Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

У современных поэтов подобных примеров очень много:

Колю дрованапротив бензоколонки.Меня смущает столь откровенное сопоставлениеполена, поставленного на попа,и «кола» в «колонке».Я пытаюсь вогнать между ними клин,я весь горю,размахиваюсь,химичу:– Дровоколонка! —Но с каждым ударом меня сносит влево,и я становлюсь все дровее и дровее. Александр Еременко. «Колю дрова…» 92 ; время уйдет само,осень нигде зимой,осень в зиме гниетлистьями, пнями, йодпахнет, покуда снегскажет ему: Бог с ней,с осенью, так – весней… Надя Делаланд. «Город совсем другой…» 93 ; А последний сойдёт покровтёплых ледников,ещё утренних снов весней,свет-Никита за ним, за ней. Ирина Машинская. «К полюсу» 94 ; лезут подгоревшие сумерки   ещё морей   ещё ветрей   ещё горей            куда уж Наталия Азарова. «перед судом непогодово…» 95 ; Вот скульптор ваяет большого солдатаКоторый как вылепится – победитЧего ему скульптору больше-то надоА он уже в будущее глядитИ там представляет другого солдатаПоменьше, но и со звездой на грудиЕще там такая же женщина рядомЧто глиняного им дитятю родитИ так заживут они не сиротееДо вечности предполагая дожитьА глядь – у творца уж другая затеяИ в глиняной яме их прах уж лежит Дмитрий Александрович Пригов. «Вот скульптор ваяет большого солдата…» 96 ; Под Москвой,Под землей Москвы,Тоже домы, водоемы, остановочки и рвы.<…>Над метроЕсть еще метрей —Много выше и устроено значительно хитрей —С поездами многоконными, со стеклянными вагонами. Мария Степанова. «Что помяни…» 97 ; Москва! Исчадие азарта!Арбат монмартрее Монмартра!Кому портрет за 10 рэ?Кому —поэт на фонаре? Евгений Бунимович. «Москва! Исчадие азарта!..» 98 ; Запустение тихих садовВ позднем солнце еще золотее,Аромат неотцветших цветовМайского сентябрее. Дарья Суховей. «еду я в никуда из нигде…» 99 ; Непотребная тварь, я молчу, опуская глаза,опуская слова, от которых глаза опускают,отпуская тебя – это отпуск, каникулы, залаплодирует мне, я сегодня играю, как в сказке,и чем дальше, тем волче, волчее, зубее, глазейопускаю глаза, потому что в них отсветы пляшутэтой яростной лжи, разрывающей собственный зев,потому что здесь страшно, как в сказке про красненьких пашек. Надя Делаланд. «Непотребная тварь, я молчу, опуская глаза…» 100 ; Если бы все так думали, то было бы у нас царство мёртвых.Чем мертвее мы, тем церквее земля.Царствие Небесное – покойникам;нам – внутри нас. Евгений Хорват. «Если ты умрёшь, – песня поёт…» 101.

Согласно исследованию, выполненному Е. О. Борзенко, в современном русском языке начиная с 90‐х годов ХХ века подобные компаративы очень активны в интернет-коммуникации, в художественной литературе, публицистике, разговорном языке, детской речи (Борзенко 2012; Борзенко 2018)102. Причем нередко встречается сравнительная степень не только существительных, но и местоимений, числительных, причастий, даже глаголов и служебных частей речи (Борзенко 2018)103.

Примеры нестандартной сравнительной степени от разных частей речи, уподобленных существительным или прилагательным, из современной поэзии:

А там – что же там… там одно никогда —такая пустая идея!Вертятся колёса, струится вода —и мельница жизни поёт никогда, —куда же ещё никогдее? Евгений Клюев. «А там – что же там… там одно никогда…» 104 ; и вот я дерзкая резиденткасижу посерединеникудее некудаздесь меня жгут солнцемземля обетованна но пока не найденанаписанное мною в области интоксикации Богом Наталия Азарова. «и вот я дерзкая резидентка…» 105 ; о чем еще ó о ней о нéйо дорогой дражайшейдорожке тéней и тенéйо другую чуть дребезжащейкогда иней на ней всё инéйоб узкой узенькой ужайшейобузкой узенькой сужающейсебя до самых легких дней Игорь Булатовский. «Причастие» 106 ; Две жили мышки, но одна – с печаткой.Две жили мышки, но одна – одней.Пристрастный воздух был ее перчаткой. Мария Степанова. «Заснеженный, с вороной на носу…» / «20 сонетов к М» 107 ; Вот старушка – церковная соня —Собирает огарки свечей,А между тем она – храм Соломонов,Весь позолоченныйИ ничей.Вот одинокая колокольня —Ни у кого нет от ней ключей,А между тем она – храм СоломоновИли прекраснее,И ничей.Вот на вершине сидит ворона,Ежась под войском зимних ночей,А между тем она – храм Соломонов,Еще прекраснееИ ничей. Елена Шварц. «Девятисвечник колыбельная» 108 ; ЯЗУНДОКТА… ты одна мне осталась.Сколько снега утекло, пока до тебя я добрался,<…>Яее тебя нет самого меня.Явность твоя теперешняя – тайна выцветания этих чувств.Твоим восклицательным именем нареку я дочь моих сублимаций.Яко верною осталася в иерархии, где ктосказал Агапит, должен сказать и Борис.Ты яйцом в конце лежала, а теперь оно разбито, —знать, не зря моя бежала мышь по краю алфавита. Евгений Хорват. «ЯЗУНДОКТА… ты одна мне осталась…» 109.Мне тут нечего делать.Я есть инвалид Четырёх Мировых Великих.Свое существование мне оправдать не удаётсябез оправдания не удаётся существовать,а без существования не оправдаться.Я скоро займусь вплотнее моей смертью! Евгений Хорват. «Записка охотника» / «Из зимней истерии 1984‐го года» 110.Огры делают бобо,так бобо, как нам слабо,но бобее во сто крат,если огры говоряти ярмо их и клеймопревращаются в бонмо,а клеймёные словаподвизаются в ать-два. Игорь Булатовский. «ИЗ У. Х. ОДЕНА» 111.

В современной поэзии встречается и суперлатив (превосходная степень) существительного:

что было дальшедальше была бóльшая больдальшая дальночшая ночьсквозь сквозную сквозьтучнейших тучмноготóчней точь-в-точьскрозь коррозий скрозьлучший лучне в бровьно не врозь Гали-Дана Зингер. «Старая сказочница» 112 ; Любезный брат и друг духовных выгод,когда я вижу мост, я мыслью выгнут,а сердцем серебрюсь, как под мостомтечение малейшим лепестком.Великотрепетный мой друг светлейший(немедля назовем ветлу ветлейшей,а то ещё бесследно расхотим),приветствую тебя, ты мне родим! Владимир Гандельсман. «Любезный брат и друг духовных выгод…» 113.

Многочисленность поэтических неологизмов типа птицая, веснее, ветлейшей впечатляет и заставляет задуматься о том, почему же поэты, пишущие в разных стилях, принадлежащие к разным поколениям, живущие в разных городах и странах, так настойчиво образуют авторские прилагательные от существительных, компаративы существительных и экспрессивные тавтологические конструкции с разными частями речи на месте прилагательных или наречий? Может быть, причина в том, что поэтам (а значит, поэзии, а следовательно, и языку) нужна именно эта ощутимая связь между предметами, признаками, обстоятельствами, действиями?

Если волей поэтов появляются такие полные прилагательные, как птицая, куклая, поэтый, клюквых, гондолых, бутылое, калеких, тыщий, кошие и мн. др., то сама система языка диктует, что слова птица, кукла, поэт, клюква, гондола, калека, тыща, коша можно воспринимать как краткие прилагательные. В таком случае почти любое непроизводное существительное (т. е. не осложненное суффиксами) является потенциальным прилагательным, следовательно, сохраняет в себе способность быть синкретическим именем.

