Запасный вход

Игорь засмеялся и повернулся, выполняя просьбу, Алешенька посмотрел на папу, и его личико четко выделилось на фоне темно-бардового, домашнего пуловера папы.

– Вот, видите?!? Видите? Нет, это не наш носик, Наталочка, у тебя вообще картошкой…

– Ну, так уж и картошкой, мама, веди себя прилично,– продолжал смеяться Игорь. Создатель наш, тот еще архитектор.. Сегодня, кстати, мне принесли проект частного домостроения в стиле «арт-нуво». Цыгане. И как им такое в голову пришло? И ведь здорово, балкончики, винтовая лестница в кованых украшениях, и я бы не сказал, что это безвкусица.

– Цыгане?– спросила Алевтина и почему- то испытующе посмотрела на Чан Ми, а затем на Оленьку, – а при чем здесь…Наталочка, у тебя, что, в роду цыгане были? Час от часу не легче…

– Да, нет, что вы, не знаю, никогда и не слышала даже о таком, – Наташа подняла голову и снова умоляюще посмотрела на Оленьку.

– Натуся, мама шутит,– шепнул на ушко жене, и уже нарочито громко всем присутствующим: Иди, к мамочке «цыганенок», я салфетки принесу, засмеялся Игорь и ушел на кухню.

– Да уж, какие тут шутки, Оля, посмотри, ну, ладно у Игорька глазки карие, но носик… и вот эта намечающаяся горбинка, ну и длинноват, длинноват, носик…

– Алевтина Марковна, а вы свой род, до которого колена знаете?

– До третьего.

– А четвертое, пятое? Можете с уверенностью сказать, что там не было, ну, скажем так, случайной примеси?

– Да нет, точно, нет. Это, так или иначе, но проявилось бы на нашей многочисленной родне. А у нас все чисто, славяне мы.

– Те-ле-го-ния, вытирая рот салфеткой, которую ей подал Игорь, отчетливо произнесла Чан МИ.

– Что?!?! Это еще что за зверь такой, красавица моя, какие ты слова, однако знаешь, – еле сдерживая смех, удивился Игорь, чмокая девочку в макушку.

– Зарожденное потомство, может иметь признаки предшествующих сексуальных отношений, а особенно с самым первым сексуальным партнером, не обязательно матери, это может быть и бабка. – Чан Ми сделала паузу в своей тираде, набрала воздуха, и быстро продолжила:

– Это  существенно сказывается на наследственных  признаках потомства женской особи, полученного в результате спаривания с последующими партнёрами. Признавайтесь, Алевтина Марковна. Спаривались? – абсолютно серьёзно, спросила Чан Ми, бросив салфетку на стол, в ожидании такого же прямого ответа, на свой прямой вопрос.

Вместо ответа, вызвали скорую помощь Алевтине, Наташа, вся в красных пятнах суетилась возле свекрови, Игорь с Алешенькой на руках, смущенно покашливал, провожая гостей. Чан Ми, надувши губки, едва сдерживала возмущение. Ольге Семеновне было тоже не по себе.

– Игорь, прости нас, пожалуйста, ты же знаешь, у нашей красавицы феноменальная память, и где она эту чушь откопала?

– У Дарвина, он писал, что в Бразилии кобыла принесла жеребенка зебры, – дрожащим голосом заявила Чан Ми. Продолжить ей не дала ладонь Оленьки, которая плотно зажала ротик не по годам просвещенной дочери.

И никто не обратил внимания, на то, что Алешенька выучил новое слово.

– «Бука-бука-Бабука», радостно выкрикивал малыш, протягивая ручки к Чан Ми.

Глава 3

«Правнучка». Москва. Бывший особняк Василия Степановича. 2011 год.

Павелецкий вокзал восторженно «глазел» застекленными арками на только что сошедших с поезда девочек.

