«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Вскоре АлпАрслан распространил свою власть на всю Палестину. Весной 1064 г. турок начал новый масштабный поход. Его вооруженные силы были разделены на несколько частей. Одной из них командовал сын султана Меликпаша и визирь Низам альМулька. Без труда эта армия заняла Нахичевань, Сурмари и Мармашен. Сам же АлпАрслан через Албанию Кавказскую дошел до Грузии и спустился к Ани, где все три части турецкого войска соединились воедино. Крепость Ани казалась неприступной, руководил ее обороной Баграт Вхкаци и магистр Григор Бакуриан – оба этнические армяне. Это были высокопоставленные сановники и опытные офицеры. В частности, Вхкаци в 1059 г. был назначен правителем Васпуракана и катепаном Востока. Затем император поставил его дукой Ани, соблазнившись обещанием армянского аристократа нести свои служебные обязанности бесплатно, «ради чести».

К сожалению, мира между обоими военачальниками не было и в помине. А потому город был обречен, хотя все штурмы турок заканчивались для них тяжелыми потерями. Не найдя согласия между собой, Григор и Баграт решили оставить город на произвол судьбы и с основной массой армии покинули его. Разумеется, турки тотчас совершили очередной штурм и 6 июня 1064 г. захватили стены. Затем началась страшная резня, и улицы города окрасились кровью невинных детей, женщин и стариков46.

В скором времени турецкие орды заполонили собой Персию, Месопотамию, Сирию, Армению и Малую Азию. Правда, как и ранее, междоусобица не оставляла гордых сынов Ислама, пусть даже если теперь речь шла о турках. В 1064 г. АлпАрслану пришлось принять вызов одного из двоюродных братьев Тогрулбека Кетельмуша, а в 1067 г. он уже сражался против своего родного брата Кавурда, наместника Кирмана. Но это было только началом новых проблем.

Постоянные притоки все новых и новых отрядов сельджуков через реку Оксус, желающих поменять пустынные земли своих степей на богатые территории Византии и Халифата, лишь до определенного времени приветствовались АлпАрсланом. Он быстро понял, что если не сможет предоставить соотечественникам новых земель, их грозный вал сомнет его новое государство. А потому начал срочно укреплять Хорасан, желая уберечь Бухару, где сосредоточился цвет Ислама, от грабителей. Попутно он собирался расширить свои владения в Трансоксании, а потому уже в 1065 г. с 200тысячной армией двинулся к Хорезму, где 4 декабря 1072 г. погиб в результате несчастного случая – один пленник сумел поразить султана в бок спрятанным в одежде кинжалом.

Сын и наследник АлпАрслана 18летний Меликшах (1072—1092) продолжил дело своего отца за счет земель Фатимидов и Византии. Первым делом он погасил очаги прежних восстаний, ослепил неудачниковпретендентов, а затем двинулся в Армению, дошел до Понта и Каппадокии и даже до Фригии47.

В битве у Хамадана в 1073 г. он разбил войско Кавурда, пленил дядю и без долгих размышлений казнил его. Новый правитель Керманского султаната, выросшего из Кермана, Султаншах все же сохранил большую самостоятельность, хотя и считался вассалом Меликшаха. В 1074 г. он вступил в схватку с Самаркандским султаном Алтегином, отважившимся овладеть городом Тирмизом, разбил врага и так близко подошел к Самарканду, что тот униженно просил мира. Тем не менее эта победа самым положительным образом сказалась на укреплении власти юного наследника АлпАрслана48.

Так в Малой Азии возник Сельджукский султанат, ставший одним из самых опасных врагов Византии на Востоке. После злосчастной для Византии битвы у Манцикерта, о которой вскоре у нас пойдет речь, помимо Керманского султаната образовался еще и Иконийский султанат, где начнут править потомки Кетельмуша49.

Это была феодальная монархия, где постепенно складывалась военноленная система землевладения – наподобие той, что уже существовала в Западной Европе. Кочевникитурки первоначально разорили многие цветущие торговые города, но постепенно торговля и ремесло в таких городах Султаната, как Конья, Сивас, Кайсери и Эрзерум вновь получили развитие. Туркам хватало сообразительности привлечь на свои земли греков, персов и армян, отдав им в руки под строгим контролем самые доходные области хозяйства50.