Кроме того, поэзия показывает, что любое предметное существительное имеет тенденцию стать признаковым114, так как в процессе функционирования языка оно получает разнообразные коннотации. Например, слово весна может употребляться в сравнительной степени потому, что в сознании человека это не только один из сезонов года, но и время потепления, оживления природы и чувств; слово метро – это не только вид городского транспорта, но и пространство подземной архитектуры. В строке Е. Хорвата Чем мертвее мы, тем церквее земля форма церквее мотивирована тем, что на земле каждая могила с крестом подобна церкви и по внешнему виду, и потому, что это место общения с потусторонним миром. Коннотации появляются не только у существительных, но и у других частей речи. Компаратив местоимения я в строке Хорвата Яее тебя нет самого меня может быть понят примерно так: ‘ты в большей степени я, чем я сам’; формы никогдее у Е. Клюева и никудее у Н. Азаровой вызваны тем, что отрицанию как явлению логики сопутствует эмоция безнадежности.

Авторские существительные-определения

Синкретизм имени и признака проявляется также при создании таких сочетаний двух существительных, одно из которых выполняет функцию определения (по модели фразеологизмов типа жар-птица, бой-баба, а также заимствованных моделей типа интернет-коммуникация, Кролик-бар)115:

Голубь как белая бабочка ходит-ходит,не верь, не верь, что у него утро.И это дни идут назад, на когтях лапыи рёв иллюзий эволюционных,как рвут дожди мои скандал-руки.Не верь, не верь, моё дитя золотое,ты златотканно, и в моих Микенахлист перевёрнут… Свист ста! Виктор Соснора. «Мотивы Феогнида. Энеада» 116 ; Мой дом стоял, как пять столбов, на холме с зеркалами.Топилась печь, холод хорош, а стекла-ртуть зачем-то запотевали.Как говорится, грусть моя не светла, направо дверь-дурь белела.Да в жилах кровь, как мыльный конь, к пункту Б бежала. Виктор Соснора. «Босые листья» 117 ; Вот Гнильпросветуголок   кладбища новосельного,      гниль-огонек. ВечерамиЗдесь собираются жмурики —   смертожители местных могилПосмотреть в телевизоре   розыгрыш черепа… матчВспомнить попойки гнилушные,   бормотушно-багровые ночки,Вспомнить, вздохнуть и вернутьсяВ Червогриб многоместный,   растущий сквозь недра земли. Сергей Стратановский. «Вот Гнильпросветуголок…» 118 ; Я обернусь – при синь-лунеМоя сестра плывёт в челне.   Иное на её лице.Что, госпожа, в твоём ларце?Святынька? Баночка румян?…На поле – войско басурман. Мария Каменкович. «Я человек травы да туч..» 119 ; Лавина холодаспрессована в гармошку.Сыграй мне, лёд,свой шлягер на дорожку,вруби мой следв каток мороз-путиИ отпустидышать морозным бунтом. Ольга Залогина. «Впитай меня…» 120 ; Я, превратившись в слух и в голос,в минус, подобный лишь лосю, чьилоб-лабиринты суть та же голостьсучьев, умноженных на в ночискрипы их… ибо способен минуси к умножению. Разве таКрит-пустота, что застроил Минос,не многократная пустота? Илья Кутик. «Слух и голос» 121 ; В «Обувь»-магазине русалкаКислую состроила мину.Кладбище. Мягкая посадка.Первое время. Тихо-мирно.Плыли бы Летою желанной,Только засыпаны истоки.Здравствуй, солдатик оловянный,Бывший стеклянный, жаростойкий. Ольга Зондберг. «Война» 122.

Синкретическое существительное-прилагательное типично для языка фольклора, и эта модель воспроизводится в соответствующей стилизации:

А Господь по берегу похаживает,На омут-стынь будто и не посматривает,Соболиные брови все похмуривает,Томит душеньку-слизь, испытывает.А и Сам-то плетет сети шелковые,Уду ладит снастную, крюкастую,Уду ладит, ворчит-приговаривает:«Вот уж как еще раз Меня да не послушаешь,Как пойдешь без ума смеяся, купатися —Вот годи! Тогда не пощажу,Судом праведным тебя засужу,Отдам тебя ужам – спекулаторам-сторожам,Пустят тя по кругу, стерлядью дочь,Разнесут костоньки на четыре волны!Ну, давай, подплывай, хайло разевай,Хайло пузырявое, гнилой ротокЛови в роток сталь-востёр крючок.Крючок глотай, да не спрашивай,На какого уловлю тебя, душа, червя,На того ли на сладкого опарыша,На Моё ли сырое кровь-серденько». Сергей Круглов. «Душе, душе моя…» / «Потопные песни» 123.

