Дневник призывателя

Я склонил голову чуть набок. Кристал все еще трясет, мои губы обжигает призрачный поцелуй. Труп еще живого человека, труп души моей.

– Почему ты убил меня?

У меня нет ответа. Я еще ничего не сделал. И не хочу причинять ей боль.

Знал ли убийца, что в будущем совершит преступление? Вряд ли. Знала ли жертва, что сегодня ее жизнь оборвется? Нет. Пути судьбы неизведаны и тернисты. Как к звездам.

«Вышел месяц из тумана, достал ножик из кармана…» – начал считать про себя, мысленно указывая пальцем то на Тошу, то на Кайсу.

Никогда раньше не задумывался о том, насколько жуткие детские считалочки. И ведь эта самая безобидная, если подумать.

А так?

Раз, два

Это не только слова.

Три, четыре

Меня нет в этом мире.

Пять, шесть

У меня для вас есть весть…

Вновь поморщился. Весть. Последнее время я слишком часто вижу мертвых. В детстве они меня так не напрягали – с ними я мог даже нормально общаться. Например, в соседнем доме обитал дух молоденькой девушки. Ей, наверное, было лет пятнадцать, не больше. Найти ничего о ней я не смог, но она мне казалась довольно хорошей и веселой, к тому же она очень любила говорить о себе. Правда очень часто она шутила про смерть и предлагала отправиться к ней. Ее абсолютно не пугала ее собственная кончина и она могла говорить о ней часами, словно сама выбрала день и час, когда лишиться жизни. Это довольно странно для девушки, которую убил собственный возлюбленный. Как она поведала мне, он был ее репетитором, молодым и уже помолвленным с другой женщиной. Однако между ними вспыхнула искра. Сейчас я в это уже не верю, а в детстве вообще не понимал большую часть ее слов. Репетитор совратил ее, испугался последствий и убил. Придушил ее же чулками и закопал неподалеку. Она же простила его. Так часто бывает, когда любишь. Из-за этой своей безграничной любви она так долго и не растворялась, не менялась. Обычно призраки становятся чудовищами, жаждущими тепла, гораздо раньше. Их поглощают страх и одиночество, хуже которого ничего нет.

Ведь безумно страшно быть вычеркнутым из жизни, смотреть, как то, что принадлежало тебе, уходит к другим, видеть, как эти другие делают то, о чем мечтал ты. Оказаться забытым, когда ты рядом. Любить и ненавидеть? Да. Только и остается, что чувствовать и сходить с ума.

Девушка так и тлела от своих эмоций и горечи. Она любила так сильно, а потому боль была неимоверной.

Ее счастье было не более чем иллюзией. В отличие от живого человека, мертвый не может наслаждаться моментом. Он не способен что-либо изменить – только смотреть и помнить. А это самая страшная пытка, которую только можно представить.

Она же просто хотела быть любимой. Так получилось, что я стал свидетелем ее агонии. Она терпела столько лет, до тех пор, пока негатив не наполнил сосуд ее души. У нее он оказался довольно глубок – столько лет страдать, мучится от отчаяния, когда кому-то достаточно капли, чтобы озвереть.

Видел, как девушка-призрак, с которой я так часто общался, почернела и взорвалась сотней бабочек. Так душа перестает существовать в этом мире. Дед же называл это явление слепком, когда душа скидывает эмоциональную привязку с личностью, которой являлась. Однако в этом было что-то не так. Слепок сразу видообразуется и либо тает максимум через пару лет, либо становится скверной, а значит, она не смогла покинуть это обличье. Такое тоже бывает, когда нечто припаивает душу к определенной ипостаси. Нечто столь сильное, что способно удержать сущность.

Последним, что я от нее услышал, была фраза, наполненная полынной горечью и сожалением: «Любить невероятно больно».

Полагаю тот, кто был ей дороже всего – ее возлюбленный убийца – продолжил жить, как ни в чем ни бывало, построил семью, карьеру и навсегда забыл о своей мимолетной слабости. У призрака же мимолетное стало всем, сорвавшись с уст легким дыханием.

Но она была столь светлым человеком, что предпочла исчезнуть сама, чем причинить другим боль

Вновь покосился на друзей. Тишина стала напряженнее. Не нравится мне это. Мне нельзя рассказывать о том, что я видел.

Нельзя!

Девушка. Дождь из пепла. Кроличья маска. Глаз, зажатый губами. Поцелуй.

