Суд и право на Кавказе в XIX – первой трети ХХ в.

Российские власти понимали, что унификация региона по образцу общеимперскому будет малоэффективной. Русская администрация на присоединенных территориях носила по преимуществу военный и чрезвычайный характер. Однако со стороны России имелось понимание негативных последствий быстрой ломки традиционного социально-экономического, политического и культурного уклада. Отсюда – терпимость к местному административному разнообразию. Имперская власть вводилась далеко не везде, но и там, где вводилась, зачастую носила номинальный характер.

Возможно выделить три этапа в процессе административного строительства на территориях Северного Кавказа, отличавшихся определенными формами и методами управления.

Первый – с середины 70-х гг. XVIII века, с момента присоединения территорий, населенных кабардинцами, осетинами и ингушами, что явилось толчком к формированию военно-административных центров (русских крепостей), до 1785—1796 гг., то есть время деятельности Кавказского наместничества (Астраханская и Кавказская области), управление территориями которого было организовано по примеру центральных российских губерний, а Наместнику были предоставлены широкие военные и гражданские полномочия. В именном Указе Екатерины II от 9 мая 1785 года Кавказская область переименуется в губернию, где в дальнейшем были созданы административные и судебные учреждения по образу и подобию внутренних губерний Российской империи XVIII в.

Второй период связан с преобразованием в 1796 году Кавказского наместничества в Астраханскую губернию, управление которой вверялось военному губернатору и начальнику гражданской частью, а также с введением в 1800 году института главного пристава, как посредника между горским населением и царской администрацией с крайне ограниченными полномочиями исполнительной власти.

Третий период по времени самый длительный – 1801—1844 гг. Ему свойственна заметная активизация предпринимаемых царским правительством государственно-административных мероприятий во всем Кавказском регионе и на северокавказских территориях, в частности. К этому времени управление ими окончательно оформилось как военно-гражданское. Нововведением стал раздел Астраханской губернии на две области – Кавказскую и Астраханскую (1802 г.), с уездным делением и губернским правлением на общих для остальной части России положений. Общее управление этими губерниями, как и управление Грузией, было вверено главноуправляющему Кавказом, которому принадлежали функции военной гражданской власти. 15 ноября 1802 г. Кавказская губерния была преобразована и составилась из пяти уездов: Кизлярского, Моздокского, Георгиевского, Александровского и Ставропольского; губернским городом стал Георгиевск, одновременно ставший центром по управлению Кавказской, Астраханской губерниями и Закавказьем. Однако уже в двадцатых годах XIX в. был разработан проект преобразований, в числе которых предлагалось губернию переименовать в область; областным городом назначить Ставрополь. И уже Указом Сената от 10 августа 1822 г. Кавказская губерния из-за малонаселенности была переименована в область72: областным городом становится Ставрополь. В это же время образовалось Кавказское областное управление.

6 февраля 1827 года было принято «Учреждение для управления Кавказской областью»73, положившее начало как конструированию северокавказского региона в составе Российской империи, так и построению новой довольно эффективной системы судебной власти74.

Управление Кавказской областью, которая учреждалась в пределах бывшей Кавказской губернии, носило 4-х уровневую структуру: 1) Главное управление на Кавказе с центром в Тифлисе; 2) Областное управление с центром в Ставрополе; 3) Окружное управление с центрами в городах: Ставрополь, Георгиевск, Моздок и Кизляр; 4) Волостное управление75.

Возглавлял всю систему управления Главноуправляющий, перечень обязанностей которого был условно разделен в законе на три сферы компетенции: надзор за «движением дел» в органах исполнительной и судебной власти, контроль соблюдения законности и хозяйственная (преимущественно фискальная) деятельность76. Аналогичный принцип классификации полномочий был воспроизведен в законе и в отношении областного уровня местной власти. Вторую ступень властной вертикали в Кавказской области представляло областное управление, которое было разделено на общее и частное управление77.

