ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

– Ты мне про сапоги голову не морочь, положена одна пара в сезон, так и управляйся. При чем тут полевой телефон?

– Так как же бежать с такой подошвой?…Нога цепляется…..Увидел какую-то подходящую проволоку….Отрезал ножом кусок, стало бежать легче. Пробежал ещё с километр, остановился передохнуть, как тут кто-то меня трахнул по голове…..Дальше я уже был в КПЗ».

Как говорится, прошу не счесть всё это моей импровизацией. Она, в некоторой степени имеет место, но суть передана верно, даже исторически. Известно, что до 1969 года, до событий на Доманском, пограничников со стороны Китая на границе почти что не было вовсе. Так что ходить туда было легче, чем обратно. Даже если эти походы выглядят анекдотически.

Но уж, если и описывать все хохмы бродячей жизни, то не могу остановиться на следующей. Тем более что одним из персонажей оной был сам, собственной персоной. ….

7 октября 1961 года теплым осенним приморским днем запомнилось, ещё колоритнее и даже веселее.

Представьте себе картину. Лес тайга, сплошная глухомань.

Кругом за 50 км ни одного населенного пункта. Разрушает немыслимое переплетение стволов, ветвей, кустарников и трав лишь бурная напористая горная речка. Она, свободно разбросав в стороны громадные валуны, быстро катит в не столь и далекое Японское море. В бурных водоворотах под водопадами стоят огромные торпеды – таймени, снуют косяками гольцы, да мелькает искрометная форель.

А по берегам свесила свои зеленые космы тайга-колдунья. Опустила их в воду, да и заснула под журчание хрустальных струй в этот прогретый солнышком полдень…..

Не тревожит её слуха осторожная поступь косули, пришедшей утолить жажду.

Не слышит она и легкого хруста веток под мягкими лапами бурого медведя, которому захотелось промочить горло после кисло-горьких кистей лимонника китайского, а может быть и вкусной актинидии, ползучие ветви которой опутали всю эту лесную опушку.

Кругом сказочно-таёжное сонное царство……

Но, чу!

Под чьими-то тяжелыми шагами трещат сучья!

Тайга вздрагивает и расступается перед мохнатым страшноватым на вид человеком. Это несчастный геолог неделю блукающий по тайге и сутки не видевший воды.

Жадно бросается он к берегу и, потопив голову захлёбываясь, крупно пьёт. Поднимает голову, и отдышавшись, опять пьет и пьет….Наконец он напился и уже блаженным взором окидывает до того ненавистную тайгу, сопки, благодатную речку.

И вдруг, нет….Это не мираж!?……

Вдали из-за поворота по берегу бредет со спиннингом в руках самый что ни на есть затрапезный среднерусский дачник. Этакое чучело в полосатой пижаме, семейных трусах и сандалиях на босу ногу. Оно останавливается, забрасывает спиннинг под крутой обрыв берега, вытаскивает здоровенного ленка, и, напевая что-то себе под нос, уходит назад, за поворот!

Геолог трет глаза и опять смотрит на уже пустое место…..Потом решительно, растерев руками уши и взяв себя в руки, бредет прочь от реки. Он встревожен.

Уже начинаются галлюцинации!…..

А тайга насмешливо шелестит ему вслед.

Ей-то всё, в основном, ясно и понятно!

Только она не ведает про детали этого чуда, про то, что два друга лесоустроителя нашли дома в своем барахле курортный костюм и шутки ради взяли его на полевые, ну и одевают иногда на отдыхе в своём «таборе» – так зовется более или длительная стоянка таксаторской группы.

И насмешливо шелестит просто от того, что увидела.

Увидела и рассмеялась серебряными струйками ручейков и закивала зелеными верхушками знакомому ей человеку, несмотря на весь его «непристойный» вид.

Ну, а если отложить всякие хохмы в сторону, то не могу не рассказать про воистину удивительные свойство воды горных таёжных речек. Это прямо по целому ряду моих дневниковых записей в Приморье……Дело в том, что по окончании Лестеха со мной приключилась весьма неприятная камне-почечная болезнь. Болезненные выходы мелких камушков сильно усложняли моё существование.

И я, поскольку нежданный приступ их выхода совпал с моим пребыванием в летных лагерях на военном сборе, про который я уже выше писал, решил «отмазаться», под видом тяжело заболевшего, от намечавшегося на завтра марш-броска.

