Мастер третьего ранга

– Вы себе надумали, что от меня что–то зависит. Все в ваших руках. Есть я или нет, без разницы. Вы сами вершите свою судьбу.

– Мы это прекрасно понимаем, – улыбнулась колдунья. – Но все же, пока ты жив, нам всем спокойней.

– Ладно, – вздохнул мастер. – Верните меня обратно.

– Я не прощаюсь, – подмигнула Карина. – Успеха тебе мастер!

***

За полуразрушенным мостом, была отлично укатанная насыпная дорога, что огибая озеро, вела прямо в Озерный. Повсюду была разруха и запустение. Не смотря на хорошую дорогу мотовоз, буквально полз, объезжая поваленные деревья, кучи валежника, и неясно кем, бешенными или горожанами сложенные баррикады. Выбеленные скелеты висельников, что долгое время болтались в петлях, по большей части развалились, украсив обочины россыпями костей. Виселицы покосились, а на пустующие были навешены черные полотнища с изображением черепа. Этот незамысловатый знак предупреждал путников о том, что в городе мор.

Еще несколько баррикад с развивающимися над ними черными тряпками остались позади. Из–за густых деревьев и кустарников, наконец, показалась черная гладь озера. Она напоминала огромное полотнище, на котором только не хватало наспех нарисованного черепа, но зато из его центра высилась огромная покосившаяся башня. Верхушки подобных конструкций едва виднелись из воды и были полностью во власти гнездовий аспидов.

В этих конструкциях давно перестали угадываться очертания древних, многоэтажных домов из стали и бетона. Они густо поросли вербами, влаголюбивыми кустарниками, плетущимися растениями и стали излюбленным местом гнездовья летучих змей, что обожали, такие вот труднодоступные, укромные места.

– Это что же, целый город лежит на дне? – рассматривая башню, удивился подмастерье.

– Только половина, – отозвалась на это Настя. – На развалинах второй половины стоит Озерный. После ледника, грунты напитались влагой, превратились в сплошное болото, и руины стали наиболее устойчивым местом для строительства нового города. Хотя выбор основателей лично я не понимаю. Вокруг сплошная глушь, топи и трясины. Не самое хорошее место для города.

– Но при всем при этом, по слухам здесь жили достаточно неплохо, – вклинилась Вера.

– Налюбовались? – поинтересовался настороженный мастер. – А теперь привели оружие в боевое положение, запасные обоймы во все карманы. Не нравится мне эта тишина. Юра, Полынь, метнитесь разведать дорогу.

Пока девушки были заняты экипировкой, Иван тревожно всматривался в кусты, вслушивался в доносящиеся из болот звуки, и не забывал, не спускать глаз с плещущегося всего в нескольких метрах озера.

Вера закончила первой. Сноровисто зарядив автомат и разложив по карманам полные магазины, она, подражая Ивану, вся обратилась вслух. Но ей быстро надоело. Смотреть на то, как копается Настя, было неинтересно, и колдунья решила задать мастеру давно интересующий ее вопрос.

– Иван, расскажи, пожалуйста, почему все так носятся с этими клятвами мастерам?

– Есть как минимум две причины, – начал он, прислушался, но после продолжил. – Первая, это старая легенда, а вторая чисто практическая. Тебе какую рассказать?

– Давай легенду. Обожаю всякие истории.

– Пару сотен лет назад, где–то в районе мирного княжества на скалистом возвышении стоял крупный, зажиточный поселок. В лесах вокруг было полно дичи, в реке омывавшей скалы было в достатке рыбы, а просохшая долина стала давать богатые урожаи. Только не было в той деревне счастья. Люди там были хмурыми и негостеприимными. Ходили слухи, что завелась у них в окрестностях нечисть, что похищала людей, скот, и от того там люди такие нервные были.

Услышал эту историю проезжий мастер, и решил разведать, что да как. Вдруг заработок подвернется, а может, оправдается и параллельно курсирующий слух, который ему рассказали по секрету в корчме соседнего селенья.

Приняли мастера в поселке пресно, но оказалось, нужда в нем действительно была. В глубокой расселине за поселком завелось чудовище, и таскало оно сначала скот, а потом человечину распробовало и стало охотиться исключительно на двуногую дичь.