– Институт Склифосовского, – сказала та, что постарше, лет тридцати, в черных облегающих брючках и бледно-голубом жакете, пропуская вперед девочку-подростка, на заднее сиденье такси.

– Склиф? Это мы, завсегда, пожалуйста, – поправляя зеркало заднего вида, одновременно оценивающим взглядом смотрел то на одну, то на другую, пожилой водитель. – Пятнадцать минут, если в пробку не попадем. Приболели, значица?

– Нет, просто давно в Москве не была, покажу дочери, где работала когда-то. Посмотрим, а потом на Сухаревку.

– Из Тамбова, значица в столицу прибыли, да?

– А что, так заметно? – Оленька сняла солнцезащитные очки и игриво глянула на водителя.

– Да нет, наоборот, стесняюсь спросить, на каких таких хлебах, тамошние умудрились эдаких красавиц вывести? – водитель несколько раз вдохнул носом воздух, определяя качество парфюма – я, заешь ли тридцать лет за баранкой, у меня глаз-алмаз, поначалу, подумал на иностранном чирикать начнешь, а теперь вижу, ошибся, нашенская ты.

– Омма, смотри, Таганка!– воскликнула девочка, высовываясь из открытого окна машины.

– Осторожно, Чан Ми, вывалишься, – мама обняла за плечи дочь и вместе с ней выглянула в окно.

– Ага, так говоришь, на обследование дочурку привезла? Чан Ми, говоришь? Да ты не стесняйся, Москва всякого повидала…

– Ошибаетесь, уважаемый, домой мы приехали, до-мо-й, я же вам сказала, на Сухаревку, после института, отвезете нас, вот адрес. – И Оленька подала словоохотливому водителю махонькую карточку с адресом.

***

– Стой, – Ольга Семеновна взяла за руку дочь, дом должен быть пустым, однако явственно тянуло запахом свежесваренного кофе, она на минутку прикрыла глаза, – а, все в порядке, это бывшая хозяйка, ну, что ж, пойдем знакомиться.

Силуэт пожилой дамы с чашечкой кофе в руке, странно смотрелся на фоне ярко освещенного окна. Ее белая, как лунь голова сияла каким-то необычным, словно первозданным светом. Слегка согбенный годами стан, она держала прямо, а черный приталенный сарафан лишь подчеркивал ее горделивую осанку.

Дама обернулась на стук каблуков. И, как по мановению волшебной палочки, видно тучка прикрыла солнышко, сияние исчезло, и девочки увидели улыбающееся лицо старушки. Широко распахнутые глаза (действительно, круглые, вспомнился рассказ Наташи) смотрели одновременно сосредоточенно и робко, но в них таилась мудрость прожитых лет.

Оленька повела взглядом, она вспомнила эту гостиную, да и та, похоже, улыбалась ей. И вдруг, от этих улыбок, от морщинок, на лице старушки, что собрались в мельчайшие складочки, и разбежалась по сторонам, на Оленьку нахлынули давно забытые картинки из прошлого.

Вот, она, наконец, пришла домой, после тяжелой смены в институте, села в кресло, освободила голову от тугого узла на затылке и Катюша одевает ей домашние тапочки, которые, поджидая хозяйку, прижимала к груди, что бы согреть и укоризненно спрашивает: – «Умаялись, барышня?»

От присутствия этой старушки, Оленьке стало легко и уютно в этом доме, и она, наконец, отпустила руку Чан Ми.

– Добрый день! Евгения Александровна?

– Добрый, добрый, да, именно так меня и зовут, а вы простите?

– Я, Ольга Семеновна, а это моя дочь, Чан Ми.

– Ах, Чан Ми… Какая прелесть…Ну, конечно… Так это вам, барышня, я подарила сие строение?

– В обмен на шикарные полати с удобствами, бабулечка, – скорчив лукавую рожицу, она запросто подошла и обняла старушку.

