Бойся мяу

– Пока он не дал мне ножик, резал яблоко, чистил от кожуры. Но не ел, выкидывал. Кажется, яблоко было плохое, с коричневыми пятнами, – вспоминал братик. – Я сперва подумал, что это его он просит подержать… Потом он сказал: «Передай своему братцу – пришельцу…

Женек раздраженно закивал. Но Сашка продолжил:

– Что мы еще угостим его яблочными пирожками».

– Выдумываешь?! – вспыхнул Женя. Стало жарко. Уши горели.

– Нет! – выпрямился братик на диване – кажется, он оклемался, – и добавил виновато: – Я просто это пропустил, потому что забыл… случайно.

– Вот уроды! Гавнюки поганые! – взорвался Женек.

Огрызок мерзкого пирожка, боль в руках и слезы, их глумливый смех – всё тут же вернулось. Он схватил нож и, бешено топая, рванул к выходу.

Только запрыгнул в галоши, только потянулся к двери, как она распахнулась. На пороге от неожиданности замерла мама.

– Куда это ты собрался, хулиган?

Женька опешил. Мозг отключился, рот, хватая воздух, пытался что-то выдать. Спустя пару секунд первым делом кипящая голова сообразила спрятать ножик. Женек не стал заводить руку за спину и держать ее там, будто так и надо. Он сомкнул кулак, укрыв рукоятку, чуть согнул запястье, прижав лезвие плашмя к руке, а руку – к телу. Затем только сморозил:

– Помочь бабушке.

– Долго же ты решался, – укоризненно произнесла мама. – Что, скука пересилила лень?

В обычной ситуации Женя огорчился бы таким упрекам, но сейчас нож в руке обжигал кожу, и голову занимала лишь одна мысль – скорее сбежать. Поэтому просто пожал плечами. Мама посмотрела как-то оценивающе, мол, что это с ним случилось, не притворяется ли. Наконец отступила, пропуская:

– Ладно, иди. Она на огороде. И смотри не халтурь.

Женек часто закивал и вышел в дверь. На крыльце у самых ступенек за спиной раздалось:

– Стой, погоди-ка.

Он медленно обернулся. Готов был уже скинуть ножик между перил. Но мамы на пороге не оказалось. Она появилась спустя три-четыре секунды, подошла и нацепила ему на голову чью-то старую кепку.

– Всё, иди. И давай больше энтузиазма, а то лицо – будто на расстрел ведут.

Женька насильно улыбнулся, но, вспомнив кое-что, заулыбался уже от души:

– Мам, а ты правда бегала по стенам?

Она удивленно уставилась на него. Он рассмеялся и, не дожидаясь ответа, сбежал с крыльца. Внезапно вся злость покинула его. Он пересек двор и нырнул в хлев.

Нож однако по-прежнему жег руку. А Женя уже не мог вспомнить, что намеревался сделать, когда в гневе бросился с ним из дома. Опасливо осмотревшись, он раскрыл кулак. Что-то произошло с лезвием. Оно изогнулось сильнее, стало толще и почернело. Слилось с рукояткой, которая не ощущалась больше деревянной.

Торопливо поднеся руки к свету, Женек нашел в них не ножик, а коготь. Крупный, обугленный и, несомненно, кошачий.

Коготь обжег руки и – диким испугом – глаза и сердце. Он отбросил его. Тот приземлился на край соломенной кучки. Солома тут же вспыхнула. Огонь мгновенно побежал по ней к стенам хлева и к ногам Женька. Он вскрикнул и кинулся втаптывать пламя.

Огня уже не было, но еще несколько секунд он продолжал работать ногами. Убедившись, что пронесло, выдохнул, снова огляделся. Кажется, никто не видел. Подставил руки к свету. Ладони бледные и влажные, никаких ожогов. Но зола, она будто все еще покрывала их. Женя вытер руки о футболку, почувствовал, как под левой колотится сердце.

