Алмаз заговоренный. Подарок старой повитухи – 2

Ирина Елисеева

Алмаз заговоренный. Подарок старой повитухи – 2

Возвращение Ансара

– Агата Аркадьевна, вы можете сейчас вернуться в школу?

– Ядвига Станиславовна, я только что оттуда. Что случилось?

– У меня к тебе серьёзный разговор, но не телефонный.

– Ну, хорошо, я сейчас приеду.

Я вышла к шоссе и остановила первое попавшееся такси. По дороге думала о том, что же такого случилось у директора Папоян? Почти в одиннадцать часов вечера она вызывает меня для серьёзного разговора. Её характер после инсульта немного смягчился. Проще раздавать указания командным тоном, когда ты хорошо выглядишь, шикарно одета, подтянута. Но когда сидишь в инвалидном кресле и еле ворочаешь языком, сложно командовать. Позиция совсем не похожа на капитанский мостик. Не стало ли ей хуже? Не опасается ли она рецидива? По моим впечатлениям, всё у неё было достаточно обнадеживающе. Она шла на поправку очень активно, и, казалось, ни что не предвещало…

Директор была в своем кабинете, правда, не в своём привычном директорском, а в инвалидном кресле. Лицо было серьезным, озабоченным и даже испуганным. Я с тревогой спросила:

– Что случилось?

– Ты знаешь Бегичева–Валкова Виктора Игоревича?

– Кто это?

– Неужели ты никогда не слышала об этом человеке? Это известный олигарх. Он из наших мест. Давно уже живёт во Франции, но родом из нашего Асафьева.

– Фамилию, может быть, и слышала, но конкретно, кто такой Виктор Игоревич Бегичев-Валков, я не знаю.

– А вот он тебя знает!

– Странно!.. Откуда? И откуда вы это знаете? То есть… Я хотела сказать, откуда у вас такая информация.

– Он сам мне звонил два часа назад. Собирается оказать нашей школе спонсорскую помощь на очень крупную сумму, но ему бы очень хотелось, чтобы организацией этого процесса занималась ты.

– Почему я? Разве вы ему не объяснили, что я не бухгалтер и не экономист, я художник, преподаватель. И завуч, хотя не по своей воле.

– Конечно же, я всё это ему объяснила. Мало того, мне самой такая постановка вопроса не нравится. Я хочу заниматься этим сама, но таковы его условия, мне пришлось с ним согласиться, поскольку сумма спонсорской помощи такова, что надо быть просто идиоткой, чтобы от неё отказаться.

– Но я же ничего не понимаю в бухгалтерии. Если не, дай Бог, там какая-нибудь афера, я не смогу ничего сделать. Меня легко можно будет обмануть.

– Не переживай, я всегда буду рядом. А меня обмануть невозможно.

Да уж, в этом я нимало не сомневалась.

– В чем будет заключаться моя миссия? Что я должна буду делать?

– Пока не знаю, но, наверное, нужно быть готовой ко всему.

– Например…

– Ну, например, показать ему нашу школу. Так сказать, провести экскурсию по нашему учебному заведению… Или пойти с ним ресторан… Не знаю, всё будет зависеть от него. Какие у него могут быть пожелания, сейчас сказать не могу. Но! Когда эти пожелания им будут озвучены – отказать ему я тоже не смогу. Понимаешь? Поэтому я и говорю – надо быть готовой ко всему.

– Хм… А если он захочет, чтобы вы ему кофе в постель подали? Вы тоже не откажете?

– Вряд ли он захочет, чтобы это сделала я. А вот ты…

– Ну, тут я могу вам сразу сказать: к этому я не готова и готовиться не собираюсь. Придётся искать кого-то другого.

– Ладно, не торопись! Жизнь покажет. Давай сначала познакомимся с этим, для нас очень выгодным, гостем. Я тебе обещаю: когда мы получим эту помощь, ты получишь, ну, очень большую премию. И останешься довольна.

– Премия – это заманчиво. Но, повторяю ещё раз, есть виды деятельности, к которым у меня полная профнепригодность. Вы сами знаете. Так что имейте в виду.

– Хорошо-хорошо, не будем сейчас об этом. Он прилетает через два дня. Так что готовься.

– А что готовить-то? Длинную пафосную речь? Интересную развлекательную программу? Отчёт о наших достижениях за последние десять лет? Что конкретно?