Надо сказать, и сам Меликшах, и его ближайшее окружение, где довлел визирь НизамальМульк (1018—1092), являли собой пример прекрасных правителей. Меликшах оказался не только талантливым полководцем, но и замечательным организатором и государственником. Именно под его руководством быстро строились научные заведения, большие здания и развивалось искусство, которому султан оказывал высокое покровительство.

Поставив перед собой главной целью обеспечение справедливости, Меликшах делал все, чтобы люди благоденствовали: строил дороги, мосты и каналы, а также каравансараи, дабы стимулировать торговлю. Товары стали дешевыми, налоги – щадящими. Если какойлибо караван подвергался грабежу, материальную ответственность несли жители ближайших деревень, ставшие отныне своеобразными «народными дружинами» сельджука.

Под стать ему был и визирь, как говорят, уже в 12летнем возрасте знавший Коран наизусть. Любитель искусств и наук, НизамальМульк покровительствовал Омар Хайяму, основал медресе Низамия и исламский университет в Багдаде. Как настоящий правоверный, он убеждал своего владыку и остальных правителей, что дулжно смирять гордыню, жадность, грубость, вспыльчивость и эгоизм и, напротив, воспитывать в себе скромность, смирение, щедрость, сдержанность и мягкость характера.

Визирь был в буквальном смысле слова беспощадным врагом казнокрадов и взяточников, предпринимая титанические усилия, чтобы искоренить это зло в Сельджукском государстве. Под его влиянием султан дважды в неделю давал аудиенции своим подданным, и каждый проситель мог найти у него справедливость. Под стать Меликшаху были и остальные сельджукские принцы, для которых открыть медресе считалось делом более благочестивым, чем построить еще одну мечеть. Именно из этих центров исламской науки научные знания и высокая культура распространились по Персии, Египту и Сирии. Мудрецов и ученых людей собирали со всего света, и самый могущественный владыка не чурался провести с ними вечердругой в рассуждениях о тайнах мироздания или при обсуждении стихотворных трудов51.

Не удивительно, что сельджуки быстро набирали силу и начали представлять значительную стратегическую угрозу и для Византии, и для Халифата. Вместе с тем они вовсе не претендовали на власть в исламской державе, и поэтому суннитские халифы, играя роль марионеток рядом с могущественными султанами, в то же время чувствовали себя в куда бульшей безопасности, чем при шиитах Буидах. Все шло своим размеренным шагом, и один правитель правоверных сменял другого. После смерти альКаима новым халифом стал его внук, 19летний альМуктади Биамриллах (1075—1094). Женившись на дочери Сельджукского султана, он играл такую же второстепенную роль при них, как и его дед52.

Чтобы представить картину мусульманского мира, окружающего Византию, более полно, кратко бросим свой взгляд на Испанию, где с VIII века правила династия Омейядов. В течение многих столетий они мечтали о восстановлении своих прав, нарушенных Аббасидами, и, наконец, в 929 г. это почти случилось. Абдуррахман III ибн Мухаммад ибн Абдулла (912—961) почти 20 лет собирал отколовшиеся куски бывших владений предков и имел успех. В 931 г. он взял штурмом город Сеуту, а в 932м – Толедо, принудив королей Леона и Наварры платить ему дань. Правда, этот правитель был лишь на четверть арабом – его мать и бабка принадлежали к племени басков.

Узнав об убийстве альМуктандира и давлении, которое турки оказывают на халифов, он сам объявил себя халифом мусульманского мира и повелел называть свое государство Кордовским халифатом. По его указу во всех публичных молитвах и документах он должен был именоваться «предводителем правоверных» и «защитником веры». Поскольку на Юге ему угрожали Фатимидыизмаилиты, этот суннит организовал войско, в котором значительную долю составляли мамлюки – рабыславяне, выкупленные у германцев и обращенные в Ислам. Затем он вступил в переговоры с вождем местного берберского племени Мухаммедом ибнХазером, а также привлек на свою сторону талантливого полководца Фатимидов ИбнАбилАфия. Его войны были весьма успешны: он отвоевал у Фатимидов Магриб, и многие европейские государи поспешили направить к халифу Кордовы посольства с предложением о дружбе.