Только успокоившись, покосился на солому. Подошел ближе, пригнулся. Разметал сено ногой. Всмотрелся вновь. Когтя не было. Лишь мелкие черные угольки… Или просто грязь. Трогать не стал. Попятился и с легкой потерянностью вышел через вторые ворота на огород.

Спустя полчаса вражда с ползучими и колючими сорняками и сухими комьями земли под тихое пение бабушки и далекий мирный шелест осин-великанов развеяла его переживания, тревогу и невеселые мысли.

Прислушиваясь к пению старых исполинов и поглядывая на их ровный строй, Женя вспоминал Русю, ее кудряшки, необычную повязку, и как она напевала. Хотелось, чтобы его скорее выпустили из домашнего плена. Хотелось, даже несмотря на дурацкого Блондина, его дружка Качка, страшного Тоху-на-девятке, несмотря на обозленного Горбуна и играющего в «кошки-мышки» Черного Мяука.

Прислушиваясь к голосу бабушки и ее забавному кряхтению, он гадал, обрадуется ли она Человеку-Пальто, покинувшему ее мужу, или она давно смирилась, и это ее только огорчит. Вдруг она знает о нем? Вдруг это она его заперла, даже подумал Женек. Но тут же прогнал эту мысль. На месте нее осталась тягостная пустота, поэтому он спросил, выдирая с корнем то ли сорняк, то ли петрушку:

– Бабуль, а расскажешь сказку про деда?

Бабушка хмыкнула:

– Думаешь, у меня такая есть?

– Конечно, – протянул он.

– Ты смотри-ка, – рассмеялась она.

Помолчала с полминуты, потом, вздохнув, сказала:

– Вот те раз, а ведь действительно есть.

– Ура! – обрадовался Женька.

– Знаешь ли ты, что твой дедушка, когда был таким же маленьким, как ты…

– Ничего я не маленький! – возразил он.

– Маленький-маленький, кушай больше. Так, я не поняла, тебе сказка нужна или нет?

– Нужна.

– Ну вот и не перебивай. Большие, между прочим, знают, что это неуважение.

– Хорошо. Я это… прости.

Бабуля не отвечала с десяток секунд, лишь тихо поругивала сорняки.

– Молчишь? – спросила наконец.

– Молчу.

– Ну, так вот. Конечно, ты не знаешь, но так оно и было. Когда дедушка был такой же маленький, как и ты… – она сделала паузу, – он жил в рюкзаке…

Час сурка

Наступил финал.

И вместе с этим подкрался конец месяца. И только Женек подумал, что ничего интересного пухлый «Шаяр» – так они с братишкой читали марку телевизора – уже не покажет, как пошел слух, что у дяди Васи дома есть видеомагнитофон.

Но до посвящения в мир кино был финал. Последний, главный матч Чемпионата Мира. Собрались у Коли. Женя, Саша, Митя, Юрики. Первым вообще-то обмолвился Женек, памятуя о словах картавой парочки – мол, зови поболеть еще, мол, Бразилия и все дела. И тут на тебе – желто-синие в финале.

Однако Коля, пылая веснушками, возразил, что теперь очередь других. Его, или Мити, или Юрчиков. А то погулять пойти – собираемся у дома Сашки и Жени, в прятки поиграть или покидать летающую крышечку – снова во дворе их дома. Еще, конечно, в их бело-голубом доме друзья попивали чаи с пряниками и пирожками, но про это Колька умолчал.

Митя его поддержал. Правда, тут же признался, что к нему нельзя, поскольку отец его дико равнодушен к футболу. А когда спросили о том же непосредственно главных фанатов Роналдо и компании, они ответили четко:

– Мы пхидем.

Таким образом, остался только Коля, к его радости. Хоть он и старательно этого не показывал, пожимая плечами и разводя руками. Но подостывшие конопушки, попрятавшись, его выдали.

Когда бабушка узнала, куда они с Сашей собрались посреди дня, принялась собирать в тарелку пирожочки и ватрушки:

– Гостинцы.