Собрал мастер всех жителей поселка и, как принято, стал назначать цену за работу, так чтобы и себя не обделить, и у людей лишнего не брать. И удивился, когда народ без торга, сходу одобрил задранную цену золотом. Не споров, ни препираний и попыток сбить цену до минимума. Это было подозрительным. Тогда озвучил он слушок, что слышал о поселке этом. О том, что весь их достаток от того, что они Черному Богу жертвы приносят. Да не овечек невинных, а людей.

Мастера высмеяли. Но он сказал народу, что ему спокойней работать будет, ежели они все ему поклянутся, что слухи те ложь. Посмеялись снова, покрутили у висков, мол, взбрендил мастер, но все же поклялись, что все это ложь и напраслина завистников.

Мастер тот был человеком честным и в клятву верил свято. Успокоился он, собрался с силами и в сопровождении старосты отправился к расселине, у которой исчезали люди.

Ветер выл в той расселине. Порывы сдували с краев камешки, и неслышно было даже того, как они падают на дно. Пока староста присел на камень и раскуривал трубку, походил мастер по краю, пораскинул мозгами и понял в чем дело. За это грех было деньги брать.

Несущийся по расселине ветер, просто засасывал, будто в трубу, любого, кто имел неосторожность слишком близко подойти к краю. Вот он и весь монстр.

Эти мысли он тут же и озвучил задумчиво курившему старосте. На что тот ответил, мол, не дураки, сами знают, но монстр есть на самом деле. Но только нужно дождаться, когда луна выйдет, и тогда он себя проявит во всей жуткой красе.

Спорить смысла не было. Мало ли какое чудище еще появилось. Тогда их было просто наводнение, всяких разных. Авось нечто новенькое. Стали они ждать. По небу ветер прогнал стада пушистых облаков. Оглянуться не успели, как над расщелиной повисла полная луна.

Привязали они веревку к одинокому, исковерканному деревцу. Мастер обвязал себя за пояс, а староста просто крепко за нее держался, и осторожно ступая, пошли они к краю пропасти.

–Видишь мастер, в–о–он там прямо под тобою?

– Вижу, да только не пойму. Белеют россыпи какие–то. Ни то снег, ни то лед. Ни то кости. Да много так.

– Процветание требует многих жертв, мастер, – ухмыльнулся староста и вонзил клинок под ребра не ожидавшему такого поворота, охотнику.

– Но вы ведь клялись, – прохрипел опустившийся на колени мастер, пустив изо рта кровавую струю.

– Я клялся, что мой поселок всегда будет процветать. И клялся не тебе человечишке паршивому, а самому Черному Владыке. Жизнь, взамен на богатый урожай. И я свое слово держу. Вовремя ты подвернулся. Урожай теперь будет знатный.

С этими словами староста перерезал веревку и столкнул хрипящего мастера в пропасть.

Последнее, что разобрал в завывании ветра староста, был крик «Я вернусь». Но не слышал он, что долго падая, мастер, проклял всех клятвопреступников, поклялся вернуться и наказать каждого кто предал клятву.

Никто не спросил старосту, куда исчез мастер. Напротив, народ повеселел и стал готовиться к сбору урожая и ярмарке.

Урожай действительно был богатейшим. На ярмарку съехались купцы из окрестных сел и городов. Все ели и пили досыта. К ночи мало кто был трезв.

После заката, в распахнутые ворота поселка вошел высокий темный человек, на которого не сразу обратили внимание.

Первым от страха протрезвел староста, когда увидел черное от спекшейся крови лицо незнакомца, и окровавленный, рваный мастерский камзол на нем. И именно он стал первой жертвой проклятия.

В мастера стреляли, его резали, кололи вилами, но ничто не могло остановить его гнев. Он настигал каждого, кто ему клялся, и рвал голыми руками.

Купцы, бросив свои товары в панике бежали со всех ног, как и некоторые жители которым посчастливилось улизнуть. Те же, кто бежать не успел, запирались в домах, прятались в подпол, причитали и молились своему Черному Богу. Но он был глух. В ту ночь он был на стороне воздающего по заслугам мастера. Ведь даже боги не любят тех, кто не держит своего слова.

Мастер выбивал двери в домах, вытаскивал клятвопреступников из–под кроватей и из погребов, выволакивал на улицу и рвал на куски, и так от дома к дому, пока в поселке не осталось ни одной живой души. После он поджег дома, и ушел сквозь те ворота, которыми пришел. Ушел искать тех, кто успел уйти от его праведного гнева.

И так став жнецом он бродит, по сей день, ведь клятвопреступники никогда не переведутся, а значит, пока существует род людской, у него всегда будет работа.