Производящие существительные в конструкциях типа черным-черно

Еще одно из проявлений синкретизма частей речи – конструкции, образованные по моделям черным-черно, давным-давно, первыми, а иногда и вторыми компонентами которых являются существительные, а не прилагательные. На такие конструкции в современной поэзии обратили внимание Н. Г. Бабенко и Н. А. Фатеева. Н. Г. Бабенко анализирует сочетание тюрьмым-тюрьма в строке Андрея Вознесенского, подчеркивая его уникальность и показывая признаковую семантику формы существительного:

окказионализмы третьей степени – это сугубо окказиональные, полностью нестандартные образования, семантическая интерпретация которых достаточно трудна, а отступление от деривационной нормы существенно. Такие образования часто не имеют аналогов даже среди окказионализмов. Например, окказионализм А. Вознесенского тюрьмым-тюрьма в строке «в душе – тюрьмым-тюрьма» деривационно не соответствует отчасти структурно подобным «темным-темно», «белым-бело» и др., так как мотивирован не прилагательным, а существительным, которое от лексем-образцов наследует аффикс -ым, чуждый существительному. Только исследование семантики существительного «тюрьма», круга устойчивых ассоциаций, рождаемых этим словом, при учете «накала» состояния, подчеркиваемого повтором мотивирующей основы, и семантики лексем-образцов типа «темным-темно», «черным-черно» позволяет прийти к истолкованию названного окказионализмом состояния души как «тягостного, мрачного, безнадежного одиночества», как «мучительного чувства внутренней несвободы» (Бабенко 1997: 14).

Н. А. Фатеева указала на сочетание ветрым-ветро в стихах Нади Делаланд, сопровождая пример комментарием со ссылкой на Н. Г. Бабенко: «Подобное образование находим только у А. Вознесенского: в душе – тюрьмым-тюрьма» (Фатеева 2017-б: 154)124.

Представлению об уникальности таких конструкций противоречат многие другие примеры из современной поэзии:

Всегда со мной беда всегда,Куда бы я ни шел: тудаона войным-война:сверну налево, а бедаза мной. Тогда кругом бегомнаправо. А беда – «куда?»Бедой ведóм, бегу. Ян Сатуновский. «Всегда со мной беда всегда…» 125 ; весным весна   сказано было   Сатуновскимполным полно весныи какие былисмыслы Москвывсевсплыли Всеволод Некрасов. «Может мертвый оживать…» 126 ; Душа моя живет,Опущенная в пятку,но разбивает ледзеленоватый – всмятку,когда белым-бела,зимым-зима погодаи снежная юлакружится без завода. Виталий Кальпиди. «Рождественские вирши для А. М.» 127 ; Неделя, как настали холода.И полторы – до той поры, когдазабулькает по трубам отопленье.Покуда согреваюсь изнутрида вспоминаю, как огонь горити как трещат горящие поленья.Мне было жаль их жечь. Бревным-бревно,его бы в печку, да живее. Ноне забывая опыт папы Карло,я их на нож испытывал – и лишьтогда они гурьбою в топку шли.Зато потом – изрядно припекало! Валентин Бобрецов. «Баллада о беспечной жизни» 128 ; Любо, братцы, борода, позавидуешь змее, подойди ко мне сюда,                  голубое острие,покажи мне месяц мой, месяц нет и месяц да, где по солнечной                  прямой бьет кудрявая вода,где гуляет, многолик, на лицо балдым балда, и толпа его калик                  собирает пот со лба. Давид Паташинский. «страшный месяц ой» 129 ; Но вот приволокло, облако накатилось, на гору обло-котилось, заволокло,шодерло, де лакло, атасные связи,ветрено, северно-западлó,холодно, свиблово, чертаново.СИЗО.Сопли наголо, танец с зяблями.И на море половецкие плески. Море челным-челно.Пенистый многочелн. Владимир Строчков. «Непутевые заметки» 130.

В последнем контексте с тотальными фонетико-лексическими сдвигами, подменами слов сочетание челным-челно, конечно, фонетически производно от общеязыкового черным-черно.

