Дневник разведчицы

– Да не знаю, придурок какой-то.

– А почему голый? Ляна не ревнует?

– Да спроси ты дурака! Я Ляне пожалуюсь, как приедем.

– А зачем дала ему телефон?

– Он сам просил, по-дружески. Мы были пьяные, сама не знаю, зачем номер дала.

– Это в тот раз, когда ты у Ляны ночевала? Вы втроём что ли спали? – Арумас уже откровенно ржёт.

– Нет, он вызвал такси и уехал, потому что женатый. Терпеть таких не могу, – начинаю злиться.

– Так Ляна с женатым встречается?

– Твоя молодая сучка тоже с тобой женатым встречалась, и ничего! – взрываюсь я, но Арумас по-прежнему весел.

– Мы с ней три года не виделись и она мне нужна.

Врёт, паскуда, врёт! Сын меня научил: чтобы посмотреть, на каких сайтах был муж, надо зайти в интернет и нажать "Ctrl+H". Я на прошлой неделе зашла и увидела, что Арумас был на сайтах гостиниц. Для чего женатому мужчине, живущему дома, искать в Сильвине гостиницы? И теперь он смеет меня о чём-то спрашивать! В общем, натянула чёрное платье, без трусиков, и попросила денег на ресторан. А он мне:

– Налички уже мало, всё на карточке.

– Ничего, тебе на гостиницу хватит.

Он аж вздрогнул. А я взяла 50 евро, хлопнула дверью и спустилась в ресторан. Там сидит Наташа. Взяли с ней по пиву и хорошо поболтали, отличная женщина. А "Трубачёву" я сегодня писать не стала, потому что и вправду придурок.

24 сентября, понедельник

Арумас проснулся в хорошем настроении и о вчерашнем не вспоминает. Наверное, поверил? Я отключила на телефоне Вай-фай и, на всякий случай, звук. И правильно сделала, потому что скоро "Трубачёв" прислал СМС: "Люблю тебя, и нет в мире ничего выше этого!". Фу, как банально. Хотела взять телефон и в туалете ответить, но не стала рисковать: вдруг Арумас исподтишка наблюдает?

При всех неплохих качествах муж слишком самонадеян, и это его погубит. Когда захочу, раздавлю его. Опозорю на всю Балтию, а это в нашей стране подобно смерти. Арумас не знает о флешке, которая хранится у моего сына Никаса. Но стоит мне дать ей ход, меня разведёт с Арумасом любой суд. Впрочем, до этого не дойдёт. Если начну разводиться и муж не захочет, то покажу ему видео с флешки, и тогда Арумас будет как шёлковый.

Что у него есть любовница, я окончательно поняла, когда принялся слать эсэмески типа "скучаю, когда будешь дома?". И ещё поняла по его напряжённому воровскому взгляду. Не спрашивайте, как, потому что есть в мире необъяснимые вещи. Никас тогда посоветовал вычислить закономерность: в какие дни недели муж присылает эсэмэски? Оказалось, что чаще всего по четвергам после обеда. И я поняла: именно в это время я ездила в налоговую сдавать отчеты. Зная, когда я занята, Арумас водил молодую стерву домой, а чтобы убедиться, что меня нет, проверял по СМС.

Я знала, что он трахает эту тварь в гостиной на диване. Но знала необъяснимо. Я это тоже прочла в его взгляде, когда он аккуратно и старательно присаживался на диван смотреть свой баскетбол. Мне хотелось выть от тоски и расцарапать его рожу. Впиться когтями в его подлые глаза, а потом плевать в них и выдрать их с кровавыми корнями. Но я молчала и улыбалась. Однажды предупредила девочку в налоговой инспекции, что приеду в пятницу, и хотела нагрянуть в четверг, чтобы застать голубков. Но сын посоветовал сделать разумнее: подарить Арумасу фотоаппарат. Потому на Новый год я купила мужу отличный фотик.