– «Бабулечка», как приятно слышать это слово, однако, «За твоим языком не поспеешь босиком», да, красавица?

– «Всяк свою шкуру защищает: корова – рогами, конь – копытом», – сходу парировала Чан Ми.

Пока грелся чайник на плите, Оленька нарезала привезенный торт, прислушиваясь, как щебечут две «старушки», которые в мгновение ока превратились в подружек.

– «Красоту сразу видать, да характер нелегко узнать». Не отступалась Евгения Александровна.

– «С виду тих, да характером лих», – не унималась Чан Ми, ее глаза блестели задором, не каждый день попадается человек, готовый посостязаться с ней в остроумии.

– «Лиха беда кафтан нажить, а рубаху и дома сошьют», – отвечала старушка.

– «Дом купи крытый, кафтан шитый, а жену непочатую».

Повисла пауза, Евгения Васильевна переводила взгляд с Чан Ми на Оленьку, и пока она раздумывала, продолжать ли дальше состязание, Чан Ми захлопала в ладоши и закричала: «Омма! Я победила, победила, бабулечку».

– Сударыни, присаживайтесь к столу, отведаем сей кулинарный шедевр, за наше случайное знакомство, а может и не случайное…

– Благодарю, все было очень вкусно! Мама, можно мне осмотреться в доме, пока вы поболтаете?

–Конечно, тебе одной не скучно будет?

– Неее…

– Чудо-чудесное ваша девочка, – с грустью произнесла Евгения Александровна, глядя на Чан Ми, что удаляясь, прыгала на одной ножке, – мне вот, господь Бог деток не дал.

– Что так? – вытирая полотенчиком крохотные чашечки, спросила Оленька, – уверена, поклонников у вас было хоть отбавляй.

– Возможно, я уж теперь и не помню, время было, не то, что нынче, все училась, училась…

– А кто вы по образованию?

– Педагог, русский язык и литература.

– Вот откуда вы столько пословиц знаете. И что, ни разу замужем не были?

– Была, да только года не прошло, погиб мой Эдик на Байконуре.

– Космонавт?!?

– Нет, электромеханик, учились в одном городе. Судьба-судьбинушка… Старушка горестно вздохнула.

– Студенческое знакомство?

– Можно и так сказать, но познакомились мы в машине. Уж не помню почему, но я не взяла билеты на поезд, а соседка, наша, Машенька, работала секретаршей у высокопоставленного чиновника, Герой Социалистического труда, суровый был мужчина, свекор мой будущий. Так вот он сына своего, Эдика на машине утречком отправлял, меня к нему и подсадили. Так и познакомились.

– Хорош был собой?

– Да я бы не сказала, ростом высок был, приятный, можно так сказать. Беседовать с ним было одно удовольствие.

– Технарь и гуманитарий, о чем же вы говорили?

– Да обо всем на свете, он был всесторонне образован, и мог любую беседу поддержать, но была одна загвоздка, которая не давала мне его воспринимать, как потенциального жениха.

Она подняла глаза к потолку, вспоминая былое, и опять морщинки на лице разбежались в разные стороны.

– Что? Родители были против брака?

– Он был моложе меня на полгода.

– ???

Она засмеялась так молодо и звонко, что Оленька сразу увидела красивую студентку-хохотушку, что прижимала к себе увесистый томик «Война и мир», и две косички врастопырку, они будто бы предупреждали: Я забияка, ко мне так просто не подойти.

– Это сейчас веселые времена настали, бабушки выходят замуж за мальчиков, и гордятся этим. А в наше время парень должен был, на три-пять лет постарше, но не больше. Вот такое воспитание было, – вы, Оленька, конечно, не знаете об этом, в силу вашего возраста.

– Конечно, – она мило улыбнулась, – а вы расскажите, и я буду знать.

– Эдичка мой, в этот же вечер, пришел к общежитию, приглашал погулять, но я отказалась. На следующий день, опять… Настырный оказался.

