bannerbanner
ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!
ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

Полная версия

ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

Пред вожделенным чифирем ни один зэк не устоит!

И этот «раскололся»……..По его словам, как это стало известно братве, побег был организован блестяще.

На лесосеке в достаточно толстом бревне вырубается (выпиливается бензопилой) лежка для одного человека, которая прикрывается сверху аккуратно выпиленной крышкой, без повреждения коры, но с отверстиями для дыхания.

В день согласованного побега в «заготовку» положили пахана, прикрыли крышкой, аккуратно стрелевали на погрузку. Специально погрузили это бревно сверху остальных, чтобы возможно было самому выбраться на нижнем складе, который находится за пределами зоны.

Всё прошло успешно, пахан ночью сбежал, но крышку на место аккуратно не поставил, при перегрузке на складе она соскочила, странную дырку заметил крановщик, и «слил» находку начальству.

Далее мне уже всё ранее увиденное стало ясно……..

Охрана нашла другую, следующую, заготовку и её уничтожила. Видимо зэки намеревались поставить побеги на поток.

Так-то оно и так, но что-то я, как и наше ТВ, сбиваюсь на криминальный детектив…….Поэтому попробую начать с дневниковых записей августа 1861 года, когда я, выпускник ВЛТИ, наконец-то, добрался до Владивостока поедом из Москвы.

Я специально поехал поездом, а не полетел на самолете, чтобы побольше посмотреть на наш, тогда ещё великий, Советский Союз….. Поезд шел не слишком торопясь, подолгу стоял на крупных станциях, и мне пришла в голову шальная мысль…..Как страстному любителю плаванья, попытаться хотя бы окунуться во время стоянки во всех возможных, попутных, Великих сибирских реках.

Но в Омске на Иртыше ничего не удалось, зато удалось в Слюдянке на Байкале.

Станция на самом берегу, проводница сказала, что простоим долго, и я бросился в чистейшую воду поплавать. К счастью для меня вода оказалась совсем холодной, и как только я с неудовольствием вернулся на станцию, поезд неожиданно тронулся. Только и успел вскочить в последний вагон!

Зато всласть поплавал в Хабаровске, вдоль набережной.

Амур в этом месте быстр, глубок и сильно мутный.

Но по настоящему отвел душу уже во Владивостоке.

По причине невозможности сразу же отправиться на полевые, я каждый день (целую неделю) хожу на пляж. Это наслаждение нельзя себе вообразить…….Моросит мелкий-мелкий, словно просеянный сквозь тонкое сито дождичек. Но народ лежит себе спокойно, словно они все в Сочи. И действительно благодать: в воздухе плюс 28 градусов по Цельсию, вода плюс 26.

Ни холодно и не жарко, так бы и лежал всю жизнь!

Только счастье никогда не бывает вечным.

Получаю приказ готовиться и далее всё по дневнику……

С 15 августа 1961 года третий день пытаемся улететь на вертолете из раскисшего в очередном летнем наводнении Владивостока в Терней (Сихотэ-алинский заповедник), куда нас 4-х выпусков ЛТИ Воронежа, Брянска и Ленинграда начальник Владивостокской лесоустроительной экспедиции отправил с напутствием «заткнуть» дыру в выполнении плана полевых работ, примерно таким наставлением:

– Народу у меня мало, пол заповедника ещё не пройдено таксацией, у начальника партии в Тернее рабочих уже тоже нет, так что он вам выдаст не только аэрофотоснимки, но и топоры. Вы ребята здоровые – а потому и таксаторы, и техники, и рабочие, всё в ваших руках.

До конца сентября управитесь – будет вам премия! Не управитесь – заберем с морозами…

Но эту преамбулу мы быстро забываем, поскольку нам совсем не до неё. Третий день подряд ездим в кузове «Газ-53» из «Лянчихи» за 30 км на аэродром, весь день режемся в карты (в кинга) со скрупулезным подсчетом результатов (чисто спортивным), поскольку денег в карманах буквально копейки. Но нам не до таких «обывательских» мелочей, вроде премий или зарплаты.

Тем не менее, 16 числа все-таки полетели……но долетели до места только через 2 дня. И не потому что вертолеты тогда были тихоходные, а оттого что погода в Приморье день на день никак не приходится.

