«Ни почести, ни славы»

Капитан собрал бумаги, выпрямился.

– Разрешите идти?

Майор уже занят, он в других бумагах. Махнул рукой, «иди мол, не мешай».

Недовольный капитан, не заходя к себе, свернул в отдел.

В отделе четверо молодых опера прилипли к экрану компьютера. На мониторе игра на раздевания. Молодость в азарте, жмут под восторженность кнопки, снимая женские аксессуары. Капитана не видят, он скривился и из-за спины, набатом:

– Какого преступника ловите опера?

Все, в рассыпную за свои столы. Монитор горит, девица полураздета, томит взглядом на капитана, показывая свою упругую свежесть.

Капитан тушит игру и желания, поворачивается к своим подчиненным.

Всё с такой же, отрицательной физиономией, говорит:

– Ну и, что это за раслабуха? Если майор бы вошел?

– Перерыв у нас товарищ капитан. Небольшая зарядка для нервов. Психологи утверждают, нет ничего лучше отдыха, как натянуть нервы, потом их резко отпустить.

– Это ты Гурьев на что намекаешь. Может и правда попросить у майора пару девиц для сброса энергии, зачем вам бедным на сухую у монитора нервы трепать.

Капитан окинул взглядом оперов, у них довольные улыбки.

– Лыбу перестали давить, и всё внимания на меня. Дела сегодняшние, оперативные свои на ночь оставьте, если вдруг сна не будит. Сейчас занимаемся, как сказал майор, ну очень важным делом. И так, – капитан смотрит бумаги, потом продолжает, – пятого числа в тринадцать ноль, ноль. Сквер. Двое пострадавших. Версия о несчастном случаи. Отметается. Гурьев, ты как знаток психологии покопаешься в жизни каждого пострадавшего. Не забудь с настоящей их жизнью, заглянуть в прошлую. Остальные работают с вчерашним происшествием. Переверните эту старую ветхость, ещё раз допросите этого бомжа. Переройте их телефоны, если им эти дорогие штуковины были по карману, все разговору, даже те где они поздравляют своих мам и проституток. Узнайте? Почему и зачем эти две громилы оказались там? Главное не забывайте, что два случая в сквере и доме, связаны. И потому, каждая найденная мелочь может быть цепочкой одного преступления. Работаем без ажиотажа, спокойно, но с усердием. Оперативность тут конечно не помешает, но с умом. У меня всё господа офицеры, запрягайте коней и вперед.

Виктор прилетел поздно ночью. В аэропорту его ждали двое ребят из шестого отдела, а на стоянке, поблескивая черным цветом, роскошная иномарка. Забравшись в кожаный салон, Виктор присвистнул:

– Шикарно живете.

– Какой гость, такая и техника, – сказал один из парней.

– Спасибо не забуду. Эскорта хоть сзади нет?

– Не обижайтесь Виктор Андреевич, шеф сказал встретить как гостья, мы и встречаем.

– Сводку прихватили?

– Конечно. Как вы и просили, все «ЧП» за три месяца.

Парень протянул небольшую кипу.

Машина мягко набирала скорость, Виктор, развалившись на заднем сиденье, смотрел на ночное шоссе.

– Виктор Андреевич номер в гостинице забронирован на ваше имя. По этому телефону, – парень развернулся и передал визитку, – можно вызвать нас. Мы на всё ваше пребывание здесь, прикреплены за вами. Так, что не стесняйтесь, пользуйтесь нашими услугами в любое время суток.

– Благодарствую, но я думаю, пока я буду разбираться, и искать нужное, вы можете на два дня уйти в загул.

– Загул, это хорошо, но такого мерина, – парень похлопал по дорогой кожаной обшивке, – со своего кармана не накормишь. Придётся в глухой подворотне, убаюкивать себя музыкой.

– Что, же ты Миша такую дороговизну выпросил?

– А, вы у нас Виктор Андреевич, бизнесмен. По статусу дешевизна не положена.

– Тогда, выписывайте командировку, и дуйте по родным местам нашей знакомой, Виктории Александровны. Думаю, два дня вам хватит, прошерстить все её прошлое. Подышите старой наивной провинцией. Говорят, там девушки ещё помнят Наташу Ростову и читают письма Онегина, может и вы столичные пижоны, пристраститесь к высоким и простым чувствам.