Так два года и пролетело, иногда встречались, как друзья, но не более.

И вот пред выпускными экзаменами, мама достала путевку в Крым. Мы с подружкой, которая естественно была в курсе наших отношений, загорали на пляже, а вокруг парочки, солнце такое ласковое, и «Озорное море, подоткнув подол, толкало берег ножкою из прошвы»… И заговорили мы об Эдике.

Наталочка еще та была провокаторша, напиши, ему, да напиши, да я и сама уже понимала, что постоянно думаю о нем. Написала, что, мол, скучаю. Мобильников тогда еще не было, а жаль. По возвращении, мы начали встречаться по-настоящему.

После окончания института, я вернулась домой, работала в школе. Эдичка сразу же перевелся вслед за мной на заочное, устроился на завод, и каждый день хоть на минутку, но забегал ко мне, перекинуться словечком, или поцеловаться тайком. Еще через год сыграли свадьбу.

– Ах, что за время было счастливое! Пошли мы, как то на футбол. «Гоооол», кричит Эдичка, изо всех сил. «Гоооол», кричала и я, вослед, не сводя с него влюбленных глаз. На корте мы отчаянно сражались друг против друга, а по окончании, падали на землю и хохотали, счастливые, обнимаясь, мы вместе, мы рядом, не это ли счастье? Эдичка к этому времени возмужал, раздался в плечах, обозначились мускулы, он ведь и гимнастикой не гнушался, и я вместе с ним занималась. Да. Вот только шахматы никак одолеть не могла, к великому огорчению моего супруга.

Не знаю, что со мной происходило, ни до него, ни после, не было той бешеной вибрации внутри, когда кровь словно закипает, бурлит от жажды видеть, говорить, обладать. Но и отдавать, и не только в физическом плане, вы меня понимаете, да? А еще забота о любимом. Это обеды завтраки ужины, это глаженые сорочки, это идеальная чистота в доме, это крахмальные простыни и начищены до синевы окна. Это совместные походы в театр и на ипподром, это когда ему интересно все, что волнует меня, а мне интересны его увлечения.

Мы снимали крохотную «однушку» на пятом этаже. Я готовила ужин и все время поглядывала на дорогу. Вот сейчас он появится из-за соседнего дома, и он появлялся, махал мне рукой, знал, что я жду, и уже бегом бежал домой, взлетал на пятый этаж…

– Как тут моя Жёна-женушка поживает? Скучала?

– Скучала, посмотри в окно, видишь на том месте, где ты появляешься, дыра в асфальте?

– Нет, не вижу, откуда ей там взяться?

– Так это же я ее глазами протерла, дожидаясь свою Дюшку, мягкую подушку… Бывало, что и ужинать приступали к утру только.

Оленька, затаив дыхание, слушала проникновенный рассказ, но в глазах стояли слезы, ведь она вспомнила свою историю. «Ван Лиён, драгоценный супруг мой», где ты, единственный, в каких мирах воюешь, помнишь ли ты еще свою «Оленьку?».

Они сидели друг против друга, и молчали, каждая о своей звезде, которая мгновением осветила ночное небо, и исчезла, оставив лишь воспоминание.

– А как же он попал в Казахстан? – нарушила Оленька уже довольно долго длившееся молчание.

– Знаете, Оленька в какое время мы жили? По «блату» можно было все достать, и квартиру отдельную, и все в квартиру. Мне Эдик рассказывал, что однажды помогал разгружать машину для знакомого генерала, так чего там только не было, начиная от французских духов и чешской обуви и до холодильников-телевизоров, и все в каких-то диких количествах. Но свекор мой, отец Эдички, был человек старой закалки, коммунист с большой буквы, – « Я с работы и гвоздя не вынес!» вот так говорил он и гордился этим безмерно, поэтому и мы должны были зарабатывать своим трудом. Единственное чем он нам помог, это устроил Эдика на Байконур, там как раз строили шахты для ракет, платили очень прилично.

