Зачарованные сокровища атамана

Судите сами. Обнаруженный скелет, а годом спустя найденные останки взрослого человека с ребёнком, многочисленные предметы первобытной культуры относились к эпохе камня – им было по 11-12 тысяч лет. При раскопках были найдены следы селения. Подобных захоронений во всём мире всего около сотни. Археологи комментируют это скупо. Вернее, вообще отказываются говорить конкретно: кто тут жил?..

Самара или Киев?..

Другая сенсация: на горе был обнаружен, как говорят археологи, классический киевский могильник, только постарше своих собратьев Киевского ареала. Датировка – 3-5 века до нашей эры. Схожие могильники также находили в Тамбовской, Саратовской, Воронежской областях. Наш – самый северо-восточный из всех известных науке.

Я спросил начальника самарской археологической экспедиции, учёного секретаря Областного историко-краеведческого музея имени П.В. Алабина Дмитрия Алексеевича Сташенкова: исходя из этого факта, кто к кому пришёл – «киевляне» к «самарцам» или наоборот? Он пожал плечами: сегодня наука этого не знает. Затем высказал предположение, что в наши края люди той эпохи пришли с запада. Я спорить не стал, но дата захоронения «классического киевского могильника», как минимум, противоречит догмам официальной науки. Наверное, хотя бы в качестве гипотезы можно рассматривать и прямо противоположный вариант, что праславяне заселяли Европу с востока. Наука должна придерживаться фактов: они – первичны, а все предположения, догадки, гипотезы – вторичны.

Не следует забывать о том, что сибирские просторы покрыты многочисленными курганами (напомню, курган – насыпной холм над захоронением), руинами очень древних городищ, крепостей. В Хакассии, между прочим, находится крепость, известная своими стенами – они имеют наружный наклон… Имеются такие «следы» былых цивилизаций, что у специалистов голова кругом идёт – ни в какие «научные» рамки они не лезут. И объяснений им нет.

Могу порекомендовать весьма интересную книгу «Открытие Сибири» (Москва, «Молодая гвардия», 1981) академика Алексея Павловича Окладникова, члена Венгерской и Монгольских академий, Британского королевского общества. Там, в частности, рассказано про Улалинскую раннепалеолетическую стоянку на восточной окраине столицы Алтая Горно-Алтайска. Она самая древняя в Сибири, но и возможно всей Восточной Азии. Площадь раскопок около одного гектара.

Первые находки сделал А.П. Окладников в 1961 году, это были орудия труда древнего человека из кварцита, по технике обработки схожие с практически точно такими, отысканные в Пенджабе (Индия) и в Африке, которые считались древнейшими на планете. Учёный назвал раскопки «самыми важными» из тех, что тогда велись его институтом, а орудия труда – «самой ценной находкой! Кстати, их стилизованные изображения украсили городской герб Горно-Алтайска. Датируются они примерно в 100-120 тысяч лет, но иные специалисты считают их куда более древними, относя время их создания на 200-400 тысяч лет назад. Называлась даже цифра свыше миллиона лет.

Это сильно расходится с недавно превалировавшей точкой зрения, что Алтай люди заселили всего лишь 20 000 лет назад.

Позже А.П. Окладников с помощью новых методик определил возраст орудий в 300 000 лет.

Между прочим, в последнее время выяснилось, что американские народы имеют схожие гены с теми, которые некогда жили на Алтае.

Город-обсерватория

На запад от этих мест имеется древнейший город арийских (праславянских) народов – Аркаим. Он находится в ареале между реками Урал и Тобол на территории нынешней Челябинской области, примерно в 170 километрах от Магнитогорска. До Чёлно-Вершинского района рукой подать! Первые поселенцы на месте городища Аркаим появились, по некоторым данным, примерно 18 тысяч лет назад. Не только древние греки с римлянами, но и древние египтяне, ассирийцы и вавилоняне просто отдыхают!

Что удивляет – даже изумляет, – Аркаим был построен не хаотично, а по единому плану. Фактически, город являлся гигантской обсерваторией, его высокие крепостные стены с башнями, расположенными с определённым расчётом, позволяли следить за светилами. Значит, наши предки в то невообразимо далёкое время занимались астрономией. Они выплавляли металлы и, не упадите, имели письменность.