– Почему ты меня убил?

Соха все это время внимательно смотрел на меня, точно видел то, о чем я думаю. Черт, выбери себе другую жертву! Нет? Тогда…

– Тош, ты что-нибудь видел? – лучшая защита – это нападение. – Было так холодно…

– Да, очень холодно, – тут же доверчиво подхватил он. Мой милый, наивный друг. Ему и самому не терпелось поведать о том, что он наблюдал. Он всегда так радуется, когда может видеть без моей помощи, даже в тех случаях, когда это доставляет ему невыносимую боль, что мне неимоверно стыдно. Но я не могу сказать ему о Верочке!

Самым первым опытом в видении тонкого мира для него стала детская забава, когда нужно широко расставить ноги, наклониться и смотреть себе за спину через образовавшийся проем. Так порою можно увидеть кого-то, правда, обычно только в лесу или в сарае.

Вторым – наблюдение через куриного бога – камешек с дыркой. Через него тоже можно заметить тех, кто живет на периферии нашего зрения. Он не сильный, но общее представление о сущностях дает. К тому же оберегает и приносит удачу. Самое то для новичка в этом деле.

Я бы тоже предпочел встречаться со всеми существами только с помощью камушка, который защищает меня от их взглядов, чтобы знать, что стоит мне отодвинуть куриного бога от лица, как они все исчезнут. Но Антоше этого было мало. Ему хотелось большего. Контакта, если так можно сказать. Ему хотелось встретиться с мертвой подругой.

Таким образом, мы начали пробовать общаться с духами. Чтобы я еще раз это добровольно делал! Да к демонам это все. На десятый круг, который неизвестен людям.

Выдохнул сквозь зубы.

Суть тут была в том, что мы сделали доску Уиджи. По своей сути – это деревянный планшет с нанесенными на него алфавитом, цифрами от 0 до 9 и словами "да" и "нет". Алфавит пришлось брать русский, так как языками мы не владели, а разбираться со словарями, чтобы понять, что хотел сказать дух, если таковой придет, явно не будет времени.

Вообще я относился ко всему этому скептически. Все же одно дело видеть мертвых, а совсем другое их призывать. Дощечкой, черт. Доской! Простой доской. Вполне возможно, что от призываемых уже вообще ничего не осталось. Тем более доска эта создавалась, как часть настольной игры, изначально совсем не связанной с мистикой.

Появилась она в конце девятнадцатого века с заявлением, что ее название древнеегипетское и означает удачу. Но это одна версия. Согласно другой ее название – это соединение двух слов «да» – французского и немецкого. «Оui» и «ja», то есть «Ouija». Хотя может, есть и что-то третье, кто его знает. Уж точно не я.

Нам же с созданием этой игрушки помог отец Антона. Он тоже воспринял это, как очередную ни к чему не обязывающую забаву. Настольная игра, чего уж там. Выпилил дощечку и указатель – он чем-то похож на куриного бога, только треугольный, отполировал, нанес цифры с помощью трафаретов и залакировал. Идеальная работа, просто не отличить от оригинала.

Вот только где она сейчас? Скорее всего, пылится на чердаке дачи Антона. Бывали мы там вместе пару раз. Там же и проводили всякие невразумительные манипуляции.

Наверное, мы могли бы страдать чем угодно, но доска казалась чем-то особенным и важным. Возможно из-за того, что в начале двадцатого века спиритуализм и мистика были небывало популярны. Даже больше – повсюду открывались спиритические салуны, где медиумы устраивали показательные сеансы связи с духами умерших. Впрочем, кто бы ни хотел пообщаться с мертвым? Пообщаться, просто вернуть на миг… Могут быть и более корыстные цели, но это так, мелочи. Детали. Главное, что публике нравился сей инструмент. Люди толпами приходили на показательные выступления, а богачи оставляли целые состояния, чтобы поговорить с усопшими родными, что было не более чем шоу. Хотя я полагаю, что и среди сотен шарлатанов были те, кто, как и я мог видеть мертвых и на самом деле с ними общался. Просто не может быть так, чтобы все было ложью. Не верю.

Сейчас, если бы кто-то слышал мои мысли, то обвинил бы меня в вере в пришельцев и теорию мирового заговора. Возможно, он был бы прав, но я всегда видел больше, чем обычные люди. На счет же заговоров, то почему бы и нет? Или все довольно прозрачно? Не мне судить.

