О верности крыс. Роман в портретах

– Потому, что я его всё никак не добью толком. Вечно кто-то мешает. Пойдём наружу.

Синий малость опешил, но спорить не стал. Только попробовал неуклюже подначить:

– А что Кхад драки запретила – тебя не беспокоит?

– Беспокоит, – буркнула Теотта, продираясь к выходу среди шумных столов и не давая себе труда обернуться к собеседнику. – Не запретила бы, я бы давно недобитка добила. И сразу стало бы спокойней.

Синий споткнулся о чью-то ногу, ругнулся, ткнул кого-то в бок локтем, оказался на сравнительно свободном пространстве и поспешил догнать Теотту.

– А чего ты вообще к нему вечно цепляешься?

– Он предатель, – отрезала Теотта, выходя из кабака наружу. Синий оторопело на неё вылупился, застряв в дверях. Забыл даже поморгать, когда в глаза ударил свет пасмурного дня, ослепительно яркий после кабацкой полутьмы.

– Это ещё почему? Он что, кхади предал?! Когда? Почему ты не сказала?!

Теотта раздражённо дёрнула его с порога и закрыла дверь.

– Никого он ещё не предал. Я не говорю, что он предал! Я говорю, что – предатель!

– Ффу. Ничего не понял. Как это?

Теотта вздохнула, махнула рукой в смысле «идём» и стала объяснять на ходу, хоть и с видимой неохотой.

– Предателями не становятся. Предатель – он всегда предатель, даже если ещё не предал. Он всегда предатель.

Синий хмыкнул.

– А если человек один раз, давно, кого-то предал – он всю жизнь будет предатель, даже если ошибся за всю жизнь всего один раз?

– Дурак! – разозлилась Теотта. – Он всю жизнь будет предатель, даже если так и не предаст никого ни разу. Просто потому, что он предатель, потому что может предать, потому что это его природа! Лайя, вон, и та поняла. И нос ему расквасила!

– Что? – Синий рассмеялся. – Лайя? Нос? Имей совесть!

– Он сказал, что Трепло умер насовсем, и все мы умрём насовсем, – сказала Теотта, подбрасывая на ладони нож в такт словам. Нож ровно подлетал и тихо шлёпался обратно, так же плашмя, поперёк ладони. – Что сколько можно из-за этого со скорбными рожами ходить. И что теперь хоть потише стало.

– Э…

Синий запнулся. Сглотнул, набычился и повернул было в обратную сторону.

– Да я… Да я его…

Теотта издала что-то похожее на короткий рык и щедро отвесила ему подзатыльник свободной от ножа рукой.

– Ай, дура!

– Сам дурак! – фыркнула Теотта, пряча нож.

– Да уж, все дураки, одна ты умная! – скривился Синий, потирая макушку.

– Вот именно, – досадливо сказала она, шагая дальше. – Знал бы ты, как мне это надоело!

– Какого пепла, Теотта?! – Синий догнал и схватил её за локоть. – А какого пепла ты тогда это говоришь? Сама говоришь, что он предатель, а стоит только…

Теотта стояла, вроде бы, неподвижно, но локоть её каким-то образом из хвата Синего высвободился.

– Хватит уже! – прикрикнула она и покачала у Синего перед носом пальцем. Рукав широкой арнакийской накидки, как и браслеты под ним, скользнул к локтю. – Хватит того, что вы о-Баррейю подстрелить пытались! Мстители недорезанные! Хорошо хоть, не убили!

– Ты… – Синий шагнул к ней, щерясь от ярости. – Дым и пепел! Да я бы весь этот проклятый дом вырезал, и то мало было бы!

– Нет уж, мало никому бы не показалось! Ол Баррейя нам помогать должен через пару лет, а вы со своей местью дурацкой! Если б вы мальчишку убили, вообще всё наперекосяк пошло бы!

– К-какой «помогать»?.. – Синий мотнул головой, ловя луч на серьгу. – Чего «наперекосяк»?.. Ты чего, спятила? С чего бы он нам помогал?..

– С того, что так правильно! – отрезала Теотта. – А вы бред всякий делаете, который вообще никуда не вписывается!

Она резко повернулась, метя косичками по своим плечам и отчасти по Синему. Тот отшатнулся.

– Идёшь – идём, – не оборачиваясь, буркнула Теотта. – Только молча.

Синий полагал, что они идут домой или в «Нору» к Лайе, на худой конец. Но Теотта уверенно пошла к порту, потом оставила порт справа, почти бегом перешла по хлипкому подвесному мосту в Новый город и вышла через Сосновые ворота на старую, разбитую дорогу, которая дальше к юго-западу впадала в новый Южный тракт на Нори-ол-Те и дальше, сквозь Кадарский лес, через границу.

Синий оглянулся на Эрлони. Стена Нового города едва ли вызвала бы почтительный восторг у приезжих. Близнецы рассказывали с чьих-то слов: когда-то давно, лет семьдесят тому как, её отстроили после очередного пожара. Тогда стена была частоколом и сгорела почти полностью. Частокол пришлось заменить кирпичной кладкой. Тогдашний тэрко едва ли обрадовался такому повороту, и существенно сэкономил на постройке, обойдясь местным кирпичом, и самым дешёвым. Век дешёвого кирпича оказался недолог. К тому же, и жители Нового города (а припортовой его части – в особенности) смирностью не отличались. Так что то здесь, то там стена начала разрушаться уже порогов через двадцать после постройки. Дыры заделывали саманом, деревом…

Синий оторвался от созерцания стены, обнаружил, что Теотта уже прилично ушла вперёд, и побежал следом. Стена была похожа на «Лисью нору». Да и на Логово тоже. Где-то что-то обвалилось – залатают, кем придётся, и забудут. Синий мотнул головой и почесал серьгу. Наверно, и правильно: чего вспоминать? Всё равно не вернётся.

Дорога была мокрой и склизкой от намытой с обочин земли – желтоватого суглинка с мелкими камешками. И лужи между, а кое-где – снег, ещё не растаявший и не размешанный в кашу прохожими ногами. Холмы по сторонам были не лучше. Снега хоть насыпалось, но мало, и теперь холмы всё не могли решить, быть ли им рыжими от жухлой травы – или же сдаться зиме и побелеть. Кое-где они плевали и на то, и на другое, выпячивая из-под снега или тёмно-бурую грязь, или белёсый камень.

Молчать Синему к этому времени порядком надоело. Да и шагать тоже. Но тут ему, можно сказать, повезло: и четверти часа не прошло, как Теотта резко свернула и полезла в гору справа от дороги, напролом, по скользкому глинистому склону. Пока они добрались до вершины, Синий успел один раз поскользнуться и выпачкать левую штанину, вспомнить несколько сочных ругательств и как минимум четырежды задаться вопросом, с какой стати Теотте приспичило сюда лезть.

Она, впрочем, и сама не знала, чем ей глянулся именно этот холм. Может, и не было в нём решительно ничего особенного, кроме остатков чьего-то дома. То ли усадьба, то ли охотничий домик, то ли часовня – поди разбери теперь, когда остались только полуосыпавшиеся стены из кирпича на каменном фундаменте. Может, ей просто понравилась идея укрыться здесь от ветра. А вернее всего будет сказать, что никаких идей у Теотты не было вовсе. У неё вообще редко бывали идеи. Она просто знала, что так сейчас будет правильно. А логика – ерунда и костыли для безногих. Вот эта вершина холма – Центральная равнина. Этот кусок каменного пола – гладкий, хоть и выщербленный кое-где, но ещё крепкий, – это Империя. Пройдёт ещё сколько-то порогов, пройдут снега, грозы, жара и туманы, и он искрошится окончательно. Если, конечно, никто не придёт отстроить заново. Если нет, то весной, когда потеплеет, из углов бывшей комнаты, где уже ничего не осталось от пола, наползёт вьюн, намоет земли, пробьётся жёсткая трава, разламывая старую грубоватую кладку. Теотта присела на корточки и погладила мокрый камень. Вот эта плита, поглаже и покрепче прочих – Кадар. Вот уцелевшая полировка на краях двух плит: это Сойге и Тиволи, юго-западная имперская окраина и северо-западная – кадарская. Вот этот обломок камня, который чуть выступает над имперской плитой, если провести по ней рукой, на самом деле сидит куда прочней, чем кажется со стороны. А если раскачать его и вынуть – раскрошится плита вокруг, и трава, дожди и ветер сделают своё дело существенно скорей. Это Мастер Джатохе. Белая мелочь рядом. Льдисто холодный и бритвенно-острый осколок старого стекла (шиковали в этом домике!) – ол Баррейя. Чуть ржавый на шляпке, но вполне ещё годный гвоздь – ол Лезон.

Чёрные горошинки подсохшего крысиного дерьма и подгнивший жёлудь точно в центре плиты. И два репья там же, один поменьше, другой побольше. Это окружение Его Величества, с бестолковым советником ол Жернайрой и пронырливым выскочкой нка-Лантонцем.

Где-то за спиной мученически вздохнул Синий и завозился. Видимо, умащивался на куске стены посуше. Молча – и то хлеб.

Каменной крошкой – плоть от плоти Империи и дух от духа её – был Лис со своими лисами. Был сухой виноградной плетью мэтр Ошта: от жёлудя-императора-Нактирра – к мокрой земле за пределами плит. До весны жёлудь растеряет в снегу и воде остатки своей скорлупы и – кто знает – может и прорасти на хорошей почве…

А Кхад в раскладе не было. В некотором смысле. В другом смысле она в раскладе совершенно точно была: морозом, после которого придут дожди и ветер и жара, и который в попытке закалить камень, как закаляют клинок, искрошит его – потому что это не металл, а камень.

Были на сухом камне жёлтые липовые листья под цвет Кошкиных волос, вперемешку с мелкой серой пылью – общий фон, эфемерная связующая субстанция для основных кучек этого мусора. И много ещё всякого было – мелкого и крупного. Незаметного и неважного сейчас, но готового вступить в игру всего парой сезонов позже. Или наоборот: значимого сейчас – и обречённого на исчезновение через пару порогов.

А вы говорите, «шаги». Что «шаги»? В шаги, вон, и ол Жернайра неплохо играет. И всё у него просто: эта фигура ходит так, эта иначе, а других фигур и вовсе не бывает.

Синему окончательно надоело любоваться попеременно то пасмурным небом, то чёрным Теоттиным профилем на фоне выщербленной стены. Сидеть на камне было, между прочим, холодно.

– Теотта… – позвал Синий. Она не шевельнулась. – Теотта!

Она недовольно повернула голову.

Впрочем, конечно, волновал его вовсе не холод. И не Умникова игра, когда Трепло ему уже не подыграет. И не дурацкие слова Нарка, и не обида на него Лайи, и не развалины этого старого дома на мокром холме, и даже не то, что Теотта зачем-то потащила его с собой, а теперь сидит и пялится себе под ноги, словно ничего важнее нет, и Синего здесь тоже нет. И не надвигающаяся непогода – это уж совсем смешно было бы. Ничего это в отдельности волновать не могло. И всё-таки было неспокойно. Сильно неспокойно. И неуютно. Не под тяжёлым, сквозным каким-то взглядом Теотты, хоть обычно её Синий и побаивался. Не в том дело. А только неуютно и…

– Это… – сказал Синий. Получилось сипло – пришлось кашлянуть. – Это ведь неправда, что после смерти от человека ничего не остаётся?

– А я откуда знаю?

– Ну… Ты же всё такое знаешь…

– Ничего я такого не знаю, – буркнула Теотта и снова отвернулась. И что она там рассматривала? Мусор?

Синий шумно втянул воздух, почесал ухо с серьгой и неловко сказал:

– Но ведь… Слепой же в посмертии судит… и плату назначает… Значит же, есть что-то… посмертие…

Теотта фыркнула. Синий вскинул голову, потом опять опустил глаза на измазанные глиной сапоги.

– В Дазаране в Слепого не верят?

– Не верят, – сказала Теотта. Она никогда не была в Дазаране, и о его вере знала только с чужих слов. Хотя и неплохо.

– Но в перерождение там верят?

– Мм…

– Тогда же, значит, тоже что-то по смерти есть…

Теотта сердито выдохнула сквозь зубы.

– Может, есть. А может, нет. А если есть, то будешь ты деревом после смерти. И что, это будешь ты? Или даже человеком, но каким-то другим, и себя помнить не будешь. И толку тогда? Или вообще кости на кострище. Где в них ты? Лежат себе смирно, молчат и никому не мешают!

Синий обиделся и молчал с четверть часа, глядя с холма вниз, на то, как из-под тонкого снега проглядывает зелень, и как темнеет дорога к Эрлони. Теотта переложила что-то маленькое с места на место и снова замерла. Можно было подумать, что её и вовсе здесь нет. Трепло так никогда не умел. Его всегда было много. Даже когда в засаде сидели. Он непременно или тихим эрликом26 смешные байки рассказывал бы, или рожи принялся бы корчить, и сколько его ни отчитывай потом Умник, в другой раз вёл бы себя так же точно.

Сейчас он бы уже давно не утерпел. Слепил бы снежок, хитро подмигнул бы – и влепил бы Теотте в затылок, а потом с воплями бегал бы от неё по всему холму, разбрызгивая грязь и на бегу отстреливаясь снежками.

Синий моргнул и дёрнулся, так явственно ему увиделся Трепло на фоне старой стены, запыхавшийся и растрёпанный, с волосами, липнущими к мокрому от снега лицу.

От-стрел-иваясь.

– Теотта… А привидения? Раз они есть, значит, что-то же есть после смерти? Не мо…

– Ни разу не видела живого привидения! – отрезала Теотта.

– …не может же быть, чтобы ничего не было!..

– Слушай! – Теотта яростно на него уставилась. – Ты чего сюда припёрся? Тебе поговорить не с кем? Чего ты за мной увязался?

Синий опешил.

– Т-ты позвала… Сама же позвала!

– Я? Не звала. Иди отсюда. Хуже Трепла трепло, пепел тебе в душу!

– Значит, она всё-таки есть? – упрямо спросил Синий себе под нос.

– Иди отсюда! – рявкнула Теотта. Синего как сдуло. Он потом ещё думал: то ли это он сам с перепугу так драпанул, то ли Теотта колдунство какое колданула…

…Но ведь не может быть, чтобы его больше совсем нигде не было? Ведь так же не бывает, чтобы что-то исчезло совсем? Ведь, если откуда-то что-то исчезло, оно же исчезло куда-то?

Или стало чем-то другим. Как мир становится пеплом, когда ему приходит время умирать…

Синий передёрнул плечами и побежал со склона вниз, быстрей, ещё быстрей, чтобы не дать себе додумать.

Лорд

2272 год, 25 день 2 луны Ппн

Логово, Собачница, Эрлони

– Я ж не потому с тобой говорю, что у меня какой-то зуб на кхади, – доверительно говорил Лис Загри. Один из его подручных, имени которого Лорд не знал, в такт словам своего головы шевелил пальцами на коричневом щербатом столе. Ногти на пальцах были желтыми с чёрной каймой грязи. Лорд поймал себя на желании украдкой проверить свои. Он скучал. Лис, о котором Лорд совершенно точно знал, что тот прекрасно образован и не любит подводных словечек, лишних церемоний и дипломатических хитростей, терпеливо ходил кругами. Видимо, считал Лорда за что-то вроде Чарека, безухого, вот и водил рыбину, прежде чем попытаться подсечь. Рыбина сонно смотрела, ничуть не собираясь глотать наживку. Лис последовательно прошёл уже через этапы «чувствуй себя, как дома», «ты мне всегда нравился, потому что умный парень», «ясно, что когда-то не захочешь быть на вторых ролях» и мусолил предпоследний: о том, как подозрительно исчезла Кхад как раз тогда, когда новый тэрко настолько обнаглел. Эта часть его речи оказалась особо неприятна, поскольку исчезла Кхад и правда очень не вовремя. То есть, началось всё вполне нормально, мало ли, куда ей понадобилось отлучиться, а о планах своих она никогда не распространялась. Ушла и ушла, благо работы хватает и без авральных заданий. На второй день Кошка явилась хмурая и сказала, что в «Башни» с дипломатическим визитом наведывался кто-то из лис, о чём известно даже Вайешу. Откуда напрашивался вывод, что наглость ол Баррейи Лиса Загри скорее радует, чем огорчает. И вывод, что кхади по этому поводу радоваться нечему. Старшие насторожились и развернули поиски Кхад, в которых из старших не участвовал разве что Наркаф, потому что из него шпион хуже, чем из Кошки – портовый грузчик. От Кошки, впрочем, Лорд никаких новостей пока не слышал, сам тоже ничего не нашёл, а чем занимался Хриссэ, не знал никто. Судя по тому, что пыльник молчал, у него пока результаты занятий сводились к выражению гордого всеведения на занятом лице…

На третий день Воробей не выдержал и кинулся искать Кхад, никого из старших не спросив. Добился он этим того, что на четвёртый день оживившиеся ребята Безухого вылезли откуда-то, как ни в чём не бывало, и бродили по чужой территории, пытались раздолбать стенку склада Креча-винодела, за что и были биты Теоттой, Наркафом и Близнецами. Этот день был пятым днём отсутствия Кхадеры, и Лорду самому временами хотелось бежать на поиски и спасать, потому что ведьма почему-то начинала казаться просто усталым ребёнком, которого надо научить улыбаться. А Лис вызывал стойкое желание вскочить и дать в зубы. А потом кинуться искать пропажу: не так, как до сих пор, с осторожным нащупыванием информации, а глупо, по-воробьиному, бегать с выпученными глазами по столице и окрестностям, хлопать крыльями и вопить: «Кхад!» – в надежде, что откуда-то из подвального оконца высунется знакомая голова с коричневыми прядями, коротко и неровно стриженными. И скажет…

– А как выясните, кто из вас на её место головой станет, так ты знай: я поддержку чин чином обеспечу.

За предложение поддержки Лорд поблагодарил, но обсуждать передел города отказался, сославшись на недостаток полномочий.

– Как только Кхад вернётся, – сказал Лорд, глядя честными чёрными глазами, – я ей скажу, что ты твёрдо намерен нас поддерживать.

Лис молча смотрел на него некоторое время, потом выпрямился, скрипнув скамьёй, и равнодушно кивнул.

– Как знаешь, парень. Только зря. Когда корабль тонет, с корабля надо бежать: закон, вишь, такой в этом крысином мире. А на ребят моих можешь не коситься, не стану я тобой хороший кабак пачкать. Тебя и без того прирежут – твои же дружки. Я не с тобой одним говорил, только им не поддержку обещал, а звал работать на меня. Счастливо тебе, крысёнок.

«Да что ты знаешь! – думал Лорд на ходу. – Твои подпевалы и верно тебе в загривок вцепятся, чуть отвернёшься. А что ты о кхади знаешь? У тебя семья была когда? И с кем это, интересно, ты поговорил? Кошка? Хриссэ?» Имя Хриссэ защипало язык, зашипело и оставило неприятное послевкусие. «Работу, говоришь, предлагал? А в оплату что?..»

Первый снег, выпавший в начале луны, пока оставался единственным и уже почти полностью успел растаять. Зима, заглянув ненадолго, решила вернуться как-нибудь в другой раз. Её место заняла осень, что закончилась было, да потом передумала. Пустырь за Серпным переулком подсох и был совсем рыжим от длинных прядей полегшей травы. Ближе к реке золотился камыш, высокий, яркий и глянцевый, как луну и две назад, словно и нет никакой зимы. Сквозь камыш проглядывала чёрная вода и камни старой крепостной стены. Хриссэ сидел на стене, на самом краю, там, где она обрывалась в реку, в щель между пустырём и настилами. Ноги в коричневых высоких сапогах постукивали пятками по рыжему лишайнику. Хриссэ злился. Отламывал кусочки крошащегося камня и с силой швырял их вперёд и вниз, сквозь камыши. Заметил Лорда, оторвался от швыряния и беззвучно стёк со стены. Камыши закачались, как под лёгким ветром, и вытолкнули из себя голову с длинными светлыми волосами; голова была густо вымазана в рассвете.

– Новости о Кхад?

Лорд покачал головой.

– Да уж, Килре-пересмешник, – хмыкнул Хриссэ. – У меня вот есть новость, не о Кхад, но вам послушать надо. Пошли домой, я тебя ждал.

Нарк сидел за столом и сосредоточенно снимал стружку с толстой палки. Перед ним прыгал серый птенец, склёвывая что-то с выскобленной доски. На столе же, спиной на край окна, угнездился Воробей, закатав левую штанину и не менее сосредоточенно ковыряя корочку на сбитой коленке. Сковырянное он отправлял в рот.

– Воробей! – не выдержала Кошка. – Прекрати! Смотреть противно!

Воробей удивлённо поднял на неё нечесаную голову. Подумал, предложил не смотреть и собрался было продолжить, но вместо этого завопил и выкатился из окна наружу, с громким треском зацепившись рукавом за гвоздь в оконной раме.

– Лорд! Хриссэ! Что нового?

До их прихода новостей принесли домой мало. Кошка вернулась усталая, как собака, улеглась на шкуры в углу, заняв раскинутыми руками чуть не полкомнаты, и на вопросы отмахивалась, что узнала, мол, о тэрко много интересного и неприличного, но ничего полезного. А о Кхад… всё так же.

Воробей вился вокруг ребят и ныл: «Ну, Хриссэ! Ну, Лорд!» Просьбы подождать ещё десять шагов на него не действовали. Общественность повернулась на звук.

– Будет уже чирикать, Воробей, – цыкнула Кошка, лениво косясь на него. – Рыбу распугаешь!

– Какую рыбу? – удивился Лорд.

– Сумасшедшую, – сказал Кошка и кивнула головой по шкурам на Нейеха. Тот сидел на краю стола; от удочки в его руке тянулась леска в открытый люк посреди комнаты.

– Ты что делаешь, маг-рыболов? – заржал Хриссэ. – Какая ж рыба сюда заплывёт, когда столько ног по настилам, и свет горит почти всегда!

Нейех флегматично пожал плечами.

– Клюёт.

На скамейке возле его ног стояла большая широкая миска. В миске возмущённо о чём-то кричали пять крупных рыбин. Судя по выражению глаз – матом.

«Да нет же! – с какой-то злой решительностью подумал Лорд. – С кем бы там Лис ни разговаривал – быть не может, чтобы кто-то предал!»

– А Наркаф дома? – спросил Хриссэ, прислоняясь к стене в самой разгильдяйской позе. – Нет? Ладно, слушайте новость.

Они стали слушать – как Хриссэ держит драматическую паузу. Рыба забилась, заставив миску стучать по скамье. По этому сигналу Хриссэ начал.

– Это, в основном, Кошке, Лорду и Наркафу, которого нет.

Он повернул голову так, чтобы сквозняк картинно трепал волосы. Позёр.

– Лис Загри сегодня приёмный день устроил. Чтоб вы не гадали, кого принимал, честно признаюсь: Наркафа, потом Кошку, потом Лорда и меня напоследок.

Кошка лениво потянулась и села, прислонившись к стене и подобрав ноги.

– Друг на дружку зубами можете не щёлкать, героями оказались все. Потому Лис и предложил мне хорошую цену за ваши три головы.

Воробей сидел на полу, раскрыв рот. Нейех мотнул удочкой, ловя и снимая с крючка шестую рыбу.

– И ты? – полюбопытствовала Кошка, так и не раскрывая глаза толком.

– А я что, самоубийца – пробиваться через десять морд? – спросил Хриссэ. – Конечно, согласился я.

– Запомните этот момент, – в полной тишине сказал Нарк. – Хриссэ признал, что может справиться не с любым числом противников.

– А чтоб вы уж точно поверили, что я согласился, он мне… угадайте, что он предложил в оплату?

– Своё благословение и вечную славу? – предположил Воробей.

– Пыль, – сказала Кошка.

– Звёздный пепел, – мечтательно улыбнулся Хриссэ, осторожно снимая с пояса увесистый мешочек. – Тут месяца на три.

Лорд смотрел и не мог избавиться от чувства, что всё это – дурацкий сон. И непроницаемо-насмешливый тон Хриссэ, и показная сонливость Кошки, и обыденность общей комнаты, и беспечные реплики… Он трогал привычную шершавую рукоять узкого кинжала и думал, что объявить новость шуткой, прыгнуть атаковать или сесть завтракать было бы одинаково в духе чокнутого пыльника.

– Хриссэ, Ветерок, – все так же сонно мурлыкнула Кошка. – И ты собираешься выполнять обещание?

– Вот не знаю, – продолжил кривляться Хриссэ. – Лис уверен, кажется, что я за пыль себя скоро по кускам на мясо продавать стану. Я ему законченного пыльника изобразил.

– Только изобразил? – сказал Лорд – и сам удивился, так резко у него это вышло: не вопросом, а презрительным утверждением.

Хриссэ дёрнулся, вдруг сделавшись похож на ребёнка, которого пинком выбили из весёлой игры.

– Лорд, хал тиргэ! – выругался он, зло швырнул мешочек вверх – и нож вслед, выкрикнув: – Да я!.. – и закашлялся, когда сквозняк подхватил мельчайшую пыль из длинной прорехи в чёрной коже, приколотой ножом к потолочной балке, и швырнул её в один угол, в другой, заволакивая, как дымом, всю комнату.

– Идиот, – заметил Нейех, и оглушительно чихнул. После чего наружу кинулись все.

– Идиот, – согласилась с Нейехом Кошка, отряхиваясь и чихая. – Столько денег в ветер ушло!

– Ничего, – жизнерадостно сказал Хриссэ. – Подметём и загоним, как чистую.

Воробей фыркнул. Нейех методично сматывал леску. Потом Нарк отряхнул франтоватую бархатную безрукавку и спросил:

– И как быть с твоим заказом? Он тебе всю плату дал или только задаток?

– Задаток, – сказал Хриссэ, с медленно остывающей неприязнью глядя на Лорда из-под бровей. Тот смотрел в ответ прямо, но как-то не очень уверенно. Отвернулся.

– Предлагаю запереть его пока, – сказала Кошка, обводя взглядом всех. Хриссэ стоял в центре неровного кольца из пяти человек. – Пусть отдохнёт связанный до возвращения Кхад, а она уже проверит, где он соврал, а где нет.

– Пока Кхад не вернётся? – неожиданно зло переспросил Лорд. – Если уж и кхади друг другу верить не могут, то лучше и верно прирежь меня!

Кошка поглядела на Хриссэ, размышляющего, куда бы деть руки, на Нарка. Тот стоял чуть ближе к Хриссэ, чем остальные, отчего казалось, что не пятеро окружают пыльника, а Кошка с Воробьём и Нейехом стоит против Хриссэ и Нарка. Лорд, вопреки всегдашней невозмутимости, глянул почти взбешённо, махнул рукой и быстро пошёл в дом. Кошка качнула головой.