Вспоминая о том, что сейчас в будущем

– Вы готовы сделать заказ?

– Рома бутылочку, – еще хрипловатым голосом отвечает Доггер.

Жанна удивленно приподнимает бровь. В ее голове есть своеобразная картотека из предпочтений и частых пожеланий клиентов. Любая система может давать сбой, но только не ее. Жанне выпала участь стать разносчицей подносов, так она будет лучшей в этом деле.

– Но как же кружка холодного пива после концерта? – подсказывает рыжая официантка.

– Да, неси и пиво заодно. Это был хороший концерт, Жанна… Очень хороший, – соглашает панк.

Фрида с неестественной улыбкой, слащаво растягивая слова, озвучивает свой выбор:

– Кровавую Мери, если можно.

Джейн заказывает что-то скромное, но со вкусом:

– Нам с Грэем по рюмке виски.

Дашка в попытке скрасить свой убитый вечер тоже присоединяется к пожеланиям сдавленным от удушливого воздуха голосом:

– Коктейль… молочный… детский.

– Благодарю за заказ, ожидайте, – говорит заученную и надоевшую ей самой фразу Жаннетт.

Впервые за долгое время Доггер начинает осматривать Фриду, вспоминая о ее присутствии:

–Так о чем конкретно ты хотела поговорить? Очень оригинально с твоей стороны явиться под конец концерта, так потом еще и отвлекать актера. Э-э-э, то есть артиста.

Фрида чувствует себя комфортно и совершенно свободно. Эта стихия ей куда ближе тихой и спокойной пекарни, где все блестит от чистоты и порядка. Шум, гам, дым коромыслом, чьи-то жаркие споры об анархии, воодушевленные речи хиппи о рок-революции, рваные струны гитары под столом, грохот барабанов над ухом и рев моторов за битым в драке окном. Множество ярких пятен! Она дерзко отвечает:

– Ни о чем! Мне просто хотелось выпить! Хотя не стану скрывать, у Вас, маэстро, оригинальная манера исполнения. Выглядит эффектно даже для нашего искушенного зрителя.

Фрида льстит. По большому счету она даже не слушала песен. Она вообще не заядлый любитель музыки, предпочитает звуки тлеющего угля, уханье сов, шорох листьев, ночное хлюпанье болот и порывистый вой ветров. На худой конец, можно послушать бубны.

–Так для этого я там и нахожусь – производить эффект. Знаешь, как у Маяковского: «Я сразу смазал карту будней…».

– Для эффекта? Только лишь? А что насчет того, чтобы уйти в песенных образах от самого себя? – допытывается зеленоглазая пони.

Жанна уже ставит на стол заказанные напитки. Все, кроме коктейля Даши. Его тут не готовят. Доггер сразу же начинает суетливо открывать бутылку и быстрее пьет, стремясь избежать ответа на вопрос.

– Всем приятного, – вежливо откланивается Жанна и со вздохом спешит к другому столу.

Фрида настойчиво повторяет вопрос, просверливая взглядом пса:

– Что насчет эффекта?

Доггер уклончиво отвечает:

– И в масках пестроты той многолюдной навек я потерял рассудок свой.

– Что это значит, если говорить конкретнее? Оставь своего внутреннего поэтишку для сцены. Сцена такое любит, она проглотит все, что будет сброшено с нее от маэстро. Толпа любит своих кумиров.

–Хм, к примеру, это может означать, что я хочу пригласить тебя на съемки своего дебютного клипа.

– Как? Клип? Qu'est ce que11? «Клип»?

Джейн, услышав о наболевшей теме, берется ответить:

– Хах, Дог уже всем мозги выел со своим клипом… Камеру, конечно же, искала я.

Доггер деловито перебивает:

– Клип – это такой видеоряд, часто совершенно абсурдный, который каким-то образом иллюстрирует содержание песни.

– Допустим… Что дальше? Кого я должна играть? – интересуется Фрида.

– Для меня местечка не найдется? – с надеждой спрашивает вымотанная Дашка.

Доггер увлеченно начинает рассказывать, напрочь забывая о недопитой бутылке рома:

– Э-не. Фрида, Фрида же, правильно? Ты играешь Смерть. Весь сюжет крутится вокруг некоего субчика, который просто-таки обожает побеждать в шахматных партиях и не видит своей жизни без этой игры. Но вот однажды, сам не заметив каким образом, к нему на огонек заходит Смерть. Он предлагает ей сыграть в любимую игру, ставит на кон единственное, что может заинтересовать противника – жизнь. Они играют партию за партией, но черная гостья, в конце концов одерживает победу. Мораль: выше головы не прыгнешь.

Фрида, недолго думая соглашается. Давно в ее жизни не происходило интересных событий. К тому же пони очень любит настольные игры.

– Ладно. Да, хорошо! Я в деле. А теперь давай отпразднуем это чудесное решение глотком рома.

Лошадка тянется за бутылкой, но Доггер достает из-под стола шахматную доску:

– На те реквизит. Могу автографом расписать. Так сказать, на память. На съемки только принеси.

Фрида берет шахматы, предпочитая забирать все, что само плывет ей в руки. Но обиженно замечает:

– Люблю настольные игры. Однако если дама хочет выпить, то ей неприлично отказывать.

Доггер с наглой усмешкой отвечает:

– А кто те сказал, что здесь ведут себя по этикету? Не то место, мадам.

Грей властным голосом отвлекает внимание панк-рокера:

– Когда съемки? Я больше не вынесу разговоров о клипе. Либо мы снимаем пятого, либо Джей сдает камеру назад.

Доггер начинает тревожиться:

– Тихо-тихо. Снимаем пятого. Всё, все слышали? Пятого! Ни днем позже. Распустились… Всё даты откладывают. Но, Грей, у меня еще пьеса лежит не разученная. Давай седьмого?

– Пятого, – отрезает полукровка.

Фрида с кокетливой улыбкой говорит:

–Что насчет автографа на шахматах? Предложение в силе? Мало ли, может, ты знаменитым станешь, так я после твоей смерти на этой вещице состояние заработаю. Боишься смерти?

Доггер принимает доску, ставит подпись и смело отвечает:

–Так я уже гремлю на весь город. Дай мне еще пару дней – я буду уже в Европе. Большому кораблю, как известно… А что мне смерть? Я с ней сейчас за столом сижу.

Фрида, подобно властной императрице из древнего города, забирает доску и поднимая жестом Дашку завершает разговоры:

– Все вопросы решены. Я домой. Дашка, подъем.

– Мы на байке покатились! – уже в дверях бросает Джейн и исчезает вместе с Греем.

– До свидания, было очень приятно провести с Вами вечер, – откланивается пони с рыжей гривой.

Доггер небрежно махнув лапой недовольно замечает:

– Э, не ломайся, как тряпичная кукла. Покеда!

Панк остается один. Сегодня ему не хочется спешить домой, где его ждет не разученная пьеса, ворчливый и сердитый брат. Ведь это место создано для того, чтобы забыться и уйти от всего, что волнует. За одним из столиков затевается нешуточный спор грубоватого, неряшливого анархиста и длинношерстного с венком на голове пацифиста. Дело вот-вот дойдет до драки. Дог с интересом смотрит на чужой конфликт, предвкушая жестокую схватку двух идейно увлеченных посетителей. Звук опрокинутого стакана, ворчливое шипение пролитой жидкости и чей-то вскрик – затеялась потасовка. Кто-то из посетителей ахнул от ужаса, кто-то, как Дог, от восторга. Теперь у Жанны прибавилось работы. Оставив заказы в стороне, она бежит разнимать драчунов. При ней лишь одно оружие – слово. Но ей этого хватит.

Глава 11. Прощание под луной

Наступила ночь с яркими уличными фонарями и фонарями небесными – звездами. Две подруги пришли к тому месту, откуда началось их путешествие. Дашка ужасно устала, у нее даже пропали озорные искорки из глаз, паб словно забрал всю ее силу. Только Фрида продолжает громко и неприлично смеяться, нарушая очарование ночного безмолвия:

– Ха-ха-ха-ха! Знаешь, что самое смешное? Я-таки забрала у этого пса его ром! Не хотел дать глотка, так ведь поплатился за жадность бутылкой.

– Ты украла? – осуждающе посмотрела на подруг Дашка.

– Нет, зачем же? Ха-ха-ха! Просто проучила. Люблю давать уроки. Особенно таким песикам. Наивный до нельзя, ранимый как лопоухий щенок.

– Это Доггер-то ранимый?!

– Конечно. Ты в глаза побольше заглядывай. Он же жизни и самого себя боится. Вот-вот от ужаса расплачется. Весь на нервах песик. Дитя, enfant. А все-таки добрый. Даже жалко его делается. Ну ничего, поправим.

– Что поправим-то?

– Всё по правим. Ладно, Дашунь, пора бы тебе домой.

Дашка на прощание обнимает Фриду. Она ужасно вымоталась за этот день, но она не может не спросить с заботой в голосе:

– Дойдешь до леса? Не заблудишься?

– Дойду, не бойся.

– Завтра встретимся в пекарне?

– Встретимся? Ты правда хочешь встретиться?.. Со мной?.. – искренне недоумевает огненно-рыжая. Ей казалось, что после разгромного похода в пивнушку у пегаса отпадет желание общаться с ней. Но предложение о встрече странным образом радует Фриду. Казалось, она испытала уже все, что можно испытать, однако эта глупая радость и растущее чувство привязанности ей незнакомы.

– Конечно! Почему нет? Мы же друзья, забыла? Я хочу показать тебе завтра город. Ты не видела наш парк, он просто потрясающий!

– Ладно, Дашка, встретимся… Странно все это.

С непонятным и до нелепости приятным чувством, растущего внутри тепла, ошеломленная и немного пьяная от выпитого алкоголя, Фрида тонет в чащи леса. Холодные и мрачные тени лесных деревьев гасят красоту и пышность образа лошадки. Мысли в голове пони путаются, но среди них медленно рождается идея.

Глава 12. План Фриды

Ворон-ученый завален своими исписанными бумагами так, что виден один лишь длинный клюв. Зрение, движение, мысли – все направлено на миллиарды букв перед глазами. Кажется, он уже забыл свой недавний промах. Неудачи преследуют всех ученых. Истинный гений перешагивает через них широким шагом и идет дальше, попирая невежество своим знанием. Слух раздражает резкий, нетерпеливый стук в дверь. Кто может знать о существовании фургончика отшельника? Кому в столь поздний час понадобился одинокий Орландо? Дверь открывается бескомпромиссным, злостным рывком с улицы. Фрида вернулась домой с трофеем в виде подписанной шахматной доски. Ее глаза горят решительным огнем, но взгляд рассеяно блуждает под действием выпитого рома. Грубым криком она заявляет о своем присутствии:

– Salut, mon ami!12 Я теперь могу представиться!

Ворон с трудом выбирается из выстроенных бумажных баррикад. Внешне он не рад лошадке, но внутри что-то приятно отозвалось на возвращение гостьи.

– Ну?.. Где ты была?

– Фрида! Зови меня так! Мое имя Фрида! Не спрашивай, где меня носило, а лучше привыкай. Так будет всегда.

– Я тебя к себе домой не звал. И мне устанавливать здесь порядки, а не тебе. Ты пришлое, чужое, стороннее. Твое присутствие здесь – мой глупый промах. Но расплачиваться за него не собираюсь. Ты – defectus.13

– Ха-ха-ха! В таком случае «пришлое» тебя обыграет! Я знаю, что заставит тебя впустить меня.

Фрида, словно игрок в карты, ловко достает из рукава свой козырь: черно-белую клетчатую шахматную доску.

– Видишь? Видишь? Это шахматы. Но фигуры в них необычные. Как ответишь, если я скажу, что через эту игру мы можем управлять судьбами ныне живущих?

Орландо не верит в мистику и волшебство, но верит, что любую магию можно объяснить физикой или алгеброй. Ему интересна черная магия, как любое другое явление материального мира. Ум ворон всегда открыт для новых исследований и экспериментов.

– Заходи, – приглашает в дом ученый. – Как оживлять фигуры будешь?

– Эта доска подписана одной легковерной жертвой. Ты знаешь силу автографов? Не зря все самые страшные договоры и сделки подписываются. Только времена меняются и вместо крови пишут чернилами.

– Может, и не зря я тебя вызвал…

Орландо внимательно осматривает Фриду с легкой довольной улыбкой. Было что-то очень приятное от такой мелочи, как беседа, обсуждение планов не со стеклянными пробирками, а с живым существом.

– Размалеваться успела. Теперь точно ведьмой стала! – неожиданно выдает механический ворон.

– Я от заслуженных регалий не отрекаюсь, прошлое свое люблю и чту. А теперь отдохни и внимательно послушай. Вот что я затеваю…

Часть 2

Глава 13. Разучивание пьесы

В самом разгаре весеннего утра и начинается приключение, накрывшие героев подобно огромной волне, ураганной силой снесшей привычный уклад жизни. А пока неспешно шелестят листы, исписанные темными чернилами. В окошко домика Доггера ласково светит апрельское солнце, любопытная зеленая лоза свисает с подоконника и окутывает толстый переплет «Божественной комедии». В комнате лежит большое количество разных вещей: от потрепанной старой шляпы с пышным гусиным пером до венецианской карнавальной маски. Среди груды реквизита стоит Дог в темно-синем плаще, символизирующий по Блоку, скорую измену. Черничка в золотистой накидке похож на гордого воина, которого поджидает скорая слава. Театрально закидывая лапы в сторону, вознося взгляд во ввысь, пафосно и патетично разучивают пьесу, друзья репетируют первую сцену. По задумке автора сюжет пьесы вращается вокруг пропажи старинных часов, замену которым придется найти одному из сотрудников музея. Однако новый экспонат, как все старинные и таинственные вещи, скрывает в себе загадку, которая разразится на головы сотрудников проклятием. Доггеру нравится писать сюжеты с элементами мистики, фольклора, ужасов. Правда, конкретно эта пьеса симпатична ему тем, что в ней он написал себе образ доблестного и отважного авантюриста, готового к встрече с опасностями. А еще именно у его персонажа самые трогательные речи на грани пафоса про бедняков. Доггеру нравится считать себя собратом по несчастью всех «униженных и оскорбленных», «отверженных». Черничке же он милостиво выделил роль волнительного, суетного рядового музейного сотрудника.

– О нет! Пожар! Кошмар! Пропали! Во беда! – начинает Черника, изо всех сил стараясь изобразить гримасу ужаса. Он спешно перебирает лапками, путаясь в накидке.

– Зачем кричать же так с утра? – равнодушно реагирует Доггер.

– Проснись, скорее! Кража здесь… Украли ценнейшую вещь! Часы старинные висели, для посетителей блестели, глаза восторгом наполняли!

– Ага! Воришки часто тут сновали. А что? Часы – чудесная находка. Их выкрадет любой бедняк: будь то мальчишки иль девчонка… Теперь представь, что бедные воришки крадут часы, крадут и книжки, чтоб только голод их оставил! Хоть на день. Работать вовсе не им лень. Таков их быт, таков устав… Их не щадит судьба, им только б пожевать чего-нибудь с утра.

– Тебя не очень понимаю я! Кто нам часы вернет, кто нас спасет от разоренья?

– Не беспокойся – я твое спасение! Пойду по свету я искать музею новый экспонат. Как только часики найду – вмиг примчусь и возмещу потерю.

– Удачи, друг! В тебя я верю.

– Благодарю. Теперь закрой за мной скорее двери.

Кто-то с улицы настойчивым и даже повелительным, требовательным стуком настаивает на том, чтобы дверь открылась. Черничка с опаской, словно остерегаясь того, что из этой двери выскочит некий демон из проклятия, как по сюжету пьесы. Во время репетиций впечатлительная натура кролика погружается в игру с головой, уже не в силах разграничить вымысел и реальность, как иногда бывает в бредовых снах. В дверях, действительно, стояло то, что можно обругать «проклятьем», но другого рода. На смущенного кролика в упор глядит два зеленых глаза с кипящей и необузданной энергией в них. Это Фрида. Она вопросительно поднимает бровь, окинув взором маленького испуганного кролика. Ведьмочка ищет дом Доггера и просто не может ошибиться!

– Доггер дома, – словно прочитал ее мысли Черничка. Он привык к тому, что к «учителю» могут приходить странные гости. Хотя эта незнакомка выглядит несколько нетипично даже для окружения Дога.

Лошадка по-хозяйски проходит в дом, брезгливо морщась, глядя на интерьеры в доме.

– Собирайся! – Приказывает она псу. – Мы идем снимать клип. Я нашла отличное место для съемок. Очень…Эм-м-м…Аутентичное!

Панк-рокер удивленно смотрит на красногубую гостью. Какой же нужно обладать внутренней силой и упрямством, чтобы вот так, в чужом доме отдавать приказы?! Обычно пес туго запоминает лица своих знакомых тем более, если они встречались всего один раз, да и тот в пабе. Такое уж это место – все молниеносно улетучивается и исчезает вслед за рассасываемой пивной пеной в кружке. Но эти зеленые глаза с нездоровым блеском, алые, словно выпачканные в чужой крови губы, и пышную гриву, которую можно затянуть в тугой жгут и удушить им – этого не забыть никогда!

– Все уже собрались. Ждут только тебя, – загадочно добавляет Фрида.

– Да, конечно, – будто бы не по своей воле отвечает Дог, скидывая с себя театральный плащ.

– Но…мы не порепетировали… – с досадой и до смешного тихо пищит кролик в надежде остановить Дога, а Фриду выкинуть из дома, чтобы забыть потом навсегда!

– Нет. Я должен идти на съемки. Грей…Грей будет ругаться, если я опять отложу дату. Мне нужно. Я ухожу. Разбери реквизит на полу. Мы же уважающие себя актеры в конце концов, а не балаганные шуты!

Глава 14. Будущее ждет

Грей, Джейн, Дог, Глэйз, Орландо и Фрида. Разношёрстная компания наконец-то собралась вместе. Их скрывает только набирающий силу весенний лес. Звери толпятся в старом фургончике одного сумасшедшего ученого. На улице пахнет свежестью молодых листочков, стаявшим льдом, холодным ручьем, чей запах похож на сталь. В фургоне же пахнет деревянными пробками, шалфеем и травяными отварами. Грей держится отстраненно и самоуверенно, словно все происходящее его не касается, а лишь проходит параллельно. Джейн сжимает в лапах камеру, ее брови хмурятся, а глаза сосредоточенным и строгим взором осматривают новую обстановку. Дог пытается выглядеть разгильдяем и держится как можно более расслабленно, но на самом деле внутри него все сжимается от какого-то нехорошего предчувствия – Фрида не дает ему покоя, роковая красотка, нахалка, настоящая смерть! Глэйз с интересом рассматривает корешки древних книг и манускриптов, с удовольствием повторяя латинские названия разных органов на анатомических схемах. Кажется, пес даже улыбается про себя, одобрительно кивая безмолвным рисункам и чертежам. Орландо ввинчивает болты и гайки в огромный железный шар с большим стеклянным окном и начинкой из мигающих кнопок и рычагов. Фрида, как королева на балу, властно осматривает собравшихся, сидя за столом ученого, где сейчас стоит клетчатая шахматная доска и деревянные фигуры. Рыжая с интересом двигает пешки, переставляет короля и ладью, меняет местами черные и белые фигуры, смешивая их между собой, коней она держит как можно ближе к себе.

–Ну, Дог, кажется, мы должны играть в шахматы? Ведь таков сюжет твоего клипа, м? – лукаво спрашивает лошадка.

Пес растерянно и невнятно отвечает ей:

– Да, но почему ты привела нас именно сюда?

– Потому что тут мы будем играть в шахматы по моим правилам! Это уже не та доска с деревянными фигурами, что ты дал мне вчера в пабе. Твоя подпись очень пригодилась, чтобы чуть-чуть…одухотворить эту партию.

– Э-э, а что с клипом? Я не понимаю! – панк едва сдерживается, чтобы не крикнуть в отчаянии: «Помогите, прошу! В какой только омут мы попали с этой…ведьмой!» В зеленых глазах лошадки горит нездоровый блеск одержимости.

– Смотри, Орландо! Сейчас я покажу тебе, как умелый кукловод дергает за ниточки! – с бешенным восторгом кричит дьяволица.

Но кто-то грубо толкает злодейку в бок. Это Джейн. Отложив камеру в сторону, она решает показать Фриде, кто здесь главный.

– Я всегда знала, что не стоит доверять кому бы то ни было после одной-единственной беседы… Ну да ладно. Ты сумасшедшая! Я не знаю, что ты хочешь с нами делать и причем здесь шахматы, но я уже рассердилась, потому что из-за тебя мы потратили время в пустую, мы снова не записали клип, а еще…ты просто мне не нравишься!

Между пони и черной кошкой завязывается нешуточная драка. Слышно шипение, даже рычание. Шахматные фигуры рассыпаются по полу, так и не успев стать частью магического обряда. Черные и белые фигуры смешиваются друг с другом: кони разбросаны вперемешку с ладьями и ферзями, слонами и пешками. Все смазывается, как испорченная кинолента, превращаясь в общую потасовку, где уже невозможно различить силуэты и отличить правого от виноватого. Как отдельные краски на холсте, что смешиваются от неуклюжего движения и создают грязный неясный оттенок. Слышно только:

– Осторожнее! Мои эксперименты! Наблюдения! Вы все порвете, бездари!

– Ура, драка!!!

– Если ты еще раз наступишь мне на лапу, то я тебя побью…Это не шутка!

– Все из-за тебя!

И, наконец, философское:

– Что я здесь делаю?..

Вспоминая в последствии этот случай, никто так и не смог ответить на главный вопрос о том, как вся компания вкатилась в машину времени, в тот самый шар, возле которого крутилась механическая птица. В общей суматохе звери не заметили ярких огней от зажженных выпуклых кнопок, неоновые загадочные цифры XXV на экране, предупреждающий об опасности красный цвет клавиши «пуск». Началась сильная тряска, в глазах все рябило черно-белыми и цветными геометрическими фигурами, яркими кляксами. «Вот и смерть» – подумали собравшиеся. Даже Орландо, который давно перестал бояться конца жизни. Ему не в первый раз приходится пересекать границы времени, обманывая стрелки часов, но в этот раз он не один. Выдержит ли машина такое напряжение? Ответ ворон получил лишь после того, как металлический шар протяжно заскрипел, экран погас со звуком взорвавшейся бомбы, в глаз влетела отскочившая гайка, а дверь машины времени открылась… Звери чувствуют запах гари, предвещавший плохие новости. На гриве Фриды заплясал маленький огонек от перегоревшего провода, случайно упавшего на нее. Лошадка стремительно гасит его со словами:

– Что же…Мы тут на долго.

Глава 16. Буквальный андерграунд

Фрида, Орландо, Джейн, Грей, Глэйз и Дог попали в полумрак. Сначала их глаза не видели из-за ярких вспышек внутри машины, но и после того, как с глаз сошла пелена, они не смогли детально рассмотреть место, где находятся. Невольные путешественники во времени попали в подвал жилого дома, оказавшись практически под землей в буквальном смысле этого слова. Подвал пахнет плесенью, под лапами чавкают небольшие лужицы серого цвета. По углам разбросаны большие холсты, на которых изображены геометрические линии и пятна, какие мерещились во время скачка во времени. Такое чувство, что все они принадлежат кисти одного художника, который отчаялся искать свою музу и обреченно свалил картины в подвал, поставив на них крест. Возможно, у него не понялась лапа выбросить творчество в урну, где бы краски на холсте мешались с вонючими просроченными продуктами и бытовыми отходами, поэтому он отнес свое искусство в подвал. Холсты затягиваются клубками бледной плесени, медленно умирая. Неужели в этом городе негде искать вдохновения? С купола машины времени спускаются черные и липкие подтеки машинного масла. Капля тягучей жидкости попадает Доггеру на нос. Пес выходит из шокового оцепенения только благодаря ей. Он смахивает липкое масло лапой, глядя на оказавшееся на полу пятно черного цвета:

– Ну и жижа…

Словно пробуя слово на вкус, он повторяет:

– Жижа, жижа…Что за слово? Кому оно понравится? Точно, Маяковскому! Стало быть, и мне тоже…

Так герои оказались в мире будущего. Оно встретило их сырым подвалом.

Глава 17. Дневник

Для того, чтобы не сойти с ума и быстрее осознать все то новое, что свалилось на головы горе-путешественников, Доггер, как самый творческий из всех собравшихся, решает записывать на обратной стороне выброшенных холстов короткие заметки о прожитых днях. К счастью, у Джейн, как у личности тоже довольно творческой, нашелся огрызок сточенного карандаша. Вот что записал рокер мелким, неровным почерком в один из первых дней: «Давно же я не брал в лапы писчий предмет! Стыд и позор! Удивительное дело, но моя дурная привычка доверять всем подряд, втянула не только меня, но и друзей в интересную историю…Мало того, что мы познакомились с настоящей ведьмой, так к ней еще в комплекте средневековый злой гений прилагается! Пришли снимать клип, а Фрида, ведьма то бишь, давай воду мутить, мол, шахматы, кукловод… Как можно оставаться в разуме, когда вокруг меня столько психов?! Бац-бац – мы в будущем… А я думал, для таких как я будущее не существует! Один день живу. Пейзажи и общие виды здесь, к моему разочарованию дворового романтика, слишком не живописны, чтобы их описывать. Какой-то странный удушливый воздух, словно каждую минуту химическую бомбу сбрасывают, духота, страдающие от безвыходности художники, которым больше нечего рисовать. Вот пишу на картинке чьей-то. Рисует геометрию. Пейзажей нет. Его бы к нам, в Хилтопгер! Чайные листы под солнышком рисовать! Глаза слепнут от гаджетов, в ужасе трясешься от летающих над головой досок! И все так быстро, стремительно. Музыка выведена машинами и агрегатами. Мертвая музыка. Таких бунтарей, как мы, здесь никто не видел, и никто не увидит больше. Я в первую очередь на музыку смотрю. Какие песни – такая жизнь. Наша компашка, как это всегда бывает, растерялась и рассыпалась, как древний скелет. Мой любимый братец Глэйз крутится возле Орландо. Что за птица такая – до конца не понял. Дьяволица Фрида то кокетничает со всеми подряд, то дуется. Джейн хандрит, но пытается что-то сделать для общего блага. Чаще читает свои антиутопии. Чего читать – все перед глазами. Грей нервничает, но виду не подает, тоже все суетится и пытается выбраться. Ох уж мне этот Грей! Готов целыми днями дивиться своей красе. Лучше бы спел. Самовлюбленный до ужаса! Как и я. Тщеславные же мы с ним псины, мать моя анархия! Ух, голова болит. Не хватает настоящего рока, чтобы всю эту серость разгромить под визг гитары. И книг не достаёт. Нужно найти библиотеку. За что ни возьмусь в жизни – все какой-то Достоевский. То есть одни страдания. Горе мыкаем…»