– Я впервые слышу эту историю, – потрясенно произнесла Вера. – Весьма поучительно.

– Эта история не особо популярна, – улыбнулся Иван. – Потому как, лжецы при ее упоминании бледнеют.

– Ты говорил, что причины две. Какая вторая?

– Ой, она банальна и проста, – отмахнулся Иван. – У нас отлично налажена связь, и если где–то мастера обвели вокруг пальца, то об том месте, и человеке который нарушил слово, узнают все братья. А стало быть, пусть там хоть драконы заведутся, ни один мастер и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Потому стараются напрасно мастеров не вводить в заблуждения, себе дороже.

– Я слышала, что Честный Мастер или просто Жнец, никакая не байка, – отозвалась, наконец закончившая со своей экипировкой Настя. – Правда голыми руками он не разрывает. Теперь он действует более тонко и изощренно. Даже довелось наблюдать однажды, как это происходит.

У нас на курсе один заносчивый парнишка, специально клялся, в чем попало налево и направо, а после захода солнца вышел в глухой дворик, построенный по типу большого колодца и стал кичиться, мол, где ты Честный Жнец? Конечно, чего бояться, глухой двор, один вход, и он же выход, толпа послушников, и одинокое хилое дерево в центре. Но, награда нашла своего победителя и там.

Кот на крыше, пытаясь добыть легкую добычу, раздраконил сонных воробьев. Они с верещанием стали вылетать из–под черепицы, куда глаза глядят, ну один и сбил тому пареньку на голову гнездо с шершнями. О том гнезде и знать никто не знал. Оно было надежно скрыто от взоров листвой. Просто раз, откуда не возьмись, жужжащая шапка, бац, и наделась на голову шутника. Никто испугаться толком не успел, а шершни уже насмерть его изжалили.

И такие случаи не однажды происходили. То змея в кровати, то паук в обуви, то кипяток с холодной водой перепутали. Честный Мастер, без работы не засиживается.

– Я уже пожалела, что спросила, – зябко повела плечами Вера. – Еще и место располагает. Кругом тряпки эти черные болтаются, а на деревьях вороны каркают. Как в детских страшилках: в черном–черном городе… Б–р–р–р.

– Вы чего тут развопились? – полушепотом поинтересовался возникший из кустов подмастерье. – На пикник едете что ли?

– Что там с дорогой? – спросил его Иван.

– Делегация встречающих, – недовольно отвечал Юра. – С хлебом–солью, вилами и топором. Готовят нам радушный прием.

– Объехать никак, – произнесла возникшая из ниоткуда Полынь. – Кругом сплошные топи.

– Давай подробней, – нахмурился Иван.

– Классический мешок, – отмахнулся Юра и стал палочкой чертить расположение сил противника. – Тут и тут, где–то по пятеро психов, может больше. Остальные прячутся за баррикадой, перекрывшей дорогу. Эти значит, встречают в лоб, а эти и эти выступят в спину.

– Значит так, – почесал маковку Иван. – Полынь побудь пока на стороже. Юра, нам нужны бомбы со шрапнелью. Сейчас мы быстро собираем две бомбы направленного действия, вы с Полынью минируете секретчиков с таким расчетом, чтобы конусы взрыва не зацепили мотовоз, после зачищаете тех, кто останется в живых, а мы с девчонками пока возьмем на себя заградчиков. Как только со своими закончите, выдвигайтесь во фланги, возьмем их в клещи.

Но не всегда, все происходит, как того хотелось бы.

Первая бомба сработала на–отлично, нафаршировав выскочивших из засады страшил металлическим мусором и битым стеклом, а вторая сработала с отсрочкой в десяток секунд. Десять секунд, иногда это очень много. За это время бешеные успели выйти из зоны поражения, и взрыв зацепил лишь одного. Но и тот устоял на ногах, и, не замечая ранений, рванул со всеми штурмовать мотовоз.

Гром, выпрыгнув из мотовоза первым, будто маньяк–пироман принялся поливать огнем преградившую дорогу баррикаду. Полыхнувшее нестерпимое пламя выкурило шайку бешенных, и они с воплями рассыпались кто–куда.

В борт мотовоза впилось несколько хищных пуль. Иван разрядил в стрелявшего шестиствол. Полетели ошметки плоти, вырванные крупными зарядами картечи. Настя послала несколько одиночных выстрелов в сторону набегающего страшилы с испещренным язвами лицом. Он вскрикнул и улетел в придорожную канаву.