Поступила, как сказал Никас: всегда ставила фотоаппарат на сервант в гостиной, слева от телевизора. Приучала Арумаса к мысли, что эта вещь отныне хранится там. А через месяц, уходя в четверг на работу, оставила фотоаппарат включённым. На следующее утро осталась дома, стала смотреть снятое видео и увидела всё! Он сажал белую облезлую сучку на диван, подносил ей кофе, делал бутерброды, а потом хватал за груди и снимал с неё кофту и кожаную юбку. Это было была моя победа, моя радость и торжество! Он долго и ритмично любил её под её гнусавые стоны. А во мне бродил и дух победительницы, и невообразимая боль, и предсмертная тоска. Хотелось разорвать свою грудь напополам и взорваться, чтобы уничтожить этот проклятый дом, куда он её водил. Но к этой горечи, боли и бешенству было примешано странное чувство. У меня во рту стало липко, сердце заколотилось и мне страшно, до невообразимого дико захотелось. Мне было нужно прямо сейчас, в ту же секунду, немедленно. На экранчике фотоаппарата мой мужчина входил в чужую женщину, а я сидела за столом, рыдала в голос и всё сильнее теребила себя. Я приходила в ярость, пока наконец не испытала то, чего так хотела. И это было самым интересным и ярким из того, что доводилось мне испытывать в любви.

Самая сексуальная в мире вещь – раскрытие Тайны, явление вовне того, что настрого запрещено, скрыто от посторонних и потому как бы не существует. Говорят, что в мире четыре измерения, но я знаю, что их всего два: Тайное и Явное. И когда одно вдруг соприкасается с другим, происходит гигантский энергетический разряд! Явление скрытого из темноты на свет – вот настоящий секс. Нарушение табу, крушение правил, знание секрета, который знать не положено – вот что всех нас возбуждает и тянет друг ко другу. Однажды ночью, в деревне, я услышала за стеной сестру с её мужем. Они ритмично сопели, а потом сестра, задыхаясь, громко прошептала: "Быстрее". Эта подслушанная Тайна преследует меня до сих пор. Я думаю о ней каждый раз, как вижу сестру. И разведка – это не работа, это мой высший и самый виртуозный оргазм.

Несколько дней снятое видео тревожило меня и одновременно радовало. В конце концов я решила показать мужу, что не лохушка, и это оказалось проще простого. Видела, что он часто копается в телефоне, хотя мы соцсетями не балуемся. Обедали на кухне, я взяла его телефон и сказала, что хочу узнать погоду. Вошла в его почту и увидела их переписку, набор слащавых фраз о любви. Арумас настолько глуп, что не удалял своих писем. Тоже мне, военный. Я засмеялась и ткнула переписку ему в лицо. Муж был в шоке и взгляд его был таким же, как тогда, когда увидел в моём телефоне сашино фото. Сначала не мог вымолвить и слова. Потом усмехнулся и стал меня убеждать, что это игра и ничего серьёзного. Просто он не знает про видео.

На следующий день Никас вбил в интернет её электронный адрес и мы её нашли. Она работает продавщицей в магазине фарфора. Я пришла к ней и увидела робкую перепуганную девочку, которой слегка за 30. Волосы крашеные, редкие, корни потемнели и их давно пора красить. Помада до отвратительного яркая, да ещё и губы она красит неровно. Безвкусная тупая кукла, которая через 10 лет утратит остатки привлекательности и станет никому не нужна.

Стояла и мямлила оправдания, жалкое убожество. Говорила, что разведена, живёт с маленьким сыном и отношений с Арумасом у неё нет. Это не соперница, а пустое место. Мне даже стало её немного жаль, я ведь тоже когда-то была одна с ребенком. Но чужих мужей из семьи не уводила! Я ей сказала, что она зря тратит время и Арумас на ней не женится. В итоге договорились встретиться на выходных и обсудить ситуацию. Вечером она позвонила Арумасу и на встречу потом не пришла. Сам он поклялся, что с ней всё закончено и она ему никто. Но совсем недавно искал гостиницы в интернете. Нет, господа, я слишком умна, чтобы вы могли меня обмануть…

… Вечером кинула Саше СМС, спросила, всё ли в порядке. Не ответил. Наверняка таскается с другой бабой и держит меня за дуру. Ну ничего, этот секрет я тоже раскрою, я не позволю с собой играть! Вечером прошлись с мужем по набережной, посидели в кафешке, на обратном пути встретили Наташу с Арсеном. На набережной по вечерам тьма туристов, надо бы с Наташей прогуляться вдвоём.