– Ошибаетесь, Виктор Андреевич, провинция сейчас дышит алкоголем и фимиамом из марихуаны. Местные же провинциалки, как говаривал Владимир Высоцкий, ошметки хромосом, огрызки божественных генов.

– Ну, ты на счет «божественных генов» немного того.

Парень за рулем резко крутанул влево.

– Ну и ездок, – сказал он, круто обходя на обгоне. Потом продолжил, – перебрал о генах-то. У этого подрастающего будущего одна алчность в глазах и ничего божественного даже ни на йоту нет.

– О, о, так у вас полный крах. Где же будете невест искать, если даже захолустье на рыночное отношение перешло.

– В отделе Виктор Андреевич. Сейчас сильно круто и модно стало, поступать в высшие учебные заведения Министерства Внутренних дел. Вот мы с Колей и ждем красивую, но послушную молодость

– Ага, с уставными взаимоотношениями, – добавил Коля.

Парни оба рассмеялись. Виктор принял шутку, тоже улыбнулся. Ему нравились эти ребята, их оптимизм, размешанный на юморе, вселял надежду, что не всё так, «сухо», там, где «совершенно секретно».

Гостиница была в центре, в том месте, где много света, стекла и золоченых пластин с надписью или рисунком. Черное авто подкатило к самим ступенькам. Виктор еще раз прокрутил в мыслях, всё ли сказал, всё ли объяснил. Удостоверившись, что всё, что надо сказано, на прощание лишь добавил:

– Вы, там, в командировке галопом не бегите. Проверяйте всё, мне нужны только Факты. «Может быть» или «я думаю», мне не подходит.

Он вышел.

Лакированная дороговизна ещё немного подождала его, входящего в широкий стеклянный проход гостиницы, потом, шумя резиной о шероховатый асфальт, покатила в темноту.

Фрол на привокзальной улице наконец-то снял квартиру. Жизнь без паспорта с одним лишь медицинским уведомлением о том, что он человек «не помнящий», оказывается, не имеет смысла. Все, желают знать какого ты рода и племени. Все любопытны, что им человек, главное документ. Он даже удивился, когда на привокзальной квартире был только один вопрос, «деньги вперед». Видать вокзальная жизнь идет совсем другим путем.

Перед заселением Фрол на полчаса заглянул на почту, отправил срочную телеграмму в школу. Появившееся волнение слишком часто стало теребить проснувшиеся мысли. От этого холодный дискомфорт, неуклюжесть во всем. Приходиться искать тихую заводь, хорошо действует старый городской дворик, в нем уныние бальзам для его души. Только после этого, малость успокоившись, появился в засаленной чужой квартире наводить на себе марафет.

В ванной завершил последний штрих, последнюю полоску густой пены со щетиной, одним движением бритвы к новому лицу. Посмотрел в зеркало, наконец-то вернулся. Костыли под мышками, как опора, грубо давят. Вот они то, чужое, а так все прежнее, лицо, глаза, острый подбородок, но самое важное это мысли, свои родные. Там в отражении антипод после тяжелых мытарств, обрела своего хозяина.

В комнате темно, уже за полночь. Окно настежь, луна в полной своей красоте стелет свой свет в квартирную тишину. Фрол семенит вглубь комнаты, подставляет себя в лунное отражение. Вдыхает глубоко, как будто затягивает в себя это лунное безмолвие. Глаза открыты, они перестают видеть левые и правые рисунки, они слились с таинством серебреного отлива, они уносят его. Костыли падают, он не слышит их шума, он вытянут, он сейчас – связь.

Мысли тянут его по светлому коридору, коридор с разветвлениями, но ему не интересно, что там, в закоулках, ему надо вперед. Он поднялся, насколько это было возможно, и посмотрел вниз. Внизу был совсем другой город, его полосатил туман жалкими обрывками съежившихся облаков. Фрол с трудом растолкал густую сырость и, просунув себя в дневную свежесть утреннего города, пролетел несколько кварталов над еще спящими улицами. Около старого особняка врезающего шпилем в небо остановился. Зрительно прошелся по окнам и на одном из них замер. Заставлять томиться сознание не пришлось, оно, как старое знакомое, без спроса заглянуло в прозрачную перегородку.

За окном, за рабочим столом сидел седой, Андрей Павлович. Он дремал, наклонив свою седую шевелюру на грудь. Вдруг, как будто его кто-то тронул, вздрогнул. Открыв глаза, внимательно посмотрел на окно.

Передача мыслей затея сложная, единицам лишь исполнимая.

