Мастер третьего ранга

– Где? Бегом за ними, – махнул рукой Иван и впился глазами в план, а после пошел по коридору в поиске надписей, табличек, да хоть каких–либо опознавательных знаков, дабы определить свое местоположение.

Пока Юра с Настей бегали за дозиметрами, он нашел пару табличек на дверях, изъеденный плесенью план эвакуации, и определил, что между ними и реактором примерно шесть этажей. Они находились в стороне, в районе вспомогательных коммуникаций, обозначенных как проект «Куб 3».

– Вот, – сунула запыхавшаяся колдунья квадратный коробок с дисплеем, кнопками и цветными светодиодами.

Такой же находился в дрожащей руке подмастерья.

– Черт возьми, как же им пользоваться? – кусая губу, пытался включить прибор Иван. – Столько лет прошло, не помню уже.

– Вот тут, – стала указывать пальцем Настя, – а потом здесь и замеряем. Засветился дисплей, запиликал динамик, замигали диоды. Спустя несколько секунд на дисплее выстроился ряд цифр. – Немного превышает фон, но не критично, – с видом знатока заявила она. – Так, контрольный замер, – забрала она дозиметр у Юры. – Разница небольшая. Но все же долго здесь находиться я бы не советовала.

– Уматываем, – согласился мастер. – Гром, веди.

– Надо же, – бубнил следующий за псом мастер, – рабочий реактор. Второй.

– А наличие электричества, электронасосов тебя не напрягло, нет? – поддела Настя из–за спины подмастерья.

– Для того, кто вырос в Обители, где свой реактор, электричество не кажется, чем–то из ряда вон выходящим. Нам всем объясняли, что такое реактор, и то, что он несет как свет, так и смерть…

Иван вдруг остановился. Остановился и Юра. Только Настя не успела и ткнулась моськой в рюкзак подмастерья.

– Что? – напрягся парень, осматриваясь по сторонам.

– Вот она, – едва не воскликнул Иван, – Вот она ваша эпидемия! Вот оно что!

– Да что такое? – потирая нос, спросила колдунья.

– Это болезнь, но не вирус. Бешенные больны лучевой болезнью. Они облучены большой дозой радиации. Выпадающие волосы, зубы, ногти. Язвы, раны, волдыри, заживо разлагающаяся плоть. Это все лучевое поражение.

– А то, что они по фазе поехали? – напомнил Юра.

– Большая доза облучения приводит к необратимым изменениям в мозге как костном, так и головном, к сумасшествию, к поражению нервной системы.

– Откуда такие познания? – поинтересовалась колдунья.

– Просто я это уже видел, когда был юным послушником Обители. Механики–технократы, обслуживающие наш реактор, что–то нахимичили и получили большие дозы облучения. Я как раз в то время лежал в лазарете с травмами после уроков охоты на упырей.

Ох и натерпелся я страха, глядя как эти бедолаги сходят с ума от боли и заживо превращаются в гниющие трупы.

Лежавшие на соседних с ними койках послушники, кстати, тоже получили дозы, только уже от самих механиков.

Как же до меня раньше–то не дошло? – шлепнул он ладонью себя по лбу. – Не хочу вас расстраивать, но мы в любом случае, тоже получили дозы.

– Почему? Как? Мы тоже умрем? – взволновалась Настя.

– Вот чтоб я знал, – вздохнул Иван. – Радиация влияет на каждого по–своему.

Шли долго, растеряв былую прыть, волоча ноги и спотыкаясь на каждом пятом шагу. Настя без конца утирала нос, автомат в руках подрагивал, но копируя невозмутимую Полынь, старалась не подавать вида, о том, что ее сковал страх.

Юра справлялся с самообладанием лучше. Он временами оборачивался и старался приободрить поникшую колдунью. Девушка в ответ слабо улыбалась, но искры во влажных глазах дрожали, и она отводила взгляд.

Гром по–прежнему вел их самыми темными закоулками и коридорами. Появилось ощущение, что они идут по бесконечному лабиринту уже вечность.

Иван останавливался отдохнуть все чаще. Дыхание сбилось, сердце барабанило во вспотевшие виски, кончики пальцев занемели, во рту к едкому запаху металла примешался соленый привкус крови. В голове, заглушая панический крик организма о том, что его ресурс на исходе, металась мысль: «Только бы дойти, найти, узнать». Только это желание не давало остановиться и отдать концы на месте.

Впереди показался завал из вывалившегося со свода бетона, что перекрыл коридор почти на половину, а за ним новый темный коридор.

– Вань, – позвал Юра, – гильзы на полу. – Он поднял одну из россыпи и поводил у носа. – Автоматные, свежие. День два как отстреляны.

Мастер ничего не ответил. Он стал перебираться через завал. Юра последовал за ним, за Юрой Настя. Спускаясь, она вскрикнула и с разгона впечаталась в Юру, после зашипела от боли и опустилась на пол.

– Ай, блин, – потирала она ногу. – Больно то как.

Иван присел, ощупал ее ногу сквозь сапог. В ответ колдунья заохала сильней и оттолкнула мастера.

– Как не вовремя, – нахмурившись, взвел он курок шестиствола.

27. Рыцарь в костяных доспехах.

Этаж был электрифицирован и до того дня отлично освещен. Но после того как в комплекс вломились шумные гости, решено было отключить вне комплекса все освещение, даже аварийное. Скрытые тьмой камеры транслировали на мониторы смутные фигуры, бредущие по заброшенным этажам в пятне масляного фонаря. Пляшущий луч электрического фонаря выписывал зигзаги, освещал пол, стены, идущего впереди пса и подолгу задерживался в проемах пустых помещений. Иногда луч светил прямо в камеры, но они упорно прикидывались мертвыми.

– Открой еще один изолятор, – не отрывая взгляд от монитора, приказал оператору нависающий начальник охраны.

– Михаил, – обратился к начальнику седеющий мужчина в потрепанном, некогда белом халате. – Они уже погубили нескольких подопытных.

– По данным наблюдателей группа, прибывшая в город достаточно велика. Они занимаются укреплением ратуши, и поскольку дело это не быстрое, прежде чем что–то почувствовать они получат высокую дозу облучения. Свежих подопытных будет в достатке проф.

– Пусть так, но…

– Ковырялов, тебе их жалко, что ли?

– Нет, но…

– Открывай изолятор, – повторил приказ оператору Михаил.

Не проронив более ни слова, мужчина в белом халате развернулся и вышел из пультовой. Оператор нажал одну из клавиш на пульте, а Михаил, сузив глаза, жадно впился взглядом в темные мониторы. Несколько минут ничего не происходило, пятно света исчезало в одном, появлялось в следующем из мониторов, из динамиков донесся громкий рев. Выпущенная из изолятора «особь», как называл этих уродов профессор, наткнулась на гостей.

Вспышки выстрелов на миг рассеяли тьму. Громила атаковавший гостей попятился от впившихся в тело пуль, но нечувствительный к боли, не воспринимая тяжелых ран, снова ринулся в атаку. Ослепительная вспышка синего цвета затопила монитор, а в следующее мгновение безучастно наблюдающий глазок камеры передавал кадры того, как огромный пес добивал распластавшуюся на побитой временем плитке особь.

– Хорошо работают, – оскалился Михаил. – Слажено. «Интересно, на что она надеется», – подумал он уже про себя.

– Группа готова, – сообщил вошедший в пультовую боец.

– Отрабатываем стандартную схему, – приказал Михаил, не отрываясь от мониторов. – Брать живыми.

Загудели приводы электронного замка. В гермодвери, с шелестом втянулись запоры. Командир группы толкнул толстую стальную дверь и, переступая через комингс, один за другим бойцы стали исчезать в чернильной тьме обесточенных коридоров.

В шлемах автоматически включились ночные визиры, толстые забрала осветились лиловым сиянием, сквозь которое стали прорисовываться очертания предметов. Через мгновение, когда глаза привыкли к новому виденью мира, группа разделилась: часть бойцов исчезла за одним из поворотов, другая стала осторожно пробираться к заданной точке.

Максимально тихо, в полном молчании, вторая группа приближалась к виднеющемуся за завалом пятну света. Но как ни старались не выдавать своего присутствия, под рифленой подошвой ботинка одного из бойцов предательски треснула плитка. Хруст эхом разнесся по коридору, и группа замерла.

Послышался металлический щелчок, и утробное рычание.

– Где они? – раздался голос Михаила в шлеме командира. – Я их не вижу.

«В прямой досягаемости», – показал он знаками камере, притаившейся в темном углу.

– Включаю подавление. Напоминаю: брать живыми.

Командир качнул головой и стал знаками раздавать указания бойцам. Одни стали отступать обратно, другие остались и взяли автоматы наизготовку. Группа пригнулась, один за другим, впритирку к стене, они стали красться в направлении завала.

– Ты чего? – округлила глаза колдунья, когда мастер взвел курок.