У Евгения Клюева элементами конструкции типа черным-черно становятся местоимения:

«Всё само собой, родимый, будет быть, будет быть,ты никтым-никто, родимый, в этой общей судьбе,так что смейся или плачь ты, помни или забудь —существует в мире нечто, что живёт не в тебе Евгений Клюев. «Автоматическое рождество» 131.

У разных авторов есть конструкции с числительным-местоимением один в первой части:

О ярость бесполезная чума войнада как же я останусь тут одным-однапобедой ли ославишься бедой какойда как же ты управишься с одной ногойбез флейты кипарисовой ружья конябез головы без совести и без меня Ирина Ермакова «Сумарочка» 132.А правда одным-одна,Как темная в поле хата:Чем больше твоя вина,Тем больше моя расплата. Гедымин Анна. «А правда одным-одна…» 133 ; Прости, моя любезная, мой свет, прости, Мне сказано назавтрее в поход ийти.Шумит вода, палит по голове,а я иду и думаю одно.Чтоб не возникло перемены мест,всегда я думаю одним-одно.Не происходит перемены мест,вода течёт и пахнет ярко,маслит прутья, склеивает листья.Рябина красится, сливается в огонь.Весь мир давным-давно одним-одно,и счастье соль и ливень у лица,и все места знакомы мне давно,все, кроме самого конца. Ксения Букша. «Шумит вода, палит по голове…» 134.

Субстантивация прилагательных и адъективация существительных

О том, что взаимообратимость существительных и прилагательных в современном русском языке – живое динамическое явление, свидетельствуют многочисленные примеры субстантивации прилагательных и адъективации существительных. В пределах нормы эти явления обнаруживают разную степень субстантивации и десубстантивации (см. об этом подробно: Высоцкая 2006: 142–149).

Так, например, слова любимый, сумасшедший, богатый, бедный, нищий, больной, ученый, знакомый, чужой, военный могут одинаково естественно быть и существительными, и прилагательными в зависимости от того, употребляются ли они как подлежащие, дополнения или определения.

Современные поэты иногда привлекают внимание именно к такой ситуации:

Кто мой любимый? Никто, никто.Мой любимый песок и порох, и прочее нет суда.Над восточными городами восходит то,Что само по сути восточные города. Евгения Риц. «Кто мой любимый? Никто, никто…» 135.

В этом тексте слово любимый во второй строке может читаться и как существительное, и как прилагательное. Существительное было бы очевиднее, если бы там стояло тире, но правила пунктуации допускают и его отсутствие.

Мария Степанова помещает рядом антонимы, один из которых – прилагательное, а другой существительное:

Банный день стеклу и шинам.Юбки флагами с балконов.Летний воздух с тихим шипомВыпускают из баллонов,Он линяет, все меняет,Он проёмы заполняет,Человекоочертанья в нем, как шарики, висят —Зоны мертвого живогоГода с семьдесят второго,Года с пятьдесят восьмогоНи фига не отражают, а висят-не-голосятНаподобие холодных магазинных поросят. Мария Степанова. «Банный день стеклу и шинам…» 136.

Стихотворение Михаила Яснова «Кто у нас делает литературу» содержит грамматические ряды137, состоящие из субстантивированных причастий и субстантивированных порядковых числительных138:

Уцелевшие двадцатых,обреченные тридцатых,перемолотые сороковых,задушенные пятидесятых,надеющиеся шестидесятых,исковерканные семидесятых,разобщенные восьмидесятых,нищие девяностых —уцелевшие, обреченные, перемолотые,      задушенные, надеющиеся, исковерканные,      разобщенные нищие… Михаил Яснов. «Кто у нас делает литературу» 139.

В первой строфе, состоящей только из субстантивированных причастий и порядковых числительных, эти грамматические формы являются результатом компрессии – включения в субстантивы значения того слова, которое было бы определяемым в полном сочетании (люди или писатели). Для порядковых числительных, соответственно, годы.

Во второй строфе слова уцелевшие, обреченные и т. д. становятся адъективными формами, определяемое слово которых – нищие. Если бы перед словом нищие была запятая, такого грамматического преобразования не получилось бы.

