Полная версия
Город мертвых талантов
– Что еще за анимуза? Кто вы такие? Где я?
Бэлла повернулась к Кларе.
– Надо сказать.
Клара прикусила губы.
– Лев придет – труднее будет.
– Какой еще лев? Что такое анимуза? – занервничала Саша.
– Он не придет сегодня. – ответила Клара
– Ну хоть ты скажи, ты, вроде, нормальный! – Саша в отчаянии повернулась к Савве.
– Клара, скажите ей. – попросил Савва.
– Что происходит, объясните, умоляю! Карл Иваныч какое-то слово сказал странное… Му…
– Музеон. – произнесла Клара. – Город, где живут музы.
– Музы? – Саша обвела всех по очереди вопросительным взглядом. – Те самые?
Ответом было общее молчаливое согласие.
– Всякие. – сказала Молчун. – Я, например, муза в теле животного. Анимуза.
“Вот теперь все ясно. Светланины штучки!” – с ужасом догадалась Саша и поднялась с дивана. – Главное, виду не подавать и улыбаться.”
– Ну, спасибо вам большое за угощение. Мне, пожалуй, пора. Приятно было познакомиться…
Скаля зубы в улыбке, она попятилась к выходу.
– Саша, подожди. Послушай… – ласково сказала Клара.
– Да нет, я все поняла. – нервно посмеивалась Саша, отступая к двери, – музы, анимузы, львы… Мне просто пора.
“Только бы выбраться отсюда! Спрячусь в лесу до утра!”
– Да постой ты, дурында! – сказала Молчун, – Включи соображалку! Никакая Светлана не научит кошку телепатии! Ты моя подопечная. А я – твоя анимуза. Кстати, в лесу ты до утра не дотянешь.
Саша растерянно взглянула на Молчун, обвела глазами всю компанию.
– Детка, сядь. Послушай. – мягко сказала Клара.
Молчун подошла и молча потерлась щекой о Сашину ногу.
Саша вздохнула и села на прежнее место.
***
Дурное дыхание болот окутывало подножье Черной горы, ползло выше, по гладким бокам, и лишь у самой вершины чуть рассеивалось, неохотно уступая ветру и солнцу. А ближе к земле оно стояло неподвижно – кругом гнилая топь, а дальше непролазная чаща, заваленная мертвыми стволами. Густой мох покрывал все пышным ковром, расползаясь все дальше. Трясина поглощала лес. Мертвое место, гиблое, поганое. Жители Самородья называли его Поганой Ямой и носа туда не совали. Да и как сунешь-то? Со всех сторон лес. Единственная дорога кружит между Цветными холмами и теряется в болоте. А чтобы подойти к холмам нужно сделать многоверстный крюк и пройти краем дальнего леса. А короткая дорога, если и была когда-то, шла через запретную зону, ту, что за чугунной оградой.
Самородские бабушки слышали от своих бабушек, что что под самым брюхом Черной горы было когда-то селение. И жили в нем темные, недобрые люди, изгнанные из Самородья за пакости. А потом все селение вымерло за одну ночь от неизвестной болезни. Так говорили Самородские бабушки. Но и им, премудрым и многоопытным, правда открывается не всегда.
Селенье не вымерло. И тяжелый болотный дух был для его обитателей так же приятен, как, скажем, для Саши – аромат ореховых трубочек из Арбатской пекарни.
Женщина, что шла сейчас Мертвым лесом в сторону Черной горы, дышала глубоко и в болоте сгинуть не боялась. Она легко перепрыгивала замшелые стволы, смело ступала на чавкающие кочки, а на ее лице отражалось радостное спокойствие человека, вернувшегося домой после долгих скитаний. Она прошла сквозь лес и скрылась под склизким брюхом Черной горы.
Там душно, влажно, висит тяжелый запах тухлой рыбы, слышно, как где-то капает вода.
– Кто-о-о иде-е-ет!? – раздался глухой рев.
– Пошел вон, вонючее чудовище. – женщина оставалась спокойной, – Не узнал? Хочешь разозлить Прорву?