25 сентября, вторник

В Монделло за пару дней посмотрели всё, что можно. Ездили на экскурсию в сицилийскую деревню, ходили на сторожевую башню, были у фонтана, где русалка с двумя хвостами. В двух хвостах есть что-то уродливое, а потому возбуждающее. Сегодня после полудня, наконец, спокойно повалялись на пляже. Я наделала фоток, а потом закрылась в туалете и отправила русскому в мессенджер. Написано, что был в сети 2 дня назад. Где же он шляется?

После обеда Арумас читал книгу о судьбе ссыльных, с чёрно-белыми фотками на обложке. Когда-то русские нас репрессировали, а теперь делают вид, что мы в Сибирь сами ехать хотели. Сколько жизней загублено, сколько горя на нас взвалено, а русские теперь всё замыливают, чтобы мы поскорее забыли их мерзости. Только не забудем, ибо жива народная память, и нет прощения злодейству…

…Морская вода и солнце странным образом делают кожу ранимой, когда малейшее прикосновение заставляет всё тело содрогнуться. Коснусь кончиком пальца своего плеча – проведу по воздуху, лишь тронув верхушки прозрачных волосиков на коже, будто стебельки трав. И вдруг от плечей к пояснице проносится молния, заставляющая поясницу приятно задрожать, а на лице сама собой рождается глупая улыбка. Наверное, у моря живут самые сексуальные люди. На обеде Наташа была одна. Кажется, её цветастое платье стало еще короче. Я ей предложила пройтись вечером.

После обеда сказала, что болит голова, положила на макушку мокрое полотенце и легла пластом. Вечером за ужином не ела и держалась руками за виски. А затем сказала, что мне плохо, и мы с Наташей хотим пройтись на свежем воздухе. Арумас лишь пожал плечами. Ну вот, я к Наташе с Арсеном зашла, он ей отсчитал купюр и мы отправились. Хороший у неё мужик.

Можете надо мной смеяться, но делайте это в Балтии, потому что там я – пожилая некрасивая женщина в старой одежде. Но не здесь, не здесь. Ножки ритмично топают под черным платьицем: "Топ-топ-топ", – вышагивает ваша гордая пантера. Медленно жую жвачку и спокойным долгим взглядом смотрю в глаза проплывающих мимо мужчин. Лёгкое веселье шумит прибоем вдали, подмигивает, манит с самого конца набережной, где стройные фонарные столбы сливаются в неразличимое сладкое нечто. Оттуда ко мне долетают их лёгкие приветы, отражаясь на моем разукрашенном личике радостным равнодушием.

У любого взгляда есть энергия, и когда-нибудь учёные научатся её измерять. В ответ на мой взгляд молодые пареньки часто смущаются, опускают глазки и озираются по сторонам, будто что-то потеряли. Мало кто способен ответить мне таким же сильным разрядом. А те, кто может, уже шагают со своими бабами под ручку. Иногда навстречу проходит мужская пара, поглядят на нас и дальше идут. Выискивают девочек помоложе, а может, просто не такой ориентации.

Я так и говорю: вот, мол, очередные голубки пошли. Наташа смеётся, но смех этот нервозный. С Арсеном она три года. В Украине взрослый сын от первого мужа, уже женатый, живёт отдельно. Работает Наташа на дому, маникюрщицей, так что все клиенты – дамы. И как с такой работой организовать себе любовь? А ведь секс полезен, он делает женщину свежей и доброй, он продлевает ей жизнь.

Бродили мы бродили, в итоге зашли в кафе. Сели на улице в небольшом загончике под огромным белым зонтом. Уже и забыли про погуляшки, затянули разговоры про сыновей, но тут на набережной тормознула мальчишеская пара. Стоят, обсуждают, а подойти не решаются. Я ждала-ждала, а потом села и смотрю на одного в упор. Насмешливо так смотрю, и коленочки из-под столика выставила. Они ещё потоптались, а потом, тот, которого я заприметила, решился первым. Подошёл к столику, а пареньку и 18-ти нет, скорее всего. Надел темные очки, ротик в улыбке кривит, плечи то и дело расправляет. И пиджак у него ого-го, супер-солидон, только рукава длинноватые. Второй паренёк попроще, но такой же молоденький. И без пиджака, кстати, в белой майке. Стоит в стороне и кивает с тупым видом – наверное, уже пьяный.

Сначала этот первый, в пиджаке, по-итальянски спросил. Мы пожали плечами: ноу, не понимаем. Тогда он стал по-английски задвигать: "Мэйби сам вайн?". "Гуд", – киваю в ответ. Наташка глядит на море, а самой приятно, что рядом кавалеры. Потом тот первый достал из пиджака толстый кожаный кошелек, метнулся к бару и уже несет бутылку белого вина. Суетится, движения нервные. Сказал что-то второму, тот сходил за бокалами, придвинули к нашему столику два плетёных стула, уселись.

Первого, в пиджаке, зовут Алессио, а второго Марцио. Мне, честно говоря, тот в майке, Марцио, больше понравился. Выглядит спокойнее и взрослее, хотя тоже ещё без усов. Бабы помоложе им не дают, а мы для них в самый раз. Конечно, молодые болтают глупости, но молодость прекрасна сама по себе, уж я по Роберту знаю.

Объясняют на английском: "Ви а вокинг хиа" – якобы они тут работают. Непонятно, кто возьмет школьников на работу, но ясно, что без солидной работы настоящих мужчин не бывает, так что мы с Наташей делаем вид, что верим. Я у того второго, Марцио, который в майке, стреляю сигаретки. Он берёт пачку, выдвигает в ней сигарету и протягивает мне всю пачку, а затем галантным жестом подносит зажигалку.

Ногти у Марцио аккуратно пострижены, пальцы длинные, а его облик сдержан. Он в основном молчит, и я сама рассказываю, что приехала из Балтии, и какие у нас старинные церкви, "чочс". Марцио на смеси английского с глухонемым объясняет: мол, не слышал такую страну, но здорово. Потом вчетвером чокаемся, а затем чокаемся снова. Показываю на бутылку: дескать, можем повторить, "энд ви вонт апельсинс". Первый мальчишка, в пиджаке, Алессио, послушно бежит к бару, приносит ещё одну бутыль, а потом тарелку с нарезанными апельсинными дольками. Лет через 10 будет блестящий сердцеед, знаток женских желаний. Но кто же его научит, если не две опытные барышни?

Оба паренька итальянцы, только Алессио местный, живет в посёлке недалеко от Монделло, а мой Марцио, который в майке, приехал с Севера Италии. Они говорят, что двоюродные братья, но я сомневаюсь, потому что совсем не похожи. Алессио отхлебывает из бокала по глоточку, то и дело поправляя пиджак, а Марцио пьёт редко, зато сразу по полбокала. Взгляд Алессио всё рвется под стол, к наташиным ляжкам, потому уже ясно, кого он хочет. Я стройнее Наташи, так что со вкусом у него не всё в порядке. А Марцио, похоже, с симпатиями не определился. Заговаривает больше со мной, но вяло, без огонька. Два молодых птенчика, ищущих тепла в этот вечер. Что ж, мальчики, дерзайте.

Говорим то все одновременно, то разбиваемся на два диалога, по парочкам. Алессио что-то жужжит Наташе, но она по-английски еле соображает, поэтому сидит и смиренно кивает. А Марцио – ну, который в майке – рассказывает мне, что его дядя держит табачную лавку и недоволен правительством. Налоги высокие и потому дядина мечта – всё поскорее бросить и переехать сюда, на сицилийское побережье. Марцио говорит, что ему 20 и что учится в колледже на строителя. На самом деле ему лет 18, я думаю.

Вторая бутылка пуста, над морем уже висит намагниченная мгла, притягивающая всех на свете любовников. В далёком тумане поблёскивают огоньки пароходов и яхточек. Алессио, опять поправив пиджак, предлагает идти на пляж, "ту брес си эа". Говорит, а голос подрагивает. Я припираю взглядом, в ответ его зрачки пробегают по моим грудям. Нет, всё же Алессио, который в пиджаке, получше: поживее, поумнее, поэнергичнее. Отзываю Наташу в глубины кафе: "У тебя есть средства?". Наташа со смехом мотает головой. То есть презервативов у нас нет, я ж не могу их в отпуск с мужем брать. Можно спросить в баре, но тогда это увидят мальчишки, да и бармен тоже. И как я буду выглядеть?

"У них, наверное, у самих есть", – не очень уверенно говорит Наташа. Думаю, у них и вправду есть, если вышли на охоту. Объясняю ей: мол, давай я твоего Алессио, в пиджачке, возьму себе. Наталья смотрит исподлобья, но соглашается. Прекрасная женщина и верная подруга, оказывается. Мое сердце постукивает всё громче. Теперь надо проверить мужей, вдруг они шатаются рядом. Наташа звонит Арсену, а я – Арумасу. Его голос в трубке звучит вяло, он в номере смотрит телевизор. Наташа в другом уголке что-то объясняет Арсену, а потом с порядочным видом кивает: "Ещё полчасика посидим и к тебе". Всё в порядке, мужики в отеле.

Беру в баре третью бутылку и бумажные стаканчики, запихиваю их в сумочку и дружная компания выдвигается к морю. Алессио ведет по набережной мимо темнеющего прибрежного песка и пустых белых лежаков, огороженных заборчиками. Мы с Натальей болтаем, а пареньки теперь сосредоточенные. Между фразами успеваю тронуть руку моего Алессио, а он старается её не отдергивать. Набережная заканчивается и мы выбираемся к морю по гравию. Чёрт побери, сейчас поломаю каблуки, но пути назад нет. Хватаю кавалера под руку и прошу идти помедленнее, он как истинный джентльмен поддерживает за талию, но чувствую, как неуверенны его юные пальчики.

Выходим к долгожданной воде, но Алессио обещает показать "самый прекрасный морской вид" и тащит ещё дальше, где прибрежные валуны и запах водорослей. Каблукам конец! Еле шагаю, пытаясь переставлять ноги, в голове приятный шум, сейчас всё случится. Я равнодушна, насмешлива и тупа, я съем Алессио и не оставлю косточек, а его молодое тело будет послушно оргазмировать в восторге и криках. Это будет, будет, остались минуты. Язычок сам собой скользит по пересохшим губкам, в коленках разливается приятный гул, который поднимается всё выше и уже лезет под чёрное платьице.

Действуйте, мужчины, ваш выход, покажите силу. Знакомство, вино, пустые разговоры: к чему всё это, если суть ясна с самого начала? Сколько времени мы сожгли попусту, но пришёл час истины. Неудобство лишь в том, что тут галька вместо песка. Случилось, пришло. Алессио вдруг набрасывается и пытается целовать. Я слегка вскрикиваю, но его движения неумелы и беспорядочны, его тело напряжено, как пружина. Вместо моря – бездонная яма с редкими огоньками вдали, и здесь, на диком берегу, в мире еще не создан Свет.

Послушно открываю ротик и глажу губы Алессио язычком, сердце самца бьёт как молот. Нащупав пиджак, стягиваю и стелю на гальку, Алессио беспорядочно дёргает плечами. Тяну героя на себя, он покорно ложится и в темноте беспорядочно хватается за джинсы, пытаясь расстегнуть. Затем вдруг начинает шарить по карманам. Дышит всё чаще, и не знает, что делать, а я раздвигаю ножки всё шире. Он тонет между ними, всё ещё ерзая руками по джинсам, и кажется, что-то идёт не так.

