Точка пересечения

Она опять была на своем месте, опять выслушивала комплименты и принимала конфеты и цветы. С новой аппаратурой освоилась быстро, а с Лолой у них сложились очень близкие отношения. Каждое утро начиналось с ее вопроса:

– Ну, что, звонил?

Анатолий звонил нечасто. Она не обижалась, знала, что ехать на Главпочтамт и выстоять там очередь – это та ещё история. И когда? Работает человек. Да и разговоры были такие… ни о чем. Как дела, да что слышно? Как Дима? Как погода? После таких звонков у нее оставалось неприятное послевкусие. Да, наверное, она ждала каких-то других вопросов и других слов. Лола, вытягивая из нее подробности об этих беседах, поджимала губы и качала головой, а как-то несмело спросила:

– Слушай, Жанна, а ты его любишь?

И она оторопела от этого простого вопроса, не желая признаться даже себе, что не может ответить прямо, не задумываясь. За последний год они виделись урывками – она с сыном во Фрязино, он – в Москве. Может, ей не надо было оставаться сейчас? И что – опять засесть во Фрязино? Здесь – ее город, её семья, её работа. Здесь она ощущала поддержку – ежечасно, ежеминутно, а там, у свекрови – одиночество. А Анатолий…

Внезапно, как в детстве, загорелись уши. 20-го октября было три года со дня их свадьбы. Ни мама, ни папа не обмолвились об этом. Забыли? Папа на работе с головой утонул, приходит поздно. Мама – с Димочкой много возится, готовит. Да и при чем здесь они? Это их свадьба с Анатолием, это он должен был помнить, позвонить, поздравить. Не позвонил. Не поздравил.

Она с трудом доработала день, дежурно улыбаясь пациентам и ловя на себе встревоженный взгляд Лолы. Обычно они шли вместе с работы до троллейбусной остановки, дожидались Лолиного троллейбуса, а потом она шла домой пешком. Сегодня сославшись на головную боль, ушла чуть раньше. Ей не хотелось отвечать на вопросы подруги, видеть ее участливый и все понимающий взгляд. Она шла, вдыхая любимый запах осенних костров, провожая глазами тонкий дымок, причудливой спиралью тянущийся к небесам, и чувствуя внутри какую-то непонятную пустоту.

Вспомнила, как почти месяц назад на день рождения получила от мужа поздравительную телеграмму. Вот ведь, не забыл! А она? Тоже хороша! Не поздравила Лану. Димочка тогда приболел, они даже не справляли. И Лана тоже не позвонила. И вообще, не пришла ни разу, даже Диму не видела. Странно. Надо позвонить тете Лиде, узнать, все ли в порядке.

Она шла по тихой, почти всегда пустой улочке, как в детстве, загребая сухую листву носками модных сапожек. Ещё совсем немного – и похолодает, начнутся дожди, а пока можно наслаждаться этими последними тёплыми деньками, высоким синим небом с плывущими куда-то облаками, притворяющимися скакунами, замками и рыбами. А потом – зима, Новый год, вернётся Анатолий, они переедут, и все встанет на свои места. Или не встанет. А пока, пока она наберет желудей и каштанов, и они вместе с сыном будут делать человечков с ручками и ножками из спичек.

К Новому году купили ёлку из пластика – они только входили в моду. Поставили на стул, обмотав его белой простыней. Нарядили – у Жанны была двухэтажная коробка – немецкие игрушки ее детства. Баба с дедом дарили. И гирлянды – разноцветные фигурки: мишки, машинки, клубнички.

Димочка ходил вокруг и удивлялся, но не трогал – смышлёный малыш. Жанна из плотного белого ватмана навырезала снежинок и расклеила по окнам.

Встретили весело, с шампанским, бенгальскими огнями и "Голубым огоньком". И стол был на славу с множеством солений и салатов. А на горячее – баранья нога, нафаршированная толчённым чесноком и истекающая ароматным соком, запах которого наполнил, казалось, всю квартиру.