С утра иду в полевой госпиталь, думая попасть на приём к капитану медслужбы, а попадаю к начальнику медслужбы сборов, подполковнику Сидорову…..Излагаю ему свою ситуацию: так мол и так, у меня приступ мочекислого диатеза, больно, бегать не могу.

Тот хитро смотрит на меня, делает большие глаза: вы посмотрите, какие он термины знает!

А потом резюмирует: – Две кружки пива и марш-бросок на 20 км!

Где было взять там 2 кружки пива?

Ушел я тогда ни с чем, но эту рекомендацию запомнил.

Тем боле, что по прибытию во Владивосток болезнь опять про себя напомнила. Я, пока было время до отправки на полевые, обошел все лечебницы в городе со всеми их травматическим способами тогдашнего лечения, но толку никакого не добился.

Так и отправился в тайгу.

И когда меня прихватил уж очень сильный приступ боли (по счастью это было при совместном переходе в составе таксаторской группы), я вспомнил зарок подполковника и принялся насильно пить в каждом ручье «по полведра».

А потом бегом в гору!

Спустился, опять «полведра», и опять в гору…….

Не знаю сколько раз так было, только помню, что на ночлеге мне стало лучше, и я моментально уснул.

Кто-то из бичей попытался меня разбудить:

– Николай Алексеевич, вот поешьте!

Но я только отмахнулся, спать хочу!

Утром злосчастные камни вышли, и с тех пор я уже ничего про мочекислый диатез и не упомню. А вот привычку пить вдоволь из любой горной речки не оставлял больше никогда….

Это я уже много после, лет 15 занимался исследованиями таинственных свойств живой и мертвой воды, а конкретно наиболее эффективным способом их усиления – электроактивированными водными растворами. И убедился, что обыкновенная вода обладает огромными возможностями биостимуляции метаболизма любых живых организмов, также как и ускорения технологических процессов в неживых формах материи (любознательных отсылаю к своему эссе «Вода, вода, кругом вода» и http://aibolit.freedom-vrn.ru/innovaz.html).

Но думаю здесь самое место отвлечься от дневниковых описаний и рассказать про то, как я вообще попал в Приморье.

Степень романтики Воронежского лесоустроительного Юго-Восточного предприятия, в котором я до того поработал в качестве рабочего, и которое обустраивало по большей части горные леса Кавказа и Алтая, меня в 1961 году не устраивала.

Ехал я в Приморье, конечно же, мечтая о встрече с тигром.

На это меня сподвигло удивительное описание Арсеньевым фактов общения аборигенов при встрече с тигром, один на один.

И хотя с тех пор таких аборигенов (удэгейцев, нанайцев или орочей) осталось чуть более одной тысячи человек, среди них в Тернейском районе эта мера тотемной «договоренности» с тигром остается в силе. Может быть и поэтому самый крупный хищник из кошек вообще полностью уничтожен не был, и в Сихотэ-алинском заповеднике сейчас уссурийский тигр чувствует себя в относительной безопасности.

До сих пор ни один удэге не пойдет охотиться на тигра, в отличие от современных «новорусских охотников» с «калашами» наперевес и со сворой здоровенных «медвежьих лаек». Тигру не остается ничего более, как только вести неравный смертельный бой. Сам же по себе он на человека почти никогда не нападает.

Я в этом уверен!

Этому могут быть свидетельства всего двух моих «невстречь» с уссурийским тигром.

Поясняю видимую «странноватость» этой «невстречной» терминологии. Дело в том, что с тигром в те времена, когда их оставалось на все Приморье менее 50 особей, я не мог встретится, но они со мной – множество раз.

Правда, я про то узнавал только дважды, и лишь постфактум.

Первый раз это случилось в самой обжитой тайге южного Приморья, в Шкотовском районе. Дело было в стационарном «таборе» – полевом лагере моей таксаторской группы. Это полудюжина палаток на капитальных настилах с комфортным таёжным обиталищем восьми человек с капитальным кострищем и даже баней в виде 200-литровой бочки из-под солярки на самодельной печке. Плюс ещё и откуда-то приблудившая дворняга, которую мои работяги – бичи прозвали «Жуликом» за настырное воровство с кухни у таборщика. Это был молодой и веселый пес, который вносил некое разнообразие в унылую повседневность таборной жизни, гоняясь за птицами и облаивая всякую мелкую живность.