Именно недалеко от Аркаима найдена самая древняя в мире боевая техника – колесница, которую тащили два коня. Такую обнаружили в могильнике синташтинской культуры «Кривое озеро» в районе села Черноречье (Челябинская область). Датируется находку XX—XVIII веками до нашей эры. Иными словами, ей около 4 тысяч лет. По тем временам первое транспортное средство на планете – супертехнология! Именно отсюда оно затем разошлось по свету – в Китай, Египет, Европу, в сопредельные страны. А совсем не наоборот.

Похоже, именно здесь, на Южном Урале и было изобретено колесо – на спицах, приручена лошадь.

Помню книгу про археологические находки в Сибири. Там описывались выставленные в краеведческих музеях Минусинска и Абакана скелеты первобытных сибиряков и говорилось, что по всем антропологическим данным они – европейцы, арии, иными словами – наши пращуры.

А ведь, по нашей официальной науке, русские пришли в Сибирь чуть ли не вчера – всего-то несколько сотен лет назад: мол, Ермак покорил Сибирь. На территории же Самарской области, считается, русские начали селиться лет пятьсот назад, но только найденный на Маяке «классический киевский могильник» увеличивает эту дату впятеро. А ведь имеются ещё и человеческие останки, которым 11-12 тысяч лет. Учёные «стесняются» определить их принадлежность к той или иной культуре.

Блондинка-богатырша

Между прочим, в газете «Известия» (24 августа 2004 г.) в статье «Чудеса за околицей» написано, что в одном из курганов Кинельского района Самарской области «обнаружили захоронение женщины с младенцем (экспертиза показала, что древняя волжанка была блондинкой двухметрового роста)…» Как известно, у тюркских народов не было блондинок, да и блондинов тоже.

Так что, мне кажется, рано списывать теорию о движении праславянских народов из Сибири в Европу, а не наоборот. Конечно, вполне допустима гипотеза, что народы неоднократно приходили (и уходили!) как в Европу, так и в Азию, да и в иные регионы планеты.

Между прочим, на горе Маяк недавно археологи нашли захоронения женщин-воительниц сарматской культуры (II-III вв. н.э). Не их ли называли в те времена амазонками?

Совместными усилиями специалистами самарского музея им. П.В. Алабина и историко-краеведческого музея Челно-Вершинского района разработан проект «Северные амазонки», в его рамках устроена интерактивная выставка «Как жили наши предки».

Кстати, открытиями на горе Маяк интересуются канадцы, которые считают, что часть переселившихся в Америку народов пришла с Волги. Так что нынешние научные выводы ещё нельзя считать окончательными, принимать их за непререкаемую истину в последней инстанции.

Сказ про Петра-стрельца

Нам известно «хожение за три моря» в далёкую экзотическую Индию тверского купца Афанасия Никитина в 1468—1474 годах. А вот схожее путешествие в середине 17-го века самарского конного стрельца Петра Треногина практически никому не ведомо.

В 1498 году Васко да Гама открыл морской путь в Индию, а вместе с ним и к монополии на «черное золото» – перец. Вслед за ним сюда двинулись голландцы и англичане, которые в конце концов вытеснившие португальцев. А с севера в этом же направлении по суху задолго до них стали проникать россияне…

Самара-городок

Восточная велеречивая красавица Шахерезада, ежели бы ей разрешили дозволенные речи, могла бы начать рассказ об этой истории примерно так:

– А знает ли мой повелитель, о жизни русского конного стрельца Петрушки Трёхногом?

– Нет, а что это за история, Шахерезада? – спросил султан.

– О. если её записать кончиком иглы в уголках глаз, то она послужила бы назиданием для поучающихся…

Далее позвольте перейти на более прозаический лад, ибо я не Шахерезада, на подобные восточные витиеватости не горазд, простите великодушно.

Сказительница права, жизнь простого конного стрельца Петра Треногина, прозванного соратниками Петрушкой Трёхногим, более походит на удивительную сказку и кому-то покажется просто невероятной.