Однако вскоре ему пришлось вновь вступить в борьбу с королевством Леон, правитель которого воинственный и смелый Рамиро II (931—951) испытывал жгучую ненависть к мусульманам и в 933 г. нанес им серьезное поражение. В ответ халиф пошел походом на Кастилию, разрушил столицу королевства Бургос и казнил всех монахов, которые попадались ему на пути. Правда, вскоре Рамиро II сумел объединиться с правителем одной из местных общин, Мухаммедом ибн Хашимом, который имел какието личые причины ненавидеть халифа. В 934 г. тот признал Рамиро II своим сюзереном, и под их управлением вскоре весь север Испании объединился против Кардобского халифа. Впрочем, благодаря своей храбрости и напору халиф сумел разгромить войска оппозиции, заставив капитулировать Мухаммеда ибн Хашима, после чего бывший враг присоединился к нему. По сути, теперь халиф правил всей Испанией, кроме Леона и небольшой части Каталонии53.

В 961 г. ему наследовал сын альХакам II (961—976), продолживший серию побед отца. Молодому вождю правоверных без особых усилий удалось обеспечить гегемонию Кордовского халифата над христианскими государствами Испании. Помимо этого, он удачно воевал с Фатимидами в Северном Марокко и дважды победил норманнов, попытавшихся овладеть Лиссабоном и Атлантическим побережьем Испании.

Увы, его преемники были не столь удачны. В скором времени и надолго возникли самые головоломные комбинации в борьбе за Халифат, где мамлюки начали играть далеко не последнюю роль. Уже при Мухаммаде II (1009) возникли трения с гвардией, которая не признавала его халифом, а короновала внука Абдуррахмана III Хишама II (1009—1013). При Сулеймане (1013—1016) начальники провинций начали открыто объявлять себя самостоятельными правителями. Наконец, при Хишаме III (1027—1031), погибшем в результате дворцового заговора, Кордовский халифат распался на множество мелких арабских государств, независимых друг от друга54.

В течение нескольких лет все провинции Испании осмысливали свалившуюся на них независимость. Простые обыватели с тревогой смотрели в будущее, зато военачальники много выграли от этой политической мозаики. Берберские командиры поделили между собой Юг полуострова, славянские – Восток. Два главных города – Кордова и Севилья приняли республиканскую форму правления. Самыми могущественными правители стали Зави – принцы Гранады, принцы Альмерии Хайран и Моджехид, правителями Балеарских островов – этнические славяне. В Толедо власть захватила старая берберская семья Бени ДхунНун, а в Кордове – ибнДжавар55.

В это же время на Западе возникла иная сила, с не меньшим успехом, чем турки, воспользовавшаяся практически состоявшимся разгромом арабов в Италии и на островах Средиземного моря. Это были дети Севера – норманны, во множестве прибывавшие в Италию с различными целями. Некоторые из них служили наемниками у Римского папы, другие – у Западного императора, а третьи, самые дерзкие, как Роберт Гвискар (1059—1085), первый норманнский герцог Апулии, решили основать в Италии собственные владения.

Как уже отмечалось в предыдущей книге, в 1053 г. норманны нанесли тяжелое поражение армии папы Льва IX и добились от того признания завоеванных ими областей в Южной Италии в качестве своих владений. Постепенно их аппетит разгорался, и с подачи Римского епископа норманны стали вынашивать более смелые планы. Роберт Гвискар поставил перед собой цель захватить все византийские владения в Южной Италии, а затем овладеть Сицилией, за несколько лет до этого едва не возвращенной Византии победами ее доблестных полководцев. Уже к концу 1055 г. Гвискар захватил города Ория, Нардо и Лечче, прошел победным маршем по Югу Италии и завладел Минервино, Отранто и Галлиполи. Оставленные Римским епископом и Константинополем, итальянские греки не могли долго сопротивляться норманнам56.