Зато впечатлились бескрайней многоярусной тайгой вблизи Имана, где сделали вынужденную посадку, а заодно и знаниями, как можно отравиться собственной медовухой. От которой местный лесник второй день лежит без признаков сознания.

Зато наш Ми-4 на его кордоне был «атакован» местными аборигенами в возрасте от 10 до 70 лет, на чьей памяти (по их словам) это уже второй вертолет, который они видят вживую.

По такому случаю предложили нам сыграть в волейбол, но быстро отказались от этой затеи, поскольку (на их взгляд) с мячом нельзя «так небрежно обращаться». И он (мяч) был тожественно вынесен с «поля боя».

18 августа мы в полете на пути в М. Кему над океаническим побережьем…..Впечатление …тихого Восторга!

В этот солнечный день вода и скалы – всё сильно напоминало Кавказ или Крым. Но….но абсолютное отсутствие человека на берегу сказочно сине – синего океана придавало ему неописуемую дикую привлекательность. Казалось, открою сейчас дверь и нырну в эту бездонную сказку, став первым в ней небожителем.

Черт возьми, мне точно везет на прекрасные горные пейзажи: Алтай, Кавказ, вот теперь Приморье!

Те же хребты со склонами в 40о те же хрустально чистые горные ручьи и речки, те же сурово дикие места, основное качество которых можно выразить так: много дичи, ещё больше рыбы, неимоверно много леса и полное отсутствие Homo sapiens.

Все немногочисленное население края почти исключительно, как и во времена Арсеньева, ведет бродячий образ жизни, правда качественно здорово при этом изменившись. Оно почти целиком состоит из геологов, лесоустроителей, топографов, геофизиков и прочей шатающейся из края в край братии.

22 августа. Не перестаю удивляться красоте горных речек! Вовсе не хочу обидеть наши среднерусские лесные речушки с их удивительно мягкими лирическими пейзажами, которыми можно упиваться бесконечно.

Но горная речка – это явление яркое, искристое, шумливо-веселое, вместе с тем напористо мощное, однако не лишенное некой таинственно щемящей таёжной красоты.

Можно часами вглядываться в то изумрудные, то хрустальные струи её или рассматривать в мельчайших подробностях, приближенное толщей воды, дно глубокого омута, где со сказочной неожиданностью свет и тень создают калейдоскопы постоянно меняющихся видений.

Но не стоит полностью доверяться этой сказочной красоте. Мощное течение всегда готово сбить с ног «влюбленного» и бросить в кипящие ледяные водовороты и перекаты. Словом, горная речка – это ослепительно сверкающая, коварная красавица в сравнении со спокойно широкой, лирически величественной русской речной красотой.

И я не отказываюсь от этих слов даже после вышеописанных реальных событий, свидетельствующих о том, какую ярость может в себе таить даже такая прекрасная горная речушка как Стеклянуха, когда она находится «не в духе».

23 августа между делом попробовали ловить рыбу. Тут детали нам разъяснил местный абориген. При ловле гольца – он же «морская форель», которая никогда в мое не жила, поскольку это речной лосось (с очень вкусным, как оказалось, мясом, прекрасно коптиться). Что, в общем-то, и не удивительно.

Удивляет простой способ его ловли!

Забрасываешь, в любую яму под перекатом, на любой леске тройник и, подергивая удилищем, засекаешь гольца за спину, плавники, хвост или любое другое место, но только не за рот.

Мои друзья от такой неожиданности позабыли про другие небраконьерские способы рыбной ловли.

Мне же такая, не по душе.

Я даже не могу ловить рыбу на обычную «закидушку», когда она сама себя ловит.

Тем более такой варварский способ!

Он важен для выживания, а не в порядке охоты (само это слово от хотения, а не от необходимости).

Поэтому пробовал ловить речную форель.

Её в местных речках также множество. И хотя её почти никто здесь не ловит, она удивительно осторожна. В спокойной воде видит рыболова лучше, чем тот видит её.

Вспомнил свои навыки ловли форели в обжитых кавказских речках, где на каждую форель по два рыбака, где я когда-то, на перекатах, притаившись за кустом, на ручейника наловил целую снизку.

Однако мою местную занимательную охоту-рыбалку (кто-кого обхитрит) прервал ленок (ещё один местный лосось), пулей выскочивший из ямы и оторвавший леску.