– Нет, не надо. Зачем? Я не буду, – запротестовал Женька, не по своей воле разлюбивший их.

– А это не тебе, – бабуля расстроилась, и этого было больно вдвойне. – Я вот Саше отдам. А он уже с ребятами поделится, да?

Братик кивнул.

– Только смотри, поделись обязательно, – наказала Мария, укрывая тарелку платком.

Колькин дом, бревенчатый, выкрашенный в ярко-желтый, с воротами в желто-зеленую «елочку», располагался ниже по улице, домах в семи. Перед выходом Женек гадал, одеться нарядно или в цвета команд. Первый вариант казался глупым и неуместным, а чтобы обрядиться болельщиком, нужно знать, за кого болеешь. Ни к бразильской, ни к немецкой команде безумных симпатий он не испытывал. Оттого отправился в гости в повседневном.

Саша с одеждой не заморачивался, а вот краски ему не давали покоя. Все утро донимал вопросом, будут ли они раскрашивать лица. Женя отмахивался. В итоге братик, не зная как быть, попросту спросил у мамы, тети Лизы, можно ли ему, с еще не сошедшей сыпью на лице, размазать акварель по щечкам.

Тарелку он нес чуть ли не на вытянутых руках, будто сам Роналдо приехал в Нюргещи, а это, значит, ему хлеб да соль. Женьку приходилось его ждать и следить, чтобы не споткнулся на изрытой бороздами земляной улице.

Вообще, одеться покрасивше он подумывал не потому, что в гости. На самом деле, он пригласил на финал Русю. Написал на листке бумаги, когда, где и как будет классно, и спрятал под корнем Почтовой Осины, в их условном месте. Тайнику было три дня от роду.

Лисьим проклятием оказалась не только тошнота, накатывающая при виде любимых пирожков, но и паралич в ногах с всё той же тошнотой на подступах к оврагу. А перебраться через него к осинам Женя хотел неоднократно – думал погулять средь них и дождаться Русю.

Решительно пересекал картофельное поле, подходил к забору у края участка и… всё. Шагнуть в овраг значило вновь оказаться одному. И вроде дома не далеко, но услышат ли его крик, успеет ли он закричать? Потому ноги не шли, живот крутило. Он глядел на деревья по другую сторону оврага, надеясь увидеть подругу, но понимал, что, скорее, высматривает там Лиса и его дружков.

Однако она пришла. Три дня назад помахала ему из-за широкой осины. Довольная и такая крохотная в окружении древесных великанов. Крикнула:

– Привет!

Он ужасно обрадовался, вскинул руки над головой и замахал в ответ:

– Привет!!

– Привет! – повторила она очень просто, с не меньшим задором. Подпрыгнула у края склона, как малыши пробуют дотянуться до старших. Словно хотела запустить по дуге над обрывом свое неудержимое приветствие.

И Женя вдруг перелез через забор. Ноги ожили, окрепли. Он прыгнул на дно оврага, оттолкнулся что есть мочи и в один вдох оказался на другой стороне. И никакой дрожи в коленках и холодка в пальцах. А тропинка между исполинами, перешептывающимися в вышине, стала вмиг прекраснейшим местом на земле. У самого ее края.

Они обнялись. От ее кофейных кудряшек пахло радугой и чуточку какао. От ее рук по спине побежали мурашки, каких Женька еще не знал.

– Ты пришел, – улыбнулась Руся.

Сарафанчик ее был украшен лилиями, еще один бутон расцвел на повязке. Женя невольно обернулся к своему дому и удивился даже, обрадовался – действительно, пришел.

А затем они гуляли по этой тропе, петляя между невозмутимыми стражами, поглаживая по их шершавинкам. В одну сторону, в обратную. И, как, оказывается, бывает, но как не бывало еще с Женей, говорили обо всем на свете. А когда, обойдя всех, поняли, что обо всем, да не друг о друге, тогда и выдумали тайник. Нарекли дерево встречи Почтовой Осиной и спрятали у нее за пазухой, в норе у самого корня, свои обещания писать.

