Вспоминая о том, что сейчас в будущем

Глава 18. Доктор

Грей, Джейн, Дог – троица рок-бунтарей собираются в одну кучку. Они поджигают сырыми спичками одну из выброшенных картин, чтобы в подвале стало теплее. На остатки собственных сбережений, найденных в карманах платья, черной косухи и длинного плаща из кожи с нашитым черепом, компания покупает скудное пропитание на несколько дней. Около костра, в чьих языках сгорает цветной холст, собрались друзья. Долгое время они не решались кинуть картину в огонь, пока это не сделал за них Орландо. Есть что-то завораживающее и медитативное в этих правильных геометрических формах, прямых углах, одинаковых со всех сторон квадратах. Так искусство спасает друзей от неприятной подвальной сырости, чреватой простудой. Рокеры устали. И они не могут придумать ничего лучше, кроме как сесть друг к другу плотнее, запев знакомые всем рок-н-рольные мотивы. Одними голосами, без гитары. Никто не решается петь свои песни, поэтому единодушно выбрана классика.

Дождь идёт с утра, будет, был и есть и карман мой пуст, на часах – шесть.

И огня нет, и курить нет, и в окне знакомом не горит свет.

Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти.

И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг.

Я хочу пить, я хочу есть, я хочу просто где-нибудь сесть14.

Фрида с завистью смотрит на компанию, к которой она точно не может присоединиться. Ей чужды эти песни, она дышит совершенно другим воздухом и мыслит совершенно другими идеями. Несмотря на все свои старания, на хлопание ресницами и предельную вежливость, она будет там чужой. Ее могут пустить погреться у огня, ведь сейчас, в этом подвале, все они равны друг перед другом, обиды забыты и прощены, но нужно ли ей это? Ведьмочка хочет подойти к Орландо, но с гневом, вызванным ревностью, замечает рядом с ученым Глэйза. И они уже тоже о чем-то беседуют! А Фриде…Не к кому пойти.

– Скажи, Орландо, – робко спрашивает Глэйз, – а ты гуманист? Каждый доктор должен любить своего пациента… И это, наверное, единственное, что меня смущает в будущей профессии.

– Нет, я не гуманист, – с какой-то злостной кривой усмешкой отвечает ворон.

– Но как? – не понимает черный пес. – Ведь ты же…доктор!

Орландо не отвечает. Он глубоко задумался. За всю его долгую жизнь накопилось множество интересных историй, которые иногда беспорядочным образом всплывают в голове. Тело ученого состоит из шестеренок, также и воспоминания в сознании образуют целостный, вращающийся механизм. Словно диафильм, перед Орландо разворачивается хроника собственной жизни.

***

Средневековый город опустел. На улицах не было никого, кроме снующих туда-сюда крыс, выискивающих себе пропитание, да ворон, занятых тем же. Под траурное карканье и голодный писк гордо шествовал чумной доктор. Он вселял трепетный ужас, он, маг и волшебник медицины, смерть и исцеление, черное пламя и красное зарево. На нем была широкополая черная шляпа, длинный плащ, закрывающий руки и ноги, маска с птичьи клювом и большие круглые очки, руки в бархатных перчатках сжимали трость для измерения пульса больных. Хорошо, что в маске спрятан пучок пахучих трав, иначе бы врач не выдержал того смрада разложения и гнили, витавшего повсюду. К тому же травы помогали ему не заболеть самому. По крайней мере, так полагал доктор. Сзади него горел всеочищающим пламенем дом того, кто когда-то был больным, а ныне становится пеплом. Доктор сжимал в руке еще не остывший факел, с которого с шипением сыпались горячие угли. Жители города в страхе перешептывались, видя, как мимо окон проходит врачеватель чумы. Они спешно подливали в миски выпитое кошками молоко, ведь по словам всезнающего доктора, жидкость впитывала в себя инфекцию. Каждый, кто заразился чумой, боялся прихода врача. Ведь в его власти судьба пациента. И он мог как излечить, так и вынести бескомпромиссный приговор к смерти в полыхающем доме, из которого нельзя выйти, можно только сгореть вместе с вирусом. Никто не знал, что некоторые тела доктор забирал с собой, уничтожая только дом. Трупы были нужны ему для собственных научных исследований в анатомическом театре. Доктора звали Орландо. Его не любили за нескрываемую гордость и неприятное высокомерие, но уважали, как человека знающего и умного. Врач был раздражен. Он как раз начал работу над большой анатомической схемой, где изображал человеческий скелет. Орландо нужен был мертвец, а последнего больного ему забрать не удалось. Останавливать работу ужасно не хотелось. Пока доктор бранился про себя, проклиная родственников больного, не давших унести тайком труп, он продолжал идти к другому пациенту. И вот, глухой стук врача тростью в дверь.

– Кто?.. – хрипло донеслось откуда-то из глубины дома. У больного не было сил на то, чтобы произнести предложение полностью.

– Chirurgus sum.15

– Кто?.. – повторил свой вопрос больной, который в силу своей неграмотности не владел латынью. Орландо прекрасно это знал, но ему хотелось с первых же минут показать свое превосходство.

– Доктор.

– Наконец-то… Мне кажется, я умираю.

– И правильно делаете, – со злой иронией сказал врач, заходя в дом пациента.

Он хорошо помнил этого бедолагу. Мужчина мог бы прожить еще лет двадцать, если бы не чума. Благодаря здоровому от природы организму, шанс на выздоровление у больного был велик. Но пациент тяжело переносил хворь и мучился уже достаточно долго. Все тело несчастного горело и было усыпано неприятными бубонами, дурнопахнущими струпьями. Орландо помогал, как мог: прикладывал к изнемогающему жаб, пускал на тело насекомых и пресмыкающихся, даже пытался вскрыть некоторые нарывы и прижечь их железом, но все без толку.

– Помогите, – с мольбой обратился пациент.

Орландо хотел было со вздохом приступить к привычным и ему, и больному ритуалам однотипных и незатейливых процедур, как в голове пронеслась страшная мысль, встревожившая целителя.

– Само собой, – дрожащим от волнения голосом ответил врач, – я дам тебе пить. От воды станет легче.

Чумной доктор ловко подсыпал в стакан цианид – сильнодействующий яд моментального действия. «В конце концов, он серьезно измучен болезнью. Я, действительно, сниму боль. Да и пасть жертвой науки – смерть благородная, а достойная гибель страшна только вполовину». Рука Орландо дрожала, но все-таки верно сделала свое страшное дело. Подавив волнение, доктор поднес стакан к дрожащим от лихорадки губам.

За спиной доктора снова вспыхнул пожар. Орландо вышел из горящего дома только что умершего пациента, неся того с собой на руках. Исследования продолжатся. Какое-то время лекарь чувствовал неприятное чувство вины и горечи сожаления, руки еще дрожали, но от воспоминаний о своем чертеже и о том, как будет здорово, когда схема будет готова, волнения отступают. «Любые средства хороши, если цель оправдана. А что может быть важнее чем служение науке? Так было всегда: слабый умирает, а сильный остается. Я сильный, значит, я могу».

***

Ворон чувствует неприятный острый ком, подкатывающий к горлу. От него даже тяжело дышать. В подвале становится невозможно душно. Ученому видится страшное лицо прокаженного. Но рядом с ним раздается голос пытливого Глэйза:

– А как ты относишься к анархии? Мой брат ее просто обожает, но я никак не могу понять, как беспорядок может обеспечить всеобщий порядок?

Орландо как никогда рад присутствию живого существа подле себя. Обретая уверенность, он отвечает тоном наставника:

– Я люблю анархию, но не люблю анархистов. Особенно таких ярых, как твой брат. Все они заканчивают одинаково: что-нибудь подожгут, сломают, а потом сразу же помирают. Многие светлые мысли ученых грубо втаптываются в грязь народным невежеством.

Немного подумав, ворон продолжается:

– А ты бы мог быть моим учеником, Глэйз. В тебе есть жажда познания, но недостаточно самого знания. Это отлично! Я могу вдалбливать тебе любые свои идеи, а ты будешь послушно их записывать и восхищаться.

Черный пес оскорбленно поджимает губу. В конце концов, у него не меньше гордости чем у ворона. Роль ученика он оставит своему другу Черничке.

– Во мне есть знание. И его достаточно много.

Глава 19. Неискренний свет

Следующим утром Доггер направился в библиотеку. К его большому сожалению, он не захватил с собой ни одной книги, а свою жизнь без чтения пес уже не представляет. Кто мог знать, что все обернется таким непредсказуемым образом? Великий мастер побега от реальности. Он пускает в ход всевозможные средства, чтобы погрузиться в другой мир с головой. Уйти от внешнего и от внутреннего, от собственных страхов и неуверенностей, глодавших душу, как огромную кость. Чтение – самый интеллигентный и безопасный способ из всех. К тому же оно питает, а не разрушает мозг. Догу нравилось читать что-то старинное, даже романтическое. Пес всегда подчёркивает, что родился не в том веке и не в то время. И какая ирония: даже оказавшись в машине времени и совершив петлю по отпущенным жизнью часам, он попал не туда, куда бы ему хотелось. Кто смотрит в будущее без опаски? Лишь самоуверенный глупец, что думает, будто распланировал свою жизнь до мельчайших подробностей, предугадав все повороты прихотливой судьбы. Доггер, как любое другое живое существо, боится того, что будет, ищет защиты в прошлом. Там, где все уже когда-то было, когда-то происходило и жило. А будущее далеко. Неизвестно даже насколько. Смерть таится не в прошлом. Она обитает в том, что грядет. И тем страшнее ждать нового дня, месяца, года…Кстати, многие книги писались в прошлом. Не потому ли панк-рокер так любит классику? Наверное, сейчас, в этом странном будущем, очень трудно писать книги. Сюжеты исчерпываются, как иссекаемый источник. Только какой-нибудь фантазер выдумает увлекательный сюжет, с воодушевлением примется излагать его на бумаге, как с горечью поймет, что все это уже было до него. Здорово найти в инновационном мирке писателя и поговорить с ним на такую тему. Может, сейчас выдумали какие-то формулы, по которым просчитываются, создаются оригинальные герои для книг? Таблицы с интересными сюжетами? Дог успел про себя отметить, что со временем все больше и больше главенствует разум, оставляя меньше и меньше места чувствам. Хорошо это или плохо – решать не ему. И сейчас уже некогда рассуждать об этом. На горизонте мигает огнями вывеска: «Библиотека». Здание с огромными, безупречно чистыми окнами. Внутри все, преимущественно, белое или бежевое. Одним словом, как в больнице. Может быть, в этом что-то есть. Книги как врачи для души. Ведь некоторые тома, действительно, способны снять боль и залечить раны. Давно пора заносить книги в рецепты, что выдают больным. Однако, как ни старается Дог, напрягая свое зрение, но книг, самого главного, книг здесь нет! Внутри сильно пахнет кофе и свежей выпечкой. Пес, особенно чувствительный к запахам, изо всех сил старается уловить аромат старых страниц, застывших чернил, кожаных переплетов. «Пш-шш-ш» – шипит кофемашина сзади, подавая гостю очередной стаканчик свежесваренного эспрессо с аппетитной пенкой. Посреди зала стоит огромный, такой же стерильный, стол, на котором размещаются странные устройства. Похоже на ящик с откидной крышкой. Верхняя часть горит странным, ярким светом. Словно кому-то захотелось превзойти ночной свет звезд, и он создал этот до невозможности яркий экран. Глаза Доггера заслезились. Словно маленький щенок, он как будто бы всхлипывает, поминая былое величие всех библиотек, книжных храмов. Свет из ящика кажется ему каким-то фальшивым, искусственным, даже…неискренним. Но самое страшное: глаза всех тех, кто упорно глядит в светящуюся крышку, начинают светиться чем-то таким же ненастоящим и сухим. Как будто по ту сторону экрана на них глядел какой-то фокусник, гипнотизирующий не только глаза смотрящего, но и его разум. Вместо тихого шелеста переворачивающихся страниц слышится назойливый стук по клавишам, располагающимся на нижней части складного ящика. Звук чем-то напоминает пишущую машинку, но более…модернизированную. Доггер чувствует, как к нему начинает приближаться страх. Вот-вот глаза оторвутся от экранов, взглянут на пса, но тот не увидит в них ни мысли, ни чувства, а сплошной поток сменяющих друг друга цифр. Несмотря на то, что все звери сидят совсем рядом с другом, они совершенно не обращают внимание на своих соседей рядом. Кто-то расположился с воткнутыми в уши устройствами, передающие звук, и общается через встроенных в них динамик с кем-то. Другой активно жмет на кнопки и с диким азартом смотрит на экран, время от времени раздраженно ругаясь. Что-то вроде: «Опять проиграл!»; «Чертов уровень!». Некоторые активно печатают слова на этой странной, новой машине для письма и, как кажется, для всего на свете одновременно. Может быть, это современные писатели, которые хотят спасти библиотеку и наполнить ее новыми произведениями? Доггеру кажется, что он вот-вот вскричит от ужаса, если не услышит прямо сейчас хоть один настоящий, живой, реальный звук!

– Простите, – как можно вежливее старается спросить панк у одного льва в деловом костюме, что активнее других стучит по клавишам. – а где я могу найти…книги?

Дог с интересом смотрит на экран, где то и дело загораются новые сообщения, перекрывающие открытый документ с таблицами. Лев старается загородить своей косматой головой монитор, с подозрение покосившись на пса с ирокезом. Каждый в городе знал «Золотое Правило Этикета»: никогда не смотреть на чужой экран. Никогда! Это все равно, что заглядывать в окна жилых домов или вскрывать конверты с чужими письмами.

– Книги? – переспрашивает лев. – Ну, там, в зале, где лампочка перегорела, кажется, что-то такое оставалось. Да Вы садитесь рядом, ноутбук свободен. Любую книгу можно найти. Вон, мой сосед справа каждый день приходит сюда почитать.

– Читать? В этом ящике есть даже книжки?.. Бедные! Незавидная судьба.

– Извините, мне нужно отойти за кофе, – отвечает лев, чувствуя дискомфорт рядом с этим наглецом, сбежавшим, верно, из психбольницы.

– Подождите, – настаивает Дог. – Вы писатель, да? Пишите?

– Я пишу, – с наглой усмешкой отвечает пышногривый собеседник. – Отчеты по своему бизнесу и бесконечные ответы на письма поставщиков, партнеров и спонсоров!

– Ясно…– пес чувствует себя виноватым.

Доггер сконфуженно направляется в маленький закуток, где, действительно, не горит свет. После неискреннего сияния из ящика панк-рокер не против хотя бы чуть-чуть побыть в полной темноте. Со странным чувством, как будто он что-то украл, пес наконец погружается в полный мрак. Или это мрак поглощает его? Знакомые деревянные стеллажи, по углам которых оседает серая пыль, а некоторые полки прогибаются под тяжестью многотомников. Панк с трепетом проводит по корешкам лапой, чтобы убедиться, что наконец-то нашел сокровища. Он осторожно берет темно-фиолетовый томик с готическими узорами, и прищуривает глаза, чтобы прочитать надпись на обложке: «Эрнани. Виктор Гюго». То, что нужно! Доггер осторожно оглядывается, прижав к себе книгу, не собираясь ее больше отпускать. Он снова подходит к деловому льву, чья грива, кажется скоро встанет дыбом от очередного вопроса пса.

– А я могу взять книгу? – Наивно и осторожно спрашивает рокер.

Лев с недовольством косится в его сторону и, отмахиваясь, как от назойливого насекомого, спешит прогнать от себя прочь:

– Да бери уже, бери. Кому они тут нужны?

Счастливый Доггер быстро-быстро убегает из странной, если не проклятой техникой библиотеки, громко закрыв за собой дверь. Однако, этого никто даже не услышал. Пес беспечно идет по улице и даже не подозревает, что все это время за ним внимательно следили…

Глава 20. Деньги не пахнут

Из-за угла, как тень, сзади панк-рокера кто-то хрипло и таинственно зовет его:

– Эй, ты, с гребнем на голове. Ну!

Доггер с неохотой оглядывается. Наверное, это нормально так небрежно обращаться к панку, а все-таки обидно. Впрочем, пес уже привык откликаться на самые немыслимые оклики и прозвища. Из тени выходит рыжий хорек цвета осенних листьев. На одном глазу у него черная, словно пиратская, повязка, придающее ему сходство с бандитом. Второй желтый глаз из-за этого кажется еще более выразительным, ярким, изучающим, жутким и внимательным, словно буравчик, проходящий насквозь.

– Подзаработать хочешь, а? – оскаливается пасть, полная острых зубов настоящего хищника.

– Ну… Хочу. Кто не хочет? – усмехнулся Дог. После льва, ведущего бизнес, этот плут выглядит хотя бы живым и эмоциональным.

– А-а-а, я вижу, ты знаешь толк в деньгах! Я всегда говорю, что у денег есть только два свойства. Первое – они не пахнут. Второе – никогда не бывают лишними. Ты же понимаешь, да?

Хорек – очень худой и вечно суетящийся. Он, как гуттаперчевый, постоянно тянется, извивается, хватается за галстук Дога, как будто бы, чтобы не упасть от своей подвижности. Беспокойство – вот кто этот зверь.

– Но что ты хочешь мне предложить? Я уважаемая личность и на склад работать не пойду!

– Склад?! Да ты весельчак. Я, кстати, тоже. Знаешь, я тебя заметил. О да, а это значит, что заметят и другие. Понимаешь?

– Нет…

– Умеешь болтать целый день, как заводная игрушка?

– Пф-ф-ф, считай, что это мой профиль.

– Я знал. Просто не мог ошибиться! Ты будешь продавцом в метро. Но обсудим это у меня дома, ладно? Не хочу, чтобы нас кто-то услышал…

– Так-так, стоп. Чем ты предлагаешь мне торговать? У себя дома я могу заниматься чем угодно, но в чужом городе нарушать ничего не собираюсь. В Риме я веду себя как римлян.

– Ты еще и не местный?! Отлично! Я должен был догадаться. Должен. Ты говоришь с акцентом. Пойдем-пойдем скорее ко мне. Все будет нормально. Мелкая торговля. Чистящее средство для милых домохозяек. А, да. Мы можем открыть у меня дома пиво. Как знал, что встречу тебя, дружище!

Слова сыпались нескончаемый потоком. Казалось, они вот-вот завалят и раздавят, несмотря на свою легковесность и бессмысленность.

– Другой разговор. Э-э-э, дружище?

Так Доггеру предстояло познакомиться с местными квартирами. Хорь, как длинная и крепкая веревка, обхватывает лапу пса и тащит за собой, так хищник несет свою добычу в логово.

Глава 21. Умный дом и его глупый хозяин

Перед Доггером предстает жилище нового образца и типажа. Если хозяин – это душа квартиры, то здесь все было наоборот. Не владелец старается устроить свое жилище, а сам дом организовывает и формирует своего хозяина. При входе в дом под лапы сразу же бросается несчетное количество щеток, швабр, прикрепленных к роботам, которые подобны многолапому насекомому. Дог в испуге отпихивает одно такое чудище подальше от себя, как нечто противное и неприятное, даже опасное. Робот-чистильщик беспомощно пищит, пытаясь самостоятельно подняться, точь-в-точь перевернутый жук на панцире. Огоньки на дисплее светятся желтыми, синими, красными яркими цветами в надежде, что кто-нибудь придет на помощь бедному механическому существу. Хорь бережно поднимает одного из своих помощников.

– Ну зачем ты так? – укоризненно обращается он к своему гостю.

Если раньше дома наполнялись жильцами, то сейчас в квартирах было больше роботов. Наверное, в будущем боятся тишины, потому что в городе очень шумно. Постоянно что-то хлюпает, рычит, гудит, сопит, искрится электрический ток, бегущий, как кровь по венам, в дома и корпорации. Квартира не убежище, а логическое продолжение и подпевало к общему хору, состоящего из непрекращающегося гула. У Доггера начинает болеть голова, а хорек, кажется, уже родился с этим шумом в ушах. Иначе как объяснить его безразличие? Он живет один, в окружении бесчисленных роботов: механика для уборки, для починки, готовки, стирки, досуга – всего не перечислить. Вдруг, довольный и гордый за свой умный дом, хитрец с улыбкой достает из-под подушки электронного таракана с рыжим корпусом:

– Даже таракан!

– А он-то тебе зачем? Завел бы хоть что-то живое одного разнообразия ради.

– Я живой. Этого достаточно. А таракан для роботов. Иначе им некого будет гонять.

Хорек кидает шустрого механического таракана на пол с удовольствием наблюдая за погоней чистильщика и электронного насекомого.

– Ну, не знаю, – скептически заключает Доггер. – Если уж здесь начали развлекать роботов, то непонимающий дурак либо я, либо просто вокруг меня все идиоты!

Плут достает серый пульт, усыпанный кнопками с рельефными подписями на иностранном языке. На стене загорается огромная плазма с подкрашенными, но имитирующие реалистичные, картинками, одна за другой сменяющие друг друга. Казалось, все здесь подражает жизни, создает впечатление занятости, наполненности и суеты. Но стоило убрать из квартиры множество роботов, все сразу бы стало пустым и бессмысленным. Дом мог спокойно прожить без хорька, но непременно бы развалился без электронных слуг и помощников.

Услужливый робот на колесиках любезно подвозит гостям серебристый поднос с пивом, безупречно чистыми гранеными стаканами и легкой закуской. Откуда-то буквально прилетает диван, как в какой-нибудь сказке. Доггер впервые за долгий день садится, чтобы отдохнуть.

– Единственное, что не меняется! – довольно заявляет пес, держа полную кружку в лапе.

– Слушай, я даже имени твоего не знаю. Может, попробовать угадать, а? – резво предлагает хитрый зверек.

– Не стоит. Припишешь мне какого-нибудь Людвига или Рудольфа, а мне потом живи с мыслью, что у меня вид, как у Берни или Джона. Я Доггер. Сокращенно Дог.

– Ну, а я Неон.

– Я знаю, что ты – это не он, чего голову морочишь?

– Сам себе и морочишь! Неон! Это имя! Элемент из химии, 18-1 группы первого периода таблицы Менделеева, атомный номер 10. Между прочим, пятый по популярности. Ну, после кислорода там всякого, гелия, углерода….

– И почему тебя так назвали?

– Обычно мы носим имена химических элементов или чего-то, что как-то связано с наукой. Новому веку нужны новые имена! Всякие «Доггеры» давно остались в прошлом.

– Да что ты говоришь…А если я из прошлого? Как тебе? – с интригующей улыбкой спрашивает пес.

– Из машины времени? – равнодушно уточняет Неон.

– Да-да!

– Обычное дело, – апатично отзывается хорек. – Тут таких много, кто все-таки решился залезть в эту консервную банку.

– В смысле? – не понимает рокер, все еще не веря, что его неожиданное заявление о путешествии во времени не производит должного эффекта.

– Не так давно у нас открыли аттракцион, который так и называется «Машина времени». Э-э, мне рассказывали о таком, сам-то я ни за что не полезу в эту железяку. Ну вот, платишь денежки, залезаешь в машину, ставишь время и дату, а потом перемещаешься. Правда, многие так и не вернулись. Застряли где-то между «вчера» и «сегодня». Никто не знает, где они. Так и болтаются, наверное, бедолаги в безвременье. Говорю же, консервная банка! Заплатишь, так потом еще и исчезнешь!

Доггер на минуту задумался. Каким странным все это кажется: машины времени, роботы, библиотека без книг. Пес осторожно проводит по темноватой обложке «Эрнани». Издание не новое, а здесь и уж тем более совершенный раритет! Удивительно, что пьеса Виктора Гюго вообще дожила в таком виде до этого дня. Видимо, ее просто никто не читал, а следовательно, и не истрепал, не испортил страницы, не опрокинул на обложку чашку с чаем, запачкав произведение расплывчатыми коричневатыми пятнами.

– А ты из чудиков, – с насмешкой бросил Неон, щуря единственный глаз в сторону книги. – Но хватит о пустяках. Нужно обсудить дело. Итак, я буду выдавать тебе несколько партий моющего средства в день, а твоя задача – продать целую сумку товара за один день. Но есть одна проблемка, брат. Продавать ты будешь в подземке. Слышал про метро?

– Это, кажется, такие вагоны под землей?

– Они самые. Учти, дружище: расстояние от станции к станции минимальное, но ты просто обязан успеть уложиться в этот интервал, чтобы хоть один из пассажиров отвлекся от самого себя и купил наш товар. Будешь расписывать моющее средство во всей красе. Я дам тебе свою грязную футболку, поставишь на ней эксперимент и докажешь безупречность, уникальность и все такое, нашей продукции. Я покажу тебе, как нужно сделать. Деньги, само собой, разделим пополам. Без обмана уже пять лет на рынке. Я выбрал тебя. Ты…привлекаешь внимание. Книгу не забудь с собой взять! Ха-ха!

Хорь достает из-за диванной подушки ветхую футболку, усаженную разными пятнами так, будто ее вообще никогда не стирали. Эти пятна странного, коричневатого, едкого цвета. Они не выглядят естественно, но тем больше ужасают своей безобразностью. Услужливая техника уже несет своему хозяину волшебный порошок в разноцветном, переливающемся на свету пузырьке. Парочка нехитрых манипуляций со средством – пятен как не бывало. Глаза Доггера загорелись щенячьим восторгом. Кажется, новый век наконец-то начинает радовать удивительными открытиями.

– А мне можно такую штучку себе забрать? – нетерпеливо спрашивает панк. – Во Черничка обрадуется, что больше не надо будет чернила со стола по нескольку часов оттирать!