Другой рыбы я в тот день не видел.

31 августа. Пришли из 5-ти дневного «захода». Это такая работа – когда просто ходишь, ходишь, «покемаришь» ночью у костра и опять пошёл. С непривычки устали, потерли ноги. Но видели такие картины, которые можно разглядеть только с вершины главного хребта. Вчетвером вскарабкались на «каменную бабу» огромный останец – и полчаса таращили глаза на синеющие в дымке лесные дали.

1 сентября. Великий праздник – начало учебного года, который меня и моих друзей впервые лично не касается. Но спортивная составляющая нашей бригады, пока другая половина готовила «закусь», рано утром трусцой сбегала в Терней (за 30 км и обратно) и вечером мы не ударили в грязь лицом, то есть встретили праздник, как положено ветеранам.

2 сентября. Как и положено после праздника – отдыхаем, ловим рыбу

3 сентября ловим рыбу и отдыхаем.

Всё у нас хорошо, только вот завтра опять в «заход». Здесь наш палаточный городок «на курьих ножках» чуть выше речных приливов, живет почти курортной жизнью. Раз в две недели «почта» в лице начальника партии нам доставляется. Кроме того, при желании, раз в неделю можно «поймать» за 8 км грузовой вездеход на Малую Кему……Словом заповедная глушь с начала века сильно изменилась. Исчезли в качестве транспортного средства олени и собаки, появились вертолеты и автомашины (чаше тракторы с прицепами), остался, в несколько раз сохранившийся, гужевой транспорт (злые языки связывают это с появившейся в продаже конской колбасой). Но остался основной вид передвижения – пеший.

7 сентября – льет нескончаемый приморский дождь. Не останавливаясь ни на минутку, и не усиливаясь. Странный монотонный, настоящее серое безмолвие……..

8 сентября. Дождь надоедает, и мы пытаемся, по примеру аборигенов ловить острогой гольца. Это оригинальный и запоминаемый процесс ничем не напоминает классическую охоту с острогой ночью при свете пучка смоляных лучин, когда стараясь не произвести малейшего шума, рыбак быстро поражает застывшую в глубине рыбину.

Тут же – совершенно противоположная технология.

Трое здоровенных «рыболова» с трехметровыми острогами, которые вовсе не остроги, поскольку на концах 3-х-зубой вилы отлиты шарики, носятся по всей речке, покалено в воде, и мечут свое орудие по любой видимой и невидимой цели. Почти часовой шум, гвалт и полная неразбериха кончаются тем, что почти вся рыба разбегается вверх и вниз из ямы, а «рыбакам» остается пара-другая гольцов, не успевших скрыться.

И тогда домой (на табор) идет ликующая процессия, мокрая до корней волос от всей льющейся с небес и от речной воды, осипшая от крика, но донельзя довольная своим успехом.

Так и запоминается этот дождливый день.

А вообще-то прообраз этой охоты, почерпнутый нами у аборигенов, весьма удивительно рационален. Сноровка их такова, что бросая острогу на 7—8 -9 метров они почти в 100% случаев попадают в быстро плывущую, рывками и зигзагами, рыбину!

Благо она, как чавыча, может быть длиной в метр и более.

21 сентября. Мы переехали на Сухой ключ. Все мои помыслы об этой поездке. О том постоянно напоминают все многочисленные синяки и ссадины на всех частях моего несчастного тела. Их появление вызвано не только особенностями местных дорог, но способами таежного вождения автомобилей.

Что касается дорог, то они отличаются от леса только тем, что деревья на них встречаются всё-таки пореже. Но все остальное полностью компенсирует это преимущество. Грязи, воды и колдобин на дороге много больше чем в лесу.

Однако лес и дорога здесь удивительным образом органически связаны.

Увязшие в грязи по самые фары машины выволакиваются с того света при помощи лебедок, опорой при этом служат деревья. Если требуется объехать «дорогу», её объезжают по лесу. Оттого часто случается шоферу и заблудиться в лесу на собственной машине.

Но это не вся история.

Она связана с тем, что тут правила дорожного движения регламентирует не ГАИ, про которую здесь ходят только слухи, что она буде где-то существует, а некая почти языческая духовная связь машины и шофера, про которую мне «как на духу» поведал Василий – удэгеец шофер нашего Газ-66.