Сашка все-таки споткнулся. И прижал наконец тарелку с гостинцами к себе. Ни один, кажется, не обронил – Женя смотрел краем глаза. А все потому, что дальше по улице на дорогу свернула «девятка». До Колиного дома оставалось метров сорок. Улица вдруг показалась безлюдной. Хотя, скорее, она просто была слишком широкой.

– Давай шустрее, – стал подгонять он братика в спину. – Пирожки остынут.

– Ты же их не ешь, – буркнул Саша, ускоряя шаг.

– Не твое дело, – огрызнулся Женька. «Девятка» быстро приближалась, спешила не меньше их.

– За кого будем болеть? – спросил братик с легкой обидой.

«Не твое дело», – хотел уже процедить Женя, когда осознал вдруг, что «девятка» красная, и окна ее не тонированы. Через несколько секунд она проехала мимо.

– Давай… за петуха, что ли? – попытался пошутить он, стало стыдно, что сорвался на младшем.

– Это как? – прищурился, глядя на него, Сашок.

Они подходили к цветастым воротам Колиного дома.

– Ну, за тех, у кого шансов меньше.

– И у кого?

Быстрые и изворотливые бразильцы? Или упорные, точные, действующие единым целым немцы?

– А вот это сложный вопрос, – резюмировал Женек, пропуская братика в дверь и оглядываясь. – Посмотрим.

Все были в сборе. И на полу перед телевизором, и на поле перед трибунами. Звучал гимн Германии. Митя, Коля, мелкие Юрики, рассевшись на узорном бежево-коричневом ковре, выглядели мешаниной красок солнца, неба и зеленых лугов. Что нельзя было сказать о картинке на экране – пухлый телик мог похвастаться только черной, белой и бесчисленными оттенками серой.

– У тебя телик черно-белый, – вместо приветствия вырвалось у Женька.

– И что? Показывает же, – недовольно отмахнулся Колька.

– И то, – буркнул Женя.

Знал бы – остался бы дома. Собрал всех финал смотреть, а у самого, где бразильцы, где немцы, не разберешь!

Обстановку разрядил Саша – протянул Коле тарелку с печеными гостинцами.

– Вот спасибо, Санек! – смягчился Рыж. – Давайте, садитесь. Прямо сюда же. Или на диван, как хотите.

Тарелка опустилась на пол, и Сашка плюхнулся к ребятам. Женька залез на диван рядом.

– Все за бразильцев? – спросил как можно веселей.

Мяч уже был в центре поля. Немцы все же угадывались по более светлым футболкам.

– Конечно, дхуг, – отозвался Юрка.

– Не за этих же хоботов, – второй махнул рукой с покусанным пирожком на телевизор. Немецкая команда разыгрывала мяч в атаке. С этой златокудрой парочкой все было ясно, они единственные, кто раскрасил себе и лица.

– Победит сильнейший, – обронил Колька, не отрываясь от экрана.

– Лишь бы не скучнейший, – добавил Митя, рука его блуждала по ковру в поисках тарелки.

– Точняк, – согласился Женя. Глаза почти привыкли различать, кто серее на этом сером поле.

– Да, да, – закивали Юрики.

После секундного молчания Саша вскинул руки и выдал:

– Впере-е-е-д! Росси-и-я!

Все вмиг дружно рассмеялись.

Маруси все не было.

Закончился первый тайм. Совсем не скучно. Бразильцы атаковали опаснее, но у немцев – Оливер Кан.

Колина мать, тетя Шура, позвала на кухню пить чай, или компот, или молоко – кто что любит больше. Расставила напитки, нарезала бутерброды и вышла. Но вернулась уже минут через пять:

– Коль, тут к вам гостья…

Женька загорелся счастьем. Но и Рыж привстал, широко улыбаясь.

– Говорит, ты ее звал финал посмотреть.

Что? Как? Женек, не сдержавшись, злобно покосился на Колю.

– Ну, да, – кивнул он.