Какое-то время жизнь Петра, которого тогда чаще звали Петрушкой, текла как обычно. Он проживал в небольшом городке Самаре, но уже значительным торговым перевалочным пунктом на юго-востоке страны, одновременно она являлась форпостом страны против кочевников, регулярно наведывавшихся с набегами в её пределы. Стрельцам приходилось давать им острастку.

Самара в семнадцатом веке была не городом, а скорее сторожевой крепостью на юго-восточных окраинах русского государства. Основу гарнизона составляли стрельцы – около трёх сотен пеших и сотня конных. Интересно их содержание: пеший стрелец получал в год «денег по 3 рубля, хлеба по 7 четвертей, овса тож», а сотник конных стрельцов – годовой оклад в размере 15 рублей да «хлеба 15 четвертей ржи, овса тож».

Вооружение стрельцов состояло из ручной пищали (ручницы, самопала), бердыша и сабли. Иные по привычке не расставались с луком.

В мирное время стрельцы несли гарнизонную службу, стояли на заставах вокруг Самары и в наиболее опасных местах уезда, сопровождали посольские и торговые караваны, охраняли волжский торговый путь, рыболовные станы и ватаги.

В отдельной слободе под стенами крепости жила особая группа служивых людей – юртовые казаки. Они помогали отражать набеги степняков.

В этих случаях гудел набатный колокол, присланный царём Михаилом Федоровичем с надписью «Лето 7151 (1643) августа, 20 день, по государеву и великого князя Михаила Федоровича указу, сей вестовой колокол послан с Москвы на Самару и вес в нем 14 пуд и 25 гривенок». По его тревожному звуку стрельцы, казаки и жители Самары-городка спешно брались за оружие.

А такое происходило нередко. Разбойничьи отряды ногайцев, калмыков или башкир то и дело появлялись под Самарой, угоняли скот, жгли укрепления, захватывали в плен отдельных «селян» и продавали их в рабство…

В семнадцатом столетии Волга пробила себе новое русло ближе к городу, между ней и рекой Самарой возникла протока – "перебоина", под самыми стенами города. Крепость с посадами и прилегающими слободами оказалась вытянутой точно вдоль Волги с юга на север. В результате изменилась топография местности и, соответственно, система оборонительных учреждений.

В 1645 году царский указ повелел «у Самарского городка, со стороны защищённой реками, устроить дополнительные земляные укрепления в виде рва и вала со сторожевою высокою деревянною башнею». Также появились под стенами острога «ближние и дальние надолбы», они смогли защищать «конские и скотские выпасы».

Наш герой, Пётр Треногин, служил конным стрельцом, исполняя обычные приказы начальства. Отличался сметливостью, исполнительностью и умом. За что его и ценили.

И вот однажды в 1658 году ему с сослуживцами было поручено вельми ответственное дело: в составе стрелецкой сотни охранять царскую казну, отправленную из Самары в Саратов. В те времена неподалёку от пути следования находились степи, из которых в любой момент можно было ждать набегов южных кочевников – ногайцев, башкир, калмыков.

До Саратова отряд добрался без всяких неприятностей, выполнив свою миссию. А вот при возвращении обратно в Самару стрельцы угодили в хитроумную засаду, устроенную воинами калмыцкого хана Аюкатайши. Те атаковали неожиданно и, как ни храбро бились русичи, многих из них поубивали, а сильно раненый Пётр и ещё девять человек попали в полон, были увезены в улус кочевников.

С этого злосчастного дня началось длительное хождение волжанина по мукам.

Хива и Благородная Бухара

Во время пребывания в улусе кочевников невольников подлечили, затем через каракумские степи, пески и барханы молодого стрельца переправили в Хиву.

В то время она являлась крупным городом, куда совершенно не допускались европейцы. Разве что в качестве рабов, как наш стрелец. И его взору открылся дивный мир Востока, которого он раньше не знал и не мог себе представить.

С изумлением смотрели стрельцы на глинобитные городские стены и такие же саманные дома, на молитвенные дома, украшенные изразцами, на высокие минареты, с коих звучали гортанные крики муэдзинов, призывающих мусульман на молитву.

Здесь пленников разлучили, продав каждого поодиночке на невольничьем рынке. Цена стрельца Петра Треногина оказалась не самой низкой – двадцать рублей. Она была примерно равна его годовому жалованью конного стрельца.