И такая жизнерадостность «Жулика» никак не соответствует следствию его неожиданного исчезновения.

Я это хорошо помню, поскольку был соучастником его гибели.

А дело было так.

Как-то «Жулик» настырно посреди ночи стал лезть в мою палатку. Я, естественно, вытолкнул ногой это блохастое существо: – Иди, дурак, под настил, там теплее!

Он, скуля, уполз, и я его больше не видел…….Это потом, дня через два, таборщик нашел куски шерсти «Жулика» и кончик хвоста всего в сорока метрах от табора, с хорошо заметным следом тигровой лапы на моховой подушке из «кукушкина льна».

Как он мог выкрасть испуганную собаку из-под настила палатки?

Понятно, что для него собака или волк – любимое блюдо, но как его съесть так тихо, что никто из нас ничего не слышал!

Второй раз это было также не в Сихотэ-алинском заповеднике, где я проработал в самых сокровенных тигриных уголках, а опять в близи большого села Ивановки Михайловского района Приморского края (место вовсе не дикое, рядом трасса).

Какие тут тигры!

Только вот иду я себе с работой, верчу головой по окрестному древостою, все больше поверху, перехожу большой широкий ручей, которых в Приморье множество, и вижу на чистом песочке отпечатки четырех здоровенных тигровых лап.

И в самый глубокий отпечаток…….Ещё заливается водичка……

Так что «полосатый» хозяин этого отпечатка, весом никак не менее 2-х центнеров, только что пересек мой путь.

Пару секунд назад – и без всякого шороха!

Так что с тигром право, лучше не встречаться. Видимо он беседовать может только с аборигенами, а с нашим «русским братом» предпочитает помалкивать.

Медведь – другое дело – это хозяин тайги. Он так тихо ходить не умеет и не хочет. Да и любознателен он иногда до любопытства.

У меня описан один такой случай в «Диком ручье» в Приморье. Так эта небольшая речка называлась тогда на картах. Действительно, этакое диковатое полуущелье с крутыми берегами и густым многоярусным лесом.

Я медленно пробираюсь вдоль русла и слышу по косогору параллельно бредет медведь. И не только не скрывает своего присутствия, а нарочно трещит и фыркает.

Я останавливаюсь, что бы сделать записать в журнале таксации, он тоже останавливается. Я пошел далее, он тоже двинулся.

Я его окликнул:

– Эй, что тебе надо!….. Он фыркнул и побыстрее пошел вперед.

Дохожу до крутого оползня по правому берегу ручья, слышу, с горы катится приличный валун!

Вот, кричу, гад, кирпичами бросаешься!

Не хочется думать, что это он умышленно, но чем черт не шутит….Так и идем дальше, покуда мне не надо взбираться на крутой гребень распадка, чтобы перейти на другой выдел по абрису на фотоснимке. Взбираюсь к нему навстречу, и он затихает где-то поблизости.

А гребень такой узкий (всего пару-другую метров), что я, перепрыгнув валежину, чуть было не наступаю на полусонного жирнеющего барсука, который самозабвенно готовит себе зимнюю нору пред спячкой (дело было в середине октября).

Барсук, что было сил, бросается наутек, и любопытный мишка за ним.

Вряд ли он догнал барсука, у того наверняка была запасная нора поблизости. Шума погони не было слышно, и дальше я уже шел без провожатого.

Видимо он очень чем-то расстроился.

И судя по дневниковым записям от октября 1961 года в необходимость «разговора» с сильными хищниками я уверовал после двух дневного общения с одним старым охотником удэгейцем на берегу Тернейской бухты в ожидании проходящего парохода на Владивосток. Он живоописывал массу примеров из своей жизни на сей счет.

По его словам выходило, что с тигром надо уметь разговаривать, да и с медведем тоже.

Старый охотник точно знал, что летом всё хищное зверье сыто и само по себе на человека нападать не будет, струсит. А на мои детские знания, что при встрече с медведем надо быстро ложиться и притворяться мертвым, он сильно и долго хохотал.