Грозный рык перешел в глухое ворчание и затих. Женщина двинулась дальше. В темноте замаячила красноватая точка, за ней еще одна. Жуки-фонарщики. Чем дальше – тем больше их становилось. Они ползали по стенам, потолку, шевелились под ногами. Наконец, их стало так много, что они осветили дорогу – узкий и тесный коридор. Он ширился, свод его поднимался, и он окончился просторным залом, освещенным все теми же жуками.
Посреди зала клокотало озеро, наполненное темной, зловонной жижей.
– Я здесь, Великая Прорва! – произнесла женщина.
– Я тоже, – раздался в ответ насмешливый голос. Казалось, горло, породившее его, сделано из желе.
Крупный камень в углу зала зашевелился, и оказалось, что это не камень, а живое существо. Руки и ноги терялись в складках полупрозрачного, желеобразного брюха. Вся эта груда бурого студня венчалась вполне человеческой головой с немыслимой путанницей волос, темным жабьим лицом и бессмысленным взглядом выпученных глаз.
Гостья чуть склонила голову, потом спокойно прошла вперед и села на широкий каменный выступ.
– Наконец-то. – прохлюпала Прорва. – Рассказывай!
– Мой план сработал. Единственный путь вел ее прямиком в мою ловушку.
– Где отродье? —бесцветные глаза полыхнули голодным блеском.
– В Музеоне.
– Как? Почему? – проревела Прорва
– Ты же требуешь, чтобы она пришла добровольно?
– Не я требую! – злобно прохрипела Прорва. – А договор с этой мерзкой клячей!
– Как бы то ни было. Это труднее, чем похитить или запугать. И потребует больше времени.
– А мне на минуточку показалось, что ты не справилась… – угрожающе прохрипела Прорва.
Гостья оставалась спокойной.
– Тебе показалось. У меня есть новый план.
– Что задумала? – Прорва разместила поудобнее дрожащие складки брюха.
– Не буду утомлять тебя подробностями. Скоро Агафьино отродье будет стоять на этом самом месте.
– Ну-ну… – безгубый рот растянулся в подобие улыбки. И снова сжался. – А если оба отродья встретятся?
– Исключено. Ариадны нет ни среди живых, ни среди мертвых.
Глава 10
– Белоконь… Где сочинение? – вкрадчиво интересуется Зоя Всеволодовна.
– Какое сочинение? – вздрагивает Саша.
Она сидит за партой в кабинете литературы, а Зоя стоит перед ней.
Из-за Зоиной спины высовывается Светлана.
– Говорила тебе, напиши…– шипит она, – а то худо будет!
– Хорошо, я напишу… Но скажите, на какую тему!
– Тема на доске. Пока не напишешь – из кабинета не выйдешь! – объявляет Зоя Всеволодовна и чеканным шагом покидает кабинет.
Светлана грозит Саше пальцем и выплывает следом. Щелкает ключ в замке.
“ Какая же тема? – размышляет Саша, – на доске ничего не написано, только петрушка деревянный прицеплен. Каспар в него сегодня играл. Знаю! Тема – Каспар Хаузер! Кто же это такой? Забыла… Это от голода. Надо яблоко съесть”
Она лезет в рюкзак, достает яблоко. Что за гадость? Оно измазано липкой черной грязью!
“Хорошо, что я ношу с собой бутылку с водой!”
Густая, как масло, зеленовата вода течет из бутылки. Яблоко выскальзывает из рук, катится, подпрыгивая, в угол кабинета. Саша идет за яблоком, но вместо него на полу лежит прозрачная красная бусина.
“ О! Важная вещь! Не помню, зачем она мне, но точно знаю – я должна забрать ее и спрятать…
Саша наклоняется за бусиной, а в углу – норка.
“ Как здорово! Я сейчас просто вылезу отсюда и убегу. Меня же мама ждет давно!”
Она протискивается в норку и ползет, крепко сжимая в кулаке бусину – ее ни в коем случае нельзя потерять! Стены норки сужаются, теснят ее со всех сторон, она уже не может двигаться вперед. И назад не получается! Стены сжимаются, давят. Как душно!