Хива была широко известна искусными мастерами, которые выказывали особую сноровку с работе с керамикой, древесиной (например, сандалом), различными металлами. Широким спросом пользовались изделия местных гончаров, которые были не только удобны, но и красивы даже по современным понятиям.

Орошался город многими каналами и арыками, самым крупным из них был канал Хива.

Хиву соединяли торговые связи со многими городами и селениями. В этом русский стрелец убедился, когда спустя какое-то время его перепродали за несколько большую сумму. Так он оказался в Благородной Бухаре («Бухара-и-Шариф»), как её почтительно именовали на всём Востоке.

В то время город достиг своего высшего расцвета, выглядел очень внушительно. В центре его на площади Регистан стоял дворец эмира (арк), крепость с высокими неприступными станами и одними большими воротами, к которым вёл пандус.

Площадь перед входом в эмирский дворец не раз обагрялась кровью, когда здесь совершались печально знаменитые бухарские казни – вспарывание горла ножом.

Недалеко от арка стояла мечеть Магоки-Аттари, она находилась намного ниже уровня земли, как бы в яме. Потому так и звалась – «мечетью в яме».

А вот «Великий минарет» Калян наоборот, возвышался над Бухарой и был хорошо виден издалека. С его высокого минарета пять раз в день неслись голоса муэдзинов, призывая правоверных на молитву. Мостик-переход соединял его с одноимённой мечетью. «Великий минарет» служил и другим целям: в неспокойную пору дозорные день и ночь зорко следили с его вершины за окрестностями, дабы не пропустить приближение врага.

Медресе Кукельдаш, построенное из жженого кирпича, внешне непримечательное, изнутри было богато украшено мозаикой, замысловатыми арками и глазурью.

Бухара была разбита на большое число кварталов (гузаров), которые представляли собой исторически сложившуюся административно-бытовую систему города. Жители издавна селились в Бухаре слободами, что нашло свое отражение и в названиях многих кварталов: в Пухтабофон жили лучшие ткачи, Ахтачи – оскопители баранов, коз и телят, Зубда – продавцы пахучих трав, Лойхуракон – едоки глины, Гарибия – безродные и т. д.

Большая часть домов были глинобитными, стояли они в невообразимой тесноте, скученности. С донельзя грязных улиц зловонные нечистоты практически не убирались и в жарком климате они способствовали возникновению болезней, нередко случались эпидемии.

Пётр помнил русские пословицы: «Одёжке протягивают ножки» и «С волками жить, по-волчьи выть». Он стал приспосабливаться к новой восточной «одежде» и «выть» по-местному. Кое-чему из ремёсел Пётр обучился ещё прежде, на своей земле, а тут буквально всё схватывал на лету, осваивал новые знания, выказав немалую сметливость и сноровку. Ценили его всё больше и больше.

Попутно волжанин быстро осваивал новый язык. Разговаривал с хозяевами по-ихнему, что тоже повышало уважение к нему.

Несомненно, стрелец оценил по достоинству одно из несомненных чудес Востока – плов. Оно было обычным блюдом уже в те времена.

Я неоднократно бывал в Бухаре, подолгу бродил по тесным петляющим улочкам Старого города, осмотрел эмирский арк, Регистан, мечети, медресе, роскошный местный базар, где купил дыню – сладкое солнце пустыни, восхитительный вкус которой помню и сегодня. Не забыл и знаменитый Ляби-хауз, около которого только что установили скульптуру – Ходжа Насреддин на своём верном осле…

Жаль, что в те визиты я не знал о Петре Треногине, жившего здесь в качестве невольника. Несомненно, на каких-то тамошних улицах и площадях наши пути с ним пересекались.

Местный житель Николай Шарипов сводил меня на экскурсию в старый дом знатного бухарца, охранявшийся законом, вполне возможно, что в схожем ежели не жил, то бывал и мой земляк.

Страна чудес

На рубеже 1660-1670 годов бухарский хан Абдул-Азин сделал подарок «индийскому хану», отправив смышлёного и мастеровитого невольника за Гималаи, в страну чудес – Индию. Подарили тамошнему радже, сочли русского стрельца достойным даром.