Пришельцы? А мы в принципе можем быть совершенно одни? Может быть мы, наша планета, как самый одинокий кит. Поем, но никто нам не отвечает, и мы продолжаем плыть на своем корабле, на нашей планете, одни.

Кит тоже пытается общаться с соплеменниками, притом делает это постоянно, но поет так высоко, что никакой другой кит не сможет ему ответить. На этой частоте звука его просто не могут услышать.

Как так получилось – неизвестно. Может он гибрид, а может последний представитель неизвестного вида, но он одинок. Он не пересекается с путями других китов и наверняка думает, что кроме него тут никого нет. Поэтому я не буду отрицать чего-то, когда не знаю правды, пусть и очень хочу.

Убеждаю сам себя. Не верю.

Мы же долго пытались разузнать какой-то секрет доски, естественно, что не нашли. Ну, не было у нее особого двойного дна. Кто-то придумал, кто-то поверил. Ничего особенного. Я с таким же успехом могу взять клубок ниток и сказать, что он приманивает духов.

Но и у доски были свои особые правила.

Тем временем, пока я вспоминал, Антон рассказывал:

– Пожалуй, всю историю знает только Саша, – виновато сказал он.

А? Что я? Ничего не знаю! Не приплетай меня сюда. Вон к Ларсу обратись. Насторожился. Что успел уже пропустить?

– Тогда мы пробовали связаться с мертвыми.

Неужели он тоже вспомнил про доску? Не думал, что его мучают кошмары с тех пор. Видимо, я совсем не обращаю внимания на проблемы окружающих. Чувствую себя сухарем похлеще, чем Соха. Пытаясь отгородить его от правды, я забыл о том, что он тоже живой человек.

– Глупость какая, – поморщился Ларс. – Призраков и так полно вокруг. Приди туда, где кончают с собой, и узришь невнятную массу.

– Самоубийцы – это одно, – Кайса строго глянула на брата. – Общение с ними редко бывает успешным. Они же…

Она поежилась. Да, самоубийцы меняются больше всего. Это их наказание, если так можно сказать. Как писал дед, у самоубийц есть всего два пути – остаться здесь или пройти некой тропой, которая позволит им перейти в другой мир или даже больше. Однако тропа уже давно не хожена и поросла травой.

Почему-то вспоминается история о смерти и о том, для чего ей на самом деле коса. Она ведь не убивает, а просто сопровождает, точно добрый друг. Души бы без нее просто потерялись, им было бы страшно, а так есть та или тот, утверждать не буду, кто берет их за руку и отводит туда, где им положено быть. Самоубийц же никто не встречает. Они приехали раньше времени и тот, кто должен был их сопровождать, еще не пришел. Когда же смерть отправляется их встречать – никого уже нет. Душа разложилась или ушла.

К тому же суицидники лишены голоса. В отличие от других призраков они не могут говорить.

– Я не вижу сам, – Тоша сжал губы. – У меня нет природного дара.

– Тогда зачем ты хочешь стать таким, как мы? – очнулась Кристал, подскочила. Кажется, ей полегчало, а слова Антона и вовсе разозлили. – Это же мерзко! Точно душу облили нечистотами.

Вот оно как. Ей противен ее дар.

– Не все воспринимают это подобным образом, – я покачал головой. – Кто-то готов отдать все, чтобы один раз увидеть. Мельком замеченные облики, ощущения, явления. Человек инстинктивно жаждет познать правду. Я бы сказал, что это у него в крови. Нам хочется знать, что у чемодана есть двойное дно, а так же быть уверенными, что мы можем его открыть.

– Лучше и не скажешь, – хмыкнул Ларс.

– Я бы предпочла, чтобы дна не было вовсе, – девушка обняла Кайсу, точно плюшевого медвежонка, посадив перед собой. – Лучше бы не знать того, что розовые очки бьются.

– Они не могут существовать вечно, – заметил я. – Рано или поздно они треснут и разлетятся на осколки. И чем мы старше, тем будет больнее. Чем выше воздушный замок, тем страшнее с него падать.

Кайса закусила губу, Кристал промолчала. Каждый из них знает, что я прав, но пережитое не дает согласиться. Наши же чувства затмевают разум, не давая мыслить здраво. Их розовые очки уже разбились стеклами внутрь, расцарапав глаза и почему-то душу.

