Мастер третьего ранга

– Давай на раз? – предложил Юра.

Они вдвоем налегли на жалобно заскрипевшую жесть. Дверь поддалась, но тут же с хлопком встала на место. Только с третьего раза, после металлического грохота, она, наконец, распахнулась. Из следующего помещения повалила ржавая пыль, и ударил в нос, менее удушающий, но не менее противный запах смерти.

– А вот и мизгирята, – заметил подмастерье, перебираясь через поваленный шкаф, которым была подперта дверь.

По пыльному полу были разбросаны, разорванные автоматными очередями тельца с длинными конечностями. В углах громоздились кладки с раздавленными, крупными яйцами мизгиря. Мертвые зародыши присохли к желтым скорлупам. Посреди комнаты лежал скорчившийся, иссушенный труп незадачливого папы–мизгиря, которого прикончили свои же новорожденные детишки.

– Боже, какой кошмар, – скривилась Настя, громко икнув.

Впрочем, Гром тоже заворчал и стал скулить от ударившего в ноздри, резкого запаха. Полынь по обыкновению не выражала совершенно ничего. В последнее время ее красивое личико не выражало никаких эмоций. Что не происходило–бы, она хранила равнодушие, и смотрела на все с полнейшим хладнокровием.

– Ничего страшного, – отмахнулся Юра.

– Я имею в виду, что кошмар был бы, если бы вылупились остальные, – рассматривая остатки крупной кладки, подметила Настя.

– Вань, это самая крупная кладка, которую мы видели, да?

– Я видел и больше. Намного. Но это не страшно, ты же знаешь, повадки мизгирей.

– Да, – подтвердил ученик. – Сколько бы их не вылупилось, остаться должен только один.

– Ладно, пошли дальше, – позвал Иван.

– То есть? Не поняла, – обратилась к парню колдунья.

– Вылупившись, эта мерзость расползается по логову в поисках еды, – объяснял он, тихо ступая за наставником, – и первой пищей которую они находят, становятся родители. Едят они много, но редко, и в основном нападают на первого же подвернувшегося зеваку. То есть на своих братьев и сестер. В итоге остается один мизгирь: самый сильный и ловкий. Это длится неделями, а то и месяцами. Потому о кладке и том, что происходит в каком–нибудь подвале, долгое время никто не подозревает.

Спустя длительное время, переварив своих братьев и сестер, доев невылупившиеся яйца, мизгирь, наконец, выходит на охоту.

Таким образом, они сами, путем естественного отбора, контролируют свою численность. Ведь если бы они массово перли из своих логов, такими количествами, а поверь, они очень плодовиты, то в скорости истребили бы всех людей, и в итоге им все равно пришлось бы охотиться друг на друга. А так и волки сыты, и овцы целы.

– Пять с плюсом, – буркнул высвечивающий что–то впереди по коридору Иван.

– Благодарю наставник, – машинально ответил парень.

– Повторяю, кошмар и сплошная жуть, – зябко повела плечами Настя. – Просто не верится, что эти чудовища, когда–то были обычными людьми.

– А чем они отличаются от людей? – стал рассуждать вслух Иван. – Ничем. То же человеческое общество, только более честное. Они мне напоминают княжичей, да и любых людей, что в борьбе хоть за трон, хоть за наследство, не жалеют не родных, не братьев, ни сестер. Люди также готовы грызть друг другу глотки, за то чтобы стать первым и единственным.

Настя по обыкновению своему хотела завести спор, но ей вспомнилось лицо добродушной, покойной подруги. Она лишь вздохнула и молча шла за Юрой, деликатно подталкиваемая временами, наступающей на пятки Полынью.

Спустя минуту колдунья все же не стерпела:

– Ихтиоцефалы помнится тоже каннибалы? – неуверенно обратилась она в спину подмастерья.

– Рыбоголовы? Ну, да, – не поворачиваясь, пожал плечами он. – Они пожирают своих мальков. Правда, те даже только вылупившись, достаточно верткие и проворные. Но все равно из десятков выживают единицы. Почти все перерожденные, кроме стайных, пожирают друг друга при любом удобном случае. А стайных тварей, слава Богу, по пальцам можно перечесть.

– Рыбоголовы, они ведь тоже стайные.

– Но тупые. Да там мозга с гулькин прыщ. Им пофиг кого есть.

– И стайные твари поедают слабых себе подобных, – буркнул, остановившись, Иван. – Все, привал.