Пётр и тут выказал себя в самом лучшем виде. Быстро усвоил местный язык, расширил свои познания и профессиональные умения. Так умно вёл дела, что раджа сделал его своим советником.

Чудес русич здесь насмотрелся немало, ведь индусы первыми в мире научились выращивать рис, хлопчатник, сахарный тростник и начали разводить домашнюю птицу. Они подарила миру шахматы и десятичную систему исчисления: современные «арабские цифры» придуманы ими. Дамасская сталь на самом деле индийская сталь вуц, секреты изготовления которой знали тысячи лет назад. Достижения древней и средневековой Индии в области науки, литературы и искусства, а также зародившиеся здесь различные религиозно-философские системы оказали основополагающее воздействие на развитие многих стран Востока, стали неотъемлемой частью мировой культуры.

Вдоволь насмотрелся волжанин на священный лотос – национальный цветок Индии, на павлинов с резкими неприятными голосами, полосатых тигров, огромных слонов, на плантации специй – гвоздики, перца, имбири, кардамона, муската, бетеля и прочих.

Несомненно, русский стрелец познакомился с Аюрведой, традиционной индийской медициной, приёмами которой его лечили от случавшихся с ним хворей.

Насмотрелся на удивительных йогов, всяких факиров, риши, садху.

Дивился огромному множеству местных богов, богинь, божков и святых – таковых тут многие тысячи или даже миллионы: Брахма, Вишну, Шива, Индра, Сурья, Яма, Агни, Варуна, Ваю, Кубера, Сома, Кали, Митра, Кама, Ганеша, Лакшми, Парвати, Сканда, Сарасвати, Варуна, Бхага, Рама, Хануман и тьма-тьмущая иных.

Но русич стойко хранил свою веру, соблюдал втайне православные обряды.

По знакомому пути

Справедливо сказано, всякое диво – диво на три дня. А волжанин в Стране чудес прожил аж девять лет. Несомненно, местная экзотика ему довольно скоро изрядно надоела, а затем сделалась хуже горькой редьки. Провести оставшиеся годы на берегах священного для индусов Ганга ему не хотелось, он вспоминал привольную гладь Волги, в которую впадает маленькая тёмноводная речка Самарка, давшая своё имя его родному городу. Тянуло на родину. И с каждым днём всё сильнее. Он искал пути возвращения домой.

Стрелец никому не открывал свои истинные чувства: многие восприняли бы их крайне неприязненно, ведь волжанин пребывал в окружении тех, кто считал христиан «кафирами», это синоним слову «гяур», которое в ходу в исламских странах, расположенных к Западу от Средней Азии.

И вот невольник в силу своих заслуг получил желанную свободу. Теперь его возможности расширились.

Русич всё подготовил, воспользовался случаем и, придумав внешне благовидную причину, добился получения отпускной грамоты. Затем двинулся по пути, уже проделанному им невольником, но в обратном порядке и уже свободным человеком. Несомненно, по той причине, что дорога была ему относительно неплохо знакома.

В Бухаре Пётр прожил три года, до середины 1680-х годов. Женился – на «казанской жонке Анне Никифоровне». По-видимому, вначале он намеревался осесть тут всерьёз и надолго. Но всё же позже перебрался ближе к отчему дому – в Хиву, где прожил некоторое время, ожидая удобного случая.

И тут повернулась оказия: в 1669 году хан Хивы принялся собирать посольство в Москву. Ему указали на просто незаменимого человека: умного, много знающего и к тому же толмача, владеющего русским и восточными языками.

В результате Пётр оказался в составе ханского посольства, при этом ему дозволили взять с собой и супругу.

Скоро стрелец, после более чем тридцатилетнего отсутствия, оказался в Самаре.

Здесь нашлись сродники и товарищи Петра, которые его не забыли и были рады возвращению пропавшего стрельца.

Оставив жену в Самаре, Пётр с хивинским посольством продолжил путь в Москву.

Столь незаурядный человек и в ней обратил на себя внимание. Его неоднократно вызывали в царский посольский приказ, где по рассказам бывшего стрельца Петра Треногина подъячии записали его историю о хожениях по «Бухарии и Индее». Правда, они её написали не кончиком иглы в уголках глаз, а чернилами обычным гусиным пером на бумаге.