Ну, а то, что убегать от медведя бесполезно, я знал и из курса охотоведения в институте.

Медведь точно бегает много быстрее любого чемпиона мира – спринтера на стометровке (36 км в час для него не скорость). В лесу он может догнать и молодого лося!

Так что остается при встрече с ним – только беседа «по душам».

А поскольку медведей в Уссурийской тайге в три тысячи раз больше чем наших тигров, то таких «бесед» у меня в дневнике оказалось не мало…..Вот, пожалуй, самый характерный, случай из раскрученных кинобоевиков: «неизбежного нападения» медведицы на человека, когда она «самоотверженно» бросается на защиту своего медвежонка.

Тут любому человеку, так сказать, хана!

Но как говорится, не всякий случай – случается!

В один прекрасный солнечный летний день иду я по «просеке» в одном из таёжных кварталов в Горной Шории…….

Стоп, сначала давайте про квартальную просеку в тайге!

Это не известная большинству наших сограждан прямая проезжая межквартальная дорога в центрально-европейских лесах. Это просто слегка прорубленная от кустарника прямая (на равнине) и кривая (по рельефу в горной местности) пограничная линия, зафиксированная на местности 3-мя затесками на створах деревьев (две из них располагаются в направлении движения, а одна обозначает с какой стороны от дерева эта линия проходит).

То есть ширина «просеки» примерно 0,7 метра.

Но в условиях часто разреженного рубками пихтового древостоя Горной Шории, на бывших лесосеках и пожарищах, это вообще не затески, а просто протоптанная технической бригадой лесоустроителей тропа в густой травяной растительности, основу которой в низинах составляют разные высокорослые виды дудника, борщевика, володушка и прочих зонтичных. То есть ты идешь фактически по коридору высотой в твой рост.

Идешь себе, никого не трогая и никому не мешая….

Как вдруг тебе на встречу спешит медвежонок – этакий жизнерадостный сеголеток от роду 7—8 месяцев, но размером со здоровенного пса. И бежит к тебе с манерно-ласковой улыбающейся мордой и очевидной надеждой с тобой поиграться.

Но мне ни до игрищ……..

Сразу думаю, где медведица!?

Останавливаюсь и слышу характерный смачный хруст неподалеку. Это мамаша самозабвенно пожирает сочную смесь зонтичной благодати, которая по народной медицине (очевидно давно известной и медведям) обладает массой целебных свойств (оказывает благоприятное влияние на желудок и поджелудочную железу, влияет на кислотность вырабатываемого сока, улучшает состав желчи) помимо того, что является великолепной медвежьей едой.

Но эта прописная истина доходит потом, а сейчас вот он тут в пяти метрах, игриво крутит задом!

Поднимаю руки вверх и во все горло ору: Ба-Бах!!!

Примерно так, кака сам себя я потом сфотографировал……

Всё хорошо, что хорошо кончается…

Медвежонок с испугу делает кувырок через спину и пулей несется к матери, которая ему что-то вполголоса рявкнула и тихонько отошла с ним на другое место.

Да так тихо, что я даже шороха не услышал….Недаром слово медведь в лексиконе таежных народов очень близко к пониманию типа – «лесной человек». А некоторые народы (племена) вообще считают себя тотемными медвежьими потомками. Поэтому большинство из аборигенов на медведя не охотятся и предпочитают разговаривать с ним при встрече.

Я также пытался перенять эту традицию….

Вот запись (от 20 октября 1962 года) из моего уссурийского дневника на сей счет, а также про незаурядную медвежью сообразительность в поисках таёжного пропитания.

Иду я с таксацией по кедрачу. Склон хребта ведет круто вниз, и я издалека замечаю какое-то движение в кроне здоровенного кедра. Подхожу ближе и вижу в его ветвях небольшого черного уссурийского медведя (ещё его называют гималайским – красивый такой черный мишка с большой белой отметиной в виде летящей птицы на груди). Он усиленно раскачивает ветки, и здоровенные шишки кедра корейского дождем сыпятся на землю.

Просека идет прямо на этот кедр с тремя свежими затескам на стволе. Так что мне идти прямо на него, и я останавливаюсь, выжидая, что будет……..Медведь самозабвенно молотит себе кедровые орехи, ничего не замечая.

Но вот он решил, видимо, что «намолотил» достаточно, и начал спуск, скользя вниз по стволу задом наперед, по пути сметая мелкие сучья.

И спускается естественно прямо на просеку, по которой я иду, и тем самым ставит вопрос ребром: или я его испугаю, или сам испугаюсь и оставлю ему таксацию и прочие свои инженерные обязанности……Однако раздумывать мне долго не пришлось.

От этой тягостной мысли из-под моей ноги выскользает крупный валун и, стремительно прокатившись по склону, гулко бьет по стволу кедра.

Мишка от неожиданности рявкает, распускает лапы и с высоты метров в десять здорово шлепается задом о землю!

При этом обалдело сидит, обнявши кедр, и смотрит из-за него не в ту сторону, откуда прикатился камень, а в противоположную.

И так сидит целую минуту.

Я решился и иду вниз, а он всё смотрит из-за кедра не туда, куда нужно.

Тогда я ему:

– А ну, пошел!

Он поворачивает ко мне голову, смотрит на меня через плечо…… И сидит, обнявши кедр!

Словно боксер, ещё не пришедший в сознание поле нокдауна.

Тут я, собравшись с духом, твердо ему говорю:

– Не хочешь – стреляю!

Он, наконец-то, отпускает ствол кедра и поворачивается ко мне.

Хватаю подходящий сучок, наставляю на него и ору, что было мочи: – Ну, пошел, сейчас пристрелю!

Видимо такой цирк не для медвежьего слуха. Мишка не выдержал, рявкнул и пустился наутек.

Мне же осталось благодарить проведение, что этот медведь оказался русским, а скажем не корейским или китайским.

Как бы я с ним тогда договорился?

А этот русак, вернувшись обходным путем к кедру, и убедившись, что все его шишки целы, битых полчаса шел за мной следом, видимо желая убедиться, надул ли я его с ружьем, или нет.

И вообще такое поведение медведя здорово смахивает на поведение хозяина тайги. Он тут должен быть главным и соперников никак не терпит.

В подтверждение вот вам очередной случай из моего последнего лесоустроительного прошлого.

Это 1971 год – Баргузинский заповедник, Южный кордон, что на речке Шумилиха. Вся моя таксаторская группа вечером в сборе. Все едят уху из омуля и тут кто-то бросает:

– Николай Алексеевич, что-то надоела эта рыба…..Хочется чего-то вроде щучки.

Тут надобно объяснить читателю, что такое вообще понятие – рыба на Байкале. В понимании аборигенов рыба – это не совсем про что вы думаете!

Это то, что в основном водится непосредственно в Байкале.

А не впадающих в него реках. Это, к примеру, байкальский белый хариус, сиг, ленок, таймень и конечно омуль, про который скажем далее отдельно.

А всё остальное – это, дословно, «Сор» или мусор, как хотите.

К этому мусору относится всё, что водится по преимуществу в устьевых прибайкальских озерах, образующихся при впадении в него речек. Это наши: щука, окунь, плотва, линь, налим и пр……Весь этот сор аборигены демонстративно не едят. Даже у налима используют только печень!!!

И прожив почти полгода на кордоне, где всё это разнообразие встречается повсеместно, понимаешь суть аборигенного пренебрежения «рыбы» пред «сором».

Ведь омуля тут поймать не стоит труда, а в любом устье впадающей реки на спиннинг ловится другие лососёвые: вкусный белый хариус, голец, ленок или превосходный сиг.

Вкус последнего я понял, когда лесник-надзиратель нашего Южного кордона однажды взял, да и угостил меня «сигом на рожне».

Это произведение таёжного кулинарного искусства стоит описать поподробнее.

Пойманного сига, пластуют пополам и, распяв в развороте на рогатке, ставят близко к костру, время от времени поворачивая, до появления коричневой корочки на оранжевом мясе.

Далее, если кто-то попробовал это блюдо – не забудет никогда.

Во всяком случае, я боле вкусной рыбы за свою жизнь никогда не едал!

Чего никак не скажешь про легендарного омуля.

Всенародное повествование о прелестях байкальского омуля «с душком» – это удивительно стойкий туристический блеф.

Я далее приведу быль, рассказанную мне Раисой – собственной женой, которая приехала в свой отпуск ко мне на далекий Байкал, чтобы не столько лицезреть удивительные пейзажи оного, сколько насладиться вкусом «легендарно-душистого» омуля.

Все туристы по ходу рейса из Иркутска до Давши, на каждой остановке, предлагая аборигенам бешенные по тем временам деньги, пытались раздобыть хоть одну рыбину. Но тогдашний страх наказания за браконьерскую ловлю омуля (до 5 и более лет отсидки по лагерям) был намного действенней сегодняшних демократических хозяйственных отношений, в результате которых стадо омуля на Байкале сократилось до критических размеров, отчего сейчас принят полный запрет на его отлов на несколько лет.

Тогда вылов строго ограничивался квотой артельного промысла и вылова для местного потребления, но не для продажи.

Но это так ремарка по ходу действа.

В общем, никто из пассажиров «Комсомольца» так «омуля с душком» и не понюхал. И только по прибытию на кордон, это самое страстное желание моей жены, было удовлетворено. Я попросил лесника выдать одного омуля из его бочоночного запаса, которым он потчевал редких тогда туристов заповедника.

Каково же было её разочарование в легенде!

Легенда представляла собой небольшую рыбу, внешне мало чем отличающеюся от обыкновенной селедки, но с явно выраженным запахом тухлятины.

Есть её она так и не рискнула.

Однако, чтобы вы не подумали, что омуль сам по себе рыба несъедобная (что вообще было бы нонсенсом по отношению к лососёвому семейству), скажу, что он точно в том ряду, прочих мною перечисленных выше представителей «настоящей рыбы» у байкальских аборигенов.

В копченом виде омуль – пальчики оближешь!

Откуда взялся он же, но с душком?

Просто так распорядилась с ними судьба-злодейка.

Ранее, в прошлых веках, омуля было навалом, он составлял чуть ли основную пищу прибайкальских жителей, и почти ничего не стоил, а вот соль для засола была, если не на вес золота, то близко к этому. Поэтому на огромную бочку омуля выспалась только пачка соли и потом сама бочка хранилась в леднике, что бы омуль вообще не протух.

Так и появилось это «душистое», но ещё как-то, по привычке, съедобное блюдо (особенно для гурманов).

Если вам покажется, что я уж больно увлекся рыбоедством, хотя обещал рассказать случай про хозяина тайги, то нет, я всё помню. Просто никак не могу дойти до главного, поскольку невозможно понять выше высказанное пожелание моей бригады пообедать вместо рыбы – сором.

Так что продолжаю…….Делать нечего. Летний вечер длинен, озерцо совсем рядом с кордоном, в котором водится и щука. Беру спиннинг, сажусь в самодельную лодчонку лесника (сооруженную им из трех досок) и поэтому больше одного человека не выдерживающую, отплываю на середину озера (размером примерно 100 на 150 метров), что важно для последующих событий.

Забрасываю спиннинг и ловлю сор…..Правда, в тогдашних условиях это действо ловлей рыбы (рыбалкой) назвать трудно. Тут надо уметь только забросить спиннинг. При этом если ты насадил обычную белую колеблющуюся блесну, то сразу же клюет здоровенная щука, а если желто-золотистую – килограммовый окунь.

Мне заказана щука.

Делаю подряд 5 забросов и почти в каждом вытаскиваю по щуке в 3—3,5 килограмма весом. Она тут как на заказ одного размера.

Думаю, хватит мне такой рыбалки. Люблю сам процесс, а не добычу. Забрасываю последний раз подальше – берет ещё одна щука, покрупнее прочих.

Начинаю её вываживать, как тут краем глаза вижу здоровенного бурого медведя на лесной стороне озера. Он бродит по крутому бережку, очевидно видит множество рыбы, и пытается лапой её зачерпнуть.

Ложится на пузо, целится на рыбину, хвать лапой….и мимо. Опять раз, другой, третий ….и всё – не удача!

Эта «щука» – но не рыба по -байкальски…

Подтягиваю щуку к лодке и мельком злорадствую, что мол тут тебе не ход лосося!!!

Не знаю в чем дело, но тотчас по этой мысли медведь бросает своё бесперспективное занятие, смотрит, как я затаскиваю щуку в лодку, чего-то там про себя соображает секунд 30…… Затем решительно прыгает в воду и плывет ко мне, дескать поделись по-братски!