Вот и все. Я долго не могла простить свекру, но с годами смирилась, ну, в самом-то деле, не хотел, же он такой участи единственному сыну. Что там произошло, как говориться, тайна покрытая мраком. Говорили, что наступил на распределительный щиток, ложь, ложь, не верю, Эдичка был высококлассным специалистом…

Уж не помню, сколько времени прошло, да только я с работы, прямиком к Эдичке, на кладбище, и так день за днем, день за днем, разговаривали, мы, беседовали, там, – почти на шепот перешла Евгения Александровна, её голова опускалась все ниже, ниже…

– Задремала, – подумала Оленька, – такое бывает у старушек, она-то знала…

Неожиданно, тишину безмятежно дремлющего дома, заполонил восторженный крик Чан Ми:

– Аааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

– Омма!!!! Омо-мо!!!! Эноци̒,*дэба̒к*, омма!!!! Дэба̒к!!!! Боу-кьёо15!!!

– Что, война?!?! – встрепенулась Евгения Александровна, – Где горит!?! Что случилось?

Оленька укоризненно посмотрела на Чан Ми, – дочурик, ну зачем же так шуметь? Всю Москву переполошила.

– Все в порядке, ничего не горит, ей просто-напросто очень понравилась ванная комната.

– Сорри, бабулечка, не бойся, я больше не буду, – Чан Ми бросилась в объятия ничего не понимающей старушке, и тут же побежала обратно.

– Чан Ми! Ничего там не трогай! – прокричала в след Оленька.

– Хорошо, я знаю, мама! – ответила проказница откуда-то издалека.

– Это ли не счастье, иметь такой «колокольчик» в доме, вздохнула бабушка, потирая грудь в районе сердца.

– Вам нехорошо? Может капельки?

– Да, ничего, со мной такое бывает, уже отпустило, не беспокойтесь, что поделаешь, возраст…

– А ваш прадедушка…

– Ах, да. И вот, однажды, как мне рассказывала мама, начали рассекречивать архивы КГБ, оказалось, что прадед наш, Василий Степанович, в разведке служил, за высокие заслуги перед Отечеством награжден был неоднократно, ей передали все награды, и все что к ним причитается. А этим домом он владел, единолично в котором мы с вами так уютно сидим, заулыбалась Евгения Александровна. Уж я не помню всех деталей, но мама устроила небольшой «эль шкандаль» среди родственников, она боялась за мое психическое здоровье. Свекру моему пришлось-таки побегать по инстанциям, в итоге, переписали этот дом на меня, к Эдичке теперь добираться приходилось очень долго, с пересадками, да и дом требовал много внимания, огородик, опять же. Розы выращивать стала. Вы уж «деточек» моих не забывайте поливать, они вас отблагодарят красотой и ароматом.

Они опять помолчали недолго.

– Я очень рада, Оленька, что именно вы приобрели этот дом.

– А прадед ваш, с семьей в этом доме проживал?

– По документам он был холост, бездетный. А с прабабкой моей, Ириной, такая история приключилась. Ей едва исполнилось лет пятнадцать, как к ним в деревню, на постой определили паренька, гармонист, весельчак и балагур Васька. Девчата незамужние его на «части рвали», а он к прабабке моей присмотрелся, красавица была, глаза в пол-лица, высокая, кожа чистая, кровь с молоком. А Вася ее, как появился ниоткуда, так и исчез однажды, слова на прощанье не сказал. Поговаривали, беглый он, скрывался. А месяца через три, у них во дворе курица петухом запела. «Ой, не к добру, это, ой, не к добру», зашептали соседи, а еще через три месяца, когда у Ирины живот «на нос» полез, все стало на свои места.

Да, велика Россия, да глаз у нее еще больше, лет через десять, увидели деревенские Василия, аккурат, когда он в дом этот входил.