Днем старик уже тревожил мобильную связь.

Виктор откликнулся сразу:

– Я слушаю Андрей Павлович.

– Молния отбил телеграмму. У него большие неприятности. Букв мало и потому я не знаю, что произошло. Ему нужна помощь. Найдешь его на улице Привокзальной. Дом двенадцать, квартира шесть. Телеграмма была сегодня утром. Сейчас у тебя ночь, есть время поразмыслить.

– А, что тут размышлять, в принципе к искомому я добрался, осталось только найти его. Так, что беру такси и закрываю неизвестность.

– Не спеши, Фрол мастер и если он передал, что большие неприятности это не говорит нам, – «придите и заберите». Что у тебя есть?

– У меня на столе сводка «ЧП» за три минувших месяца. Сопоставив некоторые данные, я пришел к выводу, что исчезновения «молнии», это факт жестокого преступления. Самое смешное для нас, преступление оказалось спланированным. Мне не удается разгадать, как это могло произойти, как наш дока мог позволить себя так наказать.

– Вот в этом ты Виктор и разберись. Нам на ошибках, ой как дорого учиться. Проанализируй всё, оно ведь утро, вечера мудренее.

Две связи замолчали. Андрей Павлович протер глаза, посмотрел на светящийся циферблат. Десять тридцать в комнате за тяжёлыми шторами ещё пряталась ночь, и злая бессонница. Школа Иллюминатов со своей знаменитой «Теорией заговора», без государства и родины но с индивидуальной просвещенностью день начинала поздно. Школа глотало утро, проснувшемуся солнцу даже не хотелось заглядывать за зеленные портьеры этого серого плаксивого здания. Лишь к концу дня его могли пригласить на два часа на озарение, постижения истинной природы человека.

Мужчина из джипа, что накануне нагло разъезжал по больничному дворику, цокал каблуками по белому мрамору. Он нагло распахнул резную дверь гостиной и тут же был остановлен расторопным охранником. Охранник молчаливым жестом указал на мягкий диван, предлагая подождать. Мужчина скривился, он был не из тех, кого так легко могли остановить, да ещё так просто указать на место. Гримаса явно озадачила охранника. Настойчивость с искаженным лицом стояла и не хотела подчиняться. На счастье противостояние быстро разрешили противоположные двери. Они с шумом раскрылись и появившийся старый китаец в сопровождении второго охранника, дал возможность двум непримиримостям сбросить с себя воинственный вид. Китаец, опустив голову, проследовал, около них молча. Охранник же наоборот, посмотрев на своего напарника, кивнул ему головой. Тот сразу опустил руки, сделал шаг в сторону.

Гримаса мужчины переросла в ехидную улыбку. Он с явным достоинством прошел в открытый кабинет. Охранник лишь посмотрел в спину, злобно так, но в спину и с раздражением закрыл за наглецом дверь.

Наглец же наоборот довольный своей гордостью, вошел в кабинет.

Кабинет, увешенный и заставленный старинной культурой, скорей напоминал музей поддержанных и поношенных вещей. Зажженный свет за плотно закрытыми гардинами не приближал его к уюту. Яркий свет, падающий с потолка и стен, не мог пробить тяжелую усталость отжитой старины. Прихоть хозяина не открывать окна. Прихоть хозяина жить в прошлом.

Посередине кабинета полусферический медный макет земли, поставленный экватором на хрустальную треногу. Вокруг этого шедевра расставлены просторные стулья с подлокотниками, выгнутыми ножками и обтянутой золотой обивкой. Такой вот себе круглый стол, для тех, кто с мечом.

Смело, усевшись на одно из кресел, мужчина три раза стукнул своим перстнем по медной сфере. Сфера загудела глухим звоном, будто колокол, замурованный в каменной кладке.

Тут же из-за потаённой комнаты, скрипит старческий голос:

– Мальчишка, уважай старость.

– Ваша старость очень медленная, – отпарировал мужчина.

Не прошло и минуты, как потаённая дверь распахнулась. Вышедший старец, толи мудрец с эпохи Хайяма, толи злой колдун из темного царства, образ размытый. Ибо все его внешнее сходство подходило, как и к одной стороне, так и к другой.

Старик на ходу поправляя складки своего халата, упрекнул наглеца:

– Медленная говоришь, так это ведь не от того, мой дорогой, что устала. Это оттого, что мыслей мудрых много.

Старик прошел к столу, расстегнул золотой портсигар, вытащил папиросу и, постучав её о золото, прикурил.