По его рассказу выходит, что машина и шофер тут «завязаны» пожизненно. Если, к примеру, ты заправил машину, а сам не полностью «заправился», то бишь просто хорошо поел, то машина этого может и не простить. Она воспринимает это как личную обиду и при случае объявит бойкот работе и будет глохнуть через каждые сто метров или, наоборот, самовольно рыскать по лесу. А обычно просто зарывается носом в грязь и похрюкивает выхлопом от удовольствия.

Но Вася говорит, что стоит только малость «подзаправившись», и сесть за руль, всё чудным образом налаживается. С этого момента машина уже не глохнет, не ездит самопроизвольно по лесу и исправно выскакивает из любой колдобины.

Правда всё это весьма характерно сказывается на пассажирах.

Их не просто трясет, а просто выбрасывает из машины, если не вцепиться в борта руками и не удержаться с божьей помощью и с помощью некой ненормативной лексики. Но и даже и тогда, когда кое-то и вываливается за борт, всё рано, помятуя истину, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, взбирается опять в кузов с тем, чтобы получить полностью причитающуюся ему порцию тумаков, а за одно и поразмыслить о бренности таёжного существования.

Всё вышесказанное – это не моя юмореска, а почти дословная запись 1961 года мироощущения Василия Джансиновича Дункая, чистокровного удэгейца, чьи предки были «охристианены» в прошлом веке, но который на тот момент был атеистом и комсомольцем. Тем не менее, языческий лесной дух предков оказался настолько живучим, что породнился даже с автомобилем.

Всё это было написано давным давно, но оказалось весьма злободневным в моей сегодняшней писательской работе.

Удивительнейшим образом это моё замечание вызывает кривую ухмылку у современных «православных» интеллигентов, быстренько «перекрестившимися» и раскаявшихся в своем грехопадении – советском атеизме.

В ответ могу им возразить, что подобный симбиоз духа языческих предков с автомобилем, как прообраза ощущения современной цивилизации, для меня более естественен, нежели ваше безмозглое бормотание иудейских «заповедей» Ветхого и Нового заветов в плане откровения для будущих поколений.

Но это так, заметка по случаю……

4 октября1961 года.

Скоро кончаем работу в заповеднике. Итак, я почти пол сезона провел среди дальневосточных таксаторов.

Чем они отличаются от своих европейских коллег?

Конечно же, не тем, что они истые таёжники. Все прочие лесоустроительные экспедиции также часто работают в тайге. Но дело в том, что по возвращении домой (так сказать к месту зимовки) в Воронеж, Питер или даже Новосибирск, европейцы и сибиряки не ощущают себя вне дома – матушки России, хотя 5—7 месяцев с ней не общались. А вот дальневосточники чувствуют себя на базе, как на острове. И недаром вновь прибывшего на всякий случай спрашивают:

– А ты никак с Материка?

И самое удивительное, что такой вопрос тебе задают не сахалинцы или даже коренные «материковые» дальневосточники, а такие же, как и я, вновь прибывшие, по истечении 3—4 лет местного обетования.

Эти мои ощущения специфики дальневосточного психотипа, как некой оторванности от прародины, точно на себе испытывал по месту своего обитания (на станции Лянчихэ, на 19-м километре, во Владивостоке). И это при наличии современных по тем временам средств связи и общения!?

К примеру, по «телеку» я узнал о Карибском кризисе 16—28 октября 1962 года только в конце декабря, хотя прибыл во Владивосток в конце ноября месяца, по окончании полевых.

И дело вовсе не в том, что тогдашние власти СССР замалчивали «щекотливую» для населения страны информацию. Различные «голоса» можно было прослушать по любому приемнику. Просто само огромное пространство России, расстояние, измеряемое даже не тысячами километров, а 8-9-ю часовыми поясами, формирует у местного населения психологию форпоста России на Востоке, для которого приоритеты жизни расставляются несколько иначе.

Они живут на каждый рабочий день раньше!

Я толком не могу понять состояние этого дальневосточного психотипа, хотя как ни крути, а он точно «островной»!

Проще обратиться к мудрому русскому юмору….. Это про то (может я уже повторяюсь), как прибывает некий наемник на остров Итуруп в качестве переработчика рыбы в рыбоперерабатывающий завод «Ясный» поселка Китовый и видит всюду расклеенные объявления по повторному референдуму о «Спорных островах Курильской гряды».