Тетя Шура улыбнулась и пропустила в дверь гостью.

Через порог неуверенно переступила девочка – круглолицая, полненькая, в милом комбинезоне, галошах и с ободком в рыжих волосах.

Женя выдохнул. И глянул на Кольку вновь, но уже с недоумением. Сам он и все остальные глазели на гостью.

– Ты Коля? – спросила девчонка.

Он, сглотнув, медленно кивнул.

– И зачем я вам здесь футбол смотреть? – глядела она с не меньшей растерянностью.

– А ты Руся? – уточнил Колька, весь алый и испуганный.

– Руслана, – поправила она. – Ну… Да, Руся.

– Ой, черт, это… прости, я не подумал, что ты тоже… То есть я хотел позвать Русю, нашу знакомую, и вот… – Он глупо улыбнулся. – Оказалось вдруг, ты тоже Руся.

– Руслана! – разозлилась не-та-Руся. – Придурки!

Развернулась и вышла прочь.

– Ну, знаешь, сынок… – огорчилась тетя Шура и, качая головой, захлопнула дверь.

Колька плюхнулся на стул.

– Ты что, забыл, как выглядит наша боевая подруга? – подколол Митька, не скрывая улыбки.

– Да я просто пробежался по Садовой, поспрашивал, знает ли кто девочку Русю. Кто-то знал. Ну, я и попросил его передать, типа ее друзья зовут вместе посмотреть футбик, – выпалил Рыж, оправдываясь.

– Умно. Плохо, что зовут ее не Настя, – не унимался Ушастый, – а то каждому досталось бы по подружке.

Юрики мотали раскрашенными мордашками, не понимая, о чем речь. Коля решил не раздражаться и заулыбался – облегченно и расслабленно.

– Смешно будет, если сейчас заявится наша Руся, – не сдержался Женек.

– Ага, чудесным образом, – поддержал шутку Митя. Вместе с улыбкой растянулись его «молочные» усики.

– Почему же? Самым обычным.

– Как это? – с подозрением спросил Колька, выпрямившись на стуле.

– Я тоже ее пригласил, – словно между делом обронил Женя.

– Как? Ты знаешь, где она живет?

– Нет.

– Что, видел ее?

– Да.

– Врешь, – не унимался, хмуря брови, Коля.

– Не вру.

– Болтаешь, – протянул Митька.

– Да нет же.

– Ну и где она? – последовал Колькин вопрос ребром.

– Пойдем? – шепнул один Юрик другому.

– Пойдем, – кивнул тот. И они по-партизански покинули стол. Сашка улизнул с ними.

Женек пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, не смогла.

– Ну да, конечно, – закивал Рыж, поглядывая на Митю.

– Ясно, ясно, – отозвался тот.

– Да и пожалуйста, думайте, что хотите, – Женька встал. – Погнали, сейчас пропустим все.

Они вернулись в зал. Игроки на поле уже вовсю носились, не думая их дожидаться. Женя присел на ковер рядом с Сашкой и шепнул ему:

– Ну, за кого болеем-то?

Коля сразу не сел – шагнул к окну, выглянул во двор. Затем только запрыгнул на диван.

– За бразильцев, – ответил тихо братик. – Кажется, им очень нравится играть.

– А немцы?

– Они… – Сашка пожал плечами, – очень хотят выиграть.

Руся не шла из головы. Почему же ее все еще нет? Хотя она все-таки девочка. Женек вспомнил сестер – может ли футбол вообще быть ей интересен? Прочесть бы ее письмо.

Подскочили Юрики, готовые завопить, но простонали: «Эх!» Красивый удар от бразильцев, но Кан спокоен. Колька тоже приподнялся на диване, только взгляд его скользнул во двор.

«Он так ее ждет?» – огорчился Женя, и испугался, и разозлился – все вместе.

Однако спустя пару минут невольно забыл Марусю с ее тайнами и кудряшками, игра забрала его всего. И одарила всем: ловкими обводками, удивительными пасами, дальними обводящими ударами, миллиметрами между мячом и штангой и звоном перекладины.