Вера отстреливалась скупыми очередями от бешенных засевших в кустах. Иван поддержал ее, поскольку из кустов огрызался автомат. Несколько зарядов картечи разметали в пух зеленую листву и в мелкую щепу молодые поросли лещины.

Автомат смолк.

Позади, слышались возня и стрельба из пистолета.

Мастер бросил быстрый взгляд и увидел, как полынь сошлась в рукопашную с двумя обезображенными психами. К ним присоединился третий, занося над ней тяжелый топор на длинной рукояти, но его успокоил Юра, уложив две пули в разъяренное лицо. Полынь тем временем крутнулась, наотмашь рассекая грудь первого, второму вонзила в грудь клинок, нанесла удар ногой в живот, а после окончательно уложила второго, воткнув клинок в глаз по самую рукоять.

От быстрой стрельбы у Юры заклинило пистолет. Он сунул его в кобуру и нанес огненный удар, набросившемуся на него страшиле в лицо. Лицо тут же почернело, вспыхнули слипшиеся волосы, с вынимающим душу воплем псих вслепую понесся в сторону озера. Юра не бросался огненными шарами, сейчас роль огненных снарядов выполняли его кулаки. Их увили огненные змеи, и он с силой посылал их в корпус следующего врага. Нанеся серию ударов крупному противнику, он подсек его ногу, заставив того опуститься на колено, а затем нанес сокрушающий удар сверху, сложенными в замок руками. Объятый пламенем труп покатился в сторону сошедшейся с новым противником лесавки.

Иван, опустошив шестиствол, бросил его в кузов мотовоза, расстрелял обойму из пистолета, и, жалея, что заранее не принял зелье, выхватил из ножен кукри.

У колдуний вышла заминка. Они умудрились опустошить магазины одновременно. Скрывшись за бортом Вера, дрожащими от избытка адреналина руками никак не могла вставить полный магазин. Настя, схватив автомат на манер дубины, едва не расколола приклад об голову набегающего, обезображенного язвами страшилы, и стала визжать и плеваться.

– Что случилось? – вставив, наконец, магазин и передернув затвор, встревожилась Вера. – Ты ранена?

– Нет, – отплевываясь и утирая кровь с лица ответила та. – Лучше бы я была ранена.

Она тоже зарядила свой автомат, и с остервенением, не жалея патронов, продолжила стрелять по кричащим нечто нечленораздельное безумцам.

Обагрившийся клинок сверкал со скоростью мельничных лопастей во время урагана. Иван рубил налево и направо. Тупая боль лишила его былой скорости и реакции, что чуть не стоило ему остро отточенных вил в подвздошье. Отбив вилы в сторону левой рукой, широким взмахом, сверху вниз наискосок, он перечеркнул, глотку противника, крутнул кукри в руке и, взяв клинок обратным хватом, с треском пробил грудную клетку зараженного в районе сердца. Не обращая внимания на расплескивающего на него кровь, врага, он вырвал из слабеющих рук вилы и тут же метнул их на манер копья в направлении девушек, что совершенно не следили за тылами.

Как метательный снаряд, вилы были так себе, но Иван придал им достаточное ускорение, чтобы они, просвистев мимо девушек, вошли в брюхо подкравшегося безумца, что широко замахнулся косой, дабы одним ударом перечеркнуть обе девичьи фигуры.

Вера взвизгнула, а Настя с полным злобы выражением лица, выпустила в хрипящего урода остаток магазина.

Иван, покачнувшись от усталости, быстрым взором окинул окружающее пространство.

Полынь, обратившись вихрем, иссекла своего врага клинками, и послала пинком в кусты.

Юра, схватив крупного мужика, сплошь покрытого язвами за запястье, резко крутнулся, так что мужика выкрутило, и он согнулся с выпрямленной рукой, а после, оттягивая руку на себя, с силой нанес удар ногой в его челюсть. Раздался противный хруст, голова безвольно мотнулась, и бугай мятым кулем рухнул на дорогу.

Все. Засада была ликвидирована. Почти ликвидирована. Гром возился с последним, истошно орущим зараженным, пытаясь перекусить ему шейные позвонки. Вот, наконец, смолк и он. Гром встал над трупом и стал вертеть головой в поисках нового противника.

Воцарилась давящая на уши тишина. Пылала подожженная Громом баррикада, ветер развивал наброшенное на пустую виселицу черное полотно. На ближайшее густо поросшее мхом, мертвое дерево стали слетаться вороны. Голодное карканье, наконец, нарушило тяжелую тишину.

Огромные, отъевшиеся на мертвечине черные птицы стали нетерпеливо перетаптываться, на замшелых ветках. Но люди не собирались убираться, мешая начать им свой пир.

Покружившись над мотовозом, аспид выбрал наиболее удобную для приземления ветку и, махая кожистыми крыльями, разогнал наглых ворон.

Отдышавшись, Юра принялся за сканирование окружающего пространства. Но в ближайшем десятке метров в округе никого из живых врагов не осталось.

– Блин, растратил все силы, – утирая пот с лица, пожаловался подмастерье, подойдя к Ивану. – Перестарался.

– А зачем ты силой пользовался? – недовольно спросил наставник. – Мог бы и без фокусов обойтись.

– Пистолет заклинило, – пожал плечами Юра. – Да и вообще, должен же я тренироваться?

– Я знаю, где пополнить силы, – заявила Полынь, отирая пучком пожухлой травы, сплошь забрызганный кровью камзол. – Тут не далеко. Мне и самой не мешало бы набраться сил.

– Если это рядом, то давайте, пулей, – решил мастер, глядя на серые лица колдуний, одна из которых удерживалась, от того, чтобы не блевать.

– Иди за мной, – бросила лесавка парню, скрываясь в придорожных кустах.

Юра скрылся вслед за ней, а Иван направился к мотовозу.

***

Не смотря на всю свою ловкость и сноровку, Юре было трудно поспевать за стремительной лесавкой. Она, будто бы заранее зная оптимальный маршрут, с грациозностью рыси, прыгала с одной кочки на другую. Пробегала по замшелым, поваленным деревьям, скрывалась в нездоровых с виду зарослях тростника, ловко огибала топи. И все это на недостижимой для подмастерья скорости.

Несколько раз ей приходилось возвращаться, подхватывать оскальзывающегося парня, что, не выдерживая ее темпа, то чуть было не свалился со склизкого ствола прямо в топь, то промахивался мимо небольшой кочки, то терял ее в зарослях тростника. Но Полынь ни разу не выразила недовольства. Ее красивое личико, как всегда, было решительным и сосредоточенным.

И вот когда Юра думал, что этой беготне не будет конца, Полынь вывела его на окруженный топями небольшой островок. Больше всего он напоминал огромную, поросшую искореженными, молодыми осинами и ольхами болотную кочку. Присмотревшись, парень заметил, что это поросший мхами, рассыпающийся от старости и вечной сырости бетон. То тут, то там, из густых сплетений корней торчали ржавые, опасно заострившиеся обломки арматуры. Один не осторожный шаг, или неловкое движение и безрадостный исход, на ржавой железке был обеспечен.

Посреди островка стояло старое, со скрученным винтом стволом, дерево. Его густая, крона раскинулась в стороны, где нависая над темными, усеянными ряской водами, а где и вовсе утопала в болоте, обрастая колониями лишайника, грибов, и пучками темно зеленого мха.

На стволе тоже росли довольно странного вида грибы. И только осторожно пройдя по крошащемуся бетону ближе, Юра, понял, что никакие это не грибы. Это были вросшие в ствол человеческие кости.

Разрастаясь и вытягиваясь, дерево, растащило да смешало части человеческого скелета. Теперь берцовая кость торчала из ствола на уровне груди парня, а левая часть черепа, на половину погруженная в кору смотрела опустевшей глазницей с высоты не менее четырех метров.

– Странное дерево, – воздев голову и рассматривая пожелтевший череп, произнес Юра. – Как так кости вросли?

– Это не дерево, – ответила лесавка, возлагая руки на замшелую кору. – Это моя сестра. Ее звали Ольха. А эти кости принадлежат ее паре. Он был человеком.

– Что с ними случилось?

– Он состарился и пришел умирать сюда, на то место где впервые встретил Ольху. Она обняла его, на этом самом месте, и они встретили смерть. Молодая лесавка и одряхлевший воин, они умерли и стали единым целым. Теперь они все, что ты видишь вокруг, – обвела рукой топи Полынь.

– То есть, болото? – хмыкнул парень. – Это ждет нас с Осинкой? – качнул он, головой указывая на покачнувшееся от сильного порыва ветра дерево.