Спрашивает, что это за референдум и почему повторный?

Ему прохожий отвечает:

– Сразу видно, что ты с материка, не волокёшь ни разу!

Никак не можем договориться: – Кто за Японию, а кто за Россию. Вот уже повторно в третий раз собираемся и всё никак……. Хотя почти все «За Японию».

– Так кто же против?

– Да, япошки и против!?

Смех смехом, а со времен Арсеньева фундаментальных изменений на Дальнем Востоке нашей страны до сих пор не происходило (если не считать чрезмерно цивилизационными мои вышеописанные передвижения по тайге на автомобиле).

Я повторно был во Владивостоке через 15 лет после событий дневника, уже с экспедицией Центрального НИИ лесной генетики и селекции, в конце 70-х. И нечего в этом провинциально глухом закрытом городе не изменилось. Скажем, тот же Русский остров, про который сейчас наслышаны все, был безлюдной и почти недоступной окраиной рядом с центром города!

Видимо только сейчас до государства Российского стала доходить опасность «островной психологии» дальневосточников. Тут «зевнешь» и «народный референдум» перекинет Курильские острова Японии, и не за малую деньгу, как Аляску американцам, а совсем «затак»!

Но опять же……..черт знает, что! Никуда не деться от политического глобализма. Пишешь, про самобытность таёжной жизни, а скатываешься на прописное политиканство.

Так что вернемся назад……Я открыл свой дневник на описании рутины повседневной работы таксаторской группы 4 октября 1961 года. Тогда я это действо обозвал как «Буссольный ход» или «Лесоустроительный конвейер». Думаю его «не столь уж глубокое» описание не наскучит читателю.

Итак, начнем-с…..

Эта «сложнейшая» операция комплексно выполняется как минимум тремя рабочими, одним техником и одним инженером. И не важно, что вся суть её заключается в том, чтобы зафиксировать в натуре и протаксировать некую абрисную линию на фотоснимке.

Всё, для обеспечения максимальной производительности, должно быть построено по принципу движущегося конвейера. Только в нем конвейер – природа стоит на месте, а по лесу движутся отдельные её запчасти – члены таксаторской группы.

Первым в лес устремляется буссольщик (рабочий с буссолью, закрепленной на обычной палке). Он визуально стреляет в дальне кедры и стремиться как можно скорее, чтобы не потерять ориентиры, прорваться к ним сквозь любую чащу.

За ним следует рабочий с топором, который, во-первых, затесывает направление хода на деревьях, и во-вторых, частично подрубает мешающий видимости подрост и подлесок. А поскольку буссольщик время от времени закладывает бессовестные зигзаги в обход для него «непроходимых мест», то рабочий с топором стремиться, как может, облегчить себе работу, ставя минимальное количество затесок, тем самым спрямляя огрехи буссольщика, а заодно облегчая свой грех (в понимании защитников природы) посредством её «топорного» уничтожения.

Но, в общем, в этом звене конвейера дело более или менее спориться и оно медленно, но верно удаляясь, растворяется в зеленой чаще.

За ним медленно ползет другая, буквально неразлучная пара, связанная стальной 20-метровой мерной лентой. Спереди тянет ленту, отмечая свой конец вешками и, попутно изготовляя «топором деланные» пикеты с зарубками (одна зарубка – 200 м., вторая – две зарубки, третья – три, четвертая – четыре и крестовая зарубка – километр). Это всё, в основном, для дальнейшей камеральной обработки.

На другом конце ленты плетется с видом киношного звездочета техник, обратив взор к небу и время от времени поглядывая в эклиметр (оптический прибор для измерения уклона местности). Он всё время шепчет: одна лента 35 градусов, вторая – 20, ещё одна впадина минус 15 градусов, потом …. Дай бог память, кажется, опять подъем плюс 10…..Чья обязанность вести журнал промера.

Конечно, тут кстати была бы помощь ещё одного рабочего, поскольку кроме всего прочего техник ещё и подбирает мерные вешки (шпильки) и передает их передовому рабочему через каждые 1000 метров. Но он берет эту функцию на себя (естественно с небольшой корыстью).

Однако жадность, теоретически, по библии, наказуема, что иногда свершается и на практике.

Вот техник, воспользовавшись заминкой рабочего перелезающего через завал, вносит записи в журнал промера.

Тем временем рабочий, преодолев завал, пустился дальше, а конец ленты, оставленный без присмотра, предательски, как хвост змеи, уползает сквозь бревна.

Раздраженный техник, матерно ругаясь, бросается в обход, останавливает рабочего, возвращается к своим началам, но уже не помнит и половины тех «знаков зодиака», которые собирался записать в журнал.

Но это не единственная закавыка данного звена: видимо в этом сказывается (известное в марксистской политологии) неравенство умственного и физического труда. Вот идущий впереди рабочий втыкает в землю шпильку (палочку), обозначающую конец ленты, и, желая помочь технику, говорит: вот тут …… у осинки.

Техник подходит к осинке и ничего не находит. Рабочий уже тянет за свой конец, а отметка никак не находится….Техник начинает рыскать по ближайшим окрестным кустам, но там заветной палочки тоже нет. Он, проискав пяток минут, и обозвав рабочего всеми доступными ему именами нарицательными, вдруг обнаруживает, что топчется на одном месте, в центре которого и лежит злосчастная палочка.

И чтобы побороть укоры собственной совести, он «продолжает искать потерю» ещё битых пять минут, остроумно находит оную, и звено продолжает движение.

Спросите, а где тут инженер таксатор?

Так он тоже вроде бы здесь, но его пути неисповедимы. Если весь остальной конвейер движется по прямой, то таксатор вроде натренированной охотничьей лайке движется в том же правильном направлении, но зигзагами вправо-влево.

Так что он смог заметить только этот (вышеописанный хохматический эпизод).

На самом деле всё может обстоять ещё веселее, если так можно выразиться об этом конкретном случае.

Вот моя, более поздняя дневниковая запись разборки ЧП, которую проводит под новый год начальник экспедиции……

– У меня в руках выписка из протокола отдела милиции Ханкайского района на задержание нашего дорогого товарища Бог…..ва. Я не буду её зачитывать, по случаю общей позорности для нашей экспедиции, а изложу только суть.

Он был задержан пограничниками при переходе китайской границы……. Но не в китайскую сторону, а в нашу!

И просидел в КПЗ трое суток, прежде чем начальнику партии было разрешено его оттуда забрать.

И как тот потом всё это нм рассказывал:

– А когда я его увидел, то понял, чем он так сильно заинтересовал наш КГБ…….Извиняюсь, морда заросшая, с бородой как у старовера; штаны держаться на кусочке веревки; сапог, чтобы подошва полностью не оторвалась, замотан кустом телефонного провода полевой погрансвязи……И полная сумка аэрофотоснимков!?

Именно контрабанда была имплементирована при задержании. Что очень даже хорошо. Могли бы привлечь и за шпионаж!

А он мне:

– «Александр Петрович, так я ж не виноват!

Это мой техник, когда получал фотоснимки у начальника партии, забыл, что тот вынул из пачки две стереопары с местом нахождения погранзаставы. И когда дело дошло до этого квартала, взял, сдуру, в обработку вместо них стереопары облета китайской территории.

Он просто передвинул их на место отсутствующих. Потом отправил туда рабочих, а сам е пошёл. Они с заходом на 2 дня отбили этот 25-й квартал.

На следующий день он прошел просеки с замерами и проставил пикеты……. И вернулся с двумя рабочими, как ни в чем не бывало……. Вот гад, хорошо, что вовремя уволился!

Убил бы!

Потом пошел я с таксацией….

Вроде почти всё протаксировал. И когда начал стыковаться с уже отработанными кварталами, понял, что здесь что-то не то…..Сел на поляне, разложил смежные снимки и понял, что я в Китае!

Собрался быстренько драпать, а тут две китайские бабы с грибами…..Увидели меня, да как заорут: Руса… Руса!

Я и бросился бежать!»

Александр Петрович, даже как-то заинтересовано слушая, спрашивает:

– Ну, ладно, а как же ты повредил полевую связь погранзаставы?

– Да когда драпал, поскользнулся в ручье, сапог застрял между камнями, рванул ногу, было больно! А подошва почти оторвалась….У меня уже вторая пара сапог так рвется! Я уже жаловался Вам, что одной пары сапог никому на сезон не хватает, а Вы только послали меня…..

На страницу:
3 из 6