Только потом он сел рядом и в том же тоне, произнёс:

– Ответь мне, что могла твоя молодость? Что могла моя молодость? Сильная, быстрая, ловкая, – но глупая. Молодая головушка она ведь только отнимать и прибавлять и умела. Были как всадники по головам и спинам вперед, только вперед. Скольких людей мучениями извели, близких, преданных, так просто на плаху отдавали.

Старик глубоко затянулся и тут же закашлялся.

Мужчина посмотрел на старика.

– Кирилл Романович, как вы можете сочетать эти противоположности. Китайскую пальцевую акупунктуру, и все разрушающий табак. Смысл лечить себя массажем, если тут же затягивать никотин.

Старик, откашливаясь, махнул рукой.

– Привычку Серёжа только смертью вытравишь.

– А, мудрые мысли, что же они не борются. Мы молодые хоть и лишены мудрости, но если сказали, хватит, значит хватит. Ломаем свою привычку, меняем характер потому, что надо и заметьте Кирилл Романович делаем это очень легко.

– А это Сергей Николаевич всё потому, что годы у вас впереди пустыми вагонами в отстое стоят. Вот когда ты Серёжа по всем своим вагонам пройдешься, да в каждом вагоне свой багаж, свою ношу с житейским барахлом оставишь, вот тогда и задашь себе вопрос. А легко ли ломать прожитое? Жизнь и смерть. В середине этих материй, вокзал. Вот там-то ты и бесишься.

Старик опять затянулся, но сейчас с наслаждением, будто табак в своём дымном распаде имел вкус.

– В эпоху царя «Вокзал» означал увеселительное заведение.

Сергей посмотрел на старика.

Старик тоже взглянул на Сергея.

– Правда, правда. – Сергей закивал головой. – Строился концертный зал, к нему присоединяли ресторан и давали простое название, «Вокзал».

Старик, выдохнув затяжку, синей струйкой, произнёс:

– У царей всё по-другому. Видно к смерти они готовятся с самих пеленок. Видно с Богом с малку дружбу ведут. Вот и не дал им Всевышний, остановки. Ну ладно Сережа давай-ка, – он привстал, дотянулся рукой к столу, там замял папиросу в пепельнице, снова присел, продолжил, – отгоним наше «настальже» и займёмся делами мирскими. И так, однажды в летний августовский день кто-то влез в нашу игру. Этот кто-то не только влез, но и оказывается, уже сделал нам шах.

Старик внимательно посмотрел на Сергея.

– Ты и сейчас утверждаешь, что это просто одноногий прохожий? Простой прохожий взял так просто вырубил наших людей, да ещё в придачу наш портфельчик прихватил. Наверно кожа тесненная, ему понравилась.

Сергей развел руками.

– Я, Кирилл Романович опираюсь на события, которые реально произошли.

– Ты, что смеёшься. Ты, что думаешь, совет примет твой сказ про богатыря на одной ноге. Ты понимаешь, о чем ты хочешь докладывать. Вырвано сознание у лучшего мастера Ордена. Погибает от разрыва сердца, черт возьми, высокого класса единоборец, – старик перешел на высокий тон, – про сумиста я вообще молчу, такая детина и в детском неврозе. Это, что? Что это Сережа? Кто за этим стоит? Мы, что, что-то упустили?

Старик встал. Он выкричался. Нервы у стариков всегда требуют бурных эмоций, после таких срывов мысли как-то правильнее делают свой вывод.

Теперь он за папиросой, снова в затяжке смотрит на подопечного.

– Молчишь?

– Думаю, Кирилл Романович.

– Вот видишь думать надо, а ты на нас стариков, медленные мол. Головушка она дана не для того, чтобы быстро перебегать от характера к характеру, а для того чтобы спросить себя. Зачем? Ну и, что ты надумал?

– Теорема получается.

– Так ты у нас Сергей Николаевич в прошлом научный сотрудник. Тебе математические утверждения устанавливать, как мне папироску выкурить. Подключай свои аналитические способност

– Пока одноногого не найдем, вопрос не решим. Я, Кирилл Романович, только одно могу точно и утвердительно сказать. За этим инцидентом ни кто не стоит, и не может стоять. Во-первых, информация черного портфеля настолько конфиденциальна, что даже если и произошла утечка, то вреда от неё ноль. Ключ к этому секрету, только у нас. Во-вторых, любая стоящая организация или группа людей, так по-дилетантски свои дела не делает. Остается одно. Некто оказался в не нужном месте, в не нужный час. Теперь этот некто, просто уходит.