– Как знаешь, – выдавила из себя Кристал. Прикрыла один глаз и грустно улыбнулась.

Осколки уже не собрать. Они внутри нас и от них тошно.

– Эй, ребят, тут вообще-то я рассказываю, – деланно возмутился Тоша, и все вновь обратились к нему. Хочет делиться своими демонами – его право. – Вообще у меня все началось с того, что когда мне было восемь, у меня умерла подруга. Вначале она пропала, ее долго искали, но так и не нашли. Спустя пару лет похоронили пустой гробик, а позже отыскалось и тело, – Тоша нервно сглотнул.

Да. Я помню эту историю. Вначале, я думал, что это просто байка, чтобы заставить меня научить его видеть, но теперь знаю, что это правда. У каждого человека есть нечто, что травмировало его психику. Нет тех, кто предельно чист и счастлив. Наверное, так устроен наш мир, что каждому подсовывает стресс, чтобы мотивировать и заставить меняться.

– Наш сосед, пожилой уже мужчина, которому я помогал собирать яблоки и с которым ходил в лес за грибами, чтобы потом вместе пить чай и слушать истории из его жизни, держал ее в подвале, точно куклу, – голос Тоши задрожал. Он видел все собственными глазами. – Она была такой маленькой и хрупкой. Лежала, точно живая среди яблок, а на лице маска котика. Такая старая, деревянная. Жуткая. Может, когда-то она была милой, но эти трещины и облезшая краска сделали ее пугающей.

Постойте. Маска? Старая звериная маска? Бред какой-то.

– Он ее убил? – ахнула Кайса. Такая впечатлительная. Да и Кристал далеко от нее не ушла. Ее пробил пот, а глаза расширились. Что же она знает?

– Он утверждал, что нет, – Антон покачал головой. – Да и странно это было. К нему часто ходили люди и не видели трупа. Не было запаха разложения. Но вот труп нашли. Датой смерти установили тот же день, в который она пропала, но что интересно, она хорошо сохранилась, – жуткий смешок. Он не смог отпустить эту ситуацию, она засела так глубоко, что даже я был не способен прочесть его чувства. – Старик утверждал, что из леса пришел монстр и забрал ее, чтобы сделать своей женой. Она часто плакала, и монстр отпускал ее поиграть по ночам. Она очень хотела пойти домой, но не могла. Ей было нельзя оставаться с людьми до утра и снимать маску. Ей она не нравилась, но монстр сказал, что без нее она не сможет продолжать играть. Естественно старику никто не поверил.

– А что случилось? Почему она умерла? – напряглась Кристал. – Что стало настоящей причиной?

– Настоящей? Не знаю, честно. По версии же старика – однажды она разозлилась и сняла маску. А под ней… – Антон начал задыхаться. Воспоминания были слишком свежи. Он был там, когда ее нашли и сняли с трупа маску.

Я привык к обычной веселости Антона и посчитал, что даже тот случай не оставил ему травм. Как же я ошибался. Врагу не пожелаешь увидеть подобное в детстве.

– Под маской не было лица. Его точно сожрали, – мрачно закончил я, перебравшись к Тоше. Обнял его – сейчас ему это необходимо, чувствовать, что он не один. Он благодарно кивнул мне, немного успокоившись.

– А у трупа? Я не очень понял этот момент… – серьезно и нетерпеливо спросил Ларс. Он всегда становится таким, когда дело касается чудовищ. Коллекционер, как он есть. Ему хочется разобрать тварь на составляющие, узнать, что у нее внутри, понять, как она функционировала. Помню, когда он добыл труп грима, он радовался тому, что в брюхе того оказались останки человека.

«Он еще не успел переварить свою добычу! Видимо совсем недавно разрыл могилу!», – восклицал он, размахивая тем, что некогда было частью плоти. Кажется челюстью.

Такой была его извращенная любовь.

Заживо расчлененная русалка.

– То же самое, – Тоша собрался с силами. Выдохнул и сжал кулаки. – Старика хотели растерзать на месте, но милиция отвоевала его. Однако… – нервный вздох. – Он не дожил до суда. Умер в камере предварительного заключения. Одни говорят, что он откусил себе язык, другие, что, когда его нашли, у него не было лица. Одно точно – в камере он был один, а хоронили его в закрытом гробу. И…

– Ты хотел узнать правду? – понимающе уточнила Кристал. Ей явно знакомо подобное чувство.