Гром повел ушами и зарычал.

– Тихо, – приложил палец к губам Иван и обратился в слух.

Полынь поморщилась и обхватила голову руками, а в следующий миг ее скрутило так, что она опустилась на колено и застонала. За ней за головы схватились Настя и Юра. Даже Гром прижал уши и заскулил.

– Что с вами? – тормошил мастер за плечи то подмастерье, то колдунью.

– Ай, ты, что не слышишь? – процедил сквозь зубы Юра. – Писк. Тонкий писк. Голова сейчас лопнет.

– Какой…

Вопрос мастера затерялся в грохоте автоматов. Пули зажужжали над головой. Один за другим стали пустеть стволы шестиствола. Вспышки, атаковавших потонули в облаке пороховой гари и картечи.

Гром попытался струсить с себя искры, но ничего не произошло. Он тряхнул снова, и опять ничего.

Щурясь от боли, подмастерье выпустил в завал всю обойму, а после попытался пульнуть огненный шар. Из ладони выскользнула лишь слабая искра, что угасла, не достигнув, пола.

– Отходим – отходим, – кричал Иван, не давая высунуться стрелкам из–за завала.

Шатаясь, подмастерье увлек за собой хромую колдунью, а следом и растерявшуюся Полынь. Пес рванул дальше по коридору и залился лаем.

Шестиствол опустел, мастер потянулся за пистолетом. В этот момент ему под ноги выкатился черный цилиндр.

Грохот оглушил, а невыносимо яркая вспышка ослепила всех. Что происходило дальше, мастер мог только догадываться.

Боль в перепонках не давала расслышать ничего, да и увидеть, что–либо он не мог. Кто–то толкал, ворочал, после руки зажали в тиски, его волокли, в ребра то и дело толкалось что–то угловатое, после и вовсе стало темно.

***

Когда Настя пришла в себя, то с трудом смогла открыть глаза. Их резало, щипало, по щекам невольно лились слезы, а зрение не торопилось возвращаться в норму.

– Ты кто? – спросила она у смутного силуэта, на сплошном сером, размытом фоне.

– Я, – сухо отозвался силуэт, голосом Полыни.

– Где мы?

– Не знаю.

– Козлы, – шипела колдунья, протирая глаза в которые будто насыпали песка. – Так и ослепнуть можно. Да и оглохнуть заодно. – Поковыряла она в заложенном ухе.

Со временем она стала видеть более–менее ясно.

Полынь, сидела, поджав ноги, на деревянной лавке у шершавой бетонной стены. Лесавка обхватила голову руками и понуро смотрела на потрескавшуюся от времени плитку на полу.

– Тебя допрашивали? – поинтересовалась колдунья, одернув свой рукав, под которым на запястье обнаружился массивный браслет подавитель. «Ну–ну, бараны», – подумала она с ухмылкой.

– Нет, я только недавно пришла в себя.

– Это хорошо.

– Что хорошо?

– Что ты отключилась.

– Это не хорошо. Мы не теряем сознание. Если бы… – Полынь промолчала.

– Плохо было бы, если бы ты не потеряла сознание, – понижая голос до шепота, и придвигаясь ближе, говорила Настя. – Могли бы заподозрить неладное. И кстати хорошо, что ты внешне отличаешься от остальных лесавок. Теперь слушай внимательно: ты наемница, Полынь твой позывной. Я взяла тебя в напарницы, и мы увязались за Иваном.

– Это зачем еще? – не поняла лесавка, потирая ноющий от нескончаемого писка висок.

– Так надо. Или тебе мало было пыток в Криничном? Здесь люди куда хуже Митрофана, пронюхают, что ты лесавка, мигом на запчасти разберут. Кстати, ты можешь не пахнуть, медом? Спалишься.

– Не могу. Зачем это все?

– Я же сказала так надо. И запомни: ничему не удивляйся, и помалкивай. Строй из себя немую. Поняла?

– Да.

– Ивана или Юру чувствуешь?

– Я ничего не чувствую и не могу. Нет сил.

– Ну, раз ты еще не развоплотилась, то, по крайней мере, Юра жив.

– Откуда ты узнала, что я…

– Не заморачивайся сестренка, – загадочно улыбнулась Настя. – Дай руки.

Полынь недоверчиво протянула колдунье руки. Та крепко сжала ее ладони и сосредоточилась.

– Зараза, как же сбивает этот писк, – твердила она жмурясь. – Но, фиг вам.

Лицо лесавки озарило удивление, бледность исчезла, на щеках появился легкий румянец. Сквозь ладони, игнорируя браслет, Настя вливала в нее мощный поток энергии, даже назойливый писк отошел на второй план, почти исчез.

– Как? – округлила она глаза.

– Я же просила не удивляться. Этого хватит ненадолго. Иссякнет, попроси еще. А теперь как договорились, – напомнила Настя, отправляясь к крепкой металлической двери. – Эй, какого беса меня здесь закрыли? Дежурный! – стала вопить она, стучась в дверь.

– Хорош тарабанить, – глухо пробубнил грубый голос из–за двери.

– Обалдел? Ну–ка выпускай, давай!

– Не велено.

– Что? Позови–ка Ковырялова.

– Он занят. Жди. – Послышались удаляющиеся шаги.

– Эй, ты куда? Вот зараза, – зло фыркнула Настя. – Ну, что ж, подождем.

***

Юра с трудом отошел от шока. Страшно болела и гудела голова, а в ушах взялась коркой засохшая кровь. Морщась от зудящего в черепе писка, он рассматривал чумазое лицо Марьи, но особой радости от этого парень не ощутил. Приходу этого ощущения мешал зудящий, где–то в недрах головы тонкий писк. От него мутило и хотелось закрыть уши, что он и сделал. Но это не помогло. Это был не звук, а нечто иное. Словно маленький комарик поселился в самой голове.

И все же. Вот она Марья. Сидит, молчит, испытующе смотрит, жива и относительно здорова. Щека ее слегка оплыла, из–за цветного синяка под глазом, две ссадины венчали скулу и лоб, голова давно не мыта: волосы слиплись и стали похожи на сосульки. Мундир мастера на ней замызган, заляпан кровью, рукав треснул по шву.

Марья не спешила с расспросами. Дала время парню прийти в себя и теперь внимательно смотрела, как он тер глаза, часто моргал, выковыривал кровавую корку из ушей.

– Я тоже так выгляжу? – потрогал он свое лицо.

– Нет. Да ты, похоже, и не сопротивлялся, – хмыкнула она.

– Да, – почесал с улыбкой Юра в затылке, – не за такой принцессой мы шли. Эй, там, за дверью! Выпустите меня, я домой пойду. Кстати, где Ваня? Посмотрит на тебя, передумает, да может, нас домой отпустят, – продолжал глумиться он.

– Иван был с тобой?

– Нет, я сам умом повредился и отправился за едва знакомой мне теткой, в логово людоедов.

– Слышь, я ненамного тебя старше, – вспылила она, но быстро успокоилась. – Зачем вы сюда пришли?

Юра слышал ее будто сквозь вату, и вяло отвечал, но после последнего вопроса из его груди вырвался хриплый нервный смешок. Он удивленно посмотрел в ее суженные глаза.

– За тобой.

– И кто вас послал? – продолжала щуриться она.

– Ванькина дурь.

– Давай честно, – попросила Марья, поднимаясь с лавки. – Я не знаю, что с нами сделают, потому скрывать что–либо тебе нет смысла.

– Ты серьезно? – удивился парень. – Мы с Иваном, верней Иван и я пришли тебя спасать.

– Тогда, где Иван? – Марья схватила подмастерье за куртку и не по–женски крепко тряхнула. – Где черт побери Ваня я тебя спрашиваю?

Рана на плече отозвалась болью, в ней будто застучал пульс. Юра с трудом оторвал от себя Марью, сунул руку под куртку на плече, после поднес к лицу и подслеповато присмотрелся. На ладони был кровавый мазок. Он сбросил куртку. Сквозь рубаху проступила кровь. – Не знаю я, – вздохнул он. – Нас повязали вместе, потому, раз мы еще живы, то жив и Иван. Я уверен.

Глядя на расцветающую, на плече парня кровавую кляксу, Марья хлопнула себя по бедру, но обычно висящей там лекарской сумки не было. Она подалась к Юре, но он отшатнулся и сделал два шага назад.

– Спокойно, – выставила она ладони пред собой, – Я только посмотрю, что там у тебя. Снимай рубаху.

– Нет спасибо, сам как–нибудь, – воспротивился подмастерье.

– Не ерепенься, снимай и сядь на лавку.

Решив, что хуже уже быть не может, он подчинился, и, охая, стянул рубаху. Мешковатая кожаная куртка и холщовая рубаха скрывали отнюдь не нежное, юношеское тело. Смешливое, конопатое лицо, Юры вводило в заблуждение. Его покатые, узкие плечи украшали крепко сбитые, мышцы. Руки были жилистыми с такими же некрупными, но резко очерченными бицепсами, что напоминали отшлифованную прибоем крупную, морскую гальку, и даже на вид казались твердыми как камень, а неширокую грудь украшали две покатые плиты грудных мышц, от которых вниз бежала мощеная плиткой дорожка пресса. Тренированное, поджарое тело не имело ни капли лишнего жира и напоминало высеченную из мрамора статую молодого эллинского бога.

Бога, которого било ветром, камнями и секло топором.

На торсе, груди, руках и плечах, были следы от когтей, зубов, клыков, в общем, более десятка безобразных рубцов, самым крупным из которых был нежно розовый шрам на левом боку, где неведомая тварь, когда–то отхватила часть плоти размером с ладонь.

Но не это удивило Марью. В ее лекарской практике довелось повидать охотников на нечисть с куда более изуродованными телами, взять хотя бы наставника парня: Ивана.

Вся спина Юры, была будто вспаханное поле покрыта плотной сетью длинных застарелых рубцов.

– Ты давно с Иваном? – спросила она, разматывая повязку на его плече.

– С тринадцати лет. Сейчас мне девятнадцатый год.

– Вижу нелегко с ним, было, – сухо сказала Марья, думая о шрамах на его спине.

– Поверь, с ним мне было, куда луче, чем без него.

– За что он так с тобой?

– Ты, о чем? – не понял Юра и зашипел от боли, когда она размотала последний виток.

– Каким зверем нужно быть, чтобы так сечь ребенка? – недобро процедила она, темнея лицом. – Я не думала, что он… такой урод.

– Ты с ума сошла? – догадавшись о ее мыслях, выдохнул Юра. – Да, Иван меня порол, но как положено. Как он говорит: как завещано предками, по заднице ремнем. Поверь, уж было за что.

– А спина?

– Это не Иван, – неохотно ответил он, – Это было до того, как он меня купил…

– Купил?

– Купил, выкупил, освободил. Выкупил висельника, прямо из петли. После того как он выложил за меня все что у него было, с меня даже веревку не соизволили снять. Ваня сам вынимал меня, дрожащего от страха, балансирующего на шаткой лавке, что так и норовила уйти из–под ног, из петли. Только с того момента я начал жить.

Я был беспризорником, вором, и чуть не стал убийцей, за что и оказался в петле. Но прежде, выбивая показания, меня секли бичом, и когда я после этого не признал вины, то вырвали все ногти на ногах.

До сих пор не понимаю, что он нашел, во мне: полудохлом от побоев, сопливом пацане.

– Просто пожалел, – вздохнула посветлевшая лицом Марья, ожидая пока засохнет корка на потревоженной ране парня. Рана была зашита на совесть, просто одна из нитей прорвала плоть, что, в общем, было не критично. Оставалось просто обратно наложить повязку. Это все что она в данной ситуации могла.

– Может быть, – улыбнулся подмастерье. – Толку от меня не было, наоборот я прибавил Ване проблем. Сперва он пытался сам залечить мои раны, но во время пыток мне занесли в них какую–то дрянь. Спина сочилась гноем, пальцы на ногах распухли и посинели, у меня был постоянный жар, я был в бреду. Лекарка, к которой он меня привез, сказала, чтобы он купил мне домовину. Парень труп, говорила она, мол, есть, конечно, шанс, но мастеру с дыркой в кармане она ничем не может помочь.

Ваня лес недолюбливает. Нет, даже не так. Он чтит тех, кто в нем обитает. Потому не хочет брать заказы на леших и прочих безобидных сущностей, которые вечно мешают людям загаживать и портить лес. Но тогда он брался за любой заказ. Сутками не вылезал из леса и болот. Он приходил оборванный, усталый, избитый, искусанный, ел, спал и снова уходил на охоту. И так каждый день пока мне не стало лучше, и я не пошел на поправку. После, когда я встал на ноги, он набил морды лесорубам, купцу, что сбывал лес и еще нескольким заказчикам, и только лекарку что его доила, пожалел.

С тех пор, у меня никого на свете нет роднее, чем Иван.

Как ты думаешь, – с улыбкой обратился он к Марье, – может такой человек зверски высечь ребенка?

– Нет, – тихо вздохнула она, села на лавку и погрузилась в мысли. – Ты прости, что я так с тобой… Словом, нервы. Я не знаю, где я, и чего от меня хотят. Приносят еду воду, и ничего не говорят. Правда, в первый день насильно сделали укол, мол, я чем–то отравлена, после еще таблетки какие–то давали. Но зачем это все, и чем я отравлена так и не сказали. От неопределенности с ума сойти можно. Кстати, – она подняла усталый взгляд на Юру, – тебе тоже сделали укол.

– Значит, смерти нам не желают. По крайней мере, пока, – отвечал подмастерье, осматривая голые бетонные стены, на которых не было ничего кроме маленьких вентиляционных отдушин, в которые не просунуть даже головы. Вообще помещение очень напоминало тюремную камеру. Две широких лавки, крепко вмонтированный в стену умывальник, и некогда белый, а теперь покрытый ржавыми разводами нужник. Никаких окон, тусклый свет давала лампа, взятая в пыльный плафон. – Ты действительно была отравлена. Как, впрочем, мы и весь город, – скривил Юра лицо вспоминая облученных бешенных.

– Я так и думала, – вскочила Марья с лавки. – Я подозревала, что это не простая болезнь, только вот не поняла, что это за яд такой?

– Радиация, – ответил подмастерье.

– Что? – не поняла Марья. – Какая? Откуда?

– А откуда здесь электричество? Под нами реактор и судя по всему, он неисправен, ну или что–то в этом роде. Он каким–то образом облучил весь город. Жаль гвардейцев, там наверху. Пока они поймут, что к чему, если поймут вообще…

– Вас ведь будут искать?

– Не будут. Нашей разношерстной банде посоветовали убраться как можно скорей. Знала бы ты, что там наверху творится.

– Так расскажи, – улыбнулась она, – Откуда вы узнали, где я?

– Это все Иван, он неудачно расконтачил кадавра, в общем, ему крепко досталось, думали, не очнется уже, а он очнулся и сразу стал рваться на твои поиски.

Юра в подробностях рассказывал, обо всем, что произошло по дороге, показывал в лицах, то привирал, то опускал неудобные моменты. В конце концов, расходился так, будто рассказывал сказку, и явно переборщил с пафосом:

– Ванька, махая мечом, рубил налево и направо, пока на помощь не подоспели гвардейцы короля, и вместе мы, сломив напор врага, взяли этот замок. Осталось только спасти вас принцесса, – расхаживая по камере с глумливым лицом, декламировал он.

– Погоди, а меч, откуда? – не поняла Марья.

– Да шучу я про меч. Короче, как–то так, – улыбнулся Юра, – Интересно, где наш рыцарь то?

– Что за рыцарь еще? – недоверчиво взглянула Марья на парня.

Это я про Ивана. Просто наша знакомая колдунья, та самая из Криничного называет Ваню, рыцарем, а тебя принцессой. Мне образ понравился. Ваня круто бы смотрелся в серебрящихся доспехах, поставив ногу на поверженного дракона. – Он посмотрел на странное выражение лица Марьи. – Кстати о драконах. Много их тут?

– Не знаю, но они нам явно не по зубам, – нахмурилась она, потирая синяк.

– Да и ладно, – отмахнулся небрежно парень, – Ванька не таких через колено гнул. Ждем полчаса, и если он не придет за нами, то мы пойдем за ним. Будем это, как его? А! Нарушать литературные штампы.

– Тебя кажется, неплохо головой ударили, – невесело усмехнулась Марья. – То–то ты мне тут с три короба наплел.

– Может быть, может быть, – бубнил подмастерье, в ответ, вынимая из шва в куртке металлическую проволоку. После подошел к литой двери, прислушался, и стал примериваться к похожей на замочную скважину щели, – В смысле ударили, но все что рассказал, правда. Вот те крест!

***

Неотличимая от остальных помещений комплекса кубическая комната была полна различных приборов медицинского назначения. По указанию начальника поисковой партии Владислава Ковырялова в первые же дни обследования комплекса в нее сносили все исправные приборы тем или иным образом относящиеся к медицине. И вот настал тот день, когда он смог использовать их в полной мере для обследования достаточно интересного пациента.

Находившийся в беспамятстве Иван был, крепко пристегнут ремнями к металлической раме кровати, облеплен проводами и обставлен аппаратурой, снимающей различные показания. Ковырялов, в свое время специализировавшийся на медицине, был увлечен расшифровкой показаний, о чем–то советовался с сутулым помощником, брал кровь из посиневших вен мастера, прогонял ее по анализаторам, и снова обсуждал результаты со своим лаборантом, совершенно не обращая внимания на нервно сопящего начальника охраны.