена. – Три дня назад всё было в порядке.

– Это чуть позже случилось.

Юлиан хотел рассказать девушке о депроксимации, но внезапно осёкся и передумал, потому не видел смысла в том, чтобы загружать её своими проблемами.

– Что с ним? – взволнованно спросила Магдалена.

– Сознание потерял, – отвернувшись, ответил Юлиан. – Давление или переутомление. В общем, жить будет.

Он слегка засмеялся, но новость не вызвала у Магдалены совершенно никаких эмоций.

– Не думаешь навестить его? – спросил Юлиан.

Магдалена по-детски поджала губы и замялась. Юлиан пожалел, что задал этот вопрос, но обратной дороги уже не было.

– Навещу, конечно, – едва слышно сказала она.

– Для него это очень важно.

Магдалена избегала взгляда Юлиана, всячески стараясь смотреть в другую сторону.

– Я всё понимаю, – произнесла она. – Йохан пытается проводить как можно больше времени со мной, но мне… Сложно. Он очень хороший – добрый, милый, умный. Но что я могу сделать, если я ничего не чувствую? Совсем ничего?

Это было более чем ожидаемо. Юлиан хотел бы порадоваться успехам Йохана, но сухие факты говорили о том, что ими и не пахнет.

– Возможно, стоит присмотреться получше, – пробормотал он.

Юлиан пришёл себя совсем не для того, чтобы рекламировать кандидатуру Йохана, но считал своим долгом это сделать. Он вообще не знал, для чего тут – внутренние мотивы раз за разом противоречили друг другу.

– Я пыталась всмотреться, – остановилась Магдалена посреди сквера. – Давала много шансов и ему, и себе. В конечном итоге поняла, что у нас ничего не выйдет. Я не хочу никому делать больно, потому что сама не понаслышке знаю, что это такое. Если бы я только знала, как привести всё в порядок.

– Не стоило изначально давать ему надежду, – с небольшой ноткой укора в голосе сказал Юлиан.

– Я не видела ничего зазорного в общении или встречах. Откуда взялся стереотип о том, что разнополой дружбы не бывает? Почему все они норовят заглянуть мне под юбку, а не в душу?

– Потому что ты очень красива, – инстинктивно брякнул Юлиан, сразу же пожалев об этом.

Глупый, глупый рот. Если бы у Юлиана были под боком нитка с иголками, он бы зашил его себе, чтобы впредь не произносить подобный бред. Слово не было ни воробьём, ни какой-либо другой птицей, и единственное, на что можно было уповать – плохой слух Магдалены.

– Красота человека не снаружи, а прячется внутри, – спокойно отреагировала она. – Для меня важно знать, что привлекает не моё лицо, а моя душа. Внешняя красота не вечна, в отличие от внутренней.

– Ты как никогда права, – выдохнул Юлиан.

– Я привлекла Йохана своим внешним обликом. Но он совсем не знает, какая я внутри. Он пытается понять, но все его рассуждения оборачиваются сравнениями с самим же собой. Я считаю, что это неправильно. Ты ведь тоже мальчик, и, наверное, смог бы подсказать, как лучше открыть перед ним правду? Так, чтобы она не нанесла ему раны?

– Все люди разные. Но правда всегда остаётся правдой – неважно, в какую этикетку она обёрнута. Я считаю, что Йохан должен всё знать.

– Я не могу так. Я не заставлю себя произнести эти слова.

– Выходит, для этого я здесь? Хочешь, чтобы я сказал это Йохану?

Магдалена наконец-то повернула лицо в сторону Юлиана и посмотрела прямо в его глаза. Он почувствовал, как она собирается с мыслями для того, чтобы сообщить что-то важное.

– Зря ты придерживаешься такого мнения обо мне, – сказала она. – Я не хотела говорить с тобой о Йохане, но ты сам начал эту тему. Я совсем не для этого пригласила тебя.

– А для чего? – спросил Юлиан.

Он знал ответ наперёд, но желал услышать его лично от Магдалены.

– В тебе я… Увидела того, кто мне… Подходит. Прости меня, Юлиан. Мне очень жаль, но ты мне нравишься. Так, как никогда не понравится Йохан.