– До сих пор хочу. Мне они периодически снятся, но я никак не могу понять, о чем именно был сон. Порою вспоминаю дом без окон и дверей, подвал, в котором гниют яблоки и много крови. Она стекает по ступеням, пачкая все вокруг. На лестнице стоят люди в звериных масках. Покачиваются из стороны в сторону и, кажется, что-то поют вразнобой. Вздрагивают и начинают петь вновь. Точно кто-то хочет создать свой безумный хор. Я не вижу дирижёра, но знаю, что он есть. Встаю рядом с ними и тоже пытаюсь петь, не обращая внимания на кровь и запах гнили, исходящий от людей. Почти все они женщины. По-моему, молодые. Одеты просто – в белые рубахи, волосы грязные, руки висят плетьми, ударяя по телу при покачивании. На самой верхней ступеньке стоят старик и моя подруга. Они держатся за руки. Их голоса отчаянные, надрывные. Я кидаюсь к ним, и тогда люди замолкают. Все они смотрят на меня и снимают маски. В этот самый миг я просыпаюсь от ужаса – ни у кого из них нет лица.

Кристал дрожит. Ее трясет.

– Много людей? – уточнил Ларс. – Почти все женщины?

– Да, – кивнул Тоша.

– Как любопытно…

– Нисколечко, – зыркнула на него Кристал. – А что было дальше? Ну, после истории с девочкой и стариком? В том месте еще что-нибудь случалось?

– Люди еще пропадали, но больше никого не находили. А потом мы переехали. Тут я уже и познакомился с Сашей и Ларсом. Мне стало спокойнее и долгое время ничего не снилось.

– Именно поэтому ты решил их призвать, раз они не приходят сами? – поперхнулся смешком Ларс.

– Мне хотелось знать правду! Я не хочу верить в то, что старик мог убить…

Очень часто маньяками оказываются те, на кого невозможно подумать. Милая старушка, добродушный клоун, все понимающий учитель. В каждом человеке может таиться зверь. И от этого почему-то страшнее, чем от осознания того, что есть жуткие создания, питающиеся людьми.

Мы не хотим верить в то, что убивают такие же люди, как мы.

– Так мы и решились на сеанс спиритизма, – с самым серьезным видом кивнул я, чтобы продолжить тему. Меня порядком злит зависающая между нами тишина. Ощущение такое, что каждая минута, проведенная в молчании, приближает встречу с теми, кого мне не хочется видеть.

– Почему ты убил меня, Сашенька?

Еще не время. Еще рано.

– Да, – с легкостью переключился Тоша. Все же его ничто не изменит. Тоша так и останется Тошей, вечно веселым и добродушным. – Как было сказано в «инструкции», мы оставили шеи открытыми.

– Вы решили пригласить на ужин вампира? – насмешливо фыркнула Кайса.

– Нет, – строго цыкнул Антон. – Мы решили не умереть от удушья.

Самовнушение часто играет злую шутку, поэтому всегда лучше подстраховаться и убрать все то, что может причинить вред. Я с сомнением вспомнил Тошкин чердак, на котором и проводилось таинство. Там можно умереть, просто неудачно упав. Столько хлама, что в нем легко потеряться. Старая швейная машинка, самовар, веретено, игрушки, елочные украшения, мумия новогоднего дерева, стопки книг… Последние я просмотрел, но ничего интересного для себя так и не нашел. В основном там была классика и почему-то судоходные журналы. Разбираться в почерке я не стал, тем более не мог вспомнить ничего связанного с таким кораблем. Но в памяти отложилось.

– Зажгли свечи, – спокойно продолжил Тоша. – Четыре вроде?

– Да.

– Нехорошее число, – заметил Ларс.

– Соха ты вроде финн, а не азиат, – я приподнял бровь.

– Все равно. Предрассудки не возникают просто так.

– Да ладно! Некоторые себя уже явно изжили. Как, например то, что нельзя наступать на порог. Все же нормальные люди больше не хоронят своих дражайших предков под порогом дома. Или есть еще те, кому нравится осознавать, что рядом разлагается труп? Не думаю.

– Ну, на вас, – Антон махнул рукой. – Вообще-то это я тут повествую. Но если вам так не терпится поговорить о приметах, я помолчу.

– Мы помним. Продолжай, пожалуйста, – попросила Кристал. Ее глаза опять отдавали фиолетовыми всполохами.