Собралась Иринушка с дочкой Женечкой, пред светлы, очи, так сказать, обрадовать папеньку. Да встретили их неласково: «Был, таперича нету, и незнамо, кады будуть». Бабушка Женя, меня, кстати, в честь ее назвали, еще раз приезжала, одна, уже без мамы, когда ей лет двадцать было. Видела его мельком, вот, только, оробела, не подошла.

– Почему!?!?

– Ну, как вам сказать…

– Скажите, как есть…– с трудом выдавила из себя Оленька, опустив глаза.

– Она в раздумьях стояла перед крыльцом купеческого дома, разглядывая две резные колонны, что подпирали кружевной козырек над входом, и прокручивала возможные варианты разговора с отцом: « Я ваша дочь» – «Подите вон, я вас знать не знаю» и все в таком духе, как вдруг, она увидела девушку. Сказать что она была красива, это ничего не сказать. Она была ослепительно молода. Несмотря на довольно таки жаркую погоду, это был июль месяц, от нее прямо-таки веяло свежестью и прохладой. Казалось, она излучала какой-то невидимый свет, что заставлял прохожих оборачиваться и улыбаться. Но как она была одета, это поразило мою бабушку больше всего. Нет, она не была в бальном платье, и на голове у нее не сверкала корона, но вы же понимаете, Оленька, женщины всегда это чувствуют… Это действительно была принцесса из сказки, сотканная из воздуха и света, несмотря на обычное ситцевое платье в голубых незабудках, юбка-колокол, но как оно на ней сидело! Бабушка потерла кулачком глаза, ей показалось, что на девушке хрустальные туфельки и она слышит нежный перелив колокольчиков мягко ударяющихся по мостовой. Рядом вышагивала бабища, рыжая, огромная, она так и зыркала по сторонам. Естественно это была охрана. Но, самое страшное, оказалось не в красоте этой девушки, и не в ее нарядах. Она увидела отца, когда он открывал дверь, впуская ее в свой дом. С таким восхищением и такой любовью он смотрел на нее, что бабушка поняла – нет места ни для мамы, ни для дочери в сердце этого человека.

Вот как горько и обидно ей стало и за себя, и за маму, что она ушла, не показавшись.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила, не поднимая глаз Оленька, ее голос прозвучал глухо, с оттенком вины.

– Конечно, деточка! – засмеялась старушка, – а забрось-ка ты меня в прошлое, туда, в машину, к моему Эдичке, когда мы только-только познакомились. Зачем я так долго сопротивлялась! Еще целых три года мы могли бы быть счастливы. Ну, что сможешь?

– К сожалению, нет.

Чан Ми уже давно тихонько стояла, в дверном проеме, слушая разговор. Она на цыпочках подошла к бабушке и прошептала на ушко:

– Женечка, а оставайся-ка ты жить с нами! На «фиг» тебе отдельная квартира? Смотри, сколько тут места много, и вообще, покажи-ка мне свои цветочки-розочки, а?

Глава 4

«Место силы Чан Ми» Москва. Бывший особняк Василия Степановича. 2011 год.

– Мама, что это было? Судя по всему, я видела девушку, что сражалась на мечах рядом с юношей, они были как единое целое, против огромного количества врагов, не исключено, они спасали мир, вот, прикольно, да? Как в кино!!! Как такое возможно? Это, что, аномальная зона? Я что, видела грядущее? Или былые времена? А можно по желанию махнуть в Египет, одним глазком заглянуть, кто и каким образом строил пирамиды?

Они стояли посредине ванной комнаты, где когда-то был установлен душ для Оленьки. Здесь ничего не изменилось с тех пор. Бронзовые краны все так же гнули упрямые носы в мойку и в ванну, даже плитка на полу и стенах была все та же, только кое-где потрескалась. Душ давно срезали, и только едва заметный слой штукатурки на потолке, отличавшийся по фактуре, напоминал о нем.