Подозрения Юлиана подтвердились. Он не был ничему удивлён, потому что подсознательно всё понял ещё во время интервью. Но слышать эти слова было настолько непривычно, что он всё ещё предполагал, что это розыгрыш.

Никто ранее не говорил такого Юлиану.

– Как же твои слова о том, что хорошие журналисты не говорят такое в лоб? – тихо спросил он.

– А я не хороший журналист. Это не моё. Пусть я позже пожалею о том, что сказала это тебе, но прямо сейчас я ощущаю облегчение.

Юлиану было сложно пошевелиться. С одной стороны, хотелось избавить себя от предрассудков и послать в Эрхару весь Свайзлаутерн для того, чтобы сделать то, что требует душа – пойти навстречу.

С другой стороны, знание того, что это будет аморально и неправильно, сдерживало его.

– Почему ты молчишь? – требовательно спросила Магдалена.

Её лицо всегда было прекрасным – и в моменты, когда она улыбалась, и в мгновения грусти или растерянности. Прекрасным, но от того не менее запретным.

– Прости, но мне тебе нечего сказать, – необычайно высоким голосом произнёс Юлиан.

Ему пришлось прокашляться, потому что он больше не хотел издавать столь неприятных звуков.

– Тогда я сама сделаю это, – резко сказала Магдалена и поцеловала его.

В этот момент весь Свайзлаутерн и впрямь отправился гореть в пекле Эрхары. Йохан, Пенелопа, все остальные – они отныне не имели никакого значения для внутреннего демона Юлиана.

Он наслаждался этим и более не хотел отказываться от подарка, что сам просился в его руки. Этот поцелуй длился не мгновение, как предыдущий, а куда дольше – Юлиан не мог насытиться сладостью мягких губ Магдалены.

Она тоже не жалела о своём поступке – её тонкие руки обхватили спину Юлиана и захватили её в плотный замок. Он чувствовал, как его обжигает тепло девушки – всё, что она копила внутри себя в течение прогулки, и теперь выплёскивала наружу.

Юлиан закрыл глаза, но это не мешало ему наблюдать вокруг себя бушующий океан, целиком состоящий из страсти этих двоих – столь цельный и беспокойный, грозящий вот-вот разразиться штормом, как на той самой картине Айвазовского.

Не только страх, негатив и боль кормили доппельгангера. Страсть, тем более, запретная, была для него не менее желанным лакомством – и теперь он буквально насмехался над Юлианом, который сдался, так и не начав бороться.

Океан продолжал бурлить. Теперь он накрыл Юлиана и Магдалену вместе с головой, но они не чувствовали никакой потребности дышать, потому их это не беспокоило.

Но это продолжалось недолго – вскоре Юлиан почувствовал, что ему недостаёт кислорода. Это было сигналом для того, чтобы вернуться в привычный и скучный мир, где помимо страсти существовали страдания и терзания, о которых он напрочь забыл.

Океан сменился скучным и пустым вечерним сквером, и Юлиан на долю секунды протрезвел. Поняв наконец, что произошло, он ощутил себя главным мерзавцем этого мира.

Йохан страдает из-за потери Проксимы, а Юлиан беззаботно целует его возлюбленную. Неважно, что про него сказала Магдалена – друзей нельзя предавать даже в тех ситуациях, когда им ничего не светит.

Пенелопа переживает из-за того, что её родители запретили ей встречаться с ним – возможно, она не может найти себе места из-за того, что скучает по бывшему возлюбленному. А он, Юлиан Мерлин – человек без сердца, наслаждается поцелуем со светловолосой красоткой, которую видел лишь пару раз до этого.

Он представил, что с одной стороны за ними наблюдает осуждающий взгляд Пенелопы, а с другой стоит агрессивно настроенный Йохан и остановился. Всё было слишком реальным для того, чтобы исчезнуть.

Юлиан с трудом отпустил губы Магдалены и впустил в себя огромный глоток воздуха. Магдалена продолжала стоять с закрытыми глазами – скорее всего, она хотела, чтобы это мгновение не заканчивалось никогда.

– Зачем ты сделала это? – возбуждённо спросил Юлиан, когда оцепенение наконец отпустило его.

Очевидно, Магдалена ожидала совсем другого.