И, наконец, голом.

Оливер Кан, немецкий страж, невозмутимый и вездесущий, допустил неловкость, погрешность – не удержал мяч после удара. И молниеносно шустрый Роналдо обокрал его всего на миг, в следующее мгновение мяч уже прыгал в воротах.

И сотни ликующих очевидцев прыгали на стадионе. И Юрики да Саша скакали здесь под их вой и восторги комментаторов. А затем закружили по залу, раскинув руки, мечтая почувствовать, каково это – забить гол в финале Чемпионата Мира.

И Коля слетел с дивана на пол, поближе к своему пузатому старому другу, который транслировал, как и миллиарды других гремящих ящиков по всей планете, уже легендарную улыбку счастливого Зубастика.

Митька довольно потирал руки, показывая всем видом, что предвкушает обострение борьбы и больше голов. Женька ждал того же – атак, атак и еще раз атак. Но было еще что-то тихое, печальное: «Но кто же будет болеть за Германию? Кан уж точно этого не заслужил».

А затем все повторилось. Меткий Роналдо, юркий мяч и Оливер Кан, не робот, а человек. Ни первый, ни второй не пожалели третьего.

Картавые фанаты безумствовали и скандировали: «Хоналдо! Хоналдо!» Женек не удивился бы, если завтра встретил бы их остриженных а-ля кумир. Сашка охотно веселился за компанию. А троица постарше сошлась на том, что немцев все же жалко, что гол уж они заслужили и что где один гол, там и второй.

Однако финальный свисток развеял эту странную горечь, потому что стало ясно – победил сильнейший. Финал, к сожалению, но абсолютно справедливо, не бывает без проигравших.

И было награждение. Были медали. И заветный кубок над головой. И были краски на черно-белом экране. Все теперь казалось возможным, а невозможным – ничто.

* * *

Чемпионат Мира закончился. И жизнь вдруг стала слишком обычной. Ни праздника, ни мира. Словно ты не един больше с целым земным шаром. Словно цирк, нагрянувший из далеких стран, исчез с рассветом солнца. Еще вчера был карнавал, а теперь лишь голый пустырь, и ты остался в ничтожной, затерянной где-то глубинке.

Что-то такое чувствовал Женя, когда привычно включил телевизор и не услышал гула трибун. Еще некоторое время прыгал по каналам – с первого до пятого и обратно. Но утраченного мира не нашел. «Шаяр» можно было выкидывать. Наконец, дядя Юра сказал ему не баловаться, и Женек оставил ему дико скучную передачу о преступлениях и расследованиях.

К Почтовой Осине сбегать уже успел. Маруся писала, что была занята, помогала отцу с рыбалкой, и просила извиниться перед Колей. «Подумаешь, Коля!» – расстроился вдруг Женек. Сам он в тайнике ничего не оставил. И, болтаясь без дела по двору, ждал теперь ребят. После финала они так загорелись, что вышли на улицу попинать мяч. Было классно и весело, хоть и сумбурно и не особо удобно на разбитой дороге. Потому сговорились поиграть на школьном поле. Если, конечно, взрослые не заберут на поле другое.

Время тянулось ужасно долго. Наверное, минул уже час, как они должны были зайти. Женька успел покидать летающую крышечку на меткость в ведро, позапускать бумажные самолетики, меняя форму и длину крыльев, добавляя закрылки и хвост. Заглянул в сарай, где хранилось много чего интересного: баночки и ведерки с гвоздями, болтами и гайками, пружинки, проволоки и канцелярские кнопки, трубки, железки и брусочки, которые с мальчишечьей фантазией превращались в пистолеты и ружья. Даже выдернул тугой крючок на двери амбара и с удивлением обнаружил в пыльной полутьме целые ванны круп и зерен. Он запрыгнул на бортик и перегнулся – руки нырнули с такой легкостью, что, казалось, если он не удержится и перевалится полностью, то и сам нырнет с головой. Следом за кепкой, которая готова была с нее соскользнуть. А может, его медленно затянет, как в зыбучих песках. Но стекали ручейки зернышек между пальцами приятно и весело.