Кавказское областное управление делилось на общее и частное. Общее областное управление возглавлялось областным начальником, назначенным из военных чинов. Оно разрешало вопросы внешнего и внутреннего управления области, вело общий контроль за деятельностью областных правительственных и судебных учреждений. Согласно §12 «Учреждения для управления Кавказской области» от 6 февраля 1827 г. «Начальник Кавказской Области есть воинский чиновник. По предметам внешней безопасности и по управлению расположенными и водворенными на линии войсками имеет он права и обязанности Дивизионного Начальника»78.

Частное областное управление возглавлялось гражданским губернатором, который ведал: административным руководством и контролем за деятельностью правительственных учреждений, осуществлял общий полицейский надзор в области, следил за выполнением денежных и натуральных повинностей. Непосредственно подчинялся Кавказскому Наместнику и Сенату79. Каждый округ делился на волости, составлявшие нижнюю ступень в системе управления Кавказкой области. Волостное управление осуществлялось волостными правлениями в составе головы, двух выборных и писаря, а в селениях – старшинами и десятскими. Из-под управления волостей были выведены представители военных ведомств и помещичьи крестьяне. Волостное правление осуществляло ряд хозяйственных функций; полицейские обязанности его полностью соответствовали обязанностям земских судов в округах; судебные полномочия сводились к исполнению судебных приговоров и разбирательству «маловажных» дел.

Таким образом, Учреждение 1827 г. описывало четкую структуру органов управления в Кавказской области, заложив, тем самым, прочный фундамент под дальнейшую интеграцию региона в политико-правовое пространство Российского государства.

В этот период началось администрирование северокавказского региона, правда, только на низовом уровне. Первые административные преобразования на Северном Кавказе были проведены в начале XIX в.: для управления коренным населением была создана система приставств. Приставские правления вводились у народов, вошедших в состав России «для присмотра за поведением» местного населения и исполнения ими распоряжений правительства»80.

Одним из первых народов, у которого была введена такая система, стали ногайцы, относимые к так называемым кочующим внутренним инородцам, находившиеся во введении Кавказского генерал-губернатора, а с 1802 г. – государственной коллегии иностранных дел. Непосредственное же управление ими возлагалось на Главного пристава и подчиненных ему частных приставов81, назначаемых русской администрацией, которые в своей деятельности руководствовались Инструкцией от 28 мая 1802 г.

Согласно зафиксированным положениям в «Учреждении для управления Кавказской Областью», все инородцы в Кавказской области подразделялись на внутренних и внешних. К внутренним инородцам относились те, кто обитал в пределах области, – ногайцы и другие «магометане, управляемые особенным Начальством, на основании их степных обычаев и обрядов, и на основании особенных об них правил»82. Внешние или залинейные инородцы – те, кто не входил в состав Общего управления, обитавшие на правом берегу реки Терека и Малки. Все инородческие племена состояли в управлении Главного пристава, который являлся одновременно членом Областного Совета и подчинялся общему Областному управлению. Подчиненные ему частные приставы осуществляли непосредственное управление в кочевьях83.

С 1802 г. Главным приставом кочующих народов был назначен И. М. Макаров, которому подчинялись приставы, осуществляющие непосредственное управление народами. В государственном архиве Ставропольского края хранится рапорт ногайского и абазинского пристава Корнилова Главному приставу кочующих народов о социальном, политическом и экономическом состоянии народов приставств84. Как видно из этого рапорта, в самом начале своей деятельности приставы изучали род занятий, социальные отношения, обрабатывали данные о численности кочующих инородцев. Производили следствия по правонарушениям у подведомственных им народов85, вели переписку с органами административного управления Кавказской области.

Согласно Инструкции от 28 мая 1802 г., приставы, назначаемые преимущественно из русских офицеров, ознакомившихся с обычаями и характером горцев, но «для племен, более других известных своеволием и дикостью нравов избираются в приставы благонадежные и достойнейшие из горцев»86, должны были:

1.Приводить в исполнение распоряжения начальства, касающиеся до управления их народа.