Вскоре Гвискару выпал удачный шанс – король Генрих III (1039—1056) скончался в возрасте 39 лет, а его малолетний сын Генрих IV (1056—1106) лишь номинально исполнял обязанности Германского короля. В самом же Риме разыгрались страсти по очередному понтификату. Как и ранее, схлестнулись две партии, одна из которых по настоянию Гильдебранда поставила своим кандидатом в понтифики Николая II (1059—1061), а вторая – Бенедикта X (1058—1059), впоследствии названного антипапой. Николай II заключил союз с норманнами, и те в считаные дни подвергли владения Бенедикта X страшному опустошению, а его самого захватили в плен, лишили духовного звания и заточили в церковь Святой Агнессы в Риме.

При их непосредственной помощи новый папа созвал в апреле 1059 г. Собор в Латеране, где принял новые правила об избрании Римского епископа, действующие, кстати сказать, еще и сегодня. Смысл нововведений заключался в том, что отныне Римская церковь будет сама выбирать своего предстоятеля, не прибегая к услугам императорской власти. Нет сомнений, что за спиной этого декрета стоял Григорий Гильдебранд и… норманны, без силовой поддержки которых никто бы в Риме не решился на такой смелый шаг.

Взамен папа Николай II признал за Гвискаром титул герцога Апулии и Калабрии, нисколько не позаботившись спросить об этом поступке Константинополь, где попрежнему с полным правом считали эти области своими старинными владениями. Наконец, взамен на обещание норманнов служить Римскому престолу и передать все епископии Сицилии под власть Апостольского престола, понтифик даровал Гвискару этот остров, как своему вассалу57.

Как писал один историк, «права ограбленных Византийских государей были так же мало приняты папой во внимание, как и власть Германского императора. На глазах у людей одна легитимная власть устранялась, и ей на смену ставилась другая, основанная на грабеже. Может показаться изумительной та уверенность, с которой папа отдавал чужеземцам, как свою собственность, не принадлежащие ему провинции и даже вперед утверждал за этими чужеземцами те земли, которые еще надо было покорить»58. Активную помощь в овладении островом Гвискару оказал его младший брат Рожер Отвиль (1061—1101).

…История тех седых времен, быть может, не всегда выглядит в розовом свете, зато изобилует сильными, харбктерными личностями, которым в одинаковой мере были присущи высокая религиозность, жесткость на поле боя и милосердие после него. Не стал исключением и герой нашего повествования, резко изменивший ход событий тех веков и ставший первопричиной создания норманнами собственного королевства в Сицилии. Как свидетельствует хроника тех лет, уже будучи герцогом Апулии, Роберт Гвискар поехал на охоту и, преследуя какогото зверя, отстал от своих спутников и оказался в глухой чаще. Выбираясь оттуда, он неожиданно встретил прокаженного, воззвавшего к нему о помощи. Гвискар внял его мольбам и усадил на своего коня сзади себя. В дороге тот, ссылаясь на то, что его руки окоченели, просил герцога согреть их под его одеждой, и Гвискар безбоязненно позволил прокаженному прикасаться к своему телу, нисколько не опасаясь заразиться.

Прибыв домой, в замок, он отнес прокаженного в спальную комнату, чтобы тот отдохнул, а сам предупредил жену, что гость будет ужинать вместе с ними. Но когда герцогиня пошла позвать несчастного больного, то никого в комнате не оказалось, зато вся она была наполнена невероятным благоуханием. На следующий день Роберту явился в видении Христос и открыл ему, что это Он предстал перед ним в лике прокаженного, чтобы испытать его милосердие. Господь же предупредил Гвискара, что у него с женой будет несколько сыновей, один из которых станет императором, второй королем, а третий – герцогом. Разумеется, это пророчество сильно окрылило герцога, которому с тех пор удавалось побеждать всех своих врагов59.