– Дилетанты говоришь. Сейчас Сережа модно отдавать незначительные дела в руки этих самых дилетантов. Профессионалов оказывается, быстро вычисляют.

– Это не наш случай. У нас только похищение и побег. Никаких требований, никаких предложений.

– Ты забыл, нет наших лучших людей.

– Если бы не это, не было бы загадки.

У старика дымилась папироса, вот уже минут пять он не сделал ни одной затяжки. Он посмотрел на само съедающий табак и тут же бросил его остатки в пепельницу. Подходя к стулу, обронил:

– Кто этот оборотень?

– Как только гипнотизёр выдал мне информацию о одноногом, я не придал этому большого значения. Думал, что это кличка и гипнотизер стал свидетелем некой уличной разборки. Попросил ребят узнать о человеке с таким погонялом. Почему ребят потянула к этим бомжам, не знаю?

– Ну, теперь ты знаешь.

Мужчина развел руками.

– Чем больше я узнаю, тем больше я не знаю.

– Ты, это мне брось. Кстати уголовный розыск возобновил следствие. Они соединили два преступления в одно, и хотят найти истину.

– Надо же какая смекалка. Кто там такой умный?

– Они сейчас все умные стали. Государство подминает авторитеты, так, что своим опричникам стало хорошо платить. Быстрей надо Сергей Николаевич искать, а то, как бы ни вышло, что молокососы из «УГРО», не опередили.

– Пока они будут искать тень, мы найдем человека. Мы знаем, кого искать.

Виктор по привычке менял два раза такси. На привокзальную улицу он заехал совсем с другой стороны. Расплатившись с таксистом, прошел два квартала. Оказавшись у нужного дома, просчитал, куда будут выходить окна квартиры номер шесть. « Не умно, значит серьёзно», – подумал он. Все окна выходили на проезжую часть, да и дом напротив, давал возможность безбоязненно наблюдать как за квартирой, так и за её выходом. Для контакта ему надо всего пять минут, и потому магазинчик с широкими витринными окнами, что напротив, подходил как нельзя лучше.

Прихвативши первую попавшую товарную упаковку, Виктор пробрался к витринному стеклу и, делая вид, что изучает сведение о товаре, взглянул на окна, за которыми скрывался Фрол.

Несмотря на только что пробудившийся день Фрол уже был погружен в свое изыскание. Сидя в разваленном и наспех заштопанном кресле, он выписывал с газет номера телефонов всех социальных служб, которые предлагали помощь инвалидам и старикам. Мысль, летевшая с маленькой лавки, он уловил сразу. До боли знакомый почерк, так свободно и нагло передавать мысль мог только один человек. Фрол откинул газету, облегченно вздохнул, – « наконец-то». К окну он подошел, чтобы отдернуть вылинявшую штору пустить немного света, да и просто повторить, тому, кто внизу, – «заходи».

Сутки выделены капитану Турееву для выводов, оказалось недостаточно. Просидев целую ночь над всеми имеющими данными, он все же сумел вывести некую формулу, которая может, и не давала ясного ответа, но была на его взгляд правильной комбинацией, чтобы утверждать, – преступление не бытового характера. Прогнав свой сон парой кружек крепкого кофе, он вошел в кабинет майора.

Майор вешал свой китель. Выглянув из открытой дверки шкафа удивленно, произнёс:

– Ты, что капитан ночуешь тут?

– Да вроде того, товарищ майор.

Майор посмотрел на измятого капитана.

– Революционный комитет в действии. Хорошо выглядишь!

Майор скрылся за дверкой и уже оттуда:

– Ну и как тебе твёрдый стол и гадкий вкус выжратого никотина.

Но самое главное, – он закрыл шкаф, – стоит ли?

Потом тут же махнул рукой, идя к своему креслу, сказал:

– Молчи, я в твои годы тоже был таким. Ох, если попадется, что-то интересное всю ночь мог просидеть. Ты давай не стой, садись. Кофе будишь?

Капитан сел, и тут же на предложение о кофе замотал отрицательно. Майор заметил скривленную физиономию капитана, продолжил:

– Перебор. Ну, тогда давай о главном, вижу, не зря ночь заставил на себя работать. Укомплектован не на шутку.