– Мама… – едва дыша шепчет Саша и просыпается в слезах. “Сон.. какое счастье!”
Утреннее солнце наполняло мягким светом комнату со скошенным потолком. Отойдя от кошмара, Саша еще пару секунд не могла сообразить, где она, и что с ней вчера произошло.
Город муз… Это правда, или она сошла с ума? Вторая версия никуда не годится, значит придется смириться с первой.
Она оглядела комнату. Давно не крашеные белые стены, дощатый пол, в углу старинный шкаф, под круглым окном небольшой письменный стол.
Она лежит на высокой, как слон, кровати, придавленная тяжелым лоскутным одеялом. А на одеяле Молчун – развалилась, негодяйка, поперек, прикинулась куском белого меха.
“Вот почему я не могла выбраться из норы.”
– А вот и не потому… – зевнула Молчун.
– Да? И почему же?
– Толстая потому что…
– Ха-ха! А вот и мимо! Я худая, как швабра. Брысь отсюда. Бесишь. Я вообще кошек не люблю.
– Да и на здоровье. Я не кошка.
– Ах, да, я помню. Все равно бесишь.
Саша спрыгнула с кровати. Обнаружила себя в белой рубашке до пят, а свою одежду – выстиранной, поглаженной и аккуратно развешенной на стуле.
Одевшись, она подошла к окну – не терпелось полюбоваться садом при свете дня. Но ее ждало разочарование. Сад выглядел запущенным и заброшенным. Там и сям высились обломки каменных стен, останки чугунных заборов. Посреди очаровательной зеленой полянки торчала старая калитка. Пока Саша гадала, зачем нужна калитка в никуда, на дорожке, ведущей к зарослям синей гортензии показалась Бэлла. Она торопливо шла, перегибаясь набок под тяжестью ведра с водой. “Зачем она несет воду в кусты? Что там поливать после вчерашнего потопа?”
– Что ты встала, как пень? – вернула ее в реальность Молчун.
– Да сон мне приснился… странный, – ответила Саша первое, что пришло в голову.
– Расскажи.
– Буду я кошке сон рассказывать! Покажешь, где кухня?
Молчун сделала вид, что не может оторвать восхищенных глаз от полусонной мухи на окне.
– Ну и ладно, сама найду.
Следуя за ароматом вишневого варенья, Саша спустилась в подвал, целиком отведенный под кухню. Посередине высилась белая печь, в которую при желании можно было бы запихнуть бревно. Стены от пола до потолка занимали шкафчики, полочки, ящички. По углам громоздились сундуки, короба, глиняные жбаны, корзины с овощами и фруктами. Бэлла, стоя возле маленькой печки, что-то помешивала в кастрюльке. Саша робко поздоровалась. Бэлла, не поворачивая головы, пробормотала что-то в ответ.
–– Спасибо, что постирали мои вещи… это ведь вы?
Молчание в ответ.
– Я, наверное, вам мешаю…
– Пока не мешаешь, а возьми вот ложку, да и мешай! Большая ложка, перемазанная вареньем, мигом оказалась в руке у Саши, а сама она заняла Бэллино место у плиты.
Бэлла, что-то бормоча себе под нос, захлопала дверцами шкафов.
На длинный сосновый стол грохнулась глиняная банка с мукой, миска с растопленным маслом, несколько яиц шлепнулись в каменную миску, и Бэлла в считанные секунды превратила их с помощью венчика в желтоватую, воздушную пену. Не прекращая колдовать над миской, одной рукой она выхватила кастрюльку с вареньем из-под неловких Сашиных рук и бухнула на край стола.
– Готово. Отойди-ка!
Саша, так и не выпустив из рук ложки, отступила назад, а Бэлла вместе с миской переместилась на ее место. Первая оладья зашкворчала на чугунной сковороде, которая все это время, оказывается, грелась у Саши под локтем.
– Не стой как столб, садись!
Бэлла водрузила на стол темно-красный чайник с обколотой эмалью и зеленое блюдо, на котором дымилась гора золотистых оладьев. А на столе уже стояли тарелки, чашки и наполненный сметаной фарфоровый сливочник в виде коровы.