2.Охранять общества от внешних враждебных покушений, употребляя для того самих жителей.

3.Наблюдать за внутренним спокойствием, обуздывая своеволие или неповиновение и преследуя людей неблагонадежных.

4. Заботиться о внутреннем благоустройстве и возможном улучшении состояния жителей.

5.Наблюдать, чтобы спорные дела решались справедливо, …по существующим народным обычаям, лицами, которым предоставлено это право.

6.Наблюдать, чтобы лица, содействующие ему в управлении, исполняли свои обязанности и имели должное от жителей уважение.

7.Разрешать незначительные спорные дела, которые ранее по обычаю находились во введении или муллы. Более важные случаи должны были разрешаться при посредстве пристава. За уголовные преступления виновные, согласно Инструкции, должны предаваться военному суду.

8.В случае несогласия или жалобы на решения духовных дел кадием, приставу предоставлялось право разбирать их в присутствии нескольких духовных лиц.87

В полном повиновении приставам находились старшины, избираемые в основном из числа коренного населения, на которых, согласно Инструкции, возлагались полицейские функции. В одном из предписаний начальника центра Кавказской линии приставу Балкарских народов за 1846 г. говорилось: «Старшинам их общества (Чегемского) объявить, что они должны вспомоществовать Вам искоренять зло и не стараться скрывать людей, вредных своими действиями для правительства и собственного спокойствия, обнаруживать противозаконные поступки их и представлять виновных ко мне»88. Притом ответственность за вину нескольких человек, если их не выдадут, возлагалось на все общество89.

Компетенция и функции Главного и Частных приставов были расширены «Уставом для управления ногайцев и других магометан, кочующих в Кавказской области» 1827 г., подписанного Председателем Государственного Совета князем Петром Лопухиным90. Согласно Уставу, для единства управления кочующими народами был подтвержден статус Главного пристава, в подчинении которого с этого периода находились пять частных приставов. В помощь частным приставам определялись помощники, а непосредственное управление в каждом роде находилось в руках выборных лиц – одного головы, двух старшин и казначея, ежегодно переизбиравшихся на народном собрании91. Каждый аул, размером не менее десяти кибиток, должен был иметь аульного старосту и десятского.

Главный пристав назначался правителем области, утверждался министром внутренних дел. Частные приставы и их помощники по представлению Правителя области утверждались Главноуправляющим. В обязанности Главного пристава, подчиняющегося непосредственно областному начальнику, входило: охранение прав и собственности ногайцев вообще и каждого; защита их «от всяких обид и притязаний; попечение об улучшении их благосостояния; внушение им в пристойных случаях преимуществ и выгод жизни постоянной перед кочевой, не подавая однако вида принуждения»92. В особенную обязанность Главного пристава вменялось собрание сведений о законах и обычаях подведомственных им народов, их обнародование и хранение. Согласно §28 Устава, собрание сведений о народах должно было производиться по следующим разделам:

1) Права лиц: а) разделение чиноначалия, т.е.: название и подчиненность почетных людей; б) их права и власть; в) права родителей и родственников; г) права духовных лиц и их доходы. 2) Законы и обычаи общие: а) состав расправы: какие дела подлежат рассмотрению мурз и других старшин, какие и как именно – посредниками; б) власть суда и ее пределы; в) обряды разбирательства и решений; г) сила свидетельств; обряды свидетельств; д) улики и их виды; е) оправдания, сила и употребления присяги; ее обряды и случаи. 3) Законы частные, к которым относились: а) дела по нарушению правил веры; б) неповиновение и буйство, а также неповиновение родителям и старшинам в семействах; в) кражи всех родов; г) обманы; д) иски по свадебным делам; е) наследование; ж) дела долговые; з) распри по играм и пиршествам; и) дела врачебные; i) распри по ловлям и промыслам; к) дела по скотоводству; л) иски, возникающие из нечаянных и неосторожных поступков; м) жалобы на высших лиц93. Как видно, достаточно обширный круг вопросов, которым российское правительство придавало большое значение.