Когда терпение иссякло, Женя решительно вышел на улицу с намерением отыскать пропавших друзей. Уже свернул в сторону Колиного дома, как столкнулся с Катькой.

– О! Вот и ты! – обрадовалась она.

– Чего? – насторожился Женька.

– Пойдем скорее, – подтолкнула сестра.

– Куда?

– У Миши и Маши есть видик.

– Да-а?

– Ага. Пойдем, будем кино смотреть, – потянула Катя. – Оля, Лариска уже там.

Женек растерялся. Настроен был погонять мяч, хотелось очень, но как же обидно будет потом выслушивать от сестер, как классно смотреть по видеомагнитофону и какое крутое кино было. А так он еще и в школе сумеет похвастаться.

Глянул вдоль улицы. Пацанов не нашел. Может, они и не соберутся сегодня.

– Ну, чего ты? – поторопила сестренка.

– Ладно, давай, – обреченно вздохнул Женька.

– Лядна, дявяй, – передразнила Катя, корча рожу.

– Чего?

– Ничего, пошли уже.

Они шустро зашагали вверх по улице. Через пару домов Женек спросил вдруг:

– А ты знаешь, что у нас в амбаре целые ванны зерна? Прям бассейн.

– Знаю, – обронила Катюха. – Видела.

– Да? – немного расстроился он. – Они глубокие, наверно, даже плавать можно.

– Знаю, – кивнула она. – Плавала.

– Врешь?!

– А вот и нет, – пропела сестренка. И побежала от него.

Он бросился вдогонку.

В конце улицы они свернули в тенистый проулок, ведущий на соседнюю улицу Пушкина. И именно в углу, где они пересекались, располагался Мишимашин дом и их родителей, дядя Васи и тети Сирени.

Женя так привык к бабушкиному дому, что неожиданно было столкнуться в их дворе со сторожевым псом. Молодая овчарка встретила их лаем, строгим и требовательным. И звонким лязгом цепи. Женька потоптался у ворот и, лишь сообразив, что пес не достанет ни до него, ни до крыльца, без резких движений направился к дому.

Катька же обрадовалась четвероногому сторожу и, не думая его сторониться, мило помахала ему:

– Привет, песик! Мы свои, дружок! Пустишь нас?

Несомненно, это вежливо спросить разрешения, вот только Женек уже был на крыльце и держался за ручку двери. Сестра еще чуть полюбезничала с пушистым. С поглаживаниями, правда, не полезла. И пес, действительно, поутих и смотрел теперь с мирным интересом.

Тут дверца открылась, и через порог шагнул в тапках Миша. Высокий, плотно сбитый, кучеряво русый.

– Заходите, мальчики и девочки, вас ждем, – пропустил он Женю.

– Как зовут? – спросила Катя, поднимаясь на крыльцо. Она все еще строила глазки новому другу.

– Зверь, – прорычал Миша. И подмигнул псу.

Войдя в зал, Женек первым делом отыскал взглядом телевизор. Тот стоял в углу у дальней стены. Чтобы солнечный свет из окон не падал на экран, догадался он. Дома, в городе, его, бывало, поругивали, если забывал задернуть шторы.

Но брови его подскочили не из-за продуманно удобного теле-уголка, телевизор был лишь пьедесталом для реально удивительной штуковины – видеомагнитофона. Женька признал его в этом плоском черном ящичке благодаря прямоугольнику в середине – именно туда, несомненно, отправлялась кассета. Значит, это были не слухи, он действительно существует!

Но виду не подал, не бросился к нему разглядывать и щупать, подобно неандертальцу, впервые увидевшему огонь. Пусть и хотелось. Присел на диван, скинул кепку, принялся изучать комнату. Всю, кроме одного угла. Катя запрыгнула на ручки кресел, стоящих вплотную. Их занимали Оля и Лариса.