– Не знаю, со мной здесь ничего подобного не происходило. Помолчи, маленько, я посмотрю.

Прикрыв глаза, она явственно ощутила присутствующую здесь сильную энергию, но не более того. Восемьдесят лет назад ничего подобного здесь не было. Оленька стала считать – один, два, три, – ничего. Четыре… девять… Поле завибрировало, появились оранжевые сполохи.

Хорошо, девять лет назад, появилось нечто, для чего?

Она вглядывалась в стену, и требовала ответа…

И, вдруг ослепительный свет залил все видимое пространство, словно радушный хозяин распахнул дверь, приглашая ее войти. Инстинктивно, не доверяя так просто открывавшимся дверям, Оленька помедлила, привстав на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там внутри, но только вздрогнула, на нее пахнуло холодом, неживым и в тоже время прекрасно манящим сиянием. Все в ней кричало, нельзя, опасно, не входи… Но как же Чан Ми? И она сделала шаг вперед, и тут же ощутила давление, будто бы хозяин передумал, выбросил руки вперед, мягко, но настойчиво давая понять, – это не твоя территория, уходи, уходи.

Она заставила двигаться быстрее свой поток сознания. Вопрос, надо правильно сформулировать вопрос… Цель, какова цель появления этой зоны?… Ничего.. давление усилилось, она покачнулась… Для кого??? Кто??? Она требовала ответа, пытаясь вызвать видения, но, вместо привычных картинок, все стало постепенно меркнуть, и вот она уже стоит в тревожно мерцающей тёмности. Мимо проплывали слабо светящиеся пылинки, не звездочки, не точки, а именно пылинки, их, обычно видно в ярком луче, но здесь не было, ни одного источника света. Проследив за их медленным движением, она увидела отверстие, еще боле темное на фоне окружающей черноты, которая вбирала, всасывала в себя светящиеся сами собой пылинки.

Она сделала еще шаг, протянула руку, явственно почувствовала, как ее влечет к себе неведомая сила.

Вот она разгадка, совсем близко. Внезапно дыра схлопнулась, исчезла, растерянные искорки еще пытались проникнуть вовнутрь, но натыкались на преграду, и разочарованно возвращались обратно.

Но Оленька не собиралась сдаваться, она снова и снова, задавала вопросы. – Кто это сделал? Для чего? Кто может войти?

Комариный писк, что предвосхищал видения, все усиливался и усиливался, уже казалось, что голова вот-вот лопнет от этого раздражающего звука, но ничего, все та же тревожная пустота. Руки и ноги одеревенели, и их пронзают мириады иголочек, которые сгруппировавшись, подбираются прямо к сердцу.

– Ну, что там? – спросила Чан Ми, с тревогой глядя на маму, – что ты видела?

– Ничего, меня не пустили, это все, что я могу тебе пока сказать… А, ты? Как ты вошла туда?

– Вполне естественно, без особых усилий. Появился светящийся проход, ну, как арочные ворота, я и вошла. А там чудеса начались. Я, словно птица, парила над землей. Огромные поля, цветущие подсолнухи, река, такая широкая, словно море, и желтая степь, там шел бой. Танки, взрывы, самолеты сбрасывают бомбы. Потом какая-то стена, а за ней тоже война, только без техники, врукопашную, кино, короче.

– А, почему, ты решила, что это кино?

– Потому, что было ясно, сражаются светлые и темные силы.

– Как ты это определила, по каким признакам?

– Те, что в темных доспехах, у них на головах такие, такие…

– Рогульки? Как коржик или месяц?

– Да, точно, как коржик, с рожками, и еще они сражались луками и топорами. А светлые, у них белая конница, и тоже луки, арбалеты, топоры, колесницы. Ты видела этот фильм?

– Нет, но слышала, – Оленька присела на краешек ванны, – солнышко, можешь мне пообещать одну вещь?