Рая пришла с коробкой конфет, бутылкой рижского бальзама и с большим коричневым пакетом, который тожественно вручила Диме со словами: это тебе от Деда Мороза. А потом с таинственным лицом сообщила, что в Каунасе у нее появился человек, и что скоро грядут изменения в ее жизни. Посыпались вопросы и поздравления. Наконец-то! Да, детей заводить поздно, но пожить для себя, иметь близкого по духу человека, с которым можно и выйти, и поехать куда-нибудь, да и просто стариться вместе.

Через пару дней приехали Лида-большая с Ланой. Привезли Димочкин свитерок, пакет с подарком от Деда Мороза и две коробки: огромную – с солдатиками и поменьше – трехярусную, с цветными карандашами фабрики со смешным названием – фабрика имени Сакко и Ванцетти. И снова было ощущение необыкновенного тепла и близости, чувство, что виделись только вчера и не расставались. Лана играла с малышом, и он на удивление быстро пошел с ней на контакт.

Анатолий приехал через неделю после встречи Нового года. Привез гостинцы от родителей – сушеные грибы, пахнущие лесом – глубоко и резко. Две банки варенья – ежевика и крыжовник. Костюмчик Димочке и красивый платок для Лиды. Для Семена – подарочные нарды, компактные, с затейливым узором на лакированной крышке.

Родители смущённо переглядывались, благодарили. Вот тебе и Анатолий, вот тебе и чужой! Когда зашли в свою комнату, он неловко преподнес ей маленькую коробочку – кулончик с фианитом – резной, ажурный – то ли цветок, то ли жар-птица. Серебро с синей эмалью.

– Нравится? – спросил неуверенно.

– Ты что, Анатолий! Ты ещё спрашиваешь! Эмаль! Я обожаю эмаль! – чмокнула и побежала показывать родителям.

А потом справляли Старый Новый год – ещё один повод собраться всем, посидеть, поднять бокалы. Лида-маленькая позвала и Раю, и Лиду с Петром и Ланочкой. Все пришли, и пили, и закусывали, и смеялись, и поднимали тосты – за успешный и здоровый год. Рая вызвала Жанну на кухню:

– Слушай, а что, Анатолий и Лана не знакомы?

– Почему? – удивилась Жанна. – Они и на свадьбе виделись, и Новый год мы как-то вместе встречали. А что?

– Да, нет, ничего, – протянула Рая. – Показалось.

11

Анатолий вышел на работу. Приходил молчаливый, озабоченный. Жанна ни о чем не спрашивала, ждала. А вопрос крутился на языке: что с квартирой? Когда переезд? Они с мамой даже были на мебельной базе с записочкой от Семена, присмотрели красивый гарнитур – стеночка с зеркальной витриной, с сейфом и выдвижным баром. А ещё журнальный столик и набор мягкой мебели – диван и два кресла с абстрактным рисунком – разбегающиеся коричневые линии на горчичном фоне. И ещё останется место для ее пианино – в правом углу. Ну, а остальное – мелочи: люстры, занавески.

Но Анатолий молчал. Как-то в воскресенье за обедом Семён спросил:

– Ну, что ребята? Гарнитур брать будем? А то убежит. Жалко. И цена неплохая.

– У меня квартира сдаётся, до июня договор, – тихо произнес Анатолий. – Но не это главное. На работе много изменений, – он замолчал.

За столом стало тихо. Даже Дима перестал возюкать ложкой по тарелке.

– И дальше что, дорогой зять? Ты уж позволь спросить, мы все же не чужие. Да и жене твоей тоже интересно должно быть. Да, дочка? – обратился он к Жанне, которая сидела, не поднимая глаз.

– А, может, ты в курсе, что происходит, а тайны только от нас?

– Сёма-Сёма, – Лида привычно похлопала мужа по руке.

– Что Сёма-Сёма? – голос отца был непривычно тихим. – Сколько годков мы с тобой уже вместе прошли? А прошли немало всего. И когда-то я скрывал что-то от тебя? Было такое?

– Да, не скрываю я, – тихо произнес Анатолий. У меня после Москвы должность другая.

– Что, повысили? – едко спросил Семён.

– Нет, наоборот. У нас в отделе начальство новое, перетрубаций много и увольнений. Я вообще на ниточке вишу. И квартиру хотели забрать. Пока отстояли, потому что Дима маленький. А что будет дальше – не знаю. Потому переезжать сейчас нету смысла. И тем более – покупать мебель. Вот и все тайны.

Жанна почувствовала, как её глаза медленно наполняются слезами. От обиды – как же так, почему от нее все скрывается? Или они не семья? Или Анатолий не считает её за серьезного собеседника, с которым можно поделиться, посоветоваться, обсудить. Правильно тогда сказал папа – "за ширмой". Между ними ширма, невидимая, но очень ощутимая стенка, за которую не пробиться. А она и не пыталась, если честно. Не хотела быть навязчивой прилипалой и старательно держала навязанную ей дистанцию. Кроме того, она так уповала на эту квартиру, так ждала, что они наконец-то будут жить отдельно, по своим правилам и законам. И отменятся эти многочисленные командировки – ведь не захочет же Анатолий оставлять ее одну, с маленьким ребенком. И тогда, вот тогда упадет эта ширма.

Семён встал из-за стола, резко отодвинув тарелку с недоеденным обедом. Жанна помнила с детства папину фразу – у нас нет собак и кошек, что положила – съешь. А потому на столе всегда стояла большая супница с половником и расписной ляган – для вторых блюд. Каждый брал, сколько хотел. И только компот мама наливала прямо в кружку, спросив предварительно: с гущей?

– Что, невкусно, Сёма? – Лида растерянно смотрела на недоеденное пюре и начатую отбивную.

– Вкусно, потом доем, – буркнул Семён, выходя из-за стола.

Весь день было тихо. Не выходил из комнаты Анатолий. Семён смотрел телевизор на лоджии, Лида хлопотала на кухне. Жанна возилась с малышом.

К ужину Анатолий не вышел, и на переговоры пошла Лида. Когда все собрались за столом, Семён начал веско и тихо:

– Значит, так. Мы тут с мамой переговорили и решили. До июня людей дергать не будем – договор, значит договор. Пусть живут себе. А в июне все будет ясно: и с работой твоей и с квартирой. Заберут квартиру – возьмёте кооператив, деньги копили все эти годы, надо будет – добавим, поможем. Будут проблемы на работе – безработным не останешься. Пойдешь к нам в управление, да хоть шофером служебным, как Санёк мой. Чем плохо? И с машиной, и с зарплатой, да ещё перепадает всякое, по мелочам. Ну, а если утрясется все – так тут и говорить не о чем. А гарнитур … Что гарнитур? Этот уйдет – другой придет. Все вроде, мать? – он посмотрел на Лиду.

Та коротко кивнула. Ой, как не хотелось ей отпускать и дочку, и внука, но понимала – не состоится настоящая семья, пока живут они вместе, пока ни Жанна, ни Анатолий не чувствуют себя хозяевами в своем доме. Она с благодарностью вспомнила родителей Семена, которые почти сразу отселили их в крошечный домик, дав возможность жить отдельно. Прав ее Сема, прав, ничего не скажешь.

Больше эту тему не поднимали. К июню съехали квартиранты, освободили квартиру, которую оставили пока за Анатолием.

Семён отправил с работы маляра – стены освежить, обои переклеить – те, простенькие, в полосочку, заклеили югославскими, с богатым орнаментом, на пол лег толстый линолеум, набивной, удачно совпавший по цвету с обоями. И гарнитур, который так нравится Жанне, с сейфом и баром, достали, только обивка была темно-зелёного цвета вместо горчичного и витрина без зеркала. Кухонный гарнитур купили родители и Рая детям на новоселье. Он весь не поместился в крошечной кухоньке, половину пришлось вынести на хозяйственный балкончик.

Ремонт курировал Семён: наезжал, проверял, следил, чтобы узор на обоях совпал точно. В спальне осталась кровать от бывших жильцов – простенькая, ни цвета, ни фасона. Ее подняли на попа́, когда клали линолеум.

– Семен батькович! Вот, под кроватью нашел, – маляр Сурик протянул Семёну крошечную серёжку. – Золото – не золото – не знаю. Обронили, видать, замочек слабый.

– Спасибо, друг, – Семён положил серёжку в кармашек рубашки. – Лиде отдам на хранение. А то эти замотают – молодежь, – он презрительно махнул рукой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.