На столе перед капитаном лежали не только протоколы, но и тот злополучный черный портфель. Туревич дернул плечами, мол, – «что имеем, то имеем». Он выждал паузу, переложил портфель, открыл протоколы. Потом посмотрел на майора.

– Вы, были правы. Два разных дня, два преступления имеют одно общее.

Капитан взял в руки портфель.

Майор с любопытством посмотрел на черную кожу, и указательным пальцем без слов в сторону портфеля, сделал вопросительность

Туревич закивал головой.

– Да, это и есть, то и за, что. Но вот странное дело. Портфель, вернее то, что в нем, ставши причиной всех разборок, попадает мне в руки без особого труда. Просто в подарок. Я на первый взгляд подумал, – Туревич открыл портфель, вытянул оттуда папку, – что ничего ценного, так макулатура.

Он развязал папку, вытянул несколько листов и протянул майору. Майор надел очки углубился в изучение. Не прошло и минуты, уже цедит сквозь зубы:

– Счета, фамилии. Фамилии, счета ничего больше я не вижу.

– А видеть и не надо, счета и фамилии. Парадокс в том, что таких фамилий и имен не встретишь даже в телефоном справочнике. Это конфиденциальный засекреченный документ. Если взять любую фамилию из этого списка и поиграть словами или слогами, можно составить весьма знаменитые инициалы. Вот только ключевого слова у этой шарады нет.

– И, что мы имеем?

– Только протоколы.

Капитан взял в руки протоколы, повертел в руках, отложил в сторону.

– Встретились двое. Сохненко Вадим Петрович, экономист на пенсии. Но видать с головой, так как, не смотря на свой преклонный возраст, работал в банке в отделе валютных операций. По моим расчетам ему и принадлежал этот кожаный ларец.

Туревич похлопал ладонью по портфелю.

– Второй без имени и фамилии. Молодой парень не имел при себе даже проездного талона. Удивительно, но его коматозное состояние хорошо оплачивается неким человеком. Этот человек перевел на счет больницы кругленькую суму, но чтобы сообщить хоть какие ни, будь данные о пострадавшем, как-то забыл. Что произошло на этой встречи загадка? Но то, что был третий очевидно. Он, прихватив портфель, скрывается. По его следу идет боевая единица. Они встречаются в старой развалюхе, и тут я потерялся.

Всю логическую цепь перечеркивает все тот же черный портфель. Мне его нарочно оставляют. Стоит ли похищать портфель, легко при этом, избавляясь от преследователей, чтобы просто оставить. Зачем? Может, испугались шума и подкинули, – « разбирайтесь-ка менты вы сами». Может это ниточка, которая ведет, к некому синдикату и мне дают понять, что это серьезно. Кто этот человек, который все так ловко расставил? Почему, если это так серьезно, разборки проводить в захолустном переулке в окружении бездомных бродяг?

– Что там за место, – спросил майор?

– Старый барак в переулке. Его давно готовили под снос. Прораб договаривается с местными бездомными о маленькой охране, чтобы пожили тут некоторое время сторожами. Обещает деньги небольшие, но бродягам лишь бы кров. Хлопнули по рукам и два бездомных, как две собаки стерегли чужое добро. Одного я нашел. Он, пока громили их комнатушку, за едой отлучался, другой, как в воду канул. С ним и тайна того злополучного дня исчезла, он ведь в той комнатушке стороживал. На участника не смахивает, калека на одной ноге. Ребята навели справки. Вместе с ногой он потерял память. В реабилитационном центре его хорошо знают, безнадежен, имеет только свою местную кличку, Трухан. Остается ему быть как свидетелем. Но так исчезнуть.

Майор просматривает еще раз бумаги черного портфеля.

– Ты об этом в своих протоколах упоминал?

– Да пока молчу, вот у вас совета хочу спросить.

– Вот и молчи капитан. Есть у меня хороший специалист по разгадкам, давай пока ему эти бумажки поднесем. Пусть в тайне помозгует, а мы с тобой наши непосредственные оперативные дела доделаем. Если бумаги серьезные, то рано или поздно нашим расследованием заинтересуются, потому, как с их стороны погоня есть, а портфельчика нет. Своих оперов не ставь в известность. Пусть ведут свидетеля. Не может ведь человек на одной ноге, да еще без памяти так просто исчезнуть. Если он нежелательный как свидетель, то должен быть труп, пусть ищут. Да, вот еще что, братки, с какой команды? Может, стоит с другой стороны посмотреть.