Частные приставы исполняли обязанности по сохранению благочиния, охраны и защиты «польз и выгод народа, направление оного к трудолюбию и промышленности, и внушение преимуществ постоянного жительства, как средства благонадежного к лучшему сохранению скотоводства их во время зимнее; но сии внушения не должны иметь вида принуждения»94. В обязанность частных приставов вменялось производство следствия по уголовным делам, надзор за исполнением решений окружного суда.

Приставы в основном назначались из русских офицеров95, иногда из горцев, но другой национальности. Так, к примеру, В. П. Невская указывает, что приставом карачаевского народа в 50-х гг. XIX в. был осетин – войсковой старшина Турчиев96. И в совершенно редких случаях приставом мог стать представитель управляемого народа. Так, генерал-майор Султан Менгли-Гирей в течение 26 лет (с 1803 г.) был приставом ногайского народа97. Но такие случаи были единичны.

Закубанская территория, где проживали ногайцы, в административном отношении была разделена на три приставства:

1.Главное приставство закубанских народов, которое ведало ногайскими племенами и дударуковскими абазинами. Центром приставства являлся Невинномысск.

2.В приставство Тохтамышевское входили ногайцы рода тохтамыш, абазинские и кабардинские аулы. Их возглавлял капитан русской армии, ногаец Султан Азамат-Гирей. Центр приставства находился в укреплении Усть-Джегут.

3.В третье приставство входили бесленеевские и закубанские армяне, а также наврузовские ногайцы98.

Деятельность этих трех частных приставов координировал главный пристав, обязанности которого были определены Инструкцией от 28 мая 1802 г.

Значительный численный рост ногайского населения заставил губернскую администрацию принять меры по созданию управленческого аппарата. В связи с этим ногайцы, проживающие в степных районах Северного Кавказа, были в дальнейшем распределены на 4 приставства: Калаусо-саблинское; Калаусо-джембойлуковское; Ачикулак-джембойлуковское; Караногайское99.

В соответствии с ведомостью Главного пристава кочующих народов, численность ногайского населения в Кавказской области по состоянию на 16 октября 1838 года составляла100:

Следует отметить, что вопреки сложившимся в отечественной историографии представлениям о том, что режим, установленный у народов региона, был режимом военной оккупации и не нес для покоренных народов ничего положительного101, российская администрация на Кавказе предпринимала определенные действия для улучшения социальных условий управляемых народов. Так, когда у ногайцев и абазин в 1810 г. вспыхнула эпидемия чумы, правительство было ознакомлено с положением дел; предпринимались определенные меры для искоренения у народов болезней, уносивших в прошлом много жизней. К примеру, в 1840 г. для прививания оспы кочующим и горским народам, живущим между Ставрополем и Кизляром, был командирован фельдшер И. Я. Едигаров102. Были проведены и другие меры. В примерном штате Кавказской губернии (1803 г.) были предусмотрены должности: докторов – 5, повивальных бабок – 4, старших учеников лекарей – 5, младших учеников – 5103, которые занимались, в том числе, и медицинским обслуживанием народов региона104.

В 1810-х гг. на основании Положения о меновой торговле с горцами на Кавказской линии, утвержденного 6 июля 1810 г., были открыты первые меновые дворы, в которых можно было приобрести различные товары, но, в первую очередь, соль, торговля которой стала монополией государства: для кабардинцев – в станице Прохладной, закубанских народов – в Константиногорске, Прочном Окопе, Усть-Лабе, чеченцев – в Науре и Лашурине, осетин – во Владикавказе105. В дальнейшем меновые дворы получили довольно широкое распространение.