Из темноты доносятся ритмичные наташины постанывания, а мы с Алессио валяемся, ничего не начав. Он вновь пытается целовать, хватает за груди, гладит мой низ, желая лезть в трусики. Дёргается как раненый зверь в западне. Я обнимаю руками и ногами, глажу ему спину, но уже понимаю, что это полный крах, зря вино покупала. Алессио становится на четвереньки и начинает бессвязно бубнить, делая вид, что смертельно пьян. Понимаю, что ему на душе отвратительно, но если не можешь, так и начинать не надо! В темноте его силует поднимается, покачивается и отъезжает в сторону воды, а затем слышится всплеск. Ну да, мальчик настолько напился, что нырнул прямо в одежде, ибо ничего не соображает. Охотно верю.

Сюда по звукам, Наташе с Марцио хорошо, а я пытаюсь нашарить в темноте сумочку. Не потерять бы кошелёк. Нащупав вещи, снимаю туфельки и, взяв их в руки, пытаюсь шагать обратно, в сторону далёких уличных фонарей, подальше ото всей этой мерзости. Пяткам остро и больно, хотя уже всё равно. Если вдуматься, Наташа – потаскуха, потому что её похоть открыта и до наглости откровенна. Как Арсен это терпит? Я хотя бы прилично одеваюсь и не унижаю Арумаса, а эта Наташа – невоспитанное животное, готовое дать первому встречному.

26 сентября, среда

Если каждое утро одинаково, это может довести до греха. Мерный скрип деревянной кровати, через которую нехотя переваливается Арумас, проснувшись и выползая в ванную. Сначала открывает глаза, глубоко вздыхает и садится на простыни, потом разворачивается и перелазит через меня, опираясь рукой о край кровати. Отмеренное количество шагов до ванной, открыл-закрыл дверь. Точно через пять секунд прилетит звук водной струи, шлепающей по дну раковины тонким презрительным звуком. Одинаковость можно выдержать пару дней, но на пятый – хочу запустить Арумасу стаканом в голову.

Пришёл, полотенце на плече: "Как после вчерашнего? Может, кофейку?". Мило улыбаюсь: "Спасибо, не хочется". На пляж тоже не пошла, потому что и погода портится, и вообще мечтаю выбраться из этой Италии. Под окнами спорят два мужика, в бешеном темпе сыплют итальянскими фразами, словно в кинокомедии. Курортный город непринужден и беззаботен. Он весь будто из веселья и отдыха, и кажется, горя не существует. Все носят на лицах улыбку, и я тоже похожа на бодрую счастливую туристку. Женщина, которая в 50 охотится за юными птенчиками.

Если бы меня топили, схватила бы воздух полной грудью, чтобы продлить мгновения жизни. Командир Альфред, певец Бейрис, муж Арумас, чёрный Тадеуш, молоденький Роберт, русский Саша – последний вызов, который бросаю проклятому времени. Скоро меня высадят из автобуса: поймают без билета и опозорят, вытолкают под насмешливыми взглядами пассажиров. Но сегодня возьму от жизни всё, что эта глупая дама ещё способна отдать. Буду дышать полной грудью и жить в любви, даря моим мужчинам радость и оставаясь мудрее их всех. И когда об этом думаю, мне смешно, потому что с телеэкранов льются приторные фразы: "Все мы молоды душой", "чувствую себя как в 16", "любви все возрасты покорны". Но это ложь, которой защищаемся от неумолимого факта: мы стареем, и с этим ничего не поделать.