– Так вот мы спросили духа о том, здесь ли он, и стали ждать. Перед этим, правда, Саша мне читал какие-то правила, но я их забыл, – виновато засмеялся Тоша.

– Опять? – возмутился я. – Да сколько можно?!

– Столько, сколько нужно? – как знал, что малявка окажется на его стороне. Дети всегда чувствуют друг друга.

Но все же почему мы так легко их – Кайсу и Кристал – приняли? И общаемся так, точно всегда знали друг друга. Мне это не понятно.

– Ты забыл самое важное, браво, – Кристал закатила глаза.

– Это же всего лишь игра, – пожал плечами Ларс.

– С мертвыми лучше не шутить, – зло процедила она. – И что там за правила? Никогда подобным не занималась, – заинтересовано обернулась ко мне.

– Я бы тоже не стал, – действительно, зачем мне это? – Но все же кое-что нашел. Впрочем, правила довольно просты и обыденны. Многие повторяются и в других ритуалах. Самое главное – расслабиться и не показывать страха. Страх их питает и позволяет подчинить себе человека. Это все знают, – так я и думал, все согласны. – Второе – никогда не вызывать никого в одиночку.

– Ну, это касается всякого призыва, – нахмурился Ларс.

– Не всякого, – покачал головой. – Например, зеркальный коридор делают в одиночестве, чтобы увидеть свое будущее.

– Глупо, – повела плечом Кристал. Она вновь надела маску. – Через зеркало в наш мир могут пройти разные твари.

– Пиковая дама, допустим? – улыбнулся Ларс.

– Почему бы и нет? – развел руками Тоша. – Ничего же не бывает просто так, – передразнил. – Многие детские игры имеют корни в потустороннем мире, – добавил с ноткой драматизма и трагичности. Раньше он очень любил травить страшилки, но со мной этим заниматься ему не интересно – я знаю куда больше, тем более что мои истории основываются на реальности, а не на больной фантазии некоего автора.

– Есть такое, – я потер виски. – Все эти шуточные призывы, игры с нечистью имеют историческую подоплеку, – еще бы в школе я так хорошо учился, как разбираюсь в истории и мистификациях, цены бы мне не было. – Вообще, подумайте. Что представляет собой та же Пиковая дама?

– Женщину, – Ларс скептичен, понимаю.

– Игральную карту, – Белка, золотце мое, не ощущает тайн там, где их нет. – Там еще три есть. Черви, Буби и Треф.

– Да, все верно. Это одна из карт колоды. Ее прообраз появился в далеком средневековье, но современная колода называется французской, и именно в ней впервые фигурирует привычная пиковая дама, со временем обрастающая слухами и легендами. Так она стала считаться воплощением злых сил.

– Но почему именно она? – Кристал задумчиво накрутила прядь волос на палец.

– Старшие фигуры французской колоды связаны с историческими личностями или богами, если я точно помню, – вмешался Тоша.

– Угу, – усталость так и не отступила. А я точно спал? – Пиковая же представляет греческую богиню Афину – воительницу, покровительницу знаний и искусств, воплощение мудрости. В Таро ее так же связали с королевой-воином, сильной и справедливой, и со Снежной королевой, бездушной и эгоистичной, – как иронично, учитывая тот холод, который мы недавно ощущали. – Именно второй образ можно считать отправной точкой в создании облика зловещей, загадочной и темной сущности. Так же на старинных картах Пиковая дама изображена мертвенно-бледной старухой с крючковатым носом и полузакрытыми глазами. Но это ранние варианты. Позднее ее наделили молодостью, овеянной таинственностью и опять же таки холодом.

– Значит пика – это Снежная королева? – нахмурилась Кристал.

– И, да и нет, – полуулыбка мелькнула на моем лице и тут же исчезла. – Снежная послужила отправной точкой для создания существа, но вполне возможно, что она была и до этого. Уже в восемнадцатом веке карты, как и наша доска, становятся частью всяких обрядов и предсказаний. Стоит ли говорить, что и тут пики, они же вини, обретают дурную славу? Их делают символами смерти, печали, несчастья и раздора. Но и это не все. Так же они олицетворяют могущество, власть и черную магию.

– Кажется, я уже читала об этом, – нахмурилась Кристал. С ней согласился и Ларс. – Там при гадании пика – это пожилая женщина, которая может оказаться кем-то, наделенным властью или вдовой. Но всегда она злобная, безнравственная и жестокая.