Восприятие слова как причастия или как существительного может зависеть и от порядка слов:

в праге в старо-новой синагогенаходящейся напротив правдыкресло пастернака стоит и стоялопрямо рядом с креслом некоего маннаони вместе читали книгиу них часто соседствовали фамилиинапример в уничтоженных спискахв особенности в списках уничтоженных Наталия Азарова. «в праге в старо-новой синагоге…» 140.

Только когда прочитано последнее слово следующего фрагмента из поэмы Генриха Сапгира «МКХ – Мушиный след», можно понять, какие части речи – причастия или существительные предшествуют этому слову:

разлезающееся расползающееся разъедающеесярастрескивающееся распузыривающееся разволдыривающеесяраздувающееся разгноевающееся разгангренивающееся   разистлевающееся разистончаю Генрих Сапгир «МКХ – Мушиный след» 141.

В современной поэзии есть очень много примеров десубстантивации тех существительных, которые были образованы от прилагательных.

Особенно это заметно в тех случаях, когда субстантивация, казалось бы, произошла окончательно, чаще всего это касается слов прохожий, леший, насекомое:

и в церкву не пройти,на миг едва-едва вошлав золотозубый рот кита-миллионера —она все та же древняя пещера,что, свет сокрыв, от тьмы спасла,но и сама стеною стала,и чрез нее, как чрез забор,прохожий Бог кидает взор. Елена Шварц. «Черная Пасха» 142 ; Они были юны, они повстречалисьНа жарком причале глыбокой реки.Восторженно чайки им что-то кричали,О чем-то приветно флажками качалиС прохожих судов моряки. Андрей Туркин. «Они были юны, они повстречались…» 143 ; у прохожего пугала тысяча солнц в рукавеот крыльца краснеет кирпичная пыль дорожкикубометры лени валяются в жирной травепролетает ребенок счастливый как на обложкеи победное радио – резонирует в голове Ирина Ермакова. «Погоди уймись обернется легендой сплетня…» 144 ; Всё неясно в ясности небожьей,только и ветра, что рябитводу в луже, новенькой, прохожей,не прохожей хотя на вид,а проезжей, не пеняют гдена кривые ружья своикленов-липок стволы, в рябой водевдруг из веток пуская хвои́.Ясно всё в неясности божьей,только и ветра, что трепатьэти нервы под воздушной кожей,только и беды, что благодать. Игорь Булатовский. «Всё неясно в ясности небожьей…» 145 ; упавший ниц забор как скошенная ротане то как мертвеца гнилых зубов оскали без толку искать в деревне хоть кого-тоони давно не здесь кого бы ни искална кладбище в версте белеются их лицастирают имена на крестиках годаа здесь живут ужи сюда приходят лисыда протопочет дождь прохожий иногда Владимир Строчков. «когда-то тут была негромкая деревня…» 146.

Обратим внимание на то, что если в тексте Елены Шварц семантика слова прохожий вполне конвенциональна (Бог изображен как человек), то в других примерах этой группы наблюдаются существенные семантические преобразования.

В строке С прохожих судов моряки из стихотворения Андрея Туркина речь идет о предметах, о которых в соответствии с нормой полагалось бы сказать проходящие. Игнорируя синтагматическую связанность, Туркин актуализирует синонимию слов прохожий и проходящий.

Совсем другое значение слова прохожий наблюдается в строке Ирины Ермаковой у прохожего пугала тысяча солнц в рукаве. Имеется в виду, что проходит не пугало, а человек проходит мимо пугала. Прохожего здесь – ‘встреченного на пути’. То есть слово прохожий приобретает значение семантического пассива.

У Игоря Булатовского во фрагменте воду в луже, новенькой, прохожей, / не прохожей хотя на вид, / а проезжей словоформа прохожей соответствует нормативной словоформе проходимой – это тоже семантический пассив. Показательна эксплицированная в контексте словообразовательная аналогия слов прохожей и проезжей – при том, что в норме фразеологически связанное прилагательное в сочетании проезжая (непроезжая) дорога как раз является семантическим пассивом.

В последнем примере из стихов Владимира Строчкова сочетание дождь прохожий не только является метафорой олицетворения, но и напоминает о языковых (стертых) метафорах дождь идет, дождь прошел.

Десубстантивация слова леший обнаруживает себя, когда оно получает определения или употребляется как один из однородных членов предложения в рядах с очевидными прилагательными: