Густав

– Скорее, второе, – отозвалась Анна. – Олег что-то упоминал о ее молодом протеже.

– С ума можно сойти! – Ирина явно была шокирована. – Я видела ее месяца три назад, и хорошо помню, что тогда Люська весила больше нас с тобой вместе взятых! Ну что сказать, круто! Признаюсь, мое мнение о ней со скрипом, но покачнулось в зону респекта…

– Ну, наконец-то! А то она сильно переживала по этому поводу! – подколола Анна, которая относилась к Люсе достаточно равнодушно и общалась с ней исключительно по просьбе супруга. – А мы сейчас у нее самой все выясним! Пойдем за кулисы, поболтаем.

На выходе вновь образовался затор из зрителей, покидающих зал тем же путем, каким они попали сюда – через единственную узкую дверь. Всеобщий эмоциональный подъем, улыбки и громкие реплики свидетельствовали и сильном впечатлении, вызванном шоу. Некоторые гости плавно перетекали на представление другого бренда – на соседнем «Ильинском» подиуме происходили последние приготовления.

Захватив презенты от косметического спонсора и заждавшиеся своего часа розы, подруги двинулись путем, проторенным особо приближенными, и вскоре оказались за кулисами. Здесь в тесном пространстве кучно переодевались девочки-модели, без стеснения оголяя всевозможные участки тела и не торопясь их прикрывать. Миновав ряд пустых вешалов, куда вскоре должна была вернуться отработанная коллекция, подруги вышли в помещение попросторнее.

Люся Кондрашова стояла возле ведра, до отказа заполненного вишневыми герберами, и недовольно отчитывала помощницу:

– Почему цветы до сих пор здесь?! Я же просила преподнести мне их в самом конце, чтобы было эффектное завершение Шоу! Блин, я столько денег за них отвалила, и все зря! Пора тебя увольнять, бестолочь!

Увидев подруг, Люся оставила в покое провинившуюся девушку, которая тут же ретировалась. Сменив выражение, лицо дизайнера расплылось в радостной улыбке.

– Поздравляю! – Анна по-приятельски чмокнула постройневшую Люсю, присовокупив свой букет к охапке в ее руках. – Отлично выглядишь!

– Тебя не узнать! – вторила ей Ирина, беззастенчиво рассматривая вблизи широкое лицо и отмечая, к своему удовольствию, что похудение совершенно его не красило. Щеки опали, подчеркнув высокие скулы, и даже тщательный профессиональный мейкап не мог этого заретушировать.

– Спасибо, девочки, рада вас видеть! Да, решила опробовать раздельное питание! Очень полезно – всем рекомендую! – беглый взгляд маленьких глаз, скользнув по атласному платью Анны, задержался на груди Ирины. – Ты тоже не теряла времени даром! – констатировала Люся с легкой язвительной ноткой.

Женщины всегда недолюбливали друг друга: Ирина относилась к старой знакомой с плохо скрываемой неприязнью. Она хорошо знала первую супругу Василь Иваныча и осуждала Люсю за давние «шашни» с женатым мужчиной. Люся, в свою очередь, платила ей той же монетой, считая задирающей нос москвичкой, которая даже по прошествии многих лет продолжала выказывать свое превосходство и не собиралась относиться к ней как к равной.

– Отдельное спасибо Олегу за поддержку! – проговорила дизайнер, обращаясь к Анне. В ее улыбке Ирина тут же подметила нахальную многозначительность. Хорошо изучив Люсю за время их продолжительного знакомства, она не раз ловила бывшую провинциалку на способности делать другим изощренные пакости. Теперь же, обладая нечеткими обрывками информации об очередных приключениях Олега, Ирина подозревала хитрую Люсю во всех смертных грехах.

– Передам! – как ни в чем не бывало пообещала Анна.

– Кстати, где он сам? – вопрос дизайнера прозвучал очень буднично, но напрягшаяся Ирина вновь усмотрела в нем скрытый смысл.

– Вот сука! – подумала она, гневно сверкнув зелеными линзами и хрустнув под мышкой зеленым клатчем. Те зачатки уважения к Люсе, которые несколько минут назад зародились у нее в зрительном зале, мгновенно испарились. Теперь она нисколько не сомневалась, что дело не чисто, и Люся действительно замешана в связанных с Олегом непристойностях. Наблюдая лживую улыбку, растянувшуюся на потерявшем упругость лице, Ирине хотелось вцепиться в рыжую копну волос и по-бабьи расцарапать противную скуластую морду.

Однако в присутствии как будто ничего не подозревающей подруги, приходилось молчать, закусив губу.

– Срочная командировка, – пояснила Анна вполне себе тривиальную причину отсутствия супруга. Легко произнесенные слова убедили Ирину, что подруга пребывает в полном неведении о творящихся за ее спиной гнусностях.

– Работа есть работа, – понимающе кивнула Люся. – Ну что ж, пойдемте на фуршет! Нужно обмыть коллекцию, чтобы лучше продавалась! – провозгласила она, подхватив Анну под руку и увлекая за собой.

Однако в следующую секунду дорогу женщинам преградил корреспондент музыкального канала. Беспардонно сунув Люсе в лицо ярко-желтый микрофон, он попросил комментариев по поводу новой коллекции. Это являлось частью общепринятой игры, а потому никого из присутствующих не удивил громкий пространный диалог о том, как атмосфера гламура тесно переплелась с «винтажным» направлением.

Тактично отойдя в сторону, Анна предоставила этим двоим перебрасываться стандартными высокопарными фразами. Вскоре беседа о «магическом воздействии» буйства красок, «дерзких экспериментах», «соединении несоединимого» в сверкающей обертке будет умело подана скучающему после трудовых будней зрителю через экран телевизора или компьютера. «Модные гуру» перед камерами всегда примеряют на себя многозначительные маски и вещают заученными штампами. Восторженные эпитеты традиционно переплетаются с малопонятными, но очень звучными философскими терминами, от чего публика просто обязана проникнуться к ним безмерным почитанием, дабы не сойти за старомодную брюзгу. Стыдясь своего часто совершенно не восторженного личного мнения, которое ни в коем случае не должно подлежать огласке, публика обычно молчит, мысленно обвиняя себя в отсталости и дилетантстве.

– Боже мой, какие красавцы! – громкий возглас Ирины заставил Анну обернуться.

Мимо гурьбой проходили высокие молодые люди, не так давно производившие фурор на подиуме. Они успели переодеться в повседневную одежду, но благодаря осанке, умению держаться и спокойной уверенности в себе, даже в обычных джинсах и футболках привлекали повышенное внимание окружающих.

Анна поймала себя на том, что слишком навязчиво уставилась на одного из юношей, но тут ей на помощь пришла Люся, за короткое время освободившаяся от интервью.

– Ну теперь уж точно все на фуршет! – радостно повторила она свой призыв, поймав за руку того самого симпатягу, приглянувшегося Анне.– А к тебе, Иван, у меня еще будет очень важный разговор! – она сделала ударение на слове «важный». – Пожалуйста, не уходи, пока не обсудим! – проговорила она, глядя на молодого человека в упор.

– ОК, – улыбнулся Иван открытой доброй улыбкой, абсолютно не вязавшейся с пафосом, царящим вокруг.

Он проследовал дальше, оставив Анну в странном состоянии. Глаза, переставшие ей подчиняться, проследили, как юноша присоединился к товарищам, продолжая прерванный разговор, а затем галантно пропустил вперед группу девушек при входе в очередное огороженное пространство, где наспех было накрыто несколько длинных, похожих на письменные, прямоугольных столов.

Завладев бокалом, до половины наполненным шампанским, Анна обнаружила себя в полном недоумении. Необычное ощущение, испытанное ею, не собиралось уходить, прочно застряв внутри. Она старалась отвечать впопад на реплики подруги, прикладывая усилия, чтобы не смотреть в сторону Ивана, который, словно магнитом, притягивал ее.

На фуршете приходилось повышать голос, чтобы услышать друг друга: удачное окончание дня проходило под сопровождение музыки с соседнего подиума, продолжавшей ритмично будоражить кровь. Голодная молодежь быстро расхватала крохотные канапе, оставив на опустевших блюдах лишь россыпь цветных пластиковых палочек, однако шампанского было в достатке, что делало обстановку все более веселой и непринужденной.

Люся приватно шепталась с полным господином с интенсивно сияющей лысиной – бизнес есть бизнес, и хотя праздничная атмосфера указывала на то, что показ прошел успешно, он был лишь началом долгого цикла. На самом деле успех предприятия будет зависеть от количества последующих заказов и от будущих продаж марки.

Ирина удачно переключилась на общую знакомую с хорошопросматриваемым результатом после недавней круговой подтяжки лица. Анна любезно присутствовала при их оживленной беседе, пропуская мимо ушей фамилии известных пластических хирургов, медицинские термины и физиологические подробности. Внимая разговору с заинтересованным видом, в душе она была довольна тем, что абсолютно не разбирается в вопросе и не может полноценно принять в нем участия – ведь ее занимало совсем другое…

Краем глаза она ловила жесты и мимику Ивана, стоящего неподалеку. Юноша что-то жевал, запивая шампанским, в окружении парней и девушек – их разговоры то и дело прерывались взрывами молодого беспечного хохота. Время от времени вновь подошедшие девицы игриво прижимались к нему всем телом, томно целуя в щеку. Поцелуи и объятья доставались и другим парням – вокруг царила нарочитая раскованность – но подобная фамильярность конкретно в отношении Ивана почему-то неприятно задевала Анну.

Она боялась поймать его взгляд, но он и не собирался отвлекаться, полностью погруженный в общение со своей компанией. У Анны же внезапно обострился слух, и она прилагала недюжинные усилия, чтобы различить Его голос, Его тембр, Его смех, выделяя из общего гомона строго Его звуковые частоты. Его улыбка непостижимым образом клеймом впечаталась в ее мозг и теперь не покидала его ни на минуту.

– Что это со мной! – из глубин сознания женщины пробился беспокойный вопрос, в то время как рука механическим движением сменила опустевший бокал на полный.

– Аня, вернись на землю! – раскрасневшаяся Ирина излучала отличное настроение, напрочь забыв о своих недавних претензиях к «ярмарке тщеславия». Приблизившись к подруге, она постаралась соблюсти максимальную секретность добытых сведений. – Я узнала, на кого запала Люська! Посмотри туда – черненький такой, в серой футболке…Кто-то Иваном его зовет, а кто-то «Гусем» – вроде у него фамилия такая! – Ирина сделала глоток, промывая охрипшее горло. – Детский сад, конечно, но он и правда, симпатичный! Но самое смешное в том, что он нашу Люсьен посылает подальше! Чем, видимо, еще больше ее раскочегаривает! – Ирина рассмеялась, довольная, что у Люськи хоть в чем-то не клеится. Зеленые глаза прошлись оценивающим взглядом по молодым манекенщикам. – Лично мне больше нравится другой: в красной майке и с бородкой. Брутальный такой…Он на меня уже посмотрел! О. это очень приятное чувство, – она кокетливо повела плечами. – Как, все-таки хорошо, что мы сюда попали! Коллекция, конечно, фиговая, но где еще увидишь столько красавцев одновременно…Спасибо тебе, подруга, что уговорила пойти с тобой!

Глава 3.

Выставка в галерее «Гараж» была оформлена в виде резких зигзагов из черных стен, на которых светлыми пятнами выделялись картины. Выставлялись современные российские художники, творящие в разнообразных техниках и стилях и соответствующие обозначенной теме «Концептуальное искусство».

Иван старался не пропускать подобные мероприятия, интересуясь новыми веяниями в мире живописи, хотя, по большому счету, так называемое концептуальное искусство никогда его не привлекало. Однако природная любознательность толкала молодого человека на изучение потока чужих свежих мыслей в этой области.

Изрядно поплутав по траурно затемненному лабиринту, Иван миновал очередной поворот и остановился перед громоздким полотном, занимавшим все пространство стены.

На юношу уставился огромный, схематично изображенный глаз. Художник явно не пожалел краски, щедро наложив ее толстыми черными слоями так, что зрачок казался объемным. Возможно, мастер добивался эффекта «черной дыры», незаметно засасывающей зрителя в свои глубины, однако Ивана это не коснулось. Оставшись целым и невредимым, он перевел взгляд на другую часть картины, где из глаза поменьше неожиданно торчал кирзовый сапог, с которого стекала вниз темная жидкость неизвестной природы. Завершала композицию грязная лужа с размытыми границами, растекающаяся в правом нижнем углу.

«Визуализация» – лаконично гласила табличка рядом.

«Не понял», – так же лаконично пронеслось в голове Ивана.

Отступив назад, юноша сделал попытку охватить взором весь формат целиком в надежде все-таки уловить глубинный смысл произведения. Меняя угол восприятия, он медленно наклонил голову вправо, затем влево; но все усилия поймать завуалированный посыл автора, не увенчались успехом.

Иван сознательно не взял на входе аудиогид, который непременно разъяснил бы, как нужно трактовать ту или иную работу – молодой человек не нуждался в чужой трактовке, а высокопарные разглагольствования экскурсоводов, отрабатывающих свои деньги, его и вовсе не интересовали. Полагаясь только на свои личные впечатления, он всегда предпочитал делать собственные, независимые выводы. И в данный момент они были неутешительны, а вернее, Иван пребывал в некоторой растерянности. Он пока не был способен точно выразить свое отношение к окружающим его работам, но заранее определенно знал, что его восприятие совершенно не совпадает с хвалебными дифирамбами аудиогида.

Одолев большую часть экспозиции, молодой человек с каждым шагом укреплялся в осознании того, что современное искусство переживает острую фазу какой-то болезни – по крайней мере, основная масса увиденных работ являлась плодом фантазии явно нездоровых людей.

Здесь царила мерзость. Кровь, фекалии, гениталии, обрубки тел и срезы органов – все самое отвратительное или постыдное зачем-то выставлялось напоказ, намеренно обнажалось, выворачивалось наизнанку, нещадно педалировалось. Уродства всех мастей, физиологические отверстия людей и животных невообразимых форм и размеров, в искаженных ракурсах и перспективах, наполняли залы выставки. Мрачные или напротив, шокирующе-яркие тона окончательно дезориентировали посетителей, что читалось практически на всех лицах вокруг. Весь этот разгул безумия эффектно именовался непонятным термином «концептуальное искусство» и активно рекламировался красочными билбордами по всему городу.

Удивительно то, что работы странноватых личностей наверняка прошли скурпулезный отбор уважаемых экспертов. Иван отнюдь не был ханжой, но даже ему, представителю поколения, свободного от комплексов, становилось не по себе в окружении низкопробных вещей, претендующих на глубокомыслие.

Двигаясь дальше, молодой человек продолжал внимательно вглядываться в каждую работу. Он все еще сохранял надежду понять, какие мысли тот или иной автор силился донести до зрителя. Открытый для любого посыла, Иван ждал, когда же хоть какая-нибудь струна откликнется в его душе…Он был согласен даже на полструны…

Разумеется, юноша делал скидку на то, что современное искусство не призвано показывать консервативную графическую красоту, а скорее, направлено на вызов человеческих эмоций, на оценку и принятие индивидуальных скрытых комплексов, а иногда и на препарирование детских страхов…И он готов был подробно смаковать каждый штрих, неспешно пропускать его через себя, прислушиваясь, в какой момент отзовется подсознание и что именно послужит триггером к изменению внутреннего состояния.

Однако вокруг кричали о себе пустые, бессмысленные работы, вызывающие лишь отвращение, а порой и банальную потерю аппетита.

Сумасшедшие галлюциногенные изображения нагоняли негатив, сбивая с толку. С каждым шагом росло ощущение, что люди с проблемной психикой, вместо посещения доктора и принятия необходимых медикаментов, наперегонки ринулись к холстам. Иван вполне допускал, что подобная терапия полезна при лечении определенных расстройств… «Но причем тут «искусство» – мысленно вопрошал он, – и зачем это выставлять на всеобщее обозрение?!»

Риторический вопрос преследовал юношу по мере того, как он менял дислокацию, ускорив шаг возле полотна с растоптанной банкой из-под энергетика, смачно удобренной мочой. Дальше следовал огрызок яблока, вполне натуралистично изображенный, но при этом мирно торчащий из человеческого сфинктера.

Категорически отказываясь искать глубоко сокрытый смысл в изображении клубка лоснящихся опарышей, увлеченных поеданием некоей субстанции (страшно было даже предположить, какой именно), Иван шагнул, наконец, в ярко освещенный зал, свободный от картин. В первую минуту показалось, что появилась возможность немного передохнуть, систематизировав впечатления. Но не тут-то было…

Здесь Ивана ждала мусорная куча, высокой горой наваленная посередине.

Помойка оказалась инсталляцией, копирующей сотни подобных проектов и отличающейся от других лишь содержанием, а именно наполнением, которое предлагалось детально изучить.

Несмотря на вечерний час, посетителей было немного: в основном молодежь, своим видом смахивающая на студентов творческих ВУЗов, или гости столицы, случайно поддавшиеся громкой рекламе и теперь растерянно бродившие по залам с неподдельным ужасом в глазах.

Иван усмехнулся.

«При входе стоило бы раздавать непромокаемые пакеты, как в самолете. – пустив в ход чувство юмора, подумал он. – На случай, если кто-нибудь, сильно впечатлительный, не сможет сдержаться!»

Молодому человеку всегда была интересна реакция публики в подобных местах – он сравнивал ее со своей, просто из любопытства. Вот и сейчас, ненавязчиво вглядываясь в лица «друзей по несчастью», он чувствовал всеобщую солидарность в неприятии предлагаемой «культурной пищи».

Словно в подтверждение своих мыслей он услышал диалог молодой парочки, остановившейся неподалеку.

– Фигня какая-то! – вполголоса проговорила девушка, тряхнув сильно отросшими дредами. – Разве так нужно бороться с загрязнением окружающей среды?! Или что они имели в виду?

Парень с кольцами в бровях махнул рукой, густо покрытой цветными татуировками, и откашлялся.

– У нас под Самарой за каждым поворотом найдешь что-нибудь подобное, а то и побольше размером,. – проговорил он. – Люди прекрасно все видят, ходят мимо и ежедневно добавляют туда что-нибудь от себя! А все почему? Да потому, что не хватает контейнеров для мусора, или стоят они не в тех местах, или слишком дорого их поставить!

– Правильно! – воскликнула девушка. Из-под дред появились напрочь проколотые уши с туннелями в мочках. – Так это вопрос к власти в первую очередь, а не ко мне! Нужна пропаганда, активная социальная реклама! Конечно, не все население сознательно, но воспитать можно любого! Кнутом и пряником! Научились же пристегиваться за рулем!

– Точно, нужна идеология, – отозвался парень. – В цивилизованных странах давно сортируют мусор; используют для жизни – вырабатывают энергию или насыпают целые острова! А чем мы хуже? Всего-то нужно построить нормальные заводы по переработке – вчера загуглил свалку под Нижним Новгородом, видную из космоса – это же позор для государства! А сколько таких по всей стране!

Девушка продолжала горячиться:

– Такую кучу следует высыпать перед администрацией каждого населенного пункта, чтобы они озаботились проблемой, а нормальные люди готовы и раздельно собирать мусор, вы только организуйте! – все громче звучал ее голос. – А здесь-то зачем насыпать?

Парень хмыкнул.

– Все просто – здесь требовалось сдать площадь! – уверенно пояснил он. – Они готовы завалить свои квадратные метры любым «шлаком», лишь бы заработать. Ты же видела «произведения» в предыдущих залах! Какое там искусство – просто бизнес! – резюмировал неформал.

Ставший случайным свидетелем разговора, Иван порадовался активной гражданской позиции своих ровесников, на первый взгляд не внушающих доверия чересчур эпатажной внешностью, но по факту оказавшихся очень адекватными и сознательными.

– Пошли отсюда, – девушка решительно устремилась дальше. – Полная ерунда, зря только потратились на билеты!

– Лучше бы еще одну шаурму съели, – поддакнул парень, с готовностью следуя за подругой и увлекая за собой Ивана, не желавшего больше вступать в визуальный контакт с отбросами.

Всех троих обогнала пара людей постарше, взявшая курс на красную табличку «Выход».

– Здесь, случайно, нет душа? – донесся до слуха Ивана женский голос. – Чтобы отмыться от всей этой чернухи?

«Глас народа», – удовлетворенно отметил про себя юноша, вступая в следующее подобие зала.

Последнее пространство экспозиции занимал сухой бассейн, до краев наполненный разноцветными пластмассовыми шариками. Барахтающаяся в нем немолодая дама в купальнике и резиновой шапочке присоединилась к концепции выставки, старательно имитируя плаванье разными стилями.

«Раздвигая границы», – значилось на стене над инсталляцией, что привело Ивана в окончательное смятение. Создавалось стойкое ощущение, что названия здесь брались «с потолка», впрочем, как и само содержание арт-объектов.

Присев на черный, в тон стен, диван, юноша напоследок попробовал вникнуть в замысел автора и уловить что-нибудь, связанное с границами и их раздвижением. Глядя на неуклюжую женщину в шариках, заметно выдохшуюся за полный рабочий день, Иван подумал о несправедливости существующих порядков.

Все-таки, общественное мнение полностью управляемо, и более того, им можно жонглировать, как угодно. Этим занимаются журналисты и псевдокритики, которым ради заработка нужна сенсация, и порой они готовы раздуть ее из пустоты. Они способны вознести на пьедестал всякого, независимо от его реального таланта, но так же могут и свергнуть любого, без исключения, не считаясь с его даровитостью.

Пуская в ход заумные словечки, типа «антиутопия» или какой-нибудь «экзистенциализм», они беспроигрышно воздействуют на податливую аудиторию, создавая видимость чего-то модного, привлекательного, крутого. Загадочные определения «футуристическая концепция» или «трансформация искусства» можно смело применить абсолютно к любому экспонату, поскольку они плохо понятны неискушенному большинству, которому, в свою очередь, стыдно признаться в своем «невежестве». Вот и получается, что никто не возражает против искусственно насаждаемого мнения, боясь быть заклейменным позором и что еще хуже – причисленным к лагерю недалеких, отсталых, ущербных глупцов…

Иван вздохнул. Что поделаешь – никак не удается ему постичь концепцию инсталляции с грязным унитазом!

Разве искусство не призвано лечить души, открывать им свет или указывать к нему направление?! Ведь свет – это жизнь во всех смыслах: именно свет духовный и физический врачует людей, наполняя их энергией существования и созидания… Возможно с помощью красок или других подручных средств кто-то избавляется от своей личной внутренней грязи, но выставляя это для созерцания другими, он одновременно пачкает их, замарывает вместе с собой…А главный вопрос на сегодня состоит в том, что делать конкретно Ивану, начинающему художнику, как назло, начисто лишенному столь востребованной тяги к извращениям?! Как пробиться через этот отстой, враждебно наступающий со всех сторон, и призывающий к восхвалению того, что во все времена считалось патологией и даже пороком?!

Молодой человек поерзал на черном сидении. Располагая сегодня свободным вечером, он задумчиво провожал глазами посетителей, торопящихся побыстрее глотнуть свежего воздуха. Большинство из них уже не растрачивало своего внимания, невежливо пробегая мимо дамы, плывущей брасом в пластиковом шуршании шариков – хотя диван в этом зале был намеренно установлен организаторами для детального погружения желающих в созерцание бассейна с последующим раздвижением границ.

Жесткая обивка, однако, не позволяла засиживаться, и юноша поднялся, подбросив в бассейн сбежавший шарик. Освободившееся место тут же заняли две дамочки, лица которых показались Ивану смутно знакомыми. Увлеченные обсуждением впечатлений от экспозиции, приятельницы не обратили никакого внимания на молодого человека, в то время как его неравнодушный к деталям взгляд вскользь отметил про себя дорогие сумки и отлично сидящую на подтянутых фигурах одежду хорошего качества. Шлейф экзотических духов с восточными нотками догнал уходящего Ивана, разбудив в нем странные чувственные ощущения. Прежде чем окончательно покинуть зал, он посмаковал аромат, убежденный в том, что именно с помощью подобных приманок восточные красавицы веками соблазняли своих искушенных в удовольствиях мужчин.

Внезапно вспомнилась мама. Она ведь примерно такого же возраста, как эти дамочки, но выглядит гораздо старше… В голове возник образ родного усталого лица, и щемящее чувство наполнило сердце. Иван жалел мать, не понимая ее слепую преданность мужу-пьянице, которого не хотелось именовать громким словом «отец». Но это был ее выбор, и на данном этапе юноша ничего не мог изменить; хотя твердое решение когда-нибудь забрать маму в Москву, давно было принято, но пока, за неимением возможностей, тихонько числилось в списке важных дел вместе с другими наполеоновскими планами.