Вернемся, однако, к основному повествованию. Едва ли маневры папы могли вызвать одобрение в Германии, но малолетний император Генрих IV и его мать не имели никакой возможности воспрепятствовать папе и норманнам делить имперские земли. Этот конфликт, пока еще приглушенный вследствие указанной причины, вскоре породит многолетнее и тяжелейшее противостояние папы и императора, приведшее Запад к острейшему политическому и религиозному кризису. Правда, это все еще впереди…

Прежде чем начать наступление на остров, Гвискар в 1060 г. захватил оставшиеся византийские города в Калабрии – Россано, Джераче, Таранто и Бриндизи. Оставался только город Бари, но и его судьба будет скоро решена. В октябре 1060 г. Константин X Дука направил, наконец, в Италию свой флот с войском, и угроза византийцев была настолько реальна, что Роберт Гвискар был вынужден срочно собирать все наличные силы, чтобы отразить ее. Однако до серьезных сражений дело не дошло, и византийцы спокойно отправились в Бари. Конечно, без таких опытных полководцев, как Георгий Маниак, Катакалон Кевкамен или Лев Торник, разбить норманнов, не проигравших ни одного сражения в Италии за последние 30 лет (!), было невозможно. Тем не менее в течение ближайшего времени Византийское правительство пыталось помочь своим соотечественникам в Южной Италии, поднимавшим восстания против норманнов в 1064 и 1066 гг.

Впрочем, всем было ясно, что со столь могучим соперником малыми силами не справиться, но Константин X Дука и не пытался начать настоящую войну – ему было жаль для этого денег, да и армия почти прекратила свое существование. И в скором времени Гвискар со своими товарищами, завладев Сицилией и сломив остатки последнего византийского сопротивления в Италии, станет претендовать на большее – об этом речь пойдет дальше.

III. Царица Евдокия (1067) и император Роман IV Диоген (1068—1071)

Глава 1. Тайный план императрицы. Битва при Манцикерте и трагедия царской четы

Смерть императора Константина X Дуки первоначально мало что изменила во внутреннем порядке Византийского государства. По крайне мере, дела в нем не стали лучше. Царица Евдокия, получившая права регентши, вынужденно занималась всеми государственными вопросами – назначала на должности и освобождала от них, принимала посольства и взыскивала подати. Во время приемов Евдокия восседала на царском троне, прекрасно понимая, что за этой театральной пышностью нет ничего, кроме пустоты. Да, она явно превосходила покойного супруга в силе характера и старательно пыталась приобщить сына Михаила, юного представителя семейства Дук, к государственным делам. Но этого было явно недостаточно для того, чтобы нормально управлять государством.

Царице было очень тяжело: ее постоянно преследовал страх за собственную жизнь, судьбу сына и державы. Одинокая фигура между двух борющихся партий – «патриотов» и «клерикалов», Евдокия на людях всегда выдержанная и спокойная, както раз «в сердцах» проговорилась о тяжести своей ноши. На одном из богослужений Пселл, сохранивший статус первого советника и «серого кардинала», пожелал императрице, чтобы Бог хранил ее царство до конца дней. На это царица горячо возразила: «Не нужно мне такого долгого царствования, я не хочу умереть на троне!»60

Евдокию можно было понять – государство разваливалось буквально на глазах: туркисельджуки победоносно шествовали по восточным провинциям, армия практически прекратила свое существование, казна была пуста, чрезмерные налоги съедали последние средства населения, коррупция чиновников достигла своего апогея.

Казалось, внешне все было, как и прежде, но нарушилась какаято внутренняя гармония Византийской империи. Вместо традиционных приоритетов появились новые, а понятия «государство», «общее благо» растворились в «Церкви», в том значении, как ее понимали идеологи «папизма». Император, живой символ богоизбранности вечной Римской империи, теперь стал играть второстепенную роль на фоне «настоящего» главы – Константинопольского патриарха, чем, кстати говоря, были недовольны сами столичные архиереи; те, у кого хватало здравомыслия. Армейская героика подменилась фальшивым благочестием группы клерикалов. И этого всего оказалось вполне достаточно, чтобы Империя едва не прекратила свое существование.

Но, по счастью, в Византии еще сохранились люди, для которых интересы отечества всегда стояли на первом месте. Постепенно и очень осторожно, чтобы не вспугнуть представителей семейства Дук, византийские патриоты начали переговоры с Евдокией и патриархом Иоанном Ксифилином о возможном отступлении от завещания покойного Константина X. К чести императрицы и архиерея, они горячо поддержали идею найти нового василевса – естественно, путем нового замужества Евдокии, и попытаться спасти государство пусть даже за счет некоторого нарушения прав наследных принцев. Случай сам привел к престолу Романа Диогена.