Вроде бы природа мудра, ибо дарит женщине расцвет красоты, любовные наслаждения, преклонение мужчин. Но в этой задумке есть фатальная ошибка. Показать человеку прелести земной любви, а к 50-ти годам отбирать – и нелогично, и жестоко. Даже если кто-то добрый объяснит смысл, я этого не приму, ведь осмысленно – вовсе не значит правильно. В моей старости нет ни разума, ни смысла. По задумке, мы должны родить детей, а они – своих детей, и постаревшая женщина должна утешаться улыбками внуков и внучек. Сидеть по вечерам за столом в большом доме, пить чай под лампой, строить планы домочадцев, распоряжаться. Жизнь вроде бы выплачивает женщине компенсацию за утрату красоты. Но это мошенничество, нас обвели вокруг пальца. Это – маленькое извинение за тяжёлое преступление, которое действительность совершает с каждой из нас, а мы лишь боимся признать очевидное.

"Пойдём окунёмся!": после душа Арумас бодр и элегантен, хоть сейчас в ЗАГС. Ему хоть бы хны, молодая сучка даёт ему хороший запал. Я ответила, что мучаюсь мигренью. Пусть идёт плещется, дитя неразумное. Кинул в сумку покрывало с полотенцем, напялил шорты с майкой и умчался в светлую даль. Кто придумал, что время течёт? Чья это нелепая идея? Когда тебе 50, дело не только в сексе. Хочется верного человека, способного заглянуть в твою душу до самых её глубин. Обнять тебя всю, до самого миллиметра, до каждого кончика волоса, до каждого вдоха и каждой потаённой мысли. Но чем дольше течёт моё время, тем меньше моя надежда.

Саша, вот простой и хороший человек. Ему бы добавить денег, был бы идеальный муж. Смотрю в телефон, от него вечером было СМС, от моего доброго друга. Наверное ждал ответа, но ведь мне вечером было некогда. Ну что я заладила, "бабы", "бабы"? А если он и вправду один? Сейчас сидит в своей старой квартире и думает обо мне. И вчера думал, а я таскалась по Монделло с пацанами. Внутри отвратительно и противно, будто съела живую змею. Если бы меня вели на костёр, я бы знала, за что. Лгу Саше, лгу мужу, лгу Роберту, лгу Бейрису. Есть такая профессия, лгать. Всё хочу понять, почему людей наказывают старостью. Быть может, за ложь? Вдруг честные не стареют? Думаю и сама над собой посмеиваюсь: вот же поэтесса нашлась.

Жить в этом отеле больше невыносимо, жить вообще невыносимо. Заберите меня отсюда, перепишите вчерашний день заново. У входа в отель – такси с улыбчивым итальянцем за рулем. Я деревенская женщина, мне нельзя сломаться. На мне сын, ювелирный салон, муж, и мне ещё надо нянчить будущих внуков. Я помогу всем, мы вырвемся ввысь, а как решить сашин вопрос с Альфредом, придумаю. Да, у меня работа, задание, приказ. Но даже палач может придумать, как помочь приговорённому.

Сажусь на заднее сиденье такси довольной курортницей. Кокетливо прошу отвезти "в интересное место". Водитель в дороге что-то лопочет по-итальянски. Приехали в деревушку неподалеку, тут церковь с трещиной в стене. Значит, это про неё мальчишки вчера говорили: в 17 веке было землетрясение, церковь треснула, но выстояла. Мессы пока нет, и туристы ставят свечки просто так, для порядка. Я тоже поставлю. Здесь не хуже, чем на Изумрудных озерах, здесь необъяснимый тихий покой. Эхо протяжно летит в высоте и рассыпается на мелкие звонкие отзвуки. Сладко здесь и благостно. Что же делать с моим горлом? И как убрать дурацкие судороги в груди? Стоять, держать себя в руках, не плакать. Вот же напасть нагрянула. Я сильная женщина. Но поздно, не сдержалась, предательская слеза уже покатилась. Надо её вытереть, но, кажется, салфетки я выронила вчера на пляже. Неудобно и стыдно перед людьми, и как некстати эти слёзы. И некуда спрятаться, негде укрыться, вся как на ладони. Сдаюсь, всхлип идёт за всхлипом, и через минуту реву как корова. Стою посреди церкви и рыдаю в голос всё сильнее.