Полная версия
Запах вешних вод
Татьяна Тимирева
Запах вешних вод
Глава 1
Вот и осень, на промытом дождем асфальте разбросаны гроздья оранжевой рябины. Почему – то оборачиваюсь то и дело, когда вижу эти гроздья, будто им соболезную. Никто на них и не смотрит, красивые, сладко – горькие, вот и ветер их сорвал с деревьев и выкинул на асфальт.
Красиво осенью и гроздья рябины под ногами не просто так, будто что -то важное мы выбрасываем вон. И мы не знаем, что, не знаем, а просто сожалеем.
Вот такие чувства приходят осенью.
День приближался к концу, я припарковала машину у торгового центра,
и пошла за продуктами. Накидав в тележку необходимое и еще чуть – чуть, чего хочется, и немного на всякий случай, с тяжелыми сумками выходила с магазина.
Передо мной вышла молодая, яркая девочка. Повесив сумку на плечо, посмотрела по сторонам, будто выбирая, в какую сторону идти, она пошла по улице.
Рваные в коленках джинсы, синего цвета волосы развевались на ветру.
Из ноздрей торчат маленькие металлические кольца, а из проколотых губ – большие.
Коричневые тени под глазами.
Вдруг я заметила, а она совсем простая и не похожа на всех "с кольцами",
взгляд умненький, в тринадцатилетних глазах боль.
Я, взрослая тетенька, можно сказать с опытом, знала, порой человеку нужно всего два слова,
и вдруг пошла за ней. По дороге думала, никаких нравоучений, нет.
Я просто ей скажу…, а что я, собственно ей скажу?
– Привет, девочка, ты знаешь, я и сама такая была? – А она возьмет и ответит
– Ну и молодец, так держать, тетя!
Нет, я знаю, что ей скажу
– Банально это, девочка, просто банально – и уйду вдаль, словно виденье. А она сразу задумается, кольца свои из ноздрей повыдергивает и вслед мне прокричит «Спасибо, тетенька – а!"
Нет, все это чушь, не буду к ней подходить, а поеду домой.
А вот и пешеходный переход, ставлю сумки наконец. А девочка обернулась и посмотрела прямо на меня. Сначала на мои авоськи с продуктами, потом на съехавшую шляпу, на уставшее лицо,
и будто хотела сказать всего два слова, но передумала и ушла.
А я так и стояла, будто меня застали с поличным. Потом развернулась и пошла обратно,
на стоянке нашла свою машину, закинула на сиденье сумки и поехала домой.
А по дороге пришла эта идея, рассказать всем про все.
В юности я вела личный дневник, потом бросала и снова начинала.
Много вопросов было, а я все хотела найти ответы или что – то умозаключить.
Мне, хорошенькой блондинке, завидовали подруги и оборачивались
прохожие, но тогда мне было не до этого, и я тоже делала попытки стать другой.
Приехав домой, поставила чайник, нашла свои тетрадки рукописные, фотографии.
И вот начинаю свои воспоминания.
Для чего? Чтобы взглянуть другим взглядом или изменить отношение, как сейчас модно говорить? Больше для того, чтобы найти ответы и успокоение, если получится.
В юности я не нашла ответы и уже в 13 лет не понимала, почему я проиграла свою жизнь?
Уже в седьмом классе была сломлена, но боролась, боролась одна.
Я воевала с кем – то, будто невидимым, и пыталась учить уроки, втайне от мамы и отчима.
А потом тоже красила свои светло – русые волосы в синий цвет, кольца в ноздри не вставляла,
но уши в двух местах проколола, правда культурно, в подъезде, с одеколоном.
Тогда, в советскую наш молодость не было салонов.
Мама заметила и все из моих ушей повыдергивала, и скандал такой был!
А я не понимала, в чем проблема? Матом ругаться можно, болтаться до утра
и плохо учиться можно, а какие – то уши проколоть нельзя?
Но уши – это просто уши. Так что можно и что нельзя и почему.
Глава 2
Да, мы – уже взрослые, сформировались в красивых и прекрасных.
А в том прошлом, мы еще и накуролесили, но разве это мы были?
Это просто жизнь такая, учились.
А в настоящем у меня недоделанных дел кучка. Какой год мечтала сама свою машину делать и пойти на курсы автослесарей. Пока, наконец, не поняла, почему время тяну.
Не буду я в железках возиться. Зачем тогда планировала и мечтала –
что бы переживать о несделанном?
Сколько такого набирается, переживаний не напасешься.
Пора уже делать то, что нравится, например, мемуары писать, давно мечтала.
Прошлое вспоминать не просто, главное – не рыдать после каждого абзаца,
глядя на свои молодые фотки.
Переживать легче всего! Ходишь, страдаешь себе и ничего делать не надо. Любить трудней.
Недавно мне подбросили тощего, корявого котенка.
Хотела подбросить его другому и ходить возмущаться, какие есть сволочи, ну и переживать,
как он там, мелкий все же. Нет, никуда его не понесу.
Бог дал мне кусочек земли с домиком и подводит ко мне животных всяких
– На, назови их как хочешь.
И я не могу сказать Ему
– Это мне не надо, а вон то я выкину!
Всем положено место под солнцем. Я взяла котенка на руки
– Привет, корявый, как ты меня нашел? Будешь Шерлок Холмс!
– Можно просто Шерлок – посмотрел на меня котенок.
Хватит подавлять внутри себя сострадание. Пусть это чувство живет полной жизнью,
кто – то понимает, о чем я. Выкинуть котенка – это трусость.
Нет – трусости, а принять то, что дает жизнь и любить.
Я принесла домой котенка, а когда его разглядела, будто солнечные лучики пробежали
по стенам дома. Это же он, из детства!
И окрас, и морда!
Как такое может быть?
Это было тогда, в далеком детстве.
Бабушка никогда не повышала на нас, детей, даже голоса.
А если меня надо уложить спать, у нее был для этого помощник, наш большой полосатый кот.
Она сажала его прямо мне под одеяло.
Старый и мудрый, кот понимал, это хозяйский детеныш и деваться некуда – надо с ним сидеть.
Он терпеливо сидел и урчал мне в лицо, только я закрывала глаза,
начинал задним ходом выползать так тихо, что я не дожидалась и засыпала.
До сих пор помню огромную, как большая тигра, мордашку кота, урчавшего мне в лицо.
Мы оба с ним понимали, что мне надо уснуть.
И вот ко мне вернулся мой ушастый нянь, и нам хорошо и спокойно вдвоем,
особенно мемуары писать, он всегда со мной рядом.
Глава 3
До четвертого класса я жила в двух мирах, летом у отца с бабушкой, а зимой у мамы с отчимом.
Летний мир – это чудесная речка, над которой склонялись ивы,
они тонкими веточками чуть касались воды.
Это любимая бабушка, умная, добрая, самая лучшая.
Двоюродные сестры, яблони, малина, смех и слезы, много всего – целая жизнь.
Я приезжала ранней весной, никого еще не было из сестер, и мы с бабушкой и папой одни.
Уже начинали течь ручьи, я выходила из дома и смотрела, как текут вешние воды весной.
Может после зимнего города так завораживал тот запах вешних вод!
– Я тебя буду помнить всю жизнь – говорила я этому запаху.
А будучи взрослая все надеялась, что куплю домик в деревне, хоть под дачу
и буду приезжать хотя бы летом.
Был такой домик и не один – но того запаха не было.
Запаха вешних вод, синих бабушкиных глаз, настоящего солнца – никогда больше не было.
Лето пролетало и наступала осень. Я уезжала в город позже всех,
уже кружили желтые листья и начинались дожди.
На конечной остановке меня сажали бабушка или отец, и я ехала одна до города,
следующей конечной остановки и пешком шла домой.
В пятиэтажке, где жили мама с отчимом, никто не выйдет с кухни, по поводу того, что я приехала.
С мамой я боялась поделиться, и ничего рассказать, даже про речку!
– Так и будешь, вся в отца, пьяницу и дурачка в речке сидеть! Ха – ха – ха!
Не нужна она тебе, речка твоя – злостью и насмешками отвечала мама.
Как страшен тон ее голоса, и почему папа стал дурачёк? Я шла в кладовку и пряталась,
дрожа от страха, а в пространстве стояла злоба, оскорбления папы и меня.
Они с отчимом не были пьющими, а так – граненый стаканчик коньяка для отчима, перед сном.
И не считались неблагополучными, и тунеядцами тоже не были –
что так оскорбительно в те, советские времена.
Как так получалось? Работящая и порядочная семья, в которой я жила зимой,
выталкивала меня, маленькую, из моего счастливого, детского мира.
А он, мой мир солнца и речки – еще долго согревал меня осенью.
Вот я бегу по огороду и бултых, с мостика в воду, речка то рядом, чуть ниже на склоне.
Когда бежала, то отбивала все пятки и находилась там весь день,
пока не посинею вся и зубы не застучат. У нас был отдельный мостик,
с двух сторон две большие ивы склонялись над водой.
Я часто находилась там одна, только я, запах реки и мелкие волны,
когда подует ветерок. Моя речка стала моей тайной – она давала столько!
Как первая любовь – простая тайная любовь – моя речка.
Глава 4
Это потом, во взрослости, мы будем вычитывать умные фразы что «надо отпустить обиды,
и «полюбить себя такую, как я есть».
А полюбить себя так трудно, ведь это виновато прошлое, которого, как говорят, уже и нет.
А если и есть, то нечего там делать, ведь надо быть счастливыми сегодня.
Будто бы счастье так хрупко, что стоит вспомнить прошлое и счастье то сбежит.
А оно есть, то прошлое, привет – привет, вот я у тебя и в гостях…
– Садись, ты молодец, ставлю три пятерки! – произнесла учительница русского
и литературы, и прозвенел звонок.
Почему – то запомнились эти "сразу три пятерки" – это я сочинила стихотворение про "Ивы над рекой".
– Вот, три пятерки есть! – бежала я домой. – Теперь мама точно поймет, какая я!
– Мам, я получила три пятерки!
– Не была ты ни в какой школе, врешь ты все! Врет она все! – говорила она важному человеку, захлопывая перед моим носом дверь кухни.
Оттуда пахло жареной картошкой, они сидели с отчимом вдвоем.
– На, ешь вот! – мама выносила мне картошку с огурцом на тарелочке с ихнего стола,
и я ее ела одна в своей комнатке.
Я не могла зайти на кухню, когда они сидели там, хотя меня никто не прогонял.
Это все они, летящие в мой след слова, сначала их даже не слышала
или не верила. Потому, что это моя мама и я ее люблю.
– Дядя Федя очень красивый! – говорила мама не то мне, не то, что – бы ублажить отчима,
который шаркал тапочками по квартире, будто носит их впервые, насвистывал, и всегда молчал.
Стоило ему пройти мимо меня, она начинала ругаться.
– Нечего тут ходить! Ишь, расходился! Иди вон на кухню!
– А ты что встала тут? – со злостью смотрела на меня.
– Мам, я пятерки получила, можно пойду погуляю?
– А мне то что?! – она шла на кухню, оттуда доносилось
– Страшная, худая, девка то, и учиться не будет и работать не будет, как ее отец.
Это про меня? Я недавно приехала от бабушки, после лета, и какая же я худая и страшная? Подхожу к зеркалу, а оттуда смотрит незнакомка, довольно симпатичная девочка,
которая играла на пианино и отлично училась.
А еще стала выше всех мальчиков в классе, когда я так вымахала?
Но это только внешне – дылда то! А внутри я маленькая Танечка, у которой есть личный
детский рай с речкой. Наверно он должен постепенно перейти во взрослый,
но будто утрачивалось что то, на том пути.
С улицы я принесла домой щенка. Он счастливый бегал по квартире, виляя хвостом
и неся в зубах огромный тапочек отчима. Чем – то ему тапочек тот приглянулся,
возможно повышенной вонючестью. Но щенок стал прятаться, когда приходил с работы отчим.
– Он бьет щенка, дядя Федя то! Инвалидом станет щенок! – говорила мне мама.
И однажды я пришла домой, а щенка нет.
– Мам, а где щеночек?
– Дядя Федя увез его далеко в поле, так что не ищи, бесполезно – крикнула с кухни мать.
– Им надо глаза завязывать, а так назад придут – спокойно отвечал ей отчим.
– Но он дорогу не найдет хоть?
– Не найдет. Мама знала, как я жалею животных и мне будет больно,
но будто радовалась, что я невзлюблю отчима.
– Она отца своего любит, а тебя будет ненавидеть, вот увидишь!
А я никого ненавидеть не собиралась, надо жить своей детской жизнью, ведь столько дел. Недавно поступила в музыкальную, а маму лишь поставила перед фактом,
поэтому мне некогда ненавидеть.
Я побежала на вокзал, это три автобусных остановки, а дворами, то ближе.
Села на автобус на конечной, и вышла на следующей конечной – вот и село.
Не заходя в дом, быстро шла по берегу реки, а вот и мой мостик.
Спустилась с крутого обрыва и присела на краю моста.
Ивы мои разрослись, они часто жалели меня, маленькую.
Порой казалось, даже плакали вместе, ну правда!
Я смотрела на воду, будто подставила ей, реке, все, что болело и жду, когда отпустит.
Но сегодня я приехала с вопросом.
– Зачем тогда это все, небо, деревья, если мой щенок погибает в поле?
И почему я такая никчемная, маленькая и ничего не могу сделать сейчас?
А может тогда… утопиться? – мелькнула мысль.
– Эй, кому сказал отец? Ты где, дочь? – раздался голос отца на берегу.
Откуда он узнал, что я приехала, я же в дом не заходила?
Ах, это же село и меня видели в городском автобусе.
А он всегда знал, где меня искать.
– Пап, я хочу утопиться.
– Я знаю, дочь, твой отец тоже приходил на речку маленький.
– Пап, а ты бы выкинул щенка, если б он твои тапочки сгрыз или одежду? – спросила я, а в голове мелькнуло решение "никогда не назову его отцом, если скажет – что выкинул бы".
– Твой отец не выкинул бы, видать щенок то маленький, вот и хулиганил.
Он тоже присел на край моста, чуть подальше от меня и умылся рукой из реки,
от него несло перегаром. Неужели папочка опять запил?
Так жаль его было, когда запивал.
– Пап, я хотела утопиться
– Не надо из – за дураков топиться, дочь. У них ума то нет, а ума нет,
считай калеки – произнес любимую поговорку.
Он снова умылся из реки, но показалось, будто прячет слезы.
Я замечала, он плачет, когда выпьет, а мне неловко, я же маленькая, а он папа.
Делаю вид, что не замечаю и боюсь его пожалеть.
Он просто такой же как я – это же мой папа и поэтому плачет иногда.
Глава 5
Когда с нами жил папа, все было настоящее! Музыка с магнитофона,
гости с разговорами взрослых, шутки.
Я не понимала, о чем эти разговоры, но был смысл в жизни.
А мама смеялась, так громко! Но вдруг все кануло, будто сменилась погода.
К сожалению папа стал выпивать, и мама ругалась.
Может это шокировало папу, потому, что он рос в атмосфере любви, ведь его мама – это моя любимая бабушка. Я об этом потом размышляла, повзрослев.
А тогда, маленькая, поборов страх, выбегала как в бой, прямо в середину ихней ругани
– Мам, не надо, пожалуйста! Не ругайтесь, пожалуйста!
– Нашлась тут, защитница, ишь ты! Такая ж будешь, как твой отец!
Скандалы продолжались каждый день, и родители разошлись.
Отец ушел как говорят "в одних трусах", и не стал делить квартиру,
хотя нашу большую трехкомнатную получали на всех, от завода, где они работали с мамой.
"Все Таньке, дочке оставляю" – сказал отец и уехал в свой родительский дом,
в небольшое село, где я проводила лето.
И теперь моя свобода стала ограничена, по берегу реки, на всю округу раздавался его крик
– А ну вылезай из речки, сказал отец!
И я вылезала, накинув платье и трясясь от холода, шла домой.
– В институт пойдешь, сказал отец! – ругал он меня по дороге,
а в голосе ни капли злости и суровости то.
– Какой институт, маленькая еще! – смеялась бабушка
– Ничего! Пусть знает, что отец есть отец!
Папа рос без отца, и я представляла, как он бегал мальчишкой по этим же тропкам.
Сидел до посинения в этой же речке и мечтал, глядя в синее небо, сквозь зеленые веточки ивы:
Будто сидит он в речке, весь замерз и вдруг, идет по берегу огромный,
сильный мужчина – его отец и кричит ему
– Эй, сынок, я тебе отец или нет? А ну вылезай из речки, сказал отец!
Я была уверенна, что он мечтал именно так. Об отце, который заботится о нем,
и эти мечты переносил на меня.
Мы вместе ловили рыбу на черный хлебушек, закидывали удочки,
и сидели на мостике, окунув ноги в речку. А к обеду приносили бабушке
ведерко карасиков и окуньков.
Так как я засыпала плохо, появились первые мечты перед сном:
Будто мама и папа снова вместе. Вот идут они по улице и ищут меня "Где же наша дочка?
А ну иди домой!"
И будто бы сестры и тетушки уважительно провожали нас взглядом,
и мы сидели вместе за столом, а мои родители спрашивали у меня,
как я там живу на улице? – такие первые мечтания.
Но когда приезжали тетушки с города, отец стеснялся загонять меня домой.
Потому, что папа был их младший братик, и они снисходительны к нему.
Но люди же растут, и папа уже не тот, с кем шишки набивали в детстве,
а большой дядя. Почему это никто не понимает?
Вот и мама к чужим относится лучше, всех нахваливает, приветливая.
А ко мне и папе – с ненавистью, будто мы враги из фильма про войну!
Но я же возвращалась от папы способной, уверенной девочкой!
И в школе – одни пятерки!
Одноклассники избирали председателем совета отряда,
музыкальная школа! И все сама!
Мама даже в музыкальную школу не приводила меня –
никто такую не воспитывал, одна я знала мой секрет.
Для того, чтоб быть отличницей и успешной девочкой,
нужен хоть один человек, а лучше два – которые хотят, что б ты был таким.
Не говорят об этом, а хотят внутри, молча и втайне.
Они плачут о тебе, молятся, что б ты был здоров. Один из них – моя бабушка,
я заставала ее за любовью ко мне, всю в слезах и видела,
как она подходила к иконке, что стояла тогда на окне.
Отец еще – я знаю. Когда жили все вместе – папа играл со мной, много объяснял,
он старался быть папой. Но того больше нет.
В нашей квартире другой дядя и совсем чужая стала мама, и вот я стою на этом мосту,
и хочу бросится с него! И меня держат только папа и речка, бабушка еще. Они будут держать меня, пока живы, своим непонятным секретом – тайной синих бабушкиных глаз – и мы молча знали эту тайну.
Глава 6.
Яблони отцвели, все зеленело, настоящее лето. Я опять приехала в свое село, чуть позже приезжали тетушки из города с детьми, моими сестрами.
Мы бегали за малиной наперегонки и ставили спектакль "Золушка".
Рисовали карандашами билетики и разносили соседям, приглашая их в гости, на наш спектакль. Меня, кстати, золушкой назначали. Сегодня, уже взрослая, писала сестрам,
кто меня золушкой той выбирал? Но они молчат, как партизаны, а я не помню.
Но помню, как их мамы загоняли домой, а я оставалась одна на улице.
Моя мама никогда не приезжала туда, видно нечего и делать,
раз уж разошлись. Было неприятно одиноко, но с другой стороны – свобода!
Но почему такая хорошая и прекрасная свобода, так горька от одиночества?
И по этой ли причине не могла уснуть ночами, крутилась с одного бока на другой,
когда сестры сладко спали под ласковым взглядом своих мам.
Мои любимые сестренки, благодаря им я умела читать еще до школы!
Это подражая сестре, я сама пошла в музыкальную и поступила!
Но однажды ко мне приехала сестра и мы, обнявшись, плакали, спрятавшись от всех.
Наша бабушка ушла в мир иной.
Всех семерых своих детей она вырастила одна, мужа не стало в войну.
Пенсия и огород – все, что у нее было.
Тогда мы еще не знали – это и наша разлука на всю жизнь.
Но конечно же мы встретились, ток уже на пенсии, на сайте «Одноклассники»,
через сорок с лишним лет!
Жизнь нас раскидала, от Москвы и до Сибири, и по разным странам!
Какие – то мемуары получаются, но пусть. Ведь это про детство, а оно,
что там говорить, быстро прошло.
Уже взрослая, я приехала издалека, чтобы посмотреть на наш бывший, бабушкин дом,
который давно был продан.
Долго стояла у колодца и просто смотрела. А потом узнала, одна сестра тоже приезжала издалека, и так же стояла. И еще одна написала мне, когда все – таки нашлись через годы:
"мне хоть глоток воды сделать с нашего колодца, я бы сразу выздоровела».
А я тот глоток сделала, и у речки стояла взрослая, и поняла – не колодец, и даже не дом с речкой дают то состояние любви, это бабушка, отдавала всю себя без остатка. А у меня пока не получилось стать похожей на нее, к сожалению.
Глава 7
Папа остался один в доме, а я перестала приезжать к нему. Училась в школе,
взрослела, да и тетушкам некогда, дети, работа.
Когда перестала приезжать на свою речку, папа решил навестить меня в городе.
Он приехал с тортиком и бутылкой вина, думал пустят, меня же отпускали к нему
на все лето и когда захочу.
Но произошло что – то пошлое, до сих пор она ноет, та боль.
Мать с отчимом погнали моего папу по всей улице, прямо при всех.
Они кричали матом, оскорбляя его и размахивая руками.
Кого угодно можно так гнать, только не папу.
А он скучал по мне и через месяц снова приходил.
И его опять прогоняли с позором. Он не был слабым и мог им ответить, конечно же!
Но я одна знала, не сможет быть пошлым при мне.
Папа уходил так, чтобы я не видела, куда. Но я все равно находила его
в кустах ближайшей посадки. Он сидел на бревнышке, открывал вино прямо ртом,
ломая зубы, а тортик, что подарить хотел, вывалился и испачкал ему всю одежду.
Потом пил вино из горлышка и плакал, а мне стыдно, и я уходила.
Долго еще он бубнил сам с собой: " Кому сказал отец, дочь? В институт пойдешь, сказал отец!"
А село далеко, и автобус мог не ходить, ему некуда идти.
Я бежала домой, пряталась в кладовке и рыдала навзрыд.
«Я пойду в институт, папочка, обещаю" – шептала про себя.
А в то самое время, на кухне, сидели довольные мать с чужим дядей,
они чему – то радовались и оттуда вонял ненавистный коньяк.
Бедный мой папочка в последствии погиб. Он приехал домой, холодно,
печку в сельском доме поздно ночью топить,
включил обогреватель и угорел, так рассказывали родственники.
А я училась в школе, и осталась лишь зима в городской квартире,
в бывшей папиной и маминой квартире.
Я всегда искала ответ на вопрос, почему люди имеют такое право, считать себя
«пупами земли» и пошло хамить? Ведь с их кухни так же воняло спиртным,
и они ничего не знают про детский мир, совсем ничего.
Перечитывая главу, все же решила добавить: есть ответ какой никакой, это квартирный вопрос – ведь папа имел право на квартиру – оригинальный способ деревенского отчима, изгнания человека с жилья. Как бренно.
Глава 8
Вспоминая свою главную потерю, уход бабушки с отцом, мне не показалось, что это конец.
Просто бабушка и папа переехали на ту звезду, что когда – то показывал отец, высоко – высоко, и оттуда даже смотрят иногда.
Но ветра погнали ту звезду куда – то выше и все кончилось.
Им меня уже не видно, и теперь я могу делать, что хочу.
Может стать плохой девочкой?
Даже при пьющем папе, стыдно быть плохой.
А при трезвом отчиме и маме – как – то неудобно быть хорошей, будто им не надо.
– Хорошенькой стать захотела, ишь ты!
Как страшно, право, страшно этих слов.
Зато есть компенсация – свобода! Опять она со мной!
Только я знакома с нею с детства, что там, в той свободе?
Можно бегать хоть по лужам, в середину речки заплывать, да хоть куда!
Но чего – то главного то – нет.
Чтоб никто не видел, я смотрю на небо, папа про какого – то медведя говорил,
что на небе живет. С тех пор, кстати, боялась быть на улице одна, когда стемнеет.
Вдруг он заревет, а я одна на той свободе гуляю.
А днем заходила далеко, до кинотеатра, их в городе несколько.
Как – то пошла в кино, и сидела одна в темном зале, так таинственно!