Не ожидая остальных, он сел на сырой, холодный пол и прислонившись к стене, устало вытянул ноги. Гром, шедший впереди, вернулся и сел рядом.

Юра копался в рюкзаке в поисках перекуса, Полынь была на стороже, а Настя, прислонившись к противоположной стене, задумчиво смотрела на Ивана.

– Ну? – не выдержал мастер.

– Почему так? Зачем Земля в них закладывает такую программу?

– Потому, – скривился Иван. – Ничего она в них не закладывает. Она выпускает наружу то, что таится внутри при жизни.

В каждом живет чудовище. Это чудовище злое, жадное, похотливое и не терпит конкуренции. Сбросив с себя груз морали, принципов, памяти и человеческого воспитания оно больше не желает ухаживать за больными, заботиться о потомстве и близких. Единственное о ком оно думает, так это только о себе. Эгоизм, возведенный в абсолют.

Больной: бесполезный груз, который только жрет, а толку от него никакого. Потомство: ну получил удовольствие, ну сделал, а дальше уж как–нибудь сами. Близкие… какие такие близкие? Не близкие они. Конкуренты, что вечно желают оттяпать кусок от его и только его добычи.

– Ты прав, – отведя глаза в сторону, согласилась Настя. – Действительно, люди. Настоящее человечество без прикрас и напускного благородства.

– Не прав, – грустно улыбнулся Иван. – Не все такие. Не слушай меня девочка. Я просто пожилой, уставший человек. Мне свойственно брюзжать и сгущать краски.

– И сколько же тебе, старик? – улыбнулась колдунья в ответ, глядя на довольно симпатичного, сильного мужчину в полном расцвете сил.

– Где–то восемьдесят или около того, – неуверенно покрутил мастер рукой. – Я не знаю, когда и кем был рожден, – вздохнул он, принимая флягу с водой из рук подмастерья.

– Прости, – поникла она.

– Пустое, – отмахнулся Иван и обратился к подмастерью: – Где мы сейчас, хотя–бы примерно?

– Так, – прищурился парень, вспоминая повороты и преодоленное расстояние. М–м–м, мы примерно здесь, – указал он точку на плане города.

– Это под холмом рядом с больницей, и на приличной глубине.

– Ну, да, только мы намного глубже уровня почвы. И знаешь, что мне не понятно?

– Не томи, а?

– Почему мы еще не отрастили жабры? Здесь все должно быть залито под завязку.

– Возможно, мы все же над уровнем почвы. Ладно, посидели и будет.

– А поесть? – разочарованно хмыкнул парень.

– Позже.

***

Костры, сложенные из различного хлама, вроде битых шкафов и стульев, тускло мерцали, утопая в туманной мгле. Их света хватало лишь на то, чтобы освещать небольшой участок у входа в ратушу.

Снайпер, устроивший лежку в доме напротив, опустил винтовку, и устало потер виски. Его способности были в зачаточном состоянии, но этого было достаточно, чтобы ощущать едва уловимые прикосновения и сводящие с ума отдаленные голоса мертвых.

– Хреново? – спросил напарник, жмурящегося снайпера.

– Не по себе, как–то, – нехотя признался тот.

– Возьми мой амулет.

– А ты?

– У меня нет способностей, – пожал плечами напарник. – Мне он без надобности. А тебе с двумя все же полегче будет.

Расстегнув испачканный побелкой черный мундир, он снял спиралевидный амулет и протянул снайперу.

– Ты уверен?

– Говорю же, я ничего не ощущаю, не с ним не без него.

– Спасибо, – улыбнулся снайпер и, не раздумывая, сразу же надел амулет.

Стало легче, ментальный гам отдалился, а спустя пару минут исчез вовсе. Он снова приник к оптике. Напарник, сидя на перевернутом шкафу, обнял автомат и незаметно провалился в пучину крепкого сна.

Снайпер скосил глаза на задремавшего сотоварища, хотел было толкнуть локтем, но решил не трогать. День выдался тяжелым, сам он пару часов отдохнул, а напарник не успел. Суматоха, чудеса, волшебницы эти, что совершенно невообразимым образом переместили их на три с лишним десятка километров за один миг, бой с праведными, и стычка с зараженными, вымотали как физически, так и морально. Слишком много событий за один день. Таких приключений у гвардейцев не было давно.

Поводив занемевшими плечами, повертев головой, дабы разогнать кровь в затекшей шее, гвардеец уставился на тлеющий костер. Появилось навязчивое ощущение, будто кто–то стоит за спиной.