Несколько раз позже вызывали в Москву, не только послушать его действительно необычное подневольное хождение за три моря, сколько за необходимостью получить сведения о тамошних краях: обо всём, что он там видел и слышал. Несомненно, волжанин поведал немало интересного и полезного. Потом его оставили в покое.

Последующая жизнь Петрушки-стрельца осталась неизвестной. Несомненно, была не самой плохой, ведь он обладал многими выдающимися качествами и знаниями, оказавшимися ему очень полезными в прежней жизни. Но подробности его дальнейшем жизни и смерти неизвестны. Увы.

Дело посольского приказа, датируемое 1690 года, о необыкновенных и удивительных приключениях Петра-стрельца, удалого русского молодца, пролежало в архиве почти три века. Только в 1960 году специалисты его обнаружили, ознакомились с ним и дались диву, а позже предали огласке. Сегодня эти материалы находятся в Самарском областном архиве.

Известно о другом самарском стрельце Максиме Яковлеве, тоже побывавшем в плену в Индии позже Треногина, но сведений о нём минимальное количество, а потому – тема иного разговора.

Безрукий художник

Он доказал, чтобы создавать живописные шедевры, более необходимы страстная Вера, душа и талант, чем руки. Доказал не словами – своим личным примером, творя действительно нерукотворные иконы – так как с рожденья не имел не только рук, но и ног. Рисовал зубами. Простой деревенский мужик, у которого вместо нормальных рук и ног имелись только куцые, деформированные обрубочки, поднялся вровень с наиболее известными художниками своего времени. Малый телом, он был велик делами. Его иконы выставлялись в Троице-Сергиевой лавре, в Казанском храме вместе с работами великих художников В.Сурикова, В.Васнецова, В.Поленова и других.

«Таким его уж создал Бог…»

В 1858 году (день и месяц остались неизвестными) в селе Утёвка Бузулукского уезда Самарской губернии в семье Николая Журавлёва родился сын. Родители испытали шок, когда увидели его атрофированные конечности: руки от кистей до плеча, а ноги – от ступни до колена. Мать плакала, хотела даже утопиться вместе с сыном-уродцем, но её отец Пётр Васильевич Трайкин воспротивился. Сказал, что будет растить внука сам.

Несмотря на свои физические недостатки, мальчик рос жизнерадостным, умным и пытливым. Научился передвигаться на коленях, к которым ему привязывали кожаные ходульки. Часто его носили на руках, обычно – старший брат Афанасий. В погожие дни Григорий выползал на культях во двор, брал в зубы прутик и рисовал на песке. Сельчане смотрели и дивились тому, как умело он рисовал людей, дома, животных.

С девяти лет Пётр Васильевич возил внука в школу и обратно: летом на тележке, а зимой на салазках. Григорий научился писать, держа карандаш в зубах. После смерти деда он продолжил учиться самостоятельно. В доме его отца была столярно-иконная мастерская, так что первые уроки живописи мальчик получал в ней.

Сельский священник отец Василий духовно окормлял его, учил чтению и письму. В тринадцать лет подарил ему масляные краски. Мальчик брал в зубы кисть, макал в плошки с краской и выводил на бумаге диковинные картины. Проявлял невиданное упорство: целыми днями, до боли в деснах, стирая в кровь губы, клал на бумагу мазок за мазком, добиваясь только ему ведомого сочетания красок.

Талантливому подростку помогал и земский учитель Троицкий. Почерк у мальчика выработался каллиграфический. Ему поручали, например, переписывать протоколы экзаменов. В дом Журавлёвых потянулись сельчане с просьбами написать письмо родным или прошение чиновникам. Григорий любил посещать храм, туда на службы приносил его брат.

В пятнадцать лет юноша поехал в Самару, мечтая научиться писать масляными красками «настоящие образа». Тамошний живописец Травкин показал профессиональные приемы художничества. Какое-то время он посещал иконописную мастерскую другого мастера. Этого для Григория оказалось вполне достаточно: закупив краски, кисти и всё необходимое для работы, вернулся в родное село. По его заказу ему сделали особый стол с необходимыми приспособлениями. Григорий стал зарабатывать на жизнь тем, что писал на заказ иконы и фрески.