Проводник

– А знаете, Коленька, что в египетских пирамидах учёные обнаружили каменные зеркала? – продолжал он бормотать, не поворачивая головы.

– Разве можно увидеть отражение в камне? – вяло откликнулся Николай, уставший за весь день «работать» своим вторым зрением в попытках разглядеть параллельный мир. Опять улавливал краем глаза свет, игру теней и неясные очертания, но этим всё и ограничивалось.

– Их так прозвали за идеально гладкую поверхность. Там есть вогнутые зеркала, как здесь, и плоские тоже. Люди рядом с ними начинают плохо себя чувствовать. Кто детство своё видит, кто незнакомые места. А по древним египетским легендам зеркала эти служили, как вы думаете чем? Правильно. Средством перехода в иные миры.

– Думаете, у нас тут нечто вроде такого зеркала?

– Почему бы и нет? В мире подобных мест превеликое множество. Каждый год на планете пропадает несколько тысяч людей. Большинство бесследно. Ни человека не находят, ни его тела. Где гарантия, что эти люди не переместились в параллельные миры? Живут в них спокойно и здравствуют.

– Ага. Или аборигены их поймали, зажарили и съели. А вдруг там одни динозавры бегают?

Швец убрал-таки руки от ниши, повернулся и внимательно посмотрел на своего помощника. Усмехнувшись, пожал плечами:

– Всё может быть, мой друг. Всё может быть… Эй, что с вами?

Он беспокойно глядел на Колю. А тот, не мигая, таращился в угол, за спину профессора, не обращая никакого внимания на свою отвисшую челюсть. Там, в нише, он ясно видел голые ветки. Они словно материализовались из ниоткуда и теперь торчали прямо из труб, мерно покачиваясь от дуновений неосязаемого ветерка. В следующий миг вдруг пахнуло лесом – буйной смесью ароматов прелой листвы, молодых почек в свежей смоляной смазке и ещё чего-то дикого, чисто природного. Откуда всё это здесь, в окольцованном водопроводными трубами сыром и пыльном подвале, со стенами в чёрных пятнах грибка?

Вот и поляну за кустами видно. Отчётливо. Не то, что на профессорской фотографии. Каждую пожухлую травинку можно разглядеть и пробивающиеся меж ними новые зелёные ростки.

Разболелась голова. Словно кто шило в затылок вонзил. Противный нарастающий писк в ушах. Резко сузился угол обзора, погружая подвал в кромешную тьму. Светло только впереди, где угол с трубами. Темнота – густая, словно в безлунную летнюю ночь – разрасталась, наползая на единственный светлый островок. С жадностью оголодавшего зверя поглощала чудесную картину иного мира. Вскоре там слабо мерцало лишь маленькое пятнышко, не больше пламени свечи, словно точка в центре погасшего кинескопа. Ещё чуть-чуть, и угаснет совсем.

Отчаянно сопротивляясь, пятно полыхнуло. Раз, другой. И тьма поддалась, медленно отползая. Свет наступал, приближался, утвердившись на какой-то непонятной опоре. По виду простой стержень снизу.

Николай протянул руку.

Думал, что не достанет. Но рука начала удлиняться. Всё дальше, дальше…

– …Коленька, вы меня слышите? – долетел откуда-то слабый голос Льва Карловича. Кажется, он говорит уже давно, пытаясь достучаться до Колиного сознания. – Вы что-то видите?.. Ради бога, ничего не трогайте… Ни в коем случае…

Не важно.

Этот свет… Он так манит.

Ладонь хватает нечто продолговатое, похожее на деревянный черенок. Верхний конец объят пламенем. Запах жжёных тряпок неприятно щекочет ноздри.

Тьма вдруг резко расступается, обнажая клочок свободной земли в окружении деревьев. Ныряет испуганно в тень лесной чащи. По глазам бьёт яркий свет.

Пока моргал и щурился, успел увидеть, что стоит на поляне посреди леса, держа в руке самый настоящий факел. Рядом тренога с кольцом, где этот факел, похоже, и торчал.

А вокруг люди. Пятеро. Одеты странно, и выражения лиц не предвещают ничего хорошего.

– Вяжи его! – крикнул кто-то.

Все дружно кинулись к обалдевшему Николаю, словно только того и ждали.

Первому он успел сунуть факелом в лицо, и тот, истошно вопя, отвалил в сторону. Зато другие повисли на руках, повалив на спину. Сразу вернулась боль в затылке, о которой уже успел позабыть, буквально взорвав голову изнутри. Последнее, что увидел перед тем, как потерять сознание, это высокое, отливающее зеленью небо.

Глава 4. Демон поневоле

Почему голова мёрзнет?

Мокрая, похоже. Вода частым дождём льётся с волос на брюки. Стекает по щекам и шее, просачиваясь за воротник. Неприятно холодит плечи, спину, грудь.

Руки растянуты в стороны. Их крепко держат, не давая пошевелиться. Чертовски неудобная поза.

– Очухался, рожа бесовская? – взвизгивает рядом чей-то противный голос.

Открыв глаза, Николай увидел свои ноги. Понятно, сидит на земле, прижатый к чему-то спиной. А с руками что?

Поднять и повернуть голову получается с большим трудом. Шея затекла. Да и башка по-прежнему трещит, хоть и не так сильно. Ого, руки привязаны ремнями к деревянным спицам тележного колеса. Крепко, блин. Это куда же он попал? Неужели в тот самый пресловутый параллельный мир? Тёплый приём, ничего не скажешь.

Чувствительный пинок по рёбрам заставляет болезненно дёрнуться и взглянуть на обидчика. Слева стоит мужик в невзрачном сером кафтане из грубого сукна, заляпанные грязью полы которого хлопают по голенищам ещё более чумазых сапог. На поясе широкий ремень с овальной пряжкой приличных размеров и болтающейся сбоку шпагой. На груди, под распахнутым кафтаном, некое подобие свитера. На голове чёрная шапка-махновка. Под нею насупленная бровь и единственный сверкающий злобой глаз. Остальное скрыто за белой тряпкой, сложенной в несколько раз, которую мужик осторожно прижимает к левой половине лица.

– Чего уставился, скотина? Полюбуйся, что ты натворил!

Убрав тряпку, он показал опалённую щёку. Это, наверное, тот самый, которого Николай факелом приложил. М-да, не хилый ожог. Брови нет, кожа малиновая и сплошь в пузырях. Опухоль на всю морду – глаз подпёрла, превратив его в тонкую, почти неразличимую щель. Мужику явно потребуется помощь хорошего пластического хирурга.

Впрочем, откуда здесь хирургу-то взяться? И простого врача, небось, не найдёшь, коль скоро народ шпаги таскает да на телегах колесит.

– Где я? – осипшим голосом спросил Николай.

Мужик отшатнулся и торопливо прикрыл рану тряпкой.

Чуть в стороне что-то щёлкнуло. Посмотрев туда, Коля заметил ещё двоих. Одеты почти так же, как первый. У каждого по пистолету в руке. Похоже, что кремневые. Стволы, естественно, направлены на пленника.

– Даже не пытайся, – снова заговорил «палёный». – Твои заклинания здесь бессильны. Место вызова слишком далеко. Да и ремнями тебя связали не абы какими, а заговорёнными. Самому ни за что не освободиться.

– Где я? – упрямо повторил Николай. – Неужели так трудно сказать?

– Хватит! – взвизгнул Палёный. – Говори по-человечески!

Куда уж человечнее. Можно подумать, он тявкает, а не слова произносит…

Вдруг дошло – Палёный разговаривал на совершенно незнакомом языке. Но всё сказанное им почему-то понятно без перевода. Что за странные выкрутасы? Помнится, профессор утверждал, будто иной мир подстраивает пришельца под себя или что-то в этом роде. Выходит, и местную речь заложили в память? Если так, то, возможно, не побрезговали кое-чем другим её напичкать. Тьфу ты! Только чистки мозгов не хватало для полного счастья.

Прислушался к себе, будто компьютер, проверяющий системные файлы. Вроде, всё в порядке, не считая тупой головной боли. Да и та постепенно проходила. Попробовал мысленно повторить свой вопрос на местном языке. Получилось удивительно легко. Слова сами складывались в нужные фразы, выпрыгивая неизвестно откуда, будто потаённые уголки памяти открылись.

– Где я нахожусь? – выдал вслух.

– Вот, правильно, – самодовольно протянул Палёный. Из-за платка осторожно показался уголок рта, растянутый в кривой усмешлке. – Боишься, мразь? Это хорошо. Бойся меня. Теперь я твой хозяин. Только я, и никто другой, верну тебя назад, в твою преисподнюю. Там тепло, хорошо, уютно… Хочешь туда?

– Хочу, – еле выговорил Николай, облизывая пересохшие губы.

Совершенно наплевать, какими словами этот хмырь величает его дом. Пусть хоть райскими кущами назовёт, хоть адом кромешным. Лишь бы скорее закончился этот фарс…

Ужасно хотелось пить.

– Воды… Дайте воды…

Палёный, кажется, удивился:

– Вот уж не знал, что демоны воду хлещут. Или ты сдохнуть хочешь? Думаешь, так сможешь вернуться? Нет уж, дудки. Сначала послужи мне, как следует. Если я в тебе разочаруюсь, то лично волью в твою глотку бочонок святой воды. Чтобы посмотреть, как будешь корчиться напоследок.

– Тогда уж лучше расплавленное серебро, – гоготнул один из тех, кто держал наготове пистолет. – Помнишь, Левиаси, как тот полудемон серебряное блюдо сожрал?..

– Заткнись, придурок! – почему-то взбеленился Палёный, порывисто шагнув к болтливому приятелю. – Сколько говорить, чтобы не называл меня по имени!

Да ладно. Ему что, собственное имя не нравится?

Впрочем, действительно, неблагозвучное какое-то. Больше подходит гею, чем разбойнику с большой дороги. Левиаси… Ну надо же.

Николая разобрал смех. Сначала похихикивал тихонько, распаляясь всё больше. В конце концов, разразился диким безудержным хохотом. Видать, нервы окончательно сдали.

Три надзирателя уставились на него во все свои пять глаз.

– Что? – взвизгнул главарь. – Что тут смешного?

Смех только сильнее. Не отпускает, захлёстывая.

– Лев… Лев… Иа… Иаси! – Николай чуть не бился в истерике. – Ой, не могу!.. Лёва, блин… Иаси!.. Ха-ха-ха!

Отбросив белую тряпку, Палёный-Левиаси с лицом, перекошенным злобой и багровым ожогом, подлетел к Николаю. Остриё шпаги, оказавшейся вдруг в руке, упёрлось в мягкую ямку под кадыком, неприятно уколов кожу. Кажется, до крови. Приступ смеха мгновенно прошёл.

Главарь низко склонился, обдав запахом гнилых зубов:

– Ты что же думаешь, я твоего имени не знаю? А кто по-твоему тебя вызывал? Ты – Волох. Ты – Идущий-во-Тьме. Ты – Одиночка-странник. И ты же – Карающая Рука. Что, не ожидал? – Палёный ощерился здоровой частью лица. – Поэтому никуда тебе не деться, демон. Будешь делать всё, что я скажу…

Он ещё много чего болтал, пытаясь придать голосу грозное рычание. Только Николай совсем не слушал. Первые же слова сразили «демона», что называется, наповал.

Давным-давно, ещё в бытность детских кличек, друзья прозвали Колю Волохой. Почему так? Да потому что фамилия у него Волошин. Откуда об этом знать обитателям потустороннего, не существующего по всем канонам классической физики мира, никак не связанного с той, земной жизнью? Тем более, что последнее время никто его так больше не называл. Всё чаще Николаем Ивановичем именовали, не иначе. Юношеская кличка уже позабылась.

И вот нате вам. Он слышит здесь, почти слово в слово, старое пацанское прозвище, которое давно, казалось бы, кануло в лету. И от кого! Первого встречного, совершенно незнакомого мужика. Ещё и потустороннего…

Впору сойти с ума.

– Эй! Ты кто? – раздался вдруг возглас одного из охранников.

Левиаси порывисто выпрямился, разворачиваясь и открывая обзор.

От леса шёл человек, закутанный в плащ, такой же коричневый, как унылый пейзаж вокруг. Широкий капюшон скрывал добрую половину головы, поэтому лица не разглядеть. Человек двигался неторопливо, будто на прогулке, не обращая внимания на пистолеты, направленные уже на него.

– Стой, не то пальну! – охранник угрожающе вытянул руку в сторону незваного визитёра.

Тот остановился метрах в пяти от бандитов – у Николая уже не было никаких сомнений, что попал именно к бандитам. Наверное, во всех мирах и во все времена они выглядят одинаково.

– Стою. Дальше что? – донёсся из-под капюшона женский голос.

– Тю, так это же баба, – зычно гоготнул надзиратель.

Расплылся в плотоядной улыбке и, сунув пистолет за пояс, шагнул к незнакомке.

Зря он так. Рано расслабился. Даже Николай в своём незавидном положении уловил исходящую от женщины угрозу, хоть её фигура и скрыта складками плаща. По всему видать – опасная штучка. Слишком уж уверена в себе. И грация кошачья, как у хищницы. Похоже, этот горе-надзиратель ей на один зуб. Шею свернёт и не поморщится. А может и всем сразу, несмотря на то, что по габаритам с ними и близко не стояла.

Осталось дождаться развязки. Коля надеялся увидеть нечто в стиле айкидо или, в крайнем случае, пронзающий грудь клинок. Но всё произошло куда банальнее.

Подняв руку, незнакомка откинула капюшон, и тут же за её спиной прогремели выстрелы. Вырвавшиеся из леса клубы густого дыма обволокли стволы ближайших деревьев белым крутящимся облаком. Два охранника свалились, как подкошенные. Третий… А где он, кстати?

Сзади всхрапнула лошадь. Послышался удаляющийся стук копыт. Похоже, Левиаси решил не испытывать судьбу и дал дёру. Когда успел? Вроде бы только что совсем рядом стоял.

Ещё выстрел. Это женщина, достав откуда-то пистолет, пальнула в беглеца. Попала ли? Судя по досадливой гримасе, нет. М-да, из такого самопала вообще трудно во что-то попасть, особенно когда строптивая цель не стоит на месте, а во всю сверкает пятками.

Пока незнакомка холодным прищуром провожала улепётывающего бандита, из-за деревьев показались два стрелка, похожих друг на друга как близнецы, и трусцой засеменили к ней. У каждого в руках длинное ружьё. И одеты одинаково, словно солдаты регулярной армии. На обоих высоченные сапоги, короткие кафтаны цвета хаки, крест-накрест перехлёстнутые ремнями, на которых помимо шпаг болталась разная амуниция. На головах широкополые шляпы. Жаль, без перьев. А так – вылитые мушкетёры.

Миновав женщину, они подошли к подстреленным разбойникам. Поставив ружья на приклады, взялись за шпаги. Несколько раз, не церемонясь, проткнули бесчувственные тела. Нормальный ход. Это у них вместо проверки пульса?

Наконец, обратили внимание на Николая. Двинулись к нему. «Солдаты» встали с боков наподобие почётного караула и одновременно заработали шомполами, заряжая стволы. Чувствуется выучка.

Мягко, бесшумно ступая, приблизилась женщина. Издали казалось, что ей около тридцати. Теперь же, видя морщинки вокруг прищуренных глаз и в уголках плотно сжатых губ; густо усыпанную сединой, некогда тёмную шевелюру, собранную на затылке в короткий хвост; Николай понял, что женщине далеко за сорок. Но энергия от неё исходила неимоверная. Чего стоил один холодный взгляд. Колючие серые глаза пронзали насквозь, точно рентген.

– Их пятеро, – прохрипел торопливо. – Где-то ещё двое. Я не видел…

– Знаю, – прозвучал её жёсткий, совершенно спокойный голос. – В охранении стояли. Мы с ними уже разобрались.

Женщина внимательно изучила его лицо, заросшее за последний месяц густой бородой. После увольнения Николай совсем перестал бриться, довольствуясь тем, что время от времени стриг бороду. Попросту закончились картриджи к станку. На новые не тратился, отказывая себе буквально во всём. Что же касается работы у Швеца, то плательщик из этого работодателя никакой. Сам без денег. Вбухивал все свои немногочисленные доходы в поиск перехода в параллельный мир, а Николая, трудившегося на голом энтузиазме, только байками кормил о том, какие несметные сокровища их там ждут. Впрочем, сам виноват. Мог ведь нормальную работу найти. Нет же, любопытно стало. Теперь как тот медведь из анекдота, получивший ослиным копытом в лоб: «Я-то, дурак, чего полез? Читать же совсем не умею». Где оно, то пресловутое богатство? За что боролись, как говорится…

Пристальный взгляд женщины скользнул по рубашке, брюкам, потерявшим из-за налипшей грязи свой изначально яркий цвет. Задрав штанину, с интересом осмотрела туфли на шнурках, носки – тоже порядком испачканные. Затем переключилась на ремни на руках. Даже провела по ним пальцами в перчатках из тёмной кожи с мягкими, обвислыми крагами.

Николай подумал, что его собираются освободить. Однако женщина, оставив путы в покое, сняла с пояса плоскую флягу. Встряхнула её, прислушиваясь к плеску.

– Воды? – спросила коротко.

– Да, – столь же скупо кивнул Николай.

С приглушённым хлопком пробка покинула объятия горлышка. Наконец-то! Живительная влага смочила рот и побежала по пересохшей глотке.

Пил жадно. Вода опять потекла по подбородку, орошая и без того мокрую рубаху.

Поперхнулся, не рассчитав глоток. Зашёлся в кашле, с жадностью глядя на удаляющуюся флягу. Скрипучая пробка встала на место. Вот зараза! Всё равно, что приложился к вожделенному крану с холодной водой, а из того капнуло пару раз и до свидания. Только воздух шипит издевательски…

– Ну, и кто ты таков?

Да уж, интересный вопрос. Ещё бы знать правильный ответ.

– Николай…

В глазах женщины мелькнуло лёгкое удивление.

– Это твоё имя?

– Да.

– А дальше?

Чего дальше-то? Полностью ей представляться? Такое чувство, что ложь она чует за версту. Попробовал говорить правду:

– Волошин Николай Иванович.

– Откуда ты?

Час от часу не легче. Как тут объяснишь, что перенёсся из другого мира? Те пятеро, кто видел это воочию, сразу в демоны записали, даже фамилии не спросив. Другие хоть спрашивают. Вопрос в том, понравятся ли им ответы. Эх, придётся-таки врать. Ну, разве только чуточку.

Немного помолчав, демонстрируя, что старательно копается в памяти, Николай выпучил глаза в притворном испуге:

– Не помню!.. Странно. Имя вспомнил, а больше ничего.

Женщина скептически хмыкнула:

– Значит, как оказался у вызывальщиков – не знаешь?

Попробовал мотнуть головой, но затылок отозвался тупой, ноющей болью. Опять всё завертелось. Небо так и норовило поменяться с землёй местами. В глазах потемнело. Прошиб холодный пот. Лишь осторожно прижав многострадальную голову к спице колеса, Николай почувствовал облегчение.

– …Отвязать, – услышал голос незнакомки, похожий на далёкое эхо. – И осторожно. Держите его под прицелом. Полностью раздеть. Вещи сразу в мешок. Потом снова свяжите и посадите в телегу.

– Думаете, он опасен, Айдесима? – недоверчиво спросил кто-то из солдат.

– Не знаю, – прозвучал в ответ задумчивый женский голос. – Не знаю…

«Айдесима. Что за странное имя», – думал Николай, наблюдая сквозь пелену медленно рассеивающегося чёрного тумана, как один человек распускает ремни на его руках, а другой целится в грудь из длинного мушкета.

Глава 5. Айдесима

– Из другого мира, говоришь? – Глаза собеседницы недоверчиво блеснули сквозь прищур. – И где же находится твой мир?

– Понятия не имею. – Заметив, что женщина хмурится, Николай поспешил объяснить: – Ну, не знаю я как сказать. Понимаете, наши миры существуют независимо друг от друга. Кое-где соприкасаются. В таких местах и можно переходить из одного мира в другой. Но как это происходит, ума не приложу.

– Ты же перешёл.

– Да, но сам не знаю как. Сдаётся мне, постарались ваши… Эти… Тот, с опалённым лицом.

– Вызывальщики?

– Угу. Я прямо на них нарвался. Видать, сделали там что-то, и меня перебросило.

– Странно… – Женщина задумчиво уставилась в дальний угол, куда практически не проникал свет.

Здесь, в тесном сарае, Николай оказался, когда их отряд вошёл в небольшую деревушку. Его посадили под замок, бросив охапку сена. Снаружи приставили солдат. А до этого часа четыре без малого пришлось трястись в телеге. Всю дорогу он то лежал, то сидел, то полусидел, созерцая проплывающий мимо унылый пейзаж и небо в зеленоватых разводах. Всё разнообразнее, чем вечно сгорбленная спина возницы перед носом да три неизменных всадника позади. Сказать по-правде, никакой дороги не было и в помине. Ехали по более-менее ровным полям и перелескам. Только у самой деревни под колёсами зашуршал гравий с песком.

Пока не остановились в ближайшем дворе, с Николаем никто даже не пытался говорить. Всё между собой болтали. Да и здесь он удостоился лишь нескольких коротких фраз от солдата, которому Айдесима дала какие-то указания насчёт пленника:

– Слазь. Пошёл вперёд. Прямо иди. Сюда давай.

Очень похоже, кстати, что «Айдесима» – вовсе не имя, а нечто вроде звания или титула. Подчинённые – а женщина, без сомнения, была у них за главного – то и дело раскланивались, обращаясь к ней подчёркнуто вежливо, с каким-то внутренним трепетом:

– Да, уважаемая Айдесима. Всенепременно, Айдесима. Как прикажете, Айдесима. Всё, что ни пожелаете…

Особенно усердствовал третий, до поры отсиживавшийся в лесу, приглядывая за лошадьми. Буквально из кожи лез, чтобы угодить своей командирше. Наверное, личный слуга. И одет проще, чем остальные, и не вооружён. Хотя какая-то коротенькая шпажонка, больше похожая на длинный кинжал, всё же висела у него на поясе.

Вот и выходит, что имя своей спасительницы Николай так и не узнал. Впрочем, вряд ли можно говорить о ней, как о спасительнице. Ну да, освободила. А потом что? Сама же и повязала. Будто своих мужиков ей не хватает…

Там, у леса, Николая раздели, явив придирчивому взору Айдесимы его заметно округлившееся после ухода на пенсию, ничем не прикрытое тело. Не то чтобы он стеснялся. От врачей, среди которых почему-то сплошь одни женщины, ещё не такое терпел. Продрог просто. Сказывалась проклятая сырость и промозглый воздух. Даже от слабого ветерка пробирал озноб. Родная, изрядно перепачканная и насквозь промокшая одежда, уже упакованная в холщовый мешок, была сейчас желаннее любой другой. Пусть даже самой сухой и тёплой.

Не в силах сдерживаться, Николай трясся всем телом, громко клацая зубами. И вид имел, наверняка, жалкий, раз уж Айдесима кинула слуге свой плащ, приказав укрыть им пленника. Плотная ткань, похожая на брезент, хорошо защищала от ветра и влаги. А мягкая подкладка бережно хранила тепло, не давая мёрзнуть. Тем и спасался в пути, пытаясь укутаться как можно плотнее. Правда, чертовски неудобно это делать, когда твои руки стянуты ремнями.

Чуть позже в сарай заглянула Айдесима, устроившая форменный допрос. Как положено, с аргументами и доказательствами, в качестве которых прихватила одежду Николая. Без прелюдий сразу взяла его в оборот:

– В твою сказку о потере памяти я не верю. Ты можешь, конечно, и дальше ничего не говорить, но вот что мы имеем. – Она показала ярлыки на поясе брюк и на воротнике рубашки. – На твоей одежде тайные письмена и знаки. Заклинания, которыми пользуются колдуны. Сам ты выглядишь чужаком. Нашли тебя у вызывальщиков распятым на колесе. Так поступают либо с жертвой для ритуального кровопускания, либо с одержимым. Идя по их следу, я наткнулась на место силы, где явно проводился вызов. Жертву зарезали бы там. Тогда кто привязан к колесу?

– Вероятно, тот, кого вызывали, – вздохнул Николай, прекрасно понимая к чему клонит его дознаватель.

– Вероятно, – повторила та.

– И кого же таким способом вызывают?

– Демонов.

– Разве я похож на демона?

– Нет. Но это и не важно. Для местных достаточно того, что выглядишь чуть по-другому. Что говоришь растянуто, словно тебе наш язык не родной. Что мыслишь не так, как все. Что носишь другую одежду. И прочее, прочее… В их глазах ты демон. Значит, надо тебя обезглавить и сжечь.

Весёлая перспектива, чёрт побери. Стоило сюда так рваться, чтобы закончить на плахе? Везёт, как утопленнику.

– Зачем вы мне всё это говорите?

– Хочется услышать правду.

– Разве вы не считаете меня демоном?

– Не говори ерунды. Я слишком хорошо их знаю, не будь я Айдесима.

Тяжело вздохнув, Николай мотнул головой:

– Боюсь, мне никто не поверит. Я сам себе с трудом верю.

– Предоставь судить мне об этом. Итак, я слушаю.

Он откинулся на сене. «Что ж, хуже не будет». И выложил всё, что вспомнил. Всё, что знал или мог знать…

Кажется, она поверила. Причём сразу и безоговорочно. По крайней мере, дала это понять. А может, ей попросту требовалось время, чтобы всё осмыслить. В любом случае Николай получил передышку вместе с миской застывшей каши, одеждой и относительной свободой, когда ему, наконец, развязали руки.

Каша была твердокаменная, но голод, как известно, не тётка. Съел всё, с трудом пропихнув этот крошащийся цемент в горло. Затем принялся разгребать вещи.

Вся одежда оказалась только местного покроя. Ни одной собственной шмотки. Даже вместо трусов, не имевших ни русского, ни импортного ярлыка, ему подсунули короткие кальсоны. С виду те же «семейники», но узковаты в бёдрах. Ещё были штаны без пуговиц, на завязках. Ладно, хоть с ширинкой. Просторная рубаха, чьи рукава-раструбы тоже стягивались вшитыми тесёмками. Такая же тесьма шла по воротнику. Ну, и короткий кожаный колет – как и всё прочее, на шнуровке.

Экзотический гардероб довершала пара поношенных ботфорт с мягкими голенищами, а к ним две портянки не очень свежего вида. Нет, всё чистое, но явно не новое. Даже думать не хотелось, кто щеголял в этих шмотках до него.

Штаны с рубахой висели мешком, колет не сходился на животе, а вот сапоги пришлись впору. Николай как раз топал по соломе, пробуя обнову, когда в сарай зашла Айдесима.