Он прислушался, но кроме сопения напарника не расслышал ничего. Покрепче сжав винтовку, снайпер оглянулся.

Во мраке, окутавшем комнату, не было никого. А если бы кто и был, то не смог бы бесшумно пробраться сквозь сигналки, не зацепив всюду разбросанного хлама и битого стекла.

Нет, все же пара часов сна это слишком мало.

Глубоко вздохнув, гвардеец вернулся в исходное положение и снова приник к оптике.

Оставив гвардейцев в покое, фигура в сером балахоне беззвучно проследовала в соседнюю комнату. Ступая по разбросанным бумагам и книгам, она проследовала к разбитому окну.

Сквозняк выдул в развороченное окно серые от пыли занавески. Женщина кукловод осторожно втянула одну из них обратно и зацепила за торчащую из остатков рамы шляпку гвоздя.

Притаившись за таким незатейливым укрытием, она закрыла глаза и сосредоточилась. Поток криков, мольбы и боли хлынул в сознание, но она мановением руки отмела его, будто назойливую муху. Его сменил зов неуспокоенных останков. Кукловод попала в свою стихию, что стала увлекать за собой. Останков было столько, что хватило бы на армию марионеток. При желании, потратив некоторое время на трансмутацию костей, она могла бы захватить Солеварское княжество в считанные дни. Но это было ей не к чему.

С большим трудом она отстранилась и от зова. Сейчас ее интересовал Иван и его спутники. Женщина сосредоточилась на ратуше. Среди нитей и энергетических сплетений, кукловод стала искать знакомые следы.

Пересчитав всех гвардейцев, колдуний и отыскав нескольких зараженных в округе, но, не обнаружив нужных нитей, она развела руки и вложила в поиск все силы.

Иван со спутниками здесь был, но вот куда он подевался, кукловод понять никак не могла. Его след исчез, потерялся посреди города, будто мастер улетучился или вовсе провалился сквозь землю. Тогда она пошла иным путем, след ее агента. Эта нить была крепка и, хотя не могла вывести к группе Ивана, но был шанс наладить связь. Следуя гудящей нити, ей почти удалось достигнуть цели, но стало мешать нечто сильное и чуждое.

Кукловода обдало порывом ветра. Сорвавшаяся с гвоздя занавеска ударила по закрытым векам, а с головы чуть не сорвало капюшон.

Сплюнув налипшую на губы пыль, утерев лицо, она открыла глаза и встретилась взглядом с сидящим на подоконнике аспидом.

Кукловод попыталась взять тварь под контроль, но наткнулась на крепкую ментальную стену. Яр расправил крылья, выгнул шею и зашипел.

Кукловод повторила попытку, но бесполезно. Аспид распустил воротник и стал громко клекотать. Послышалась возня в соседней комнате, и кукловоду ничего не оставалось, как спешно ретироваться.

***

Стоило пройти десяток метров, свернуть за псом в один из темных коридоров, послышалось тихое, унылое гудение. Ивану показалось, что гудит у него в голове, но Юра развеял сомнения:

– Это у меня в голове гудит? – поковырял он в ухе.

– Я тоже слышу, – тихо отозвалась из–за его спины Настя. – Что это?

– Это ответ на вопрос: почему здесь нет воды, – выключая фонарь, шепотом ответил Иван. – Настя, гаси лампу. Дальше идем максимально тихо.

В воцарившейся темноте, за темными силуэтами мужчин замаячило отдаленное пятно света. Гудение с каждым шагом становилось все громче, теперь в нем можно было расслышать писк и металлический лязг.

Дальнейшая часть коридора оказалась перекошенной, заваленной набок, но с виду целой. Скошенный под углом потолок был укреплен изъеденными эрозией металлическими арками, которые чуть слышно стонали не давая сложиться, рассыпающимся от старости бетонным плитам. С потолка капала вода, а под ногами хрустело бетонное крошево.

Гром встал как вкопанный и принял боевую стойку. Он громко сопел втягивая воздух, а после повернулся к Ивану. В темноте его глаза полыхнули огнем. Пес вздыбился и тихо заворчал.

Кукри с шелестом выскользнул из ножен и удобно устроился в грубой ладони. За спиной мастера осторожно взвел курок Юра, послышалось шипенье вынимаемых Полынью клинков.

– Настя, – позвал шепотом Иван. – С огнестрелом поосторожней.

– Не дура, рикошеты, знаю.

– Гром, дружище, погоди–ка, сначала я. Полынь, Юра, ждете здесь.

Паутина затянула все: стены, потолок, арки и даже пол был устлан пыльным, волнистым покрывалом. Судя по прорехам в сером полотне, до них здесь прошел один единственный человек. Над одной из прорех усердно трудился жирный, мохнатый паук. Иван не удержался, раздавил неестественно крупного работяжку, мол, ничего личного, но терпеть вас ненавижу, особенно таких больших и гадких.

Тихо ступая по следам, он осматривал подозрительные холмики и старался не потревожить паутинные барханы. Судя по следам, один из них особенно заинтересовал Марью, поскольку потопталась пред ним основательно, а после изменила способ ходьбы на более сосредоточенный.

Следующий холмик она обошла по широкой дуге.

«И что там у нас? Ага, пролом в полу под вздутым сквозняком пузырем, который за колыхающейся паутиной почти не заметен».

Цепляясь за ржавую арку, мастер обогнул прореху и остановился у нового препятствия.

«Так, а здесь у нас что? Здесь у нас неприметная волна из паутины. Так–так–так. А под паутиной?»

Под паутиной была протянута толстая нить, уходящая в направлении левой арки. Мастер покрутил головой в поисках гранаты или же взрывпакета, но вместо этого ему удалось разглядеть запыленный, топорно изготовленный самострел.

Пробираясь к выходу, он обезвредил еще два самострела и остановился за пару метров от пятна электрического света. У выхода было прилично натоптано, и слышно, как сквозь гул электронасосов, кто–то насвистывает нестройную мелодию.

Прикрываясь тенью одной из арок, мастер вытянул шею.

В одной из ржавых турбин, напоминающих огромные металлические бочки копался человек. И это был действительно человек. Ивану доставало зрения, чтобы рассмотреть лицо и одежду мужчины, что задумчиво смотрел во чрево турбины.

На чистом лице ни единой язвы и струпьев, темные волосы аккуратно зачесаны назад, подбородок венчает ухоженная бородка–эспаньолка. Одежда на нем чистая, по виду свежая, и мало того это был камзол одной из каст технократов. Такие носили члены касты механиков. Их чаще всего можно было встретить в городах и зажиточных поселениях, где работали различные механизмы и восстановленная техника старой эпохи.

Подергав себя за бородку, он пнул турбину и тут же зашипел, потирая ногу. – Долбаная рухлядь, – взвился он и пощелкал пальцами.

Послышались тяжелые шаги. В поле зрения появился громила, наподобие тех, что преграждали путь к ратуше. Он опустил ящик, звякнувший металлом к ногам механика, и тот снова зашипел.

– Смотри куда ставишь! – взвизгнул он.

– Простите, – с трудом пробасил монстр.

– Дуболом тупой!

Громила, опустив голову, сделался еще горбатее, нежели был до этого, и, ступая задом наперед, исчез из вида.

«Так–так–так, а нам с вами явно не по пути», – думал Иван глядя как монстр, буквально на цыпочках подносил механику запчасти.

– Наконец то, – выдохнул механик, после того как затарахтела турбина, но спустя десяток секунд из ее недр стал раздаваться противный писк. Мужчина постоял в задумчивости, посмотрел на агрегат, махнул рукой и ушел. Мастер сквозь противный писк, с трудом разобрал удаляющиеся шаги. Но только пары ног. Громила хоть и не был виден, но скорей всего остался в помещении.

Постояв еще с пару минут, Иван стал пробираться обратно. Предчувствуя тяжелый бой, он понимал, что схватки с таким верзилой не выдержит. Сил почти не осталось, усталость валила с ног, и он двигался на сплошном упрямстве.

Он остановился и вынул из внутреннего кармана куртки последний, шестой флакон с янтарной жидкостью. Ее сияние притягивало взгляд, а еще сильней тянуло откупорить крышку и выпить содержимое. Прислушавшись к себе, мастер никак не мог решить: рискнуть или переложить неминуемую стычку на плечи сотоварищей.

И не такую дрянь пили, и ничего. Авось…

Он откупорил флакон и влил в себя всю жидкость до капли.

Желудок скрутило винтом, отдалось в печень, во рту появился металлический привкус гаже прежнего, чешуйка на груди отдала жаром, а после, будто выпустила в тело шипы. Ноги подкосились. Иван чуть не вскричал от боли, но сдержался, впрочем, как и взял под контроль непослушные конечности. Усталость испарялась, тело наливалось бодростью и новыми силами. Все было отлично, только вот тяжесть в печени да гадкий привкус никуда не девался, а чешуйка в груди стала жечь и колоться, так что перехватило дух.

Кривясь и потирая грудь, он продолжил путь.

– Люди? Здесь? – удивился Юра, выслушав наставника.

– Похоже они с этими тварями заодно.

– И это значит, – подражая тону мастера, протянул парень, – нам с ними не по пути?

– Ловишь на лету.

– А если их там много, верзил этих? – поежилась Настя.

– Наш козырь–внезапность. Нужно убрать этого, и как можно тише. Тогда подольше проживем. Полынь, – обратился он к отмалчивающейся лесавке. – сможешь завалить этого бугая?

– Если у него сердце там же где и у всех, то да, – без тени сомнения ответила она.

– Значит так, – почесал макушку мастер. – хоронимся в тени у выхода, после Полынь, ты невидимой убираешь громилу, а дальше по обстоятельствам. Все, пошли.

Гром, неуверенно ступая по круто скошенному полу, собрал собою всю паутину, а Настя, оступившись, едва не съехала на заднице в дыру в полу. Ее растерянное «ох» заметалось по коридору, но турбина шумела и пищала так, что проедь рядом мотовоз его бы скорей всего не услышали, потому до границы света дошли никого не всполошив.

Иван дал отмашку и лесавка тут же исчезла. Все напряженно обратились вслух, но ничего не происходило. Полынь возникла снова и с озадаченным выражением лица склонилась к уху мастера.

– Их трое, – прошептала она и вопросительно воззрилась на крепко задумавшегося Ивана.

Озарение вдруг отразилось на лице, и он стал активно копаться в рюкзаке у подмастерья.

Громилы томились от безделья. Один из них стоя в углу, выцарапывал на изъеденной коррозией трубе малопонятные загогулины. Второй взирая на мигающую лампу, исполненный задумчивости ковырял то в одной, то в другой из ассиметрично расположенных ноздрей. Третий сидел на корточках и активно слюнявил огромный палец, отгрызая крепкий, пожелтевший ноготь.

От этого увлекательного занятия его отвлек, короткий свист, раздавшийся из перекошенного коридора. Резко вскочив, он подошел к проему. Нечто, вылетев из коридора громко ударило об турбину и упало у ног.

С перекошенной мордой, выражающей крайнюю озадаченность, громила поднял незнакомую вещицу и повернулся к сотоварищам.

На вытянутой, лопатообразной ладони лежал овальный, черный предмет. Он тихо тикал.

Второй оторвался от лампы и подслеповато прищурился. А вот первый…

Видимо в атрофированном мозгу проскользнуло смутное воспоминание из прошлой жизни, поскольку он бросил свои художества и рывком увлек второго за собою на пол.

Грохнуло знатно, даже сквозь закрывавшие уши ладони. Свет потускнел, в коридор ворвался пыльный, воздушный поток. Зашевелился, зашатался скошенный пол, и казалось, стал уходить из–под ног.

Оказалось, что не казалось. Скрежет и грохот послышался со всех сторон, бетонная крошка, а после и куски покрупней, градом посыпались на головы. Уныло застонали арки.

Пес первым устремился в пыльное облако. За ним из коридора выскочила Полынь, а после Юра и волокущий колдунью мастер.

За спинами стонал гнущийся металл и ухал лопающийся бетон, но смотреть, что сталось с их временным укрытием, было некогда. Иван, оттолкнув Настю к крайней, искрящей турбине, с трудом разминулся с вылетевшим из пыльной взвеси окровавленным кулаком и метнулся в сторону. Рычал в пыли Гром, и истошно кричал один из громил.

Юра выпустил в пыль ветвистый разряд, чудовище взревело, но осталось стоять на ногах. Парню показалось, что разряд напротив, взбодрил окровавленного монстра.

По крайней мере, тот стал активней махать кувалдоподобными кулачищами, чуть не сметя его самого. Юра увернулся, а после выпустил в бугая весь магазин из пистолета, но то оказалось, что слону дробинка. Остатки турбины жалобно заскрежетали под нечеловеческим ударом огромного кулака.

Снова грянул гром, мастера отбросило спиной на стену.

Подмастерье скривился и стал плеваться, утирая с лица, ошметки головы чудовища.