Так что говорить только о негативном влиянии российской администрации на Кавказе – значит не учитывать объективные факторы, способствующие установлению в регионе нормального функционирования жизнеобеспечения коренных народов. Россия, включив в состав империи народы Северного Кавказа, признала за ними право сохранить прежние обычаи и уклад жизни. Русские не навязывали свои порядки, но «цивилизовывали» народы, находящиеся на иной стадии развития, предоставив им возможность жить по-своему. Это создало положение, при котором народы, не имевшие своего государства, войдя в Россию и продолжая находиться на том же уровне развития, получили готовый государственный аппарат. Государственный аппарат Российской империи сдерживал военные столкновения, типичные для периода разложения первобытного строя, обеспечивая исполнение норм обычаев кавказских горцев. То, что именно к российским властям обращалось местное население, требуя восстановления справедливости на основании своих национальных обычаев, показывает, сколь надуман был миф о «тюрьме народов». Ведь именно благодаря русским были собраны и систематизированы обычаи народов Северного Кавказа.

На народы, находившиеся в подчинении приставам, ложились и определенные повинности. Однако российские власти понимали, что повинности, налагаемые на население, входящее в состав приставств, были не совсем равными. Поэтому в §24 Устава для управления ногайцами и другими магометанами, кочующими в Кавказской области, рассматривающем обязанности Главного пристава, было зафиксировано, что «поскольку магометане ведомства Главного пристава не обязаны никакими денежными платежами казне податей, но взамен того исправляют другие повинности; и поскольку само отправление повинностей этих, производится в степени неуравнительной: одни производят ежегодную разводку казенного провианта на продовольствие войск и содержат сверх того почтовые станции; другие делают такую разводку провианта только случайно в количестве весьма меньшем, и меньшее число содержат станции; третьи никакой не несут повинности, отправляя одну незначительную и более бесполезную общую с калмыками очередь на кордоны. Поэтому обязанностью Главного пристава будет, приведя в ближайшую известность сумму всех таковых расходов как денежных, так и натурой каждым народом, изыскать средства уравнения в оных, применяясь к образу жизни, занятий и хозяйства, дабы в замен того, что лежит на одних отбывать натурой, на других было возложено отправление денежным наймом и т.п.»106. В результате этого раскладка повинностей была упорядочена.

Так, на туркмен, переселившихся на Северный Кавказ в XVIII в., была возложена повинность содержания 5 почтовых станций, что обходилось обществу в 11657 руб. 14 коп. серебром ежегодно; ногайцы были обязаны перевозить казенный провиант в магазины левого фланга Кавказской линии, для чего выставляли ежегодно по 10 тыс. арб с платой от казны по 2 коп. ассигнаций за каждую версту и арбу; на правом фланге Кавказской линии за такую же плату исполняли подобную перевозку на 2100 арбах ежегодно107. При этом было установлено, что раскладка повинностей и сборов, которыми непосредственно занимались аульные должностные лица, во-первых, не могла взиматься произвольно, только властью приставов и старшин; во-вторых, повинности устанавливались не по числу душ в кибитках или семействах, а на имущество. От повинностей были освобождены: 1) беднейшие вдовы, больные и калеки – по ходатайству общества; 2) вновь вступившие в общество лица: отпущенные на волю холопы, перешедшие из-за Кубани и других мест; 3) мусульманское духовенство; 4) мурзы и их семейства, если до этого они никаких повинностей не платили; 5) Головы, Старшины, аульные старосты и другие должностные лица на время отправления ими службы108.

С 1841 г. все кочующие племена: ногайцы, калмыки и туркмены были переданы под попечительство Министерства государственных имуществ. А непосредственное управление ими продолжали приставы, назначаемые русской администрацией.

Система приставств была установлена не только для кочующих народов Кавказской области (хотя у них она получила наибольшее распространение). Так, на Левом крыле Кавказской линии согласно «Правилам для управления покоренными аулами» 1839 г.109 существовало несколько приставств, находившихся в подчинении Главному чеченскому приставству. Ими также руководили офицерские чины или зарекомендовавшие себя преданностью Российской империи горцы.