– Я думала, тебе понравилось, – слегка отстранилась она.

Конечно, Юлиану понравилось. Но не всегда то, что ему нравится, является правильным.

– Нет, мне не понравилось, – в грубой форме выразился он. – Я не за этим пришёл сюда, мисс Хендрикс.

– Тогда для чего? – волнительно спросила она. – Ты мог не приходить никогда сюда, и всё бы закончилось, даже не начавшись.

Юлиан почувствовал нотки отчаяния в её голосе – они проскальзывали лёгкими всхлипами. Ещё немного, и девушка разрыдается. Юлиан осознавал, что это его вина, но успокаивать Магдалену и не планировал.

– Твой письмо говорило немного о другом, – промолвил Юлиан.

– Не притворяйся, будто ты не знал, ради чего это на самом деле, – не скрывая пробивающегося плача, выпалила Магдалена.

Ему хотелось обнять её и сказать, что погорячился, сорвался и на самом деле у них всё будет хорошо, но нависающая тень Пенелопы и Йохана остановила его.

– Я не свободен, Магдалена, – признался Юлиан. – У меня есть девушка. Её зовут Пенелопа, и мы любим друг друга.

Глаза Магдалены намокли, а тушь начала растекаться.

– Зачем ты лжёшь мне? Проще сказать, что я просто тебе не нравлюсь. Йохан рассказывал, что она бросила тебя уже месяц назад.

– То, что случилось между нами, было недоразумением. Её родители подозревают, что я украл кое-что у них, поэтому запретили ей встречаться со мной. Но я докажу им свою невиновность, и у нас с Пенелопой всё будет, как раньше. Веришь или нет, но я готов на всё ради этого.

– А она? – взволнованным голосом спросила Магдалена.

– И она думает так же.

– Ты глупец, если думаешь так. Не видишь дальше своего носа. Если бы она действительно любила тебя, то нашла бы способ доказать своим родителям, что на тебе не лежит никакой вины. Если бы этого не вышло, она бы пошла им наперекор – объявила бы голодовку, сбежала бы из дома, но осталась бы с тобой. И, если бы ты любил её, то не пришёл бы сегодня ко мне. Я знаю, как работает любовь, и отвечаю за свои слова.

Противопоставить Магдалене было нечего, потому что каждое её слово было правдивым. Они проходились ножом по сердцу Юлиана, и с каждым новым изречением было лишь больнее. В глубине души он и сам считал так же, но не мог вслух согласиться с Магдаленой, потому что это означало бы неверность своим принципам.

– Уходи, Магдалена, – произнёс Юлиан, так и не осмелившись посмотреть в заплаканные глаза девушки. – И больше не возвращайся в мою жизнь.

– Ты не можешь так поступить.

– Ты сама точно так же поступаешь с Йоханом.

– По крайней мере, я испытываю вину по этому поводу. В отличие от тебя.

Магдалена не знала, какую вину на самом деле испытывал Юлиан прямо сейчас. И не узнает.

– Ты совершила ошибку, – сказал он. – Не усугубляй ситуацию.

Магдалена бросила последний взгляд в сторону Юлиана. Он был многозначительным – в нём смешивались ненависть, презрение, тоска и подавленность. Юлиан ощутил, что выразительные глаза Магдалены протыкают его насквозь, но держался.

Она ждала, что он передумает, но Юлиан молчал.

– Двери моего дома всегда для тебя открыты, – сказала Магдалена. – Адрес в твоём кармане.

Не желая больше испытывать себя на прочность, она развернулась и неровным шагом отправилась прочь. Юлиан не знал, куда она шла – домой или куда глаза глядят, но не мог смотреть на это равнодушно.

«Беги за ней» – прошептал демон. «Ещё не поздно».

«И не думай» – противопоставил ангел. «Ты всё делаешь правильно».

«Доверься мозгу, а не сердцу» – выпалила Ривальда Скуэйн.

Он не мог выполнить просьбы всех троих одновременно. К своему стыду, Юлиан чаще слушал внутреннего демона, но сегодня он уже единожды подвёл его – в тот момент, когда заставил поцеловать Магдалену.

Изо всех сил подавляя желание сделать шаг вперёд, Юлиан дожидался, когда Магдалена скроется из виду. Это случилось не так скоро – пришлось пережить несколько томительных, гнетущих и бесконечных мгновений.

