Запах вешних вод

Потом еще приходила. Стала чаще бывать у подруги, и быстро к ней прилипла!

Срочно потащила ее по своим стопам, например, в музыкальную школу,

не спрашивая даже, надо ли ей?

Вообще не обсуждается, куда мне с ней ходить, ведь она – это я, а я – это она.

Вот как привыкла к ней и будто полюбила. Она не хотела в музыкальную,

но пришлось пойти.

И мы читали книжки, а кто ж в те времена не читал?

Интернета не было, а телик молодежь не смотрела и у каждого

книга под подушкой.

Глава 9

Учительница русского – литературы всегда останавливалась, когда меня видела

– Как у тебя дела, стихи то пишешь? Пиши, ты молодец!

И словно полили водичкой цветочек, приятно, про Дворец культуры рассказала

– Ты сходи туда, там тоже есть кружки!

Довольно далеко от дома я нашла этот Дворец, и выбрала конечно драм кружок,

при народном театре, в который привела свою подругу!

А на улице зима, раньше снег не очень чистили, и в этом своя прелесть.

Он искрился под ногами, и скрипел, переливаясь всеми красками.

По этому снегу я ходила в народный театр, училась в школе.

И случилось это! Светленький мальчик с серыми глазами,

слишком часто смотрит на меня на переменке.

Я тоже на него смотрю, а когда наши взгляды встретятся,

мы разворачиваемся и быстрей бежать. Подальше друг от друга.

Вдруг мне передали записку. Открываю, а там все раскрашено

цветными карандашами и цветочки нарисованы.

Даже мысли не было раздумывать, о чем записка, итак все ясно!

Он тоже мне нравился – какой – то особенный, классом старше и звали его Витя.

Я полетела после школы домой, будто внутри воздушный шарик!

Хотелось всем дарить хоть просто радость!

Деревьям и людям кричать: нате кусочек моей радости – и!

У меня на всех – всех хватит!

Пришло спасение домашним страданьям – я влюбилась!

Эта любовь – лишь записочки, но сколько ее много внутри!

– А насчет, что б с ним поговорить? Не – е, совсем что ль? – крутила себе

пальцем у виска перед зеркалом.

Наступил Новый Год, во Дворце новогодняя елка, нам с подругой дали роли лисичек!

А роли надо учить, и мы решили заниматься у меня.

– Пойдем ко мне разучивать, дома никого.

– Пойдем

Пришла "страшная" мысль, пригласить и Витю ко мне домой!

Ну конечно же похвалиться, ведь роли в кружке не так уж и всем раздавали, повезло!

А я еще на пианино ему сыграю, ура!

К Вите я испытывала что – то чистое, и было так достаточно этой чистоты,

что вряд чувства переросли во что – то большее, как знать.

Сидим втроем за столиком и разложили распечатанные роли на больших листах.

Вдруг открылась входная дверь, по запаху машинного масла

чую, пришел отчим с работы.

– Это мой папа пришел! – почему – то соврала я.

Я знала, что отчим уйдет на кухню и будет молчать и обедать.

Так было всегда. Поэтому «надо завершить круг почета хорошей девочки,

показав интеллигентного отца!"

А отчим всегда молчит, значит умный и культурный! Пусть Витя думает,

что у меня полная семья, ведь я о ней мечтала, ночами то…

Щеки мои пылали от вранья!

– Это мой папа с работы пришел! – еще раз повторила я,

не моргнув даже «взглядом из драм кружка»!

И вот, словно открылся занавес в театре, и появился отчим, руки грязные, засалены штаны –

он работал автослесарем на базе. Затем раздался незнакомый звук, или голос,

это даже был не голос, а гром или война.

Отчим, он же "мой папа», жутким акцентом деревенского, глухого мужика кричал

– Эй, малай, а малай! Эй, сучок, слышь? А ну уе(матом), отседова на х(матом)!

– он подошел к Вите, и с размаху ударил его в нос.

И вот пошатнулась земля, я подняла глаза на Витеньку,

из его носика текла капелька крови! Всю жизнь я буду помнить эту капельку.

Даже я увидела, как этого не видел большой дядя! Это совсем детский носик,

и он еще маленький мальчик, любимый мой мальчик, прощай…

А Витя встал и направился к двери, дядя за ним…

– А – а – а! Мама! Помогите -е! – закричала я как полоумная и кинулась на отчима

– Не трогай его! Бей лучше меня -а! Бей меня -а! А-а-а! – я побежала в кладовку,

где всегда пряталась, и орала, что есть сил

– Бей лучше меня – а!

Отчим забежал в кладовку и ударил меня два раза по голове,

и несколько раз по плечу, потом пошел на кухню, ему пора обедать.

У него все хорошо.

А мой кораблик, построенный детским трудом, драм кружок, музыкальная школа, зачем тогда это все? Все расплывалось от слез.

На руинах моей жизни – позор и стыд, да что кто знает про стыд,

когда ты школьница.

Я выбежала из квартиры, через остановку телефонный автомат,

тогда стояли на улицах будки с телефонами. Мама работала во вторую смену,

я набрала ее номер

– Мама, мамочка! Дядя Федя избил Витю и меня, он ударил его кулаком,

быстрее приезжай!

– Какого Витю?

– Мальчика из нашей школы, он пришел ко мне домой.

– Так тебе и надо, хватит хныкать, вечером приду!

Опять этот холодный мамин голос, а я брела домой почти раздета.

На улице зима, не мерзну почему – то.

Никогда не посмотрю даже в Витину сторону, теперь он думает, что это мой отец.

Если сказать ему правду, выходит, я врушка? И теперь только скрываться

от него на переменках, и как я вообще пойду в школу?

Я не спала всю ночь, мой Витя никогда не узнает меня, не поймет.

Пусть даже тот, с кем я живу в одной квартире, вовсе не отец!

Но я живу там, с ними, как же можно полюбить меня такую?

А мне и не надо, чтоб такую, а надо, что б меня.

Глава 10

Несколько дней я болталась, как оторванный шланг,

и не собиралась даже в школу, представляла свой мостик с речкой

и тот момент, когда хотела броситься с него.

Но потом вспомнила, что некому меня остановить, и передумала.

А почему подруга ведет себя, словно все в порядке вещей, улыбается даже?

Ведь на ее глазах я получила тот болезненный пинок, будто собачка,

у которой мир сошелся клином на человеке, а ей пинка.

А когда отчим ударил Витю, она подбежала к нам и сказала

– Пойдемте ко мне, Тань, моя мама не будет ругаться!

"Пойдемте ко мне, Тань" – это после такого позора, я должна

продолжить репетицию? Она меня тоже не понимает, сделала я открытие.

Тогда почему все во мне одобряет и рада мне?

Как мне сейчас нужно это одобрение, и хоть немного нежности!

Я не заметила, как пришла к ней и позвонила в дверь.

Подруга приняла меня с радостью, как всегда

– Смотри, чего у меня есть!

В самой большой комнате стоял стол с объедками закусок,

разбросанными вилками, салфетками и рюмками.

И бутылки с винами, пустые, но на донышке было что – то.

– Гости были только что! Родители пошли провожать их, иди сюда, Тань!

Мы присели за огромный стол с остатками всяких закусок.

– А давай попробуем, что взрослые пьют?

– Давай

Слив со всех бутылок капельки спиртного, опрокинули по стаканчику.

Первый раз в жизни!

А потом так смех разобрал! Не могли остановиться, обнимались, падали прям на пол!

Это было что то, пир для двух школьниц!

– Знаешь, мать с отчимом принимают меня за кого – то другого.

А отчим будто дикий совсем.

– Откуда ты знаешь, Тань, ты же с ним не разговаривала, не надо так про мать и отчима.

– Как так? Они же даже книжки не читают!

Я вышла от нее разочарованной, она защищает отчима?

Тогда я не хочу ей говорить про свою речку, мой мостик и папу.

А мне надо именно туда, и я обманула подругу.

– Знаешь, как можно похудеть? Надо залезть в речку и долго там сидеть,

до посинения!

Мы пошли на вокзал, сели в автобус и поехали на мою речку худеть.

А я – то, я! Я привезла ее на свою речку, чтобы увидеть эти волны, вглядывалась в них.

Запах деревянного моста, отталкиваюсь от него и плыву на спине,

возвращаюсь обратно к берегу, а перед лицом ивы пушистые!

Листочки тоненькие – они чуть касались воды.

Глава 11

Но надо жить, хоть по – другому теперь, но надо. Я вспомнила слова подруги,

а может и правда, отчим не такой придурок, как я думаю.

Я посмотрела на него, как через добрые очки, которые нам кто – то выдает,

и мы в них ходим, пока случайно не разобьем. Их еще розовыми называют.

Решила присмотреться и последить за ним. Как – то он пришел

с работы и, как всегда, обедал на кухне один. Но оттуда кто – то бубнил.

Я подкралась и вижу картину: он держит в руках, снятый со стены календарь и читает:

– Жись ета…, не то, чи то ты пражил, а то, чи то ты изделал…

Я в шоке! Он еле читал по слогам!

Вот почему всегда молчал. Он и слов то, кроме мата – не знал

– с брезгливостью думала о нем. Как мама с ним живёт?

Давно уже не видно хоть улыбки на ее лице.

А прежние гости, приехав и посидев за столом с дядей Федей, больше не появлялись.

– А сколько он классов окончил, мам?

– Он деревенский, у них там какая школа? Только четырех летка! А тебе то что?

– Да это я так. А может ему в вечернюю пойти? – подавляя неприязнь

к отчиму, пыталась я заботиться

Но она сразу бледнела, и менялась в лице.

Она странная становилась не только когда, я, говорила про отчима, но и любая соседка на улице

– А почему ты о нем спрашиваешь? – прищуривала мать глаз и, прервав общение,

быстро шла домой.

Дома еще долго бубнила сама с собой

– Федя ей понадобился, ишь ты, интересно, зачем? Сама как была пьяница всю жизнь, думает никто не знает, ага. А работать не хочет.

Про кого это она? Та соседка, что про отчима спросила, никакая не пьяница и работает.

Но потом я поняла про кого, про ту, кто посмел про отчима спросить!

Значит, поэтому я плохая девочка?

А мама продолжала монолог сама с собой, громко и уверенно,

будто меня нет или я мебель иль никто.

Она говорила и говорила, про то, как та соседка никогда не будет работать,

и что она страшная и худая, а потом начинался скандал.

Доставалось мне, а когда приходил с работы отчим – ему!

Одновременно жарилась картошка на кухне, банка соленых огурцов

доставалась с холодильника, сосиски и коньяк для Феди, мама не выпивала.

Она продолжала скандалить, готовя ужин, а отчим, выпив коньяк,

Спокойно ел! Завидуйте белой завистью, дорогие женщины! Отчим любил скандалы!

А мы немного сорвемся – а потом переживаем.

– Я тебя отправлю от пьянки лечиться – угрожала ему мать, заботливо ставя закуску на стол.

– А я там себе бабу найду – разжигал хитрый отчим ревность, он знал, что мама ревнует,

И она замолкала. Даже я понимала, что так нельзя, а я же маленькая.

Глава 12

Стало жаль маму, я решила не обижаться на нее. Я забуду навсегда эту речку

и свою первую любовь, лишь бы стать маминой дочкой.

Когда оставались наедине, она добра ко мне, смеялась моим шуткам.

Мы выезжали в город, и обязательно что – то покупали.

Вошли в моду журнальные столики, и чтобы рядом два одинаковых кресла,

это такой дефицит, но мы раздобыли, и на такси везли домой.

А когда появлялась ткань в магазине, модная, покупали, и я уговорила ее

сшить мне платьице на нашей швейной машинке. Мне надо проверить, любит она меня или нет.

Но наступал вечер и приходил с работы отчим. Её лицо строго вытягивалось,

и в мою сторону летел ненавистный взгляд.

Но я просто хочу быть дочкой, услышь меня, мама!

Не хватало мне еще зайти на кухню, оттуда летел отборный мат и оскорбления.

Почему то, именно мат, менял погоду или измерение, и я уже чужак в своей квартире,

хоть мне выносили с их кухни тарелку, с жареной картошкой.

Да и голодная не ходила, но что – то другое нужно для места под солнцем.

Глава 13

В те времена висели у всех радио на кухне, я услышала музыку, которую потом везде искала. Поехала к сестре Наташе по отцу, она давно училась в музыкальной и была отличница.

– Знаешь, что эта за мелодия? – напела ей немного и она узнала.

– Конечно, это полонез Огинского.

Она легко сыграла полонез на пианино, и я решила разучить его!

Приезжала к ней, в центр города, пока не выучила хоть начало.

Дома не удержалась и позвала маму, что б послушала.

Но только стала играть, как отчим, заложив два пальца в рот, свистнул и запел частушки,

а мама стала ругаться

– Пойдем, пойдем отсюда! Пусть она одна тут, не мешай! – она вытолкала его на кухню

и оттуда я услышала

– Я же говорила, она будет как ее отец, музыку крутить!

И я бросила музыкальную школу, как когда – то забросила речку! Не могу жить в такой энергии, и делать ничего не могу. « Но, это не насовсем» – надеялась я.

Все труднее жилось в моем детском мире, или уже не детском.

Глава 14

Почему так хочется изменить хоть что то, в прошлом?

А вдруг оно меняется вместе с нами? Закручивается в некую спиральку нашей жизни?

Но там совсем другая я! А если бы попасть туда, то я бы, все делала не так, брала от жизни лучшее.

Так вот, бери сейчас – кто же мешает? И почему не получается, быть совсем счастливыми сегодня?

А может заблудились, когда оттуда шли, из этого прошлого?

У меня нет ответов, а есть только вопросы, и сегодня, когда пишу эти мемуары.

Поэтому, я вновь переключаю канал в памяти, а там: школа, дом, обед в своей комнате.

Только солнце куда – то девалось, ни тепла и ни света. Я стала бояться быть смелой, уверенной.

И хожу осторожненько, словно в тени, только скоро оказывается,

это не тень вовсе, а будто серая жизнь.

Там, за невидимой дверью, осталось мое пианино с пятерками и папа,

который даже пьяный мечтал, чтобы я училась.

А мама ведет себя, словно нет никакой моей школы. Это тоже из – за отчима? Не знаю.

Она вся в нем, перед его приходом, брала швабру и словно летала с ней и с тряпкой, намывая пол.

Только бабушка потом все перемывала, когда мама уйдет на кухню.

Бабушка, мамина мама, с весны до осени снимала домик в деревне, и заодно работала

в сельпо директором, и продавцом в одном лице. У нее целый магазин в распоряжении!

Повзрослев, я туда приезжала с подружками, денег занять или подарочек выпросить.

Она не отказывала. Однажды она привезла и маме подарок, дядю Федю, моего отчима.

Который в городе никогда не жил, и это означало, он порядочный и неиспорченный.

Мать ходила за ним по пятам, охраняя от всех.

После ужина с коньяком на кухне, они шли в большую комнату, называемой – залом! Это в пятиэтажном, панельном доме, тот зал!

Отчима сажали перед телевизором в кресло качалку, а мама рядом на стульчике. И начиналось кино, в прямом, и переносном смысле: мать, размахивая руками, повторяла за героями с телевизора, переводя это все для отчима. Или на свой, одной ей понятный смысл фильма, или новостей.

А мое пианино тоже стояло в зале, рядом с ними, и я скучала по нем!

Но как буду им мешать? Все живут ради глупого отчима, для него!

Почему я, маленькая, должна понимать про взрослых, что они тупые?

Ладно бы еще, если б жили ради папы! Тогда был смысл во всем, в разговорах,

в пространстве вокруг, в телевизоре даже. А теперь словно время убивается.

Наконец то, с кресла раздаётся громкий храп, и мама сгоняет отчима пинком в спальню.

Заметив, что я где – то рядом, мать начинала старую песню:

– Ху(матом) лежишь тут в кресле! – пинала его, потом оборачивалась ко мне

– Ой, страшная девка то выросла, на кого похожа то, ой!

Она знала, я страдаю от хамства.

– Мам, не надо матом ругаться.

– Никто и не ругается, ты что?

И еще сильней ругала отчима, которому хоть бы что. Видимо в местности,

где он рос – это признак нормальной боевой бабы, и мать старалась от души.

– Ишь ты, сучка! – говорил он, не понятно кому, и заложив палец в рот, свистел в квартире.

Конечно бы, мой папа, не смог так общаться, и я не могу.

Вся сжимаюсь от страха, от слов, даже предназначенных не мне.

Однажды я собиралась на улицу, чтобы не слушать эту ругань. Но мать останавливает меня.

– На вот! – и кинула на стол 2 рубля. Она все понимает? Или чтоб я ушла?

По тем временам это деньги, и я уходила.

Но в восемь вечера подругу звали домой.

А я как пойду домой, если там посмотрят в мой лоб: "Два рубля – то взяла? Так изволь"

Не вслух, нет. Мне так казалось, если дают деньги, то надо не появляться дольше.

«Но почему я должна это понимать, я же маленькая».

Глава 15

Иногда случались странные дни, будто нападали ветры торнады.

Сижу вечером у подъезда, жду, когда совсем стемнеет, и мне можно домой.

Захожу, а дома никого, ночь, 3 часа ночи. А они просто уезжали, а мне не говорили,

и я два дня одна. Если б подготовили, тогда другое дело. Ничего не понимаю, где все?

Хожу из одной комнаты в другую, хочу спать, завтра в школу! Ложусь, но в пустой квартире пробирает страх. Опять встаю, включаю везде свет; коридоре, кухне,

даже в туалете, и пытаюсь лечь.

Утром в школу прихожу, а подружка отворачивается, и не общается со мной.

Просто ничего не понимаю! Проходят дни, и она не выдерживает

– Тань, ты не обиделась? Это все девочки, они сказали

– А давай с ней дружить не будем.

– Но почему?

– Потому что… ты такая хорошенькая стала, и симпатичная.

– Это правда?

– Да, посмотри на себя в зеркало.

Иду домой, смотрю, и правда, я симпатичная стала, там в зеркале.

Именно поэтому, я никому не нужна? Тогда еще ладно, я буду терпеть.

А на улице другие девочки, они бы меня не оставили одну, потому что тоже красивые!

Но они не нравились маме, а я старалась дружить с теми, кто нравился маме.

Мы опять с подругой дружили, конечно же, и мама приехала. Торнады, они уходят, пусть они никому не сделают одиноко, холодно и страшно. Всем тепла.

Глава 16

Наш городской дворец культуры далеко от дома, поэтому я стала пропадать там.

Но в тринадцать лет, не очень удобно играть лисичек на Новый Год.

Кому – то и бабу Ягу за счастье играть, обычно это те, кто мечтали быть артистами, которые смотрели с телевизоров, и были кумирами.

В киосках фото артистов продавались быстрей, чем газета Советская правда! Народ шел с работы усталый, но заглядывал в киоск – не появилась ли фотка артиста?

Я тоже влюблялась в артистов, но пришла в драм кружок не поэтому. Там, в далеком детстве, мы ставили спектакль «Золушка», и я была золушкой то той, лет в пять! Так что завидуйте молча, Господа.

– Но, если в будущем стать актрисой, то кому надо столько золушек? – сообразила я,

училась то хорошо, и голова работала.

Поэтому просто ходила туда, что – бы не появляться дома.

Но интерес к кружку пропадал, за стенами слышна музыка – начинались танцы во Дворце!

А они были платные, поэтому мы продолжали ходить, якобы в театр, и нас вахтерша знала.

Но подруга бежала домой после восьми, и я снова одна. Да и разочарованна я в ней.

К счастью оказалось, таких малолетних, кого дома не ждут – полно, мы почуяли друг друга, и постепенно сбились в кучу.

Вырядившись в брюки клеш, выпрошенные у бабушки, самые модные, мы гуляли по городу!

Ох уж эти брюки клеш! В них была одета вся молодежь, подражая модным зарубежным группам. И откуда только знали? Ведь инфо про заграницу тогда не было – ветром что ли приносило?

Но вот одна компашка, в городском парке, произвела шок! Это были модные, худые ребята!

А зависть к худым в 13 лет, это что – то! Ведь мы еще щекастые, с детскими мордашками,

и понятное дело, стеснялись того.

А те, худые, как они держались просто! И одеты необычно! Мальчики с длинными волосами до плеч, у девочек голубой и даже зеленый цвет волос, в городе вообще такое редкость!

А вместо брюк клешей, на них джинсы в заплатках! А как они говорят!

Половину слов на английском!

– Это не английский, а понты! – сказал Женька, парень с нашей компании

– Да какая разница!

Ведь тот, кто ходит в рваных джинсах и заплатках – не может быть предателем! Ему не важны глаженые брюки в стрелочку, как у отчима, а важно что то, о чем поет гитара, которая висела у них за спиной!

Парня с нашей компании, Женечку, мой предмет восхищения не устроил. Но он остался, и показалось, из – за меня. Он смотрел странно, краснел.

Женя красивый, и что с того? Я уже подавляла всякие чувства влюбленности, и, стоило появиться рядом симпатичному парню, пряталась, стараясь затоптать что – то в себе.

Не утихала боль того случая, с первой любовью, когда отчим ударил моего парня, и остался страх влюбиться, полюбить.

А может быть, те чувства, что предназначены влюбляться, трансформируются что ли?

И я все равно влюблялась, только не в парня, что по мне вздыхал, а в тех хиппи в рваных джинсах.

Причем сразу, и в парней, и в ихних девочек!

С каким восторгом я смотрела, как один из них брал гитару, и слегка подыгрывая, запевал

– Кто тебя выдумал, звездная страна? Снится мне издавна, снится, мне она!

И я будто взлетала над землей!

– Нравится? Это простая песня, а надо слушать хипповые, идите сюда!

Они подвинулись на лавочке, достали сигареты и протянули нам, будто братья родные!

И мы задымили все вместе, изображая модных курильщиков. А потом откуда то, доставали огромный магнитофон, и врубали рок н ролл!

Вот и солнце взошло над моей тринадцатилетней головой! Вот они, настоящие, необычные!

А рядом стоял Женя, и будто тоже под солнцем, смотрел на меня!

А когда шли по домам, я смотрела на Женину коротенькую стрижку, подозрительно домашнюю,

и на него, совсем не похожего на хиппи.

Наверно его тоже загоняют домой, проверяют уроки, и он такой же,

как все прилизанные мальчики, одетые как отчим.

И я решила устроить всем проверку

– А давайте тоже, хиповать?

– Давайте! – все сразу согласились, а нас было четверо, еще одна девочка, и парень Генка.

У всех в глазах искрился огонек, который появляется сначала там, в наболевшем, внутри!

Мы сидели на лавочке, в парке, и обсуждали нашу новую, оригинальную жизнь.

– Чтобы стать хиппи, надо ребятам волосы отпустить!

– И рваные джинсы достать, еще бы на английском!

– А я на гитаре могу! – обрадовался Женя

– О, кей! А теперь по домам.

Глава 17

Прошло время, ребята отпустили волосы, о, как мы их зауважали! А теперь дело за мной!

Покупаю краску для волос, смешиваю ее с зеленкой, и какой – то синькой для белья,

крашу этим волосы, цвет наполовину голубой, а местами – жёлтый, самое оно!

А новые джинсы, которые стояли месячной зарплаты, просто разрезала ножницами, где попало,

и клеем приклеила заплатки, вырезанные из зимних рейтуз.

И вот, я прорвалась из этой серой, пошлой жизни! А внутри уверенность!

У Дворца культуры встречаемся с нашими мальчиками.

А Генка, молодец! Он стал разговаривать "на английском", правда на собственно – придуманном, но как оригинально!

И вот, мы идем по городу!

Ребята с длинными волосами, кто в клешах, кто в джинсах с заплатками. А у Жени за спиной его гитара! И на нас смотрят все салаги в парке!

Но главное, мы на "английском" говорим, правда никто не знает, о чем, и мы не знаем, но подразумеваем! О том, что это вовсе не понты, а неприятие этого мира, вот!

Мира, в котором живут взрослые, которые чпокают наши радости, одну за другой.

Как – то мы шли по городу, просто шли себе спокойненько и шли.

Вдруг, из кустов нарисовались милицейские фуражки.

Увидев нас, милиционеры взволновались, и подошли. А потом они скрутили нашего Генку, и потащили на ближайшую лавочку.

Наклонив его неприлично, обстригли ему волосы клочьями, и дав хорошего пинка, отпустили.

И главное, прямо при салагах!

Остальных хипарей, с парка смыло напрочь, а самый красивый парень, Женечка, удрал, только пятки сверкали. И больше я его не видела, причем нигде.

В будущем мы встретимся с ним вновь, об этом потом. А вот Генка не струсил, мы его видели в городе, после реставрации. Он снова стал простым парнем, скукотища и разочарование.

И пришлось опять жить скучной жизнью, без солнца, в свои тринадцать лет.

А эти взрослые, им все мешало! То Генкины волосы, то мои проколотые уши, мама все повыдергивала из ушей и скандалила!