– Извини уж, парадную посуду доставать не буду.
Саша опустилась на табуретку возле стола. На ногах у нее тут же устроилась Молчун, давая понять, что все забыла и простила. Саша неуверенно потянулась за сметаной.
– Не кормить со стола!
Саша отдернула руку, подмигнула Молчун, мол, погоди, попозже. Зацепила вилкой оладушек, потянула к себе на тарелку.
Неуверенно нацелилась чайной ложкой на кастрюлю с вареньем.
– Смелей, не отравишься! – подбодрила ее Бэлла.
И сама шлепнула три оладьи на Сашину тарелку. Двумя ложками зачерпнула сметаны и варенья и плюхнула сверху. Молчун гипнотизировала Бэллу преданными глазами.
– Ладно, и ты жри! – Бэлла швырнула ком сметаны в железную миску под столом и точным движением босой ноги отправила в угол, где стояла метла.
Молчун, не теряя достоинства, проследовала к миске и занялась сметаной.
Саше показалось, что и пяти минут не прошло с момента ее появления на кухне, и вот она, обжигаясь и пачкая вареньем нос, уплетает самый вкусный в своей жизни завтрак. Бэлла присела напротив. Она не ела, молча смотрела на Сашу. Молчун, расправившись со сметаной, вернулась к столу и снова уселась Саше на ногу.
– Покормили тебя уже. – нахмурилась Бэлла.
Молчун всем своим видом изобразила, что кормили, кто же спорит, неплохо бы еще покормить. Саша вопросительно взглянула на Бэллу.
– Ладно, раз уж такая добрая.
Саша обмакнула кусок оладьи в сметану и протянула Молчун. Та деликатно цапнула подношение и проследовала с ним под стол. Суровый взгляд Бэллы потеплел. Она пододвинула кастрюльку с вареньем поближе к Саше.
– Спасибо, но я больше не могу. Безумно вкусно! Правда, киса? – Саша заглянула под стол, – Извини, что нагрубила тебе.
– Забыли! И я не киса. – донеслось из-под стола.
– Слышишь ее? – спросила Бэлла.
– А вы разве нет?
Бэлла вздохнула, покачала косматой головой.
– Хотела бы. Да не могу.
– Зато готовите здорово. И угадываете любимое блюдо! Как вам это удается? – Саша думала, Бэлле будет приятно восхищение ее кулинарным ясновидением. Но Бэлла помрачнела сильнее.
– Как, как… – проворчала она. – Ты вот как узнаешь, кошка перед тобой или собака?
– Ну… – Саша растерялась, – ну видно же.
– Вот и мне видно. Только лучше б я всего этого не видела.
Взглянув в печальное лицо Бэллы, Саша удержалась от вопросов.
– Бери еще, наедайся как следует! – строго сказала Бэлла. – День-то незнамо как пойдет.
– А что будет?
– Сейчас драгоценные приедут.
– Какие?
– Приедут – узнаешь. Не бойся.
– А где Клара?
– На солнце сидит. Пусть, надо ей. Совсем уже ноги не таскает.
Сотни вопросов крутились у Саши на языке, но она боялась спугнуть Бэллу. Та, похоже, неплохо к ней относится, но очень уж сердитая. Саша решила зайти издалека.
– Бэлла, а что значит Агафьино отродье?
Бэлла вытаращила глаза.
– Кто сказал?
– Бабулька какая-то. Я вчера заблудилась, она мне дорогу показала. Назвала меня так…
– Что за бабулька?
– Не знаю. Маленькая, лохматая, глаза хитрые.
– Плохо… Что ж вчера-то не сказала?
– Не знаю… устала, забыла. Бэлла! Расскажите мне, что здесь происходит. Пожалуйста! А то я как муха в сметане…
– Некогда мне! Посуду надо мыть! – Бэлла рывком поднялась, сгребла со стола грязную посуду, поковыляла к раковине.
Молчун расправилась с оладьей, облизнулась и сказала:
– А ты понастойчивей. Бэлла добрая, жалеет тебя. Лучше бы тебе знать заранее. Ты же соображаешь туго…
Руки так и чесались хлопнуть Молчун по ушам, но по сути-то эта меховая негодяйка права!