Юлиан хотел увидеть Магдалену хотя бы ещё раз, но это означало бы поражение. Он залез в левый карман пальто, вытащил оттуда клочок бумаги с надписью «Мерденштрассе, 11», после чего выкинул в первую попавшуюся урну.

К несчастью, он запомнил адрес и вряд ли забудет.

Юлиан присел на скамейку и, опустив голову, закрыл её руками. Ему не хотелось возвращаться в общежитие. Ему не хотелось абсолютно ничего – он ощущал себя крайне ничтожно.

Он подвёл всех – Пенелопу, Йохана, Магдалену и самого себя. Единственный разумный выход – остаться в этом сквере, дождаться октября и оказаться занесённым осенней жёлтой листвой. Он сольётся с ней воедино, и никто никогда больше не найдёт его.

Прошло несколько минут. Десять, двадцать, тридцать – Юлиан не знал наверняка. Перед глазами по-прежнему возникал облик уходящей прочь Магдалены. Скорее всего, им больше будет не суждено увидеться. И, несмотря на то, что это правильное решение, Юлиану было сложно принять его.

Он наконец приподнял голову. Повернув её налево, Юлиан заметил сидящую на соседней скамейке тёмную фигуру. Присмотревшись, он увидел в ней Якоба Сорвенгера.

Сердце Юлиана ушло в пятки, и он мгновенно забыл о существовании Магдалены и своей вине перед ней.

Человек читал газету. Юлиан набрался смелости и решился подойти поближе для того, чтобы осознать наконец, что все его глупые мысли о существовании некого герра Сорвенгера всё-таки были правдивыми.

Но, оказавшись ближе, Юлиан понял, что обознался. Усатый и седой мужчина зрелых лет отложил газету в сторону и, оставив её одиноко лежать на скамейке, встал и покинул Юлиана.

Юноша всмотрелся вслед, но только лишний раз убедился в том, что мужчина ничем не похож на Сорвенгера.

Это было тревожным знаком. Вполне возможно, он видел галлюцинацию, которая намекала на то, что все воспоминания об убийце Ривальды являются лишь плодом больной фантазии Юлиана.

Он протёр глаза и усиленно потряс головой. Последние события обернулись для Юлиана серьёзным стрессом, и явления, подобные этому, были вполне логичными.

Он присел на скамейку, которую ещё пару минут назад занимал дед, которого Юлиан перепутал с Сорвенгером. Начало холодать, и он невольно поёжился. Если Юлиан просидит тут всю ночь, непременно околеет и подхватит серьёзную простуду.

Стоило найти какой-то способ отстраниться от всего, что происходит, и благополучно продолжить жить дальше. В конце концов, от Юлиана практически ничего не зависит – он является лишь сторонним наблюдателем в этой истории, который введён в сюжет лишь для того, чтобы являться рассказчиком.

Никто не обязывает его отрекаться от самого себя и прилагать все усилия для того, чтобы всё его окружение осталось счастливым. Оно и само способно вершить свою судьбу, не уповая на помощь со стороны Юлиана Мерлина.

Эта мысль его успокоила. Он откинулся на спинку скамейки и ещё раз прокрутил всё в голове. Пенелопа ушла от него, а значит, Магдалена права – она не тот человек, который ему нужен. Магдалена же, в свою очередь, оказалась отвергнута самим Юлианом, что говорило о том, что и она не тот человек – потому что в отношении «своих людей» сомнений возникать не должно.

Якоба Сорвенгера не существует – это всего лишь плод воспалённой фантазии, созданный для того, чтобы возвеличить образ Ривальды Скуэйн, что стала для Юлиана сродни кумиру и оправдать её смерть.

Миссис Скуэйн не была столь близка Юлиану, как он привык считать – она всего лишь использовала его. Теперь она погибла и осталась в прошлом – а им жить нельзя.

Все эти вещи были слишком малозначительными на фоне того, что произошло с Йоханом и Хелен. Настоящая беда таилась именно там, и, вполне возможно, была спровоцирована Юлианом.