Это был яркий представитель древнего и славного рода, родившийся в Каппадокии, владелец громадных имений в Харсианской феме. Долгое время Роман управлял придунайскими городами, а затем в виде награды за победу над печенегами император Константин X назначил его правителем Сердики и возвел в чин вестарха. Как патриот и государственный человек, Диоген видел слабость Византии, но до смерти царя ничего не предпринимал. Однако затем и он вошел в число заговорщиков, попытавшихся отстранить слабую Евдокию от власти и поставить на царский престол сильного императора.

Как это часто бывает, какойто армянин из числа близких слуг выдал Диогена, тот был арестован и предстал перед судом. Вина полководца была доказана полностью – впрочем, он и не скрывал на следствии своих замыслов, и его приговорили к смертной казни. Для формального оглашения приговора Диоген был препровожден к императрице в царский дворец, и здесь начались настоящие приключения.

Увидев молодого, красивого, широкогрудого и плечистого мужчину с благородной осанкой и мужественным лицом, Евдокия невольно пожалела, что такой замечательный человек должен вскоре погибнуть. На глазах ее заблестели слезы, и сенаторы, чуткие к реакции царицы, тут же предложили заменить Роману смертную казнь ссылкой в Каппадокию. Естественно, императрица утвердила новый приговор.

Диогена отправили на его родину, но данный факт не забылся ни представителями патриотической партии, ни самой Евдокией. Хотя милость царицы к Роману была вызвана не телесными страстями, а обычной симпатией к здоровому, красивому и сильному мужчине, все решили, что более удачной кандидатуры на роль ее мужа не сыскать. С царицей срочно начались тайные переговоры, и уже к Рождеству 1067 г. Диоген был отозван в Константинополь под какимто благовидным предлогом. Буквально в деньдва все было решено, и Евдокия дала свое согласие нарушить волю покойного мужа и выйти замуж за Романа Диогена.

Теперь очень много значила позиция патриарха, но царица сумела перехитрить архиерея. Она както «по секрету» сообщила патриарху, будто влюблена в его брата, но не может венчаться с ним, поскольку существует подписанная ею и всеми сановниками грамота покойному императору, хранимая ныне в Храме Святой Софии. «Вот если бы такие клятвы можно было признать отозванными, тогда все могло сладиться», – вскользь обмолвилась она.

Разумеется, Иоанн Ксифилин не стал упускать счастливой возможности породниться с царской семьей и вскоре уведомил императрицу, что никаких преград для ее нового замужества уже нет. И тогда Евдокия открыто объявила ему, что ее избранник, увы, не кто иной, как Роман Диоген. Делать нечего – патриарху пришлось обвенчать ее с Романом, а затем возложить на его главу императорскую диадему. Все происходило настолько тайно, что даже Пселл и кесарь Иоанн ни о чем не узнали до последнего дня61.

Лишь 31 декабря 1067 г., накануне венчания, Евдокия пригласила к себе Михаила Пселла и осторожно обмолвилась с ним о тяготах царского служения и тяжелом положении Римского государства. Почувствовав неладное, сановник решил выиграть время и предложил в другие дни обсудить все вопросы. На что царица с улыбкой заметила: «Ни о чем больше не надо думать, все решено и обдумано. Царского венца удостоен и всем предпочтен Роман, сын Диогена».

Ошеломленный сановник, моментально понявший, что дни их партии сочтены, лихорадочно пытался спасти положение. Он спросил, согласовано ли данное решение с царем Михаилом, сыном Евдокии. «Хорошо, что ты напомнил мне о сыне», – произнесла царица, и они поднялись в покои Михаила. К разочарованию Пселла, юный царь Михаил, точная копия своего слабовольного и миролюбивого отца, нисколько не смутился словами матери о том, что у него вскоре появится отчим, который и возьмет бразды правления государством в свои руки. Срочно приказали доставить в покои Михаила Романа Диогена, которого юный император обнял и поцеловал. Затем позвали кесаря Иоанна, брата покойного Константина X Дуки – тому оставалось только смириться перед фактом и… напиться. 1 января 1068 г. у Византии появился новый император Роман IV Диоген62.