Послышалась ругань из–за турбины. Настя пыталась выковырять запутавшийся в волосах, внушительный кусок чужого черепа, после поскользнулась на разбросанной требухе и вспомнила все крепкие словца, которые только знала.

– Я один тут только так красиво ругаться не умею? – протянул подмастерье руку колдунье.

Сквозь оседающую пыль показались лесавка и пес. Полынь, запыхавшись, сидела на громиле, которому крепко досталось взрывом, разворотивши бочину до самых ребер. Гром с окровавленной пастью смотрел по сторонам, выискивая новую опасность. Лесавка вынула из груди поверженного врага клинок, и направилась к прислонившемуся к стене, охающему Ивану.

– Вот это отдача, – скрипел мастер, отмахнувшись от протянутой к плечу руки. – Погоди, дай отдышусь.

Он повел ушибленным отдачей плечом, пощупал ключицу, саднила она нещадно, но была цела.

– Что это было? – обратился к нему Юра.

– В суматохе, переключатель зацепил, – покачал шестистволом мастер. – Из всех стволов сразу грянул.

– Круто, – брезгливо отряхиваясь, подметил парень. – И жутко эффективно.

– А больно то как.

– Что жутко, то жутко, – кривилась Настя осматриваясь.

Коридор, по которому они пришли, переломился и просел. Сквозь пролом в него активно лилась вода, и шлепались комья грязи. Мигала лампа в уцелевшем, взятом в металлическую решетку плафоне над головой. Трещала и дымилась развороченная турбина. У ног колдуньи лежала половина тела, разорванная гранатой, обезглавленный бугай, широко раскинув руки, обнимал пол, а из–под убитого Полынью, вытекало море крови.

– Чего замерли? – повел плечом мастер. – Погнали шуметь дальше.

Дальнейший путь пролегал сквозь дикое смешение коридоров, кубических помещений с рабочими агрегатами, бездонных шахт и металлических ферм с мигающими, попискивающими и жужжащими приборами.

Гром уверенно вел их пыльными закоулками. Пару раз пришлось Ивану отбивать себе и без того ноющее плечо, укладывая подобных предыдущим громил. Дважды доводилось нелегкого пса поднимать на плечах, по вертикальным лестницам.

Несмотря на зелье, мастер устал, взмок, и уже с трудом переставлял ноги. Чешуйка на груди донимала все сильней, а организм просто вопил, что ему нужен срочный отдых.

– Привал, – вскоре сказал Иван, шлепнувшись седалищем на покрытый потрескавшейся плиткой пол.

Уставшие Юра и Настя с удовольствием последовали его примеру. Полынь, как и всегда, была бодра и свежа, что просто выводило из себя выбившуюся из сил колдунью. Гром по обычаю весь обратился вслух, дабы друзья не прошляпили новое нападение.

Пока пес был на стороже, Полынь проявила не свойственное ей любопытство и направилась к какому–то пыльному плакату.

– Сколько же нам еще блуждать, а? – взмолилась колдунья, утирая льющийся градом пот. – Где она эта Марья ваша?

– Вот кабы знать, – вздохнул Мастер.

– Иван, – протянула Полынь мастеру сорванный со стены плакат. – Вот план какой–то.

В тусклом свете далекой лампы он повертел находку так и сяк, а после стал водить по плану пальцем зачитывая надписи.

– Так–так–так, а здесь у нас зал управления… – глаза мастера округлились, и он неожиданно вскочил на ноги. – Ты куда нас завел, ирод? – испуганно позвал он пса. – Мать… Мать перемать, я даже не знаю, как это назвать, – вопил он бросая опасливые взгляды по сторонам. – Куда бежать? Что делать?

– Да что случилось? – вскочил на ноги подмастерье.

– Читай! – ткнул пальцем в план Иван.

– Ну, пультовая, – стал перечислять он надписи. – Зал управления, реактор… Радиация? – поднял парень на наставника взгляд, в котором зарождался неподдельный страх. Тут уже и он блеснул знанием крепкого словца. – Невидимая смерть. Что делать?

– Эти нужны, как их, дозиметры.

– Да какие дозиметры, тут, поди, все светится.

– Подождите, – вклинилась Настя. – Это штуки такие, которые щелкают, и показывают опасные места? Нам в Ордене такие приборы показывали.

– Ну? – одновременно выдохнули мужчины.

– Я, кажется, видела, что–то подобное на стенде в соседнем коридоре.