– Я здесь совсем одна… ничего не понимаю… и помочь мне некому.– заныла Саша.
Бэлла устало оперлась на раковину.
– Спросила бы ты лучше Клару! А я сболтну чего ненароком…
Саша сложила ладошки под подбородком и сделала брови домиком. Бэлла не выдержала, махнула рукой. Вернулась к столу, села напротив Саши.
– Плохо у нас. Источник умер. Музы не рождаются, а те, что есть, от голода с ума сходят. В болото кидаются.
Превращаются в азум.
– Кто это?
– Муза-перевертыш. Убийца талантов.
“Девушка на площади вчера! – вспомнила Саша, – значит это была муза. И она собиралась броситься в болото. Теперь она убийца талантов… ”
– Тебе про источник мать-то не говорила? – спросила Бэлла как бы между прочим.
– Нет. Что за источник?
– У тебя какой талант? – спросила Бэлла вместо ответа.
– Никакого. – буркнула Саша.
– Не бывает так. – уверенно возразила Бэлла. – Мертвых талантов полно, а чтоб никакого – ни разу не слышала.
Саша опустила глаза.
– Нет у меня таланта. Не хотите – не верьте.
– Нет так нет. – не стала спорить Бэлла. – Тогда представь: сочиняет человек… ну… сказку, например.
Саша подозрительно покосилась на нее.
– Представила.
– Что он чувствует в этот момент?
Саша пожала плечами.
– А думаешь как? – не сдавалась Бэлла.
– Думаю… много чего… чувствует.
– Вот. А это “много чего” куда потом девается?
– Откуда мне знать?
Бэлла хитро посмотрела на нее.
– Небось, столько всего вспомнишь, и придумаешь и представишь, пока сочиняешь…ты ж не все это запишешь?
Саша припомнила, сколько всяких мыслей, образов рождалось в ее голове, сколько слов она отметала, подбирая единственно возможное, сколько вычеркивала всего…
Она кивнула, не глядя на Бэллу.
– Вот! А намучаешься как, пока что-то стоящее получится… Да? А сколько радости потом? Вот она, инспирия, из этого и получается. Из мыслей твоих, из мучений, из радости. Летает повсюду, и в небо поднимается, в облака… А потом вниз… с ветром, с дождиком. И в землю уходит.
– Как вода? – задумчиво спросила Саша.
– Вроде того. Только достать ее как воду из колодца не получится. А вот если Пегас копытом ударит, земля треснет, как скорлупа, а оттуда инспирия фонтаном брызнет!
– А музы откуда берутся?
– Чтобы муза родилась, надо, чтобы история твоя тронула кого-то до слез или до смеху. Чтобы дыханье перехватило. Знаешь, как оно бывает?
Саша упрямо помотала головой. А Бэлла, ничуть не смутившись, продолжала:
– Вот тогда-то и музы появляются из источника. Красивые – глазам больно. И радость от них неимоверная. Такая, что землю хочется перевернуть…
Ее глаза сияли, разгладилась морщинка между бровей. Она помолодела и похорошела при одной мысли о музах.
– Но это редко бывает. Заставить других чувствовать – каждый может, но не каждый справится.
– Это как? Не понимаю.
– Что непонятного? Пахать надо как лошадь.
– Как Пегас? – засмеялась Саша.
– Зря смеешься. Не все умеют. Не все хотят. А не будешь трудится – талант погибнет. Савву нашего знаешь?
– Виделись.
– Драгоценный. Муза в лоб поцеловала.Талантище – на десятерых хватит. Так он и пашет за десятерых. С утра до ночи. Из дому уходит, и то флейту с собой берет. Дорого талант обходится… Но когда он играет… Ни человек, ни муза, ни азума – никто ровно дышать не может. Услышишь его – поймешь.
– Тебе было бы полезно послушать… – заметила Молчун.
Саша кинула в нее вишневой косточкой, чтобы не вмешивалась.
– Так что же все-таки случилось с источником? – напомнила она Бэлле. Та нахмурилась.
– Лунную гору мхом затянуло. Источник и задохся. А музам без него смерть. Инспирия для них – еда, вода и воздух. Как затосковали они, как побежали на болота, так Магнус, главный наш, понял, чем дело пахнет. Пошел на Лунную гору посмотреть что творится, да и не вернулся. Пропал. Альбинаты пошли, говорят, ни Магнуса, ни источника. Только мох по пояс…
Она наклонилась ближе к Саше и добавила шепотом:
– Альбинаты – что они могут? Только муз ловить, да в Башню свою утаскивать. Гору оцепили, дороги перекрыли, да и успокоились. Клару вместо Магнуса пока назначили. А куда ей такой воз тащить? Тут и драгоценный не всякий справится, а она – муза. Она виду-то не подает, а я знаю, каково ей приходится. Одна я и знаю…
– И что же теперь делать?
Бэлла вдруг насторожилась, прислушалась.
– Клара возвращается. И не одна. Иди-ка, барышня в свою комнату, позовут тебя. А мне убрать тут надо. Молчун, отведи ее!
Молчун просеменила к двери, обернулась на Сашу.
– Пойдем, так и быть, покажу тебе кое-что.
Саша пожала плечами, пошла следом. Молчун привела ее в комнату с окном на лужайку, окруженную кустами синих гортензий и акаций. Посреди лужайки торчала калитка в никуда, та самая, что Саша видела из окна своей мансарды.
– И что дальше?
– Сейчас все драгоценные будут здесь.Смотри и слушай.
– Драгоценные – кто они такие?
– Хранители муз. Это если коротко.
– А если длинно?
– Длинно они тебе сами расскажут, если захотят.Уберись из окна!
Калитка неожиданно распахнулась, и из нее, шатаясь как стебелек под ветром и увязая шпильками в мягкой земле, ступила первая гостья – миниатюрная дама, облаченная в черный балахон, расшитый стеклярусом. Она сверкала на солнце как елочная игрушка. Золотистые локончики танцевали вокруг надменно-плаксивого лица при каждом ее шаге.
Саша оторопела.
– Как она это сделала? Это фокус какой-то?
– Калитка. Обычное дело. Привыкай.
– Ладно… А кто это такая?
– Декаденция, хранитель поэтических муз.
– Похожа на поэтессу! – признала Саша.
– Упаси тебя бессмертные хранители так ее назвать – будет истерика.
– Почему?
– Она утверждает, что она – поэт.
– Ладно, поэт так поэт. – хмыкнула Саша, – Как, ты сказала, ее зовут? Де…граденция?
– Де-ка-денция. – отчеканила Молчун. — Хотя… Деграденция – в этом что-то есть. Только смотри ей так не ляпни. Драгоценных нельзя обижать, даже если они со странностями.
– А это кто? – В калитку протиснулась крупная дама с копной черных кудрей.
– Это Амалия Пондерозова. Она заботится о театральных музах, да еще и устроила театр в Самородье. Будет время – сходи.
Амалия с размаху обняла Декаденцию, чмокнула в бледную щеку, оставив на ней ярко- красный след.
– Как-то ее многовато… – с опаской заметила Саша.
– Да, она дама энергичная. На репетициях орет так, что в Музеоне слышно. Но никто ее не боится, потому что она ужасно добрая. Всегда меня под столом кормит.
– По-твоему, кто тебя кормит, тот и добрый?
– Ну да. Мой личный тест. Я ведь анимуза. Это даже меньше, чем кошка.
– Значит меня ты тоже проверяла?
– А как же. Не по твоей же глупой болтовне тебя судить.
Пока Саша подыскивала колкость для ответа, на полянку, опираясь на палку, вышел очередной гость, высокий красивый старик.
– Мэтр Филибрум, – продолжала Молчун как ни в чем не бывало, – хранитель писательских муз.
– Что за странное имя?
– Филипп Брунович его зовут. Кто-то оговорился, назвал его Филибрум, так и пристало. Тебе надо побывать у него в библиотеке. Все, что когда-то было кем-либо написано ты там найдешь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.