В Кабарде система приставского надзора была введена еще в 1769 году. Несмотря на частые изменения, в первой половине XIX века административную власть здесь продолжали исполнять приставы, которые в одних документах именовались управляющими, а в других – «начальниками Большой Кабарды и войск в ней расположенных». Однако на «подвластные кабардинцам общества, каковы суть балкарцы, чегемцы и карачаевцы» подобные учреждения еще не распространялись110. Однако со временем установление института, выполнявшего функции посредника между этими обществами и царской администрацией, стало настоятельной потребностью. В 1839 году, по поручению царской администрации, Я. Шарданов, до 1838 года являвшийся секретарем Кабардинского временного суда и фактически заведовавший всеми делами внутреннего управления Кабарды, составил «дополнительный проект», в котором изложил собственное видение реформы по управлению Кабардой на основе традиционных форм правления111. Параграф 11 касался рекомендаций по организации управления балкарскими обществами. Я. Шарданов констатировал, что «народы дигорский, балкарский, хуламский, безенгиевский, чегемский и дурдурский до покорения русскому правительству управляемы были кабардинскими князьями, которые и получали с них за то подать и штрафовали по разным случаям сами собою. Но по покорении оного в 1822 г. генералом Ермоловым от управления ими отказано князьями, а штрафы взыскивать запрещено, а предназначено словесно для управления оными определить пристава, но таковой по сие времени определен не был»112. В связи с этим Я. Шарданов, ссылаясь на то, что дигорцам уже пристав назначен, предлагал ввести должность пристава и другим народам балкарского общества, определив для этого русского чиновника, который, по его мнению, должен был исполнять те же административные функции, что и пристав кабардинского народа.

Представление о необходимости установления пристава для горских обществ, находящихся в горах, за Кабардой, подавалось командующему Отдельным Кавказским корпусом и в январе 1843 года. Однако назначение специального пристава «балкарского народа» фиксируется по архивным документам только с середины 1846 г.113. Этот институт закрепил достигнутые результаты в деле политико-административного освоения горного района и одновременно расширил сферу российского административного влияния, упрочению российской власти в этом регионе.

На основании Записки Главного штаба Кавказской армии о преобразовании приставских управлений на Кавказе, можно заключить, что с 1847 года «по смете Министерства Внутренних Дел ежегодно ассигнуется на приставство Урусбиевского, Чегемского, Хуламского и Балкарского народов – 300 рублей»114. Первым приставом Балкарских, Чегемских, Хуламских и Урусбиевских народов был назначен войсковой старшина Хоруев, к которому была прикомандирована команда казаков из Баксанского укрепления115.

Пристав должен был, во-первых, осуществлять сбор информации через преданных ему людей и переводчиков о намерениях и настроениях подведомственного народа. Во-вторых, приставу полагалось обеспечивать спокойствие в горских обществах, не допускать туда «немирных горцев» в условиях продолжавшейся Кавказской войны и формировать в случае необходимости конницу и караулы из местного населения.

Одной из первых задач, возложенных на Балкарского пристава, являлась организация местной милиции и выставление в случае необходимости караулов. С наступлением холодов эти караулы снимались и выставлялись разъезды на проходах, «удобных для хищников и неблагонамеренных», с целью «открывать убежища и уничтожать этих вредных преступников»116. Создание подобных формирований предусматривалось еще «Высочайше утвержденным учреждением для управления Кавказской областью» от 6 февраля 1827 г. Параграф 153 регламентировал создание «местной милиции из воинской стражи, сперва непосредственно у народов, к линии прилегающих, а потом обитающих далее»117. Кроме того, в компетенцию пристава входило осуществление посреднических административно-судебных функций между горскими обществами и кавказской администрацией.