– Да, – помедлив с ответом, тихо ответила Полынь. – Когда ты состаришься, или погибнешь в бою, она примет смерть вместе с тобой, и Мать даст вам долгую жизнь в новом облике.

– Почему, – вздохнул горестно Юра, рассматривая дерево. – Почему она должна умирать? Ведь вы живете долго. Намного дольше людей.

– Ты не представляешь насколько долго, – с грустной улыбкой ответила Полынь. – И мы не должны, но умираем вместе с тем, с кем связаны навсегда. С возлюбленным.

Она посмотрела ему в глаза. Личико лесавки стало печальным, но даже в печали оно было красиво и притягательно как никогда. Юре показалось, что, еще секунда и Полынь потянется к нему с поцелуем. Ее поза, участившееся дыхание, и плеснувшая в него волна энергии, все выдавало ее желание. Но помедлив, она резко отвернулась.

– Это место силы, – тихо объяснила лесавка, обнимая ствол. – Делай как я. Да не стой же ты. Иван ждет. Он и так зол.

– Я не заметил, – удивился Юра, прижимаясь к мягкому мху, что покрывал собою львиную долю ствола.

– Мы для него обуза, – вздохнула она. – Мы его задерживаем. Но он это держит глубоко в себе. Поэтому давай пополним запас сил, и поскорей вернемся.

– Давай, – задумчиво ответил парень. – Но как?

– Расслабься, и повторяй за мной, слово в слово…

***

Порывшись в рюкзаке, мастер извлек из него очередной флакон колдовского зелья. Его янтарное свечение, притягивало взгляд, переливалось и искрилось за тонким стеклом. Иван замер отрешенно смотря на лежащий, на раскрытой ладони флакон. Его лицо все больше мрачнело. Цветные разводы сходящих синяков, стали выразительнее на хмуром лице, а серые глаза утратили блеск и замерли в одном положении. Он отстранился от мира и не слышал тихий разговор, устроивших помывку колдуний.

Решив использовать остановку по максимуму, они сбросили запыленную одежду, и, укрывшись от Ивана за бортом мотовоза стали смывать с себя пот, пыль и чужую кровь.

От холодного ветра смуглокожая Вера покрылась гусиной кожей, а белокожая, будто никогда не загоравшая Настя стала белее прежнего.

– Постираться бы, – вздохнула Вера, смотря на сложенную в сторонке, пыльную одежду.

– Ты что, совсем меня не слушаешь? – повысила голос Настя.

– Насть, – наливая воду из бадьи в ладони подруге, пыталась успокоить ее колдунья, – да обойдется все. Не дергайся ты так. Все будет хорошо.

– А если нет? – фыркнула девушка и с остервенением в который раз стала умываться. – Если я заразилась? Мало того, что на лицо, так брызги крови в рот попали. Ты понимаешь, – зло прошипела Настя, снова подставив сложенные ладони под холодную струю. – Это прямой путь к заражению.

– Ну, я не знаю, – вздохнула Вера, пытаясь найти утешающие слова. – Может это вовсе и не вирус. Митрофан ничего не обнаружил. А этот въедливый жук в своих изысканиях был педантичен и кропотлив. Он–то обязательно нашел бы причину, с его то лабораторией.

– А язвы? – растирая докрасна, лицо грубым полотенцем, пробубнила сквозь плотную ткань Настя. – Язвы у бешенных, это ведь признак инфекции. Что теперь делать? Я боюсь. Иван может… да что там, он обязательно решит, что я опасна. Возьмет, и вон из своего страшного дробовика отстрелит мне башку. – Она отняла от лица полотенце и полными страха глазами посмотрела на подругу. – Мне страшно, Вера.

– Иван не такой.

– Посмотри на него, – указала Настя на напряженную спину мастера. – О чем он так напряженно думает? Может он как раз сейчас решает: сразу меня застрелить, или подождать пока проявится зараза.

– Перестань параноить, – строго сказала Вера. – Он еще ничего не знает. И думает он сейчас не о тебе, не обо мне, и не о Полыни, это уж будь уверена.

Из придорожных зарослей появилась лесавка, а вслед за ней, запыхавшийся, но порозовевший и полный сил подмастерье.

Вера, мышкой шмыгнула дальше за борт, а замешкавшаяся Настя дала достаточно подробно рассмотреть парню себя во всей красе. Без малейшего стеснения она подхватила свою одежду и без особой спешки присоединилась к подруге.