Это было единственным, что должно заботить разум Юлиана. Отношения и память – это мёртвая романтика, а заботиться стоило о живых. Она должна полностью исчезнуть и позволить сосредоточиться на истинной цели – поиске доппельгангера.

И, пока ещё в жизни Юлиана оставались те, кто хранил ему верность, надежды терять было нельзя. Гарет умный, Хелен сильная, Юлиан целеустремлённый (по крайней мере, она так сам считал), а это – та триада, которой по плечу любая задача. Кроме того, не стоило забывать и о Лиаме Тейлора – усовершенствованной версии Гарета, у которого в кармане имелся ответ, казалось бы, на любой вопрос.

Это придало сил. Юлиан приготовился встать со скамейки, но его взгляд упал на ту самую газету, которую оставил ушедший мужчина. В тусклом свете фонарей трудно было рассмотреть все подробности, но слово «Забитцер» было напечатано столь крупно и вызывающе, что Юлиан не смог упустить его из виду.

Он схватил газету в руки и, после того, как убедился в том, что это сегодняшний вечерний выпуск «Экспресса», увидел крупную фотографию, на которой были изображены двое мужчин: первый обладал грациозным взглядом и густыми седыми волосами, а второй – лысый и худой, имел взгляд хищника.

– Роберт Ковальски и Людвиг Циммерман,– вслух прочитал Юлиан. – Подозреваемые в убийстве Густава Забитцера члены городского совета сегодня покончили с собой в следственном изоляторе.

Над парком нависла тишина. Казалось, что даже птицы замолкли для того, чтобы узнать эту шокирующую новость.

Уэствуд рассказал Юлиану всё об этих советниках мэра – о высосанных из пальца уликах, о неверии в их причастность и об аресте Департаментом. Уэствуд боролся за то, чтобы отсрочить этот арест, но ни Стюарт Тёрнер, ни новый начальник участка не хотели его слушать.

Теперь больше никакого смысла в доказательствах его правоты – оправдывать было некого. Подозреваемые поняли, что загнаны в ловушку и не нашли иного способа избежать наказания, кроме как покончить с жизнью.

– О, нет, – проскользнуло из уст Юлиана.

Птицы всё ещё молчали.

Лживые обвинения были очевидны для Юлиана и Уэствуда, но всему городу станет известно лишь то, что убийц их любимого мэра больше нет в живых, а значит, истина восторжествовала.

Скорее всего, это случилось ещё днём, но Уэствуд, который должен был оказаться в числе тех первых, что узнали об этом, ничего не сказал Юлиану, несмотря на свои обещания.

Юлиан сложил газету вчетверо и спрятал во внутренний карман. Он непременно подробно изучит статью, когда вернётся в общежитие. Но сейчас он сделать этого не мог – свет фонарей был слишком слаб для того, чтобы рассмотреть мелкий шрифт.

Юлиан думал недолго – он стремглав отправился домой.

Над городом нависла опасность, имя которой никто не знает. Вряд ли вообще у опасности есть имя или лицо, но она не приходит сама собой. За цепочкой этих событий – казалось бы, несвязанных между собой, стоит некто могущественный и умный, всегда имеющий запасной план.

Выйдя из парка, Юлиан поймал такси, потому что троллейбусы в столь поздний час ходили редко, и он имел все шансы не успеть до закрытия общежития.

Вернувшись в общежитие, Юлиан первым делом отправился не в комнату, а к телефону, который висел в коридоре блока. Порывшись в карманах, он вытащил оттуда блокнот, в который были записаны самые важные телефонные номера, среди которых оказался и номер Уэствуда.

Удостоверившись в правильности цифр, Юлиан принялся импульсивно крутить номеронабиратель. Он услышал несколько гудков, но никто не брал трубку.

Поняв, что, возможно, всё же перепутал цифры, Юлиан повесил трубку, после чего проделал аналогичную операцию. Ответ был тем же.

Повесив трубку во второй раз, Юлиан облокотился об стену. Он не тот, кто так легко сдаётся, поэтому должен во что бы то ни стало дозвониться до Уэствуда и узнать у него все подробности.

Люди могут быть заняты совершенно разными делами – вполне возможно, Уэствуд прямо сейчас находится на ночном дежурстве, а его жена Маргарет уснула, сидя возле экрана телевизора и не услышала звонка.