– Готовь себя. Выспись. Круги под глазами вон. Понимаю, что почти днюешь и ночуешь в школе, но… Даю тебе эти два дня. Приведи себя в порядок, сходи в парикмахерскую, сделай какую-нибудь супер модную причёску. Надо же нам показать этому олигарху, что мы не какие-нибудь провинциальные замарашки. Есть и у нас кадры…

Уходя, я вздохнула:

– Боже, боже… А может, мне ещё стишок выучить? И песенку? Про "наше счастливое детство"?

Ядвига Станиславовна ответила вдогонку:

– Выучи. Вдруг пригодится.

Прошло почти два года после нашего расставания с Грифановым на вокзале. Он уехал в свою Москву, а я… я была уверена, что вся эта история с ним и с его теткой Анной Нотбек осталась в прошлом и никогда больше не вернется в мою жизнь. Я сменила симку на телефоне, и решительно выбросила старую, где были номера Грифанова. Что называется, подпалила все мосты. Но почему-то меня наполняла грусть и необъяснимая тоска, когда я вспоминала тот самый день, когда ушёл его поезд, а я осталась на перроне.

Да, я просто влюбилась в Ансара. Очень скучала, не спала ночами, но сама себе признаться в этом не хотела. Может быть, я бы дострадалась до чёрной депрессии, но, слава богу, была школа. Мы с Дэном почти полгода крутились самостоятельно, вслепую, не понимая всего объема задач, стоящих перед руководителем частной художественной школы. А это, надо сказать, бездна. И мы в ней потихоньку начали тонуть через месяц. Уроки, расписание, замещение заболевших педагогов, реквизит для занятий, успеваемость, списки учеников, проверка журналов – это всё было более-менее знакомо. А вот проверки пожарной безопасности, показания счетчиков электроэнергии (а их ещё надо было найти), отслеживание своевременной оплаты родителями квитанций, больничные, карантины или предписания от СЭС по любому поводу и так далее и тому подобное, были для нас Terra incognita. При этом от уроков рисования я не отказалась. Потому что просто не могла без них. Часов стало гораздо меньше. Но и это отнимало силы.

В общем, думать о Грифанове было некогда. И заботы по школе так захлестнули, что Дэн подумывал: а не продать ли её, к лешему. К счастью, учебный год близился к концу. Да и Ядвига Станиславовна заметно активизировалась, начала самостоятельно садиться. С ней работал логопед, и речь её становилась все более внятной. А уж мозг работал так, будто никакого инсульта и не было. Она стала нам подсказывать, что и как делать. Кому позвонить, кого попросить о помощи. Всё плотнее начала заниматься своей школой. Организовала выпускные экзамены. Была строга и внимательна. В качестве наблюдателей привлекла родительский комитет. Работа у неё спорилась, не то, что у нас с Дэном.

Я очень радовалась её успехам в реабилитации, помогала всем, чем могла. И даже перестала с ней спорить, старалась быть предельно вежливой и даже нежной. Надеялась, что в скором времени она приступит к своим непосредственным обязанностям директора, а я смогу заняться только уроками. Моё свободное время увеличится, и я, наконец-то, отправлюсь с этюдником по окрестностям.

Через три дня Дэн должен ехать в Москву, сдавать весеннюю сессию. Он поступил в институт имени М.М. Ипполитова–Иванова, на вокально-хоровое отделение. И это было странно. Мне казалось, его манера петь и одеваться абсолютно не соответствует народному направлению этого института. Но он проучился уже два года, и если сдаст эту сессию – перейдет на третий курс.

Неделю назад Ядвига Станиславовна вернулась домой из больницы. Она уже вставала и ходила негнущимися ногами, как робот, поворачиваясь всем телом. Но чаще передвигалась в кресле. В первый же день она заставила Дэна отвезти её в школу. Встретили её радостно. Нет, правда, радость была абсолютно искренней. Ведь на ней всё держалось. И то, что могла и знала она про свою школу – не мог и не знал никто. Некоторые родители уже подумывали переводить своих детей в другие школы, потому что не понимали, что будет с этой. Но Ядвига вернулась. Это значило, что всё будет по-прежнему.

В её голосе уже звучали совершенно прежние, властные нотки, чуть-чуть смягченные то ли страхом перед возвратом боли, то ли вежливостью по отношению к тем, кто так старался ей помочь.

Что там ждёт нас при встрече с этим странным бывшим соотечественником, мы не знали, но в одном директриса была права: надо привести себя в порядок. На следующий день я собралась в Салон красоты. Пришлось записаться на прием к стилисту. По телефону меня подробно опрашивал приятный женский голос, выяснял, что бы я хотела с собой сделать.

Я не знала, поэтому договорились так: я приеду, на меня посмотрят, и тогда вместе со специалистом обсудим, что же можно со мной сделать такого, чтобы мой образ стал очаровательным и неповторимым. До встречи со стилистом оставалось четыре часа. Я пошла домой и, расслабившись, как обычно, на своём любимом диване, глубоко задумалась. Откуда знает меня этот олигарх? В моей жизни никаких олигархов никогда не было. Я даже не знала, как они выглядят в обычной жизни, о чём говорят, над чем смеются, чему радуются, как общаются со своими близкими. Для меня это люди с другой планеты. Но олигарх Бегичев очень странный: он не с другой планеты, а из нашего города. И даже знает меня. Но откуда?..

Скорее всего, решила я, это какой-то знакомый моих родителей или моей бабушки, поэтому я взялась перебирать архив, оставшийся мне от бабы Кати. Она хранила его в моём старом школьном портфеле. Любые вещи на выброс сначала проходили модерацию у бабули. Она решала, что действительно надо выбросить, а что ещё послужит. Когда я находила у неё давно забытые вещи – переделанные, приспособленные для новых, неожиданных ролей – я всегда удивлялась и восхищалась фантазией бабушки. В сшитых ею забавных уютных тапочках из моих детских пальтишек ходила вся семья.

Я открыла портфель и принялась выкладывать на стол фотографии, документы, вырезки из старых местных газет, в которых иногда публиковались небольшие заметки с упоминанием имён прабабушки, Тарусиной Александры Васильевны, и самой бабы Кати. Благодарные пациентки, которым они помогали по ходу своей профессиональной деятельности, душевно перечисляли заслуги моих родственниц (кстати, как будет "предок" женского рода?), рассыпались в комплиментах и добрых пожеланиях. Я смотрела на старые потертые, кое-где потрескавшиеся фото, раскладывая их на столике, словно пасьянс… Пожелтевшие справки, свидетельства, какие-то официальные письма. На глаза попалась одна вырезка из местной газеты "Асафьевская правда".

Группа женщин выражала большую благодарность врачу-гинекологу Александре Васильевне Тарусиной за её профессионализм, за её доброту, неравнодушие и невероятную работоспособность, когда она могла дежурить по двое-трое суток напролет. Она помнила по именам всех своих пациенток, и даже родившихся младенцев – у кого девочка, у кого мальчик. Среди подписавшихся я увидела фамилию "Бегичева Н.С."

Это означало, что моя прабабушка, Санька Чеверёва в девичестве, а позже заслуженный врач-гинеколог нашего города Александра Васильевна Тарусина, принимала роды у какой-то Бегичевой. Возможно, у матери нашего щедрого олигарха! А может быть, это как раз он и явился на свет?.. Ну, что ж, пошли готовиться к встрече!..

Салон красоты "Николь" встретил радостной улыбкой администратора и томными взглядами моделей с затейливыми прическами с фотографий, развешанных по стенам. Столько внимания к себе со стороны незнакомых лиц я не видела уже давно, было даже как-то неловко, но обратной дороги не было!

Меня пригласили занять кресло, подошёл мужчина приятной наружности, очень быстрый в движениях, и начал осматривать меня, как лошадь на базаре. Он заглядывал в глаза, пытался подтягивать веки на азиатский манер, ерошил волосы, только что в рот не заглянул. А параллельно ещё разговаривал с кем-то из сотрудников. Наконец, осмотр закончился и он, встав напротив меня и загородив зеркало, сказал:

– Ну, что, дорогая? Вы имеете какие-то конкретные пожелания или доверитесь специалисту?

Конкретных желаний у меня не было, поэтому я ответила:

– Рискну довериться специалисту.

– Отлично! Специалист – это я. Меня зовут Лео, – он принялся собирать инструменты. Когда всё было готово, он снова посмотрел на меня внимательно и сказал:

– У меня есть одно условие! Если вы соглашаетесь, я даю вам скидку пятнадцать процентов.

– И что же это за условие?

– Очень простое. Вы не смотрите на себя в зеркало до окончания всей процедуры.

– Я где-то видела такое в интернете. А вам это зачем?

– Просто очень люблю наблюдать реакцию, когда человек встречается с самим собой – новым, незнакомым. Такой восторг, не передать словами!

– Всегда восторг? Шока не бывает? В смысле, у клиента?

– Боже упаси!

– Ну, хорошо, раз уж я решила рискнуть, то буду рисковать до конца.

– Супер! Вы смелая девушка, – воскликнул Лео и нажал какую-то кнопку. На зеркало опустилась тёмно-синяя шторка. А мы отправились к мойке.

Полтора часа мне морочили голову. В прямом и переносном смысле. То есть, делали с ней всё, что хотели. Я два раза намокала, потом высыхала, потом меня стригли, потом чем-то измазали и голову, и лицо. Контролировать события у меня не было никакой возможности. Я просто расслабилась. Было такое ощущение, что из моей головы вымыли все мысли, потом и следы высушили. Стало так легко и уютно, что я чуть было не уснула. Голос Лео прозвучал внезапно:

– Финита!.. Внимание, приготовились!..

То, что я увидела в зеркале, сразило меня наповал. Это было похоже на то, как если бы я была черненькая, с темной кожей, широким носом и узкими глазами, а в зеркале увидела платиновую блондинку с чёрными бровями в палец толщиной, заостренным носом и огромными глазами, окруженными чёрным частоколом ресниц. Нечто похожее мне время от времени встречалось на страницах журналов, в интернете, на экране телевизора.

Хотелось закричать, затопать ногами, устроить грандиозный скандал. В зеркале была не я, вернее, там вообще был не человек. Это был какой-то манекен, робот! Мне захотелось срочно содрать с себя эту маску. Я молча вскочила, бросила деньги администратору и вылетела из салона. Вдогонку слышала голос Лео:

– Вам не понравилось?.. Этого не может быть! Ещё не было случая, чтобы моя работа не понравилась. Подождите… Давайте поговорим… Если вам что-то не нравится, я переделаю…

Я бежала, на ходу повторяя:

– Всё хорошо, спасибо! Не надо! Всё хорошо. Спасибо, ничего не надо.

Дома первым делом залезла в душ и мочалкой начала тереть страшные широченные брови. Несколько раз намыливала волосы, чтобы вернуть мой обычный светло-русый цвет. Увы, это не помогло. Брови на фоне покрасневшей кожи казались ещё черней и шире. Волосы остались белыми с отдельными черными прядями, которые, будто угольным карандашом, прорисовывали голову. Слава богу, чёрная густая тушь, от которой ресницы так удлинились, что доставали до бровей, отмылась! Правда, под глазами всё равно остались вампирские круги. Жаль было денег и времени. Но говорят, отрицательный опыт – тоже опыт. Теперь я знаю: самоуверенный стилист – это не моё. Может, это моя проблема. Ведь я сама не знаю, чего хочу. Но стилист на то и стилист, чтобы помочь клиенту это понять. Или нет?

Хорошо, что ещё оставалось время до торжественной встречи с неожиданным спонсором нашей школы. На следующий день я отправилась в магазин, нашла там краску для волос с маркировкой "светло-русый" и перекрасилась. Цвет был не совсем мой, но гораздо ближе, чем тот, который со скидкой подарил мне Лео. Всё, казалось бы, встало на свои места. Но брови! Я вздрагивала каждый раз, когда мимоходом видела себя в зеркале. Утешало одно – они стали чуть бледнее.

Бегичев должен был приехать после одиннадцати дня. Все суетились, готовились, носились из кабинета в кабинет. Директриса проехалась по школе в своём кресле, в кабинеты заходила и кое-где давала указания: что-то убрать, что-то поправить. Когда она увидела меня после парикмахерской, долго молчала, потом сказала: "В этом что-то есть". Я не поняла, в чём именно.

В ожидании высокого гостя мы с преподавателями стояли у окна недалеко от входа. Ядвига Станиславовна напряженно ждала возле самой двери. Бегичев вошёл в сопровождении трёх здоровых мужиков. Один из них мне напомнил бравого секьюрити, который сопровождал Грифанова в профилактории во всех его перемещениях. Возможно, мне это показалось. Но почему-то и он взглянул на меня как-то странно, как будто узнал. Я отнесла это в счёт того, что последние два дня были слишком напряженными и от усталости мне начали мерещиться всякие странности.

Директриса уже вполне свободно передвигалась и без кресла-каталки, но очень волновалась, поэтому решила не вставать. Бегичев, увидев её в таком положении, первым делом направился к ней и поцеловал руку. Потом оглядел всех присутствующих, улыбаясь и приветственно кивая. Поздоровался со всеми преподавателями:

– Добрый день. Какая у вас замечательная школа! Не ожидал. Когда-то в детстве я мечтал научиться рисовать, но у нас только кружок рисования был в Доме пионеров, если мне память не изменяет.

– Да-да, – улыбнулся Сергей Александрович, педагог по художественной композиции, – я там очень долго работал. Потом вот сюда перешёл.

Бегичев пожал руку педагогу и, продолжая говорить с ним, протянул её мне. Я занервничала – то протягивала ему свою, то убирала. В результате наши руки смешно разминулись: он протянул – я убрала. Он убрал – я протянула.

Гость засмеялся и сказал:

– Агата, я много слышал о вас.

– Что именно? И от кого, если не секрет?

– От нашего общего знакомого – Ансара Гирфанова.

– Вы знакомы с Сашей?

– А что вас удивляет?

– Ничего. Удивительно то, что он вам обо мне рассказывал.

– Что же тут удивительного?

– Он ваш близкий друг?

– Нет, ну что вы, Агата. Не друг. Я бы сказал – партнер. Было время, когда я был спонсором его телевизионной передачи. Деньги платил немалые и, чтобы у него было всё в порядке, я одалживал ему своих охранников.

– Так вот почему один из них показался мне знакомым! Мы были с Грифновым в профилактории "Ёлки зелёные", как раз там я видела человека, похожего на одного из ваших сопровождающих.

– Которого? Вот того – самого габаритного? – засмеялся Бегичев. – Это Марк. Да, он у нас заметная фигура.

Экскурсия по школе прошла довольно быстро. Видно было, что Бегичеву не особо интересно ходить по кабинетам, из класса в класс, и слушать о том, что необходимо отремонтировать, а что приобрести для качественного процесса обучения. В конце концов, он сказал Ядвиге Станиславовне:

– Я даю вам деньги, а вы сами решайте, на что и сколько будете тратить.

Потом подошёл ко мне:

– Мне очень нужно с вами поговорить. Поедемте ко мне в гостиницу.

Повернулся и вальяжной походкой направился к выходу, за ним потянулись его охранники. Я не сдвинулась с места. У выхода Бегичев обернулся, увидел, что я продолжаю стоять на месте, удивлённо поднял брови. Махнул мне рукой. Я не двигалась. Директриса зашипела что-то из своего кресла. Бегичев вернулся.

– Что не так?

– Я не поеду к вам в гостиницу.

– Почему?

– Не хочу.

– Так. Ладно. А куда?

– А зачем?

– Я же сказал, мне надо поговорить.

– Давайте здесь. Есть много свободных классов, кабинетов.

Олигарх посмотрел мне прямо в глаза, прищурившись, будто целился.

– Мне говорили, что ты строптивая.

– Мы уже на "ты"?

– Ты против?

– Как вам будет удобно.

– Ты не хочешь в гостиницу. А я не хочу здесь! Давай на нейтральной территории.

– Есть кафе за углом…

– Кафе, так кафе.

Мы вышли из школы и пешком пошли вдоль зелёной тихой улочки до перекрестка. Там свернули на центральную, и через десяток шагов оказались у дверей кафе "ОкоЛиц@".

Ввалились всей могучей кучкой. Бегичев с охраной заполнил сразу всё пространство. Персонал забегал так, будто ждали именно его. Может, правда кто-то их предупредил: мол, олигарх к вам намылился. Или у них такой глаз намётанный – олигархов за версту сканируют?

К нам подошёл официант с блокнотом. Бегичев спросил, что будем заказывать.

– Ничего, – сказала я, – пришли разговаривать, так давайте поговорим. О чём?

– Хорошо. Поговорим. Ты давно видела Грифанова?

– Давно. Года полтора, а то и два, назад.

– Что-то слабо верится. Вы ведь в этом профилактории были практически неразлучны. Говорят даже, у вас там бурный роман завязался.

– Я что-то не припомню, чтобы я подписывала какой-нибудь контракт, по которому я должна вам отчитываться о своих встречах и расставаниях.

– Да, конечно, ты абсолютно не обязана передо мной отчитываться. Но, я думаю, если ты действительно виделась с Грифановым года два назад, то ты, скорее всего, не знаешь, что с ним произошло.

– А что с ним произошло?

– Его жизнь кардинально поменялась. Закрыли его передачу, он потерял работу, и никто не видел его с тех пор. Точной информации, чем он занимается сейчас, у меня нет. Может, есть у тебя?

– Нет, у меня тоже нет никакой информации о Грифанове.

– Ты могла бы узнать, просто позвонив ему по телефону.

– Не могла, поскольку давно сменила sim-карту, теперь номера Грифанова у меня нет.

– Странно! Мне говорили о ваших совместных прогулках, длинных задушевных разговорах. "О вздохах на скамейке и поцелуях при луне". Шучу. Но говорят, он даже подрался с каким-то твоим местным воздыхателем. И после всего этого тишина на два года? Не верю.

– Ваша фамилия, случайно, не Станиславский?

– Нет. У меня другая фамилия… Вы поссорились?

– Меня очень утомил наш разговор. Знаете, провинциальная учительница частной школы имеет не так много времени, к сожалению, чтобы попусту болтать с олигархами. Приятно было познакомиться. До свидания. Меня ждут.

– Сядь, – сквозь зубы процедил Бегичев, – и слушай. На его передачу "Провинция Грифанова" несколько лет деньги шли из моего кармана. Я щедро платил, пока мне это было нужно. Потом я расторг наши договоренности в одностороннем порядке и оставил твоего любимого Ансара без средств к существованию и без охраны. Наверное, сейчас он где-нибудь в съемной, скорее всего, коммунальный квартире. Сидит пьяный, голодный. И даже не представляет, как выбраться из этой ж***.

На секунду в моём сердце всколыхнулась тревога. Грифанов без средств к существованию? Такого не может быть. Было ясно – Бегичев врёт. Но зачем?

Я поднялась и направилась к выходу. Высокий гость вполне мог мигнуть своим стражам, и те за шиворот вернули бы меня обратно. К счастью, этого не случилось. Но я замедлила шаг, когда услышала:

– И ты могла бы ему помочь.

Только замедлила. И пошла дальше. Я уверена: он всё врёт.

Выводы делать рано. По крайней мере, надо сначала выяснить у самого Грифанова, что у него там приключилось. Или хотя бы у кого-то из его знакомых. А там уже буду думать, что делать дальше. Теперь, спустя почти два года, я поняла, какую глупость совершила, выбросив старую sim-карту. Мешала она мне? Где я теперь найду телефон Ансара? По-моему, в городе не было ни одного его знакомого. Я таких не знала. Разве что на местном телевидении. Да, скорее всего только они – те, кто снимал тогда день отъезда в профилактории и интервью в студии, могли знать его номер. Надо найти контакты студии, и связаться с ними.

Всё оказалось чуть проще, чем я ожидала. Контакты нашёл Яндекс. На сайте студии было указано несколько номеров. По одному из них я позвонила. Объяснила, чего хочу. Девушка, ответившая мне, долго молчала, но было слышно, как она с кем-то разговаривает, прикрыв трубку рукой. Минут через пять она сказала: "Сейчас подойдёт наш режиссер. Он знаком с Грифановым и он вам ответит. Подождите немного". Я приготовилась ждать, но трубку взяли почти сразу.

– Алло, с кем я разговариваю?

– Это Агата, знакомая Ансара Грифанова.

– И что вы хотите?

– Вы знаете, я потеряла номер его телефона, а мне очень нужно с ним поговорить.

– У меня нет его номера. Извините…

– Жаль… Очень… очень жаль

– Но…

– Да-да!

– Недавно, кажется, в предпоследнем номере газеты "1000 предложений", я видел его объявление. Опять он носится с этой своей тёткой, как её…

– Анной Нодбек?

– Именно. Там был указан какой-то телефон. Поищите.

– Спасибо огромное.

– Ага, на здоровье. Кстати, ещё заодно поищите "Жёлтую газету". Там о нем подробно расписано: Что? Где? Когда?

– А что там?

– Найдите газетку.

Режиссер положил трубку. Заинтриговал. Я помчалась в библиотеку. Собрала все подшивки наших местных СМИ за последние полгода и начала листать. Сколько, оказывается, я пропустила событий в нашем городе! О каких-то слышала от знакомых или соседей, а о других даже не подозревала. Вот в парке, например, люди, в основном не старше 18 лет, обсыпали друг друга разноцветным порошком. Оказывается, это праздник Пхагвах, где можно развлекаться и делать то, за что в обычной жизни человеку, как минимум, дадут несколько хороших оплеух. А здесь все довольны, улыбаются, веселятся. Представляю, какие фантастические сюжеты царили в тот момент в нашем старом парке. Хотела бы я на это взглянуть! Если б знала, обязательно пошла бы. Сколько пищи для